Жизнь с ангелом

Ночью Хёкджэ видит жаркий, яркий, возбуждающий сон. Донхэ. На своей огромной двуспальной постели, застеленной чёрным шёлковым бельём, полностью обнажённый, алая шёлковая повязка закрывает глаза, а руки прикованы наручниками к двум столбикам у изголовья кровати, держа юношу беспомощным и открытым перед его ночным гостем. – Хёкджэ… – томно шепчет он, будто чувствуя присутствие ангела в комнате, и выгибается под новой волной возбуждения. Парень задыхается от увиденного, хочет приоткрыть крылья, – какая разница, сейчас можно быть самим собой, ведь Хэ ничего не видит, – но, не чувствуя привычной тяжести и ходящих под кожей костей, резко оборачивается, заглядывая себе за спину. Крыльев нет… Их нет! Он человек… Сердце на мгновение охватывает ледяной страх, однако, сообразив, что и спальня имеет совсем, совершенно другой вид, и кровать отличается от настоящей этими ниоткуда взявшимися столбиками, понимает – это всё сон! Он сейчас находится во сне, и сон у них, скорее всего, один на двоих, а Донхэ его всегда видит именно как обычного человека, значит, всё в порядке и его крылья в реальности при нём. Шумно втянув носом воздух, блондин, неслышно ступая по серому ковру с высоким ворсом, подходит к кровати и осторожно опускается на неё коленями, лишь сейчас замечая, что сам он одет в какой-то ярко-красный приталенный пиджак, алую рубашку, и такие же алые брюки со стрелками. Подходящий костюмчик, ничего не скажешь. Он, словно кошка, ползёт на четвереньках по прогибающемуся под ним матрасу, нависает над Донхэ, улыбается, целует его, сразу так страстно и откровенно, свободно, будто они давно встречаются, собственнически раздвигает его ноги, удобно устраиваясь меж них, проводит ладонью по внутренней стороне левого бедра, раззадоривая, дразня, переходит поцелуями на шею, упиваясь его покорностью, и жмурится от тянущего ощущения в паху. Его человек чувствителен, он отзывается на каждое прикосновение и поцелуй, стонет, стоит Хёкджэ уделить внимание соскам и животу, и подаётся бёдрами навстречу, когда тот спускается к паху, начиная гладить и посасывать член. Ангел словно видит себя со стороны и одновременно участвует, не на шутку поражаясь собственным действиям. Он будто занимался сексом со всеми подряд лет с пятнадцати, настолько раскрепощён и искусен в ласках, знает, как отреагирует подопечный, знает о растяжке и смазке, хотя на деле у него только теоретические знания. Да, Хёку двадцать семь, и он всё ещё девственник, как, впрочем, и большинство его собратьев-ангелов. А на Земле такое кому скажешь – помрут со смеху. Но сейчас он наспех расстёгивает алые брюки, нервно дёргая собачку на молнии, приспускает их, подхватывает ноги Донхэ под коленями, открывая себе больший доступ, и входит в него, медленно погружаясь в горячую тесноту. Кажется, он стонет даже в реальности, видя со стороны как Хэ прогибается в пояснице, звенит наручниками, вырываясь из оков, и призывно открывает рот, а его член напрягается и обильно истекает смазкой. Нереален… Он с готовностью и жаждой встречает резкие глубокие толчки, хватается за цепи наручников, выкрикивает его имя, чтобы все соседи наверняка услышали, и кончает под своим мужчиной без лишних прикосновений, лишь почувствовав разлившуюся внутри него сперму. Поморщившись от луча света, так некстати упавшего на лицо, Хёкджэ раздосадовано шипит и медленно открывает глаза. Сон был настолько реалистичным, что крылья до сих пор потрескивают электричеством и член в трусах ужасно ноет, а все мысли, как, впрочем, и всегда, витают только вокруг подопечного. Создав сферу, ангел смотрит на всё ещё спящего человека и удовлетворённо хмыкает – Рыбка скулит во сне, тяжело дышит, на лбу и плечах проступила испарина, щёки зарумянились, одеяло на бёдрах поднимается палаткой, и он крепко сжимает подушку, едва не вцепляясь в неё зубами. Всё ещё видит этот горячий сон. Надо же, а ведь Хёк даже не старался! Никаких чар, сыграло лишь подсознание самого Донхэ, его эмоции и желания, но вот обстановка комнаты во сне однозначно была полностью на ангеле: это его ассоциации, вызванные одеждой подопечного, создали новую кровать в спальне младшего, постельное бельё, и повязку на его глазах. Сон бесспорно был потрясающим, ощущения как в реальности, разум сильно взбудоражен увиденным, хочется продолжения… или испытать всё это в жизни. Однако для расположения к себе подопечного простые эротические сны не подойдут, здесь нужно что-то более эмоциональное и запоминающееся… Впрочем, Донхэ, прекрасно запомнивший сон во всех его деталях даже с завязанными глазами, ещё с неделю не мог нормально смотреть ангелу в глаза, наблюдая за ним из полюбившегося ему уголка кофейни, и нервно кусал губы, стоило ему глянуть на руки блондина, которые во сне так крепко держали и тискали его, оставляя синяки на коже. Что несказанно льстило мужчине, по обыкновению читающему мысли Рыбки. Спустя две недели после тех неожиданных потрахушек во сне Хёкджэ предпринимает первую попытку и с помощью своих чар показывает младшему ещё один, уже более осознанный и тщательно подготовленный сон, что отняло у него очень много сил, ведь ангел не поскупился на реалистичность. В юношестве Донхэ частенько бывал на крыше одной из высоток на южном берегу в районе Yeoeuido-dong, расположенной прямо напротив Золотого здания; он брал с собой маленький флешечный плеер с колонками, врубал на всю громкость любимую музыку, надевал кроссовки на толстой подошве, любую свободную широкую футболку, спортивные штаны, и танцевал, танцевал от души, пока не выбивался из сил, ведь здесь его никто не видел. Со временем он перестал сюда приходить, поскольку его полностью поглотила работа и университет, но эта крыша по-прежнему остаётся его самым любимым местом, поэтому выбор Хёка и пал на неё. Заснув и очнувшись уже во сне, Донхэ не спеша осматривается, восторгаясь видом, и его сердце сжимает ностальгия – он давно не был в этом районе, давно не танцевал… Становится грустно при виде панорамы города, любимого здания, переливающегося золотом на рассвете и закате, и… музыка? Откуда? Песня кажется смутно знакомой, хотя она явно не из популярных, которые можно различить каждый день на каждом углу, где же тогда он мог её слышать? – Я могу быть твоим героем, я хочу встретиться с тобой, – поёт красивый мужской голос на записи, и ещё один, чуть хрипловатый и низкий, вторит ему, точно попадая в ноты, – я хочу быть твоим героем, вместе улететь как можно дальше. Это раненое сердце… Хочу крепко обнять тебя и никогда не отпускать, всюду, во чтобы то ни стало, быть с тобой. Нахмурившись, Хэ, тихо ступая по расколотому цементу крыши, идёт на звук, и, притаившись за высоким выступом, служащим станцией управления лифта, выглядывает из-за него, будто шпион, заставая танцующего парня. Хёкджэ… В рваных белых джинсах, белых кедах и свободной белой футболке без рукавов с какими-то надписями на английском, на бёдрах небрежно повязана рубашка в чёрно-красную клетку, справа от него стоят маленькие чёрные колонки с подключённым к ним плеером, который Донхэ подарил ему на день рождения, и именно из них льётся эта музыка, которой Ынхёк тихонько подпевает. И танцует. Так грациозно, каждое движение чётко, видимо, он много тренируется, мышцы красиво играют под светлой кожей, он закрывает как всегда подведённые глаза и улыбается, подпрыгивая и кружась, а шапку обычно безупречно уложенных белых волос легко треплет ветер. Невозможно красив… Донхэ любуется им, не в силах оторвать глаз, в какой-то момент снова думает, что было бы неплохо оказаться в его постели, и перебирает в памяти все знакомые ему композиции, пытаясь вспомнить, где мог слышать эту песню. Мотив постоянно повторяющийся и оттого быстро запоминающийся, и теперь он точно будет ассоциироваться у него лишь с Хёкджэ. – Я только верю и жду свою единственную любовь, даже если я потеряюсь во тьме, – текст постоянно перескакивает с японского на английский и обратно, но почему-то Хэ, никогда не изучая японский, сейчас понимает каждое слово, пропеваемое блондином вслед за записью, – даже если весь мир отвернётся, я ничего не боюсь, я могу быть героем, если это для тебя. Да, летим со мной, я заберу тебя с собой, я – твой герой.* Песня заканчивается и за последней нотой следует и последнее движение парня: он прогибается в спине, отводя руки назад, поднимает лицо к небу, правая нога вытянута вперёд и едва касается носком пола крыши, тогда как левая удерживает вес всего тела. "Не хватает ему только крыльев за спиной" – нарочито громко думает Донхэ. Хочется подойти к нему, обнять за шею, посмотреть в добрые медовые глаза, и… урвать поцелуй? Или признаться наконец, что блондин ему небезразличен? Предложить потанцевать вместе? Он уже решается выйти из своего шпионского укрытия, делает первый шаг, но замирает и быстро прячется обратно за стену, с широко открытым ртом наблюдая, как из спины парня действительно вырастает два огромных, раскрытых во весь размах, белоснежных, будто первый снег, крыла. Сначала они прозрачные, источающие свет, но очень скоро становятся хорошо видимыми, и движутся так, словно настоящие, каждое пёрышко в них расправляется и пушится ветром. Точно зная, где стоит человек, Хёкджэ выпрямляется, выходя из финальной позы танца, поворачивается в его сторону, ловя взгляд расширившихся в испуге глаз, тепло улыбается, и протягивает ему руку: – Летим со мной? Это, в общем-то, и всё, на что хватает его сил. Сон рассеивается, а для Донхэ он просто растворяется в ярком луче света… В целом всё прекрасно, прогресс в отношениях с подопечным идёт семимильными шагами, и дальше шёл бы ещё быстрее, если бы не внезапно свалившийся на его блондинистую ангельскую голову Рёук. Мальчишка даёт о себе знать вечером, чтобы Хёк успел предупредить Кюхёна об утреннем опоздании на работу, и являет свой светлый улыбчивый лик поздно ночью, вырастая так же внезапно и неожиданно, как гриб после дождя, на пороге квартиры Канина. – О, ещё одна птица, – едва продрав глаза ото сна, бурчит Ёнун, открывая входную дверь и представая перед гостем в одних панда-тапках и смешных серых трусах-семейках с принтом треугольничков, – ты от Хичоля? Он обычно двоих в одну квартиру не селит. – Нет, я к Хёкджэ. Он ведь здесь живёт? Скептически подняв брови и вздохнув, мужчина окидывает взглядом незнакомца, одетого во всё белое, смотрит на его персиковые крылья, сияющий нимб, думая "слава богу хоть не полностью, как Хёк, белый", и кивает куда-то позади себя, приглашая парня войти. Кажись, придётся им пожить втроём, раз уж эта птаха заявилась к нему ночью. Ну не может же он бесприютного ангелочка оставить на улице, так ведь? – Его комната здесь, – подождав, пока ангел снимет обувь и щёлкнет замком на входной двери, Канин небрежно машет рукой в сторону двери-сёдзи по левую сторону, – я Ёнун, для друзей Канин, для тебя, наверное, хён. Давайте сильно не шумите там, Хёкджэ тебе всё расскажет и объяснит, а я спать, завтра поговорим. Оставив сбитого с толку таким поведением гостя в тёмном коридоре, он уходит в свою комнату, задвигает дверь и сразу падает на кровать, мгновенно засыпая. Недолго думая, Рёук заглядывает в указанную комнату, сходу оценивая уютную обстановочку, улыбается, видя спящего с открытым ртом и раскинутыми крыльями друга, пускающего слюни на подушку, стаскивает с плеч рюкзак, ставя его на пол, подходит к кровати и присаживается на её край, мягко тормоша старшего за плечо. – Хёкки, – зовёт он шёпотом, – Хё-ё-ёкки, – почувствовав вмешательство в очередной его сон с участием Донхэ, ангел морщится, причмокивает губами, и поворачивается на правый бок, подкладывая руки под голову, – Хёкджэ, блин! Я летел к нему через все слои атмосферы, чуть было крылья не переломал, стукнулся о крышу, а он спит как убитый! Вставай уже! Осознав, наконец, что голос принадлежит Рёуку, и звучит он далеко не во сне и даже не в голове, а в реальности, старший резко распахивает глаза, взмахивает крыльями, роняя несколько перьев на пол, и садится на постели, огромными глазами смотря на освещаемого нимбом мальчика. Он изменился за те три года, что они не виделись, черты лица теперь резче, ровные белые зубки, видны окрепшие мышцы плеч и крыльев, на руках новые венки, украшающие тыльную сторону ладоней, пшеничные волосы чуть длиннее и с аккуратной чёлкой на левую сторону лица, глазки сияют, крылья подросли и давно оперились перед началом зимы, ну прям красавец. Дав Хёкджэ всего минутку рассмотреть себя, после он бросается ему на шею и душит в объятиях, радостно шевеля персиковыми крыльями, получает ответные крепкие объятия и сияет от этого ещё сильнее, нагревая застоявшийся воздух в комнате своим нимбом. – Ты как здесь? Тебя Хичоль отправил? – еле отлепив от себя донсена, спрашивает блондин. – Шутишь? Я боюсь к нему соваться, мало ли, вдруг он всё ещё зол на меня за мой отказ, – скривив губы, опускает глаза младший, вспоминая, как мужчина расстроился, когда он дал ему от ворот поворот, – ты сможешь для меня документы сделать? – Конечно, всё сделаем, – Хёк улыбается и не может перестать щупать парня, будто сомневаясь в его реалистичности, он сжимает его плечи, впиваясь в них пальцами, мнёт руки, гладит лицо, и не замечает, как собственный нимб, не слушаясь, загорается над головой. – Я так рад тебя видеть, – тихо шепчет и старается сдержать наворачивающиеся слёзы радости, – со мной останешься, Канин не против, завтра расскажу все правила, одежду у меня возьмёшь, будем жить в одной комнате, но кровать у меня одна, поэтому можешь лечь на полу или вместе со мной. – Я Кюхёна хочу увидеть, – бесцеремонно перебивает его мальчонка, лыбясь во все тридцать два белоснежных зуба. – Какой тебе Кюхён, ты спустился только что! – фыркает Ынхёк, чувствуя внезапный укол злости. – Привыкни сначала, потом я вас сам познакомлю. Не дуйся, – заметив поникший взгляд и исчезнувшую улыбку, парень легонько подталкивает донсена крылом, – наберись терпения, это важно, если ты хочешь, чтобы он тебя принял. А сейчас спать давай, иначе завтра я не встану, и твой горячо любимый Кюхён мне штраф влепит. Ложись, – Хёкджэ отодвигается, поднимает одеяло, приглашая младшего, ждёт, пока тот заползёт под него и ляжет рядом, укрывает Рё, подтыкая одеяло со всех сторон, и обнимает его за плечи, глядя ему в глаза, – добро пожаловать на Землю, – улыбается старший, ласково убирая с лица друга пшеничную чёлку, зачёсывая её назад. В ответ Рёук посмеивается, смущённо опуская глаза, обнимает хёна поперёк груди, прижимая свои крылья к спине, полной грудью вдыхает давно забытый лесной аромат парня, и засыпает, уткнувшись носом в его шею. Утром они завтракают втроём; Хёкджэ готовит на всех завтрак, Ёнун проводит с Рёуком первичный инструктаж, какой проводил некогда с Хёком, а Рёук внимательно впитывает информацию и жутко волнуется, наивно полагая, что мужчина не рад видеть его в своём доме, судя по его недовольной физиономии и синякам под глазами. Впрочем, мужчина быстро опровергает эти глупые предположения, очень громко и чётко думая о том, какой милый персиковый ангелок с ароматом свежескошенной травы и дождя к нему припёрся среди ночи. После завтрака Канин быстро одевается и уходит на работу, а ангелы, приведя себя в порядок, вместе топают до "Белой Вороны", и возле кофейни прощаются – Ынхёк заходит внутрь, Рё отправляется гулять по городу, бессовестно выклянчив у старшего денежку на "воду, еду, и доехать". Находясь под впечатлением от спуска своего лучшего друга детства, Хёкджэ весь день носится, напоминая зайца из рекламы с полным зарядом батареек Дюрасел в причинном месте, всячески старается разрекламировать юного ангелочка Кюхёну, уже представляя момент их знакомства, и весь разом выпадает в крупный такой осадок, когда, услышав звон колокольчика над дверью после закрытия, оборачивается и видит Рёука собственной персоной, боязливо прижавшего крылья к спине. Он вертит головой на все триста шестьдесят градусов аки сова, встречается взглядом с ним, затем с Чонсу, удивляясь, что видит в человеческом заведении ещё одного ангела, и моментально обменивается с ним мыслями. Итук с готовностью подыгрывает юному ангелочку, скептически поднимает бровь, когда Кюхён готовит для него горячий шоколад бесплатно, и радуется, что на его глазах только что познакомилась будущая семейная пара. Дома парни обсуждают произошедшее, Хёкджэ делает другу небольшой втык и читает наставления, однако, понимая, что друг по уши, без памяти, очертя голову, безумно влюблён в своего драгоценного Кюхёна, бросает это занятие, оставляя мальчишку в покое. В конце концов, не маленький уже, пусть разбирается сам. Да и стать отвергнутым ему явно не грозит – Кюхён взаимно, с первого взгляда, втрескался в него, и к тому же совсем некрепко стоит на земле, а значит, поверит, когда Рёук покажет ему свой настоящий облик. Неделей позже, когда жизнь под одной крышей с Рё и Канином более-менее устаканивается, Хёкджэ снова возвращается к своим грандиозным планам по завоеванию подопечного, и, надо сказать, всемогущая Фортуна оказывается на его стороне. Вечером, перед своим выходным, как раз после работы, вместо того, чтобы идти домой, ангел сразу от кофейни летит к квартире Донхэ, чтобы немного понаблюдать за ним, как привык делать, максимально тихо присаживается на карниз панорамного окна в спальне, и застаёт человека за просмотром фотографий на компьютере. Их совместных фотографий… У него отдельная папка со снимками, вот фото с его дня рождения, вот они вместе в "Белой Вороне", вот какие-то случайные снимки его, Хёкджэ, в кофейне: видимо, Хэ фотографировал его, пока пил кофе. А вот они вдвоём улыбаются на камеру, стоя в фойе огромного офисного здания с мраморными полами, где работает его Рыбка. Непроизвольно на губах расплывается улыбка. Он думает о нём, мечтает, представляет в красках их встречи, вспоминает сны, которые ангел специально насылал на него, и, Хёк слышит, с нетерпением ждёт его звонка или сообщения. Глупо, наверное… Они симпатизируют друг другу, это видно невооружённым глазом, однако Донхэ всё ещё сомневается во взаимности – он теряется, гадая, нравится ли он блондину так же, как он, блондин, нравится ему, и вроде сердцем понимает, что у обоих есть чувства, но так хочется быть уверенным. Услышать от Хёкджэ, что он ему нравится. Услышать заветное "люблю тебя"… Но как же страшно вновь поддаться эмоциям и разбить себе сердце. А поддаться жуть как хочется, сердце-то не камень. – Чёрт… – шипит сам на себя Донхэ, зарываясь пальцами в волосы и опуская голову, исподлобья глядя на случайно сделанный им снимок, где Хёк смущённо улыбается, поняв, что его фотографируют. "Та-а-ак, отлично, если сейчас я ничего не сделаю, то он загонит себя такими мыслями окончательно и впадёт в депрессию", – думает ангел, поэтому решает выполнить единственное сейчас желание подопечного, а именно позвонить ему. Вынув из кармана куртки телефон, едва не навернувшись с карниза, он щёлкает всего одной кнопкой с быстрым набором номера, и прикладывает гаджет к уху, слушая равномерные гудки. С первым же звуком, разрушившим тишину комнаты, Донхэ подпрыгивает, как от удара током, хватает телефон и радостно смеётся, увидев на экране знакомое имя, затем быстро садится на кровать, подбирая ноги лодочкой, кашляет, прочищая горло, и, стараясь сделать голос более-менее нормальным, нажимает на зелёный значок. Смешной влюблённый человек. Он едва сдерживает радостную дрожь в голосе, разговаривая с Хёком, соглашается на предложение старшего встретить его завтра утром с чем-нибудь вкусненьким, как тот уже давно привык делать, и глупо улыбается, услышав тихое "я соскучился". Закончив короткий разговор, Донхэ, зажмурившись, падает на постель, распластываясь звёздочкой, улыбается, и снова фантазирует о завтрашнем дне, взбудораженный обещанием встретиться. Ему нравится видеться с Хёкджэ по утрам, нравится, что он заботится о нём, притаскивая еду и подкармливая у себя в кофейне, нравится, что он тянется к нему всем своим естеством, и нравится, что постоянно звонит и пишет, не давая забыть о себе ни на минуту. Идеальный, чтоб его, мужчина… Ангел терпеливо дожидается, пока Хэ закончит все свои дела, умоется, и заснёт, лишь после этого возвращаясь в квартиру Канина, где его уже ждёт переполненный такими же позитивными эмоциями Рёук. Ровно в десять Ынхёк, свежий, выспавшийся и накрашенный, как штык стоит у многоэтажки, держа в руках стаканчик с обжигающим ладонь кофе и пакетом с горячей яичной лепёшкой, завёрнутой в бумагу, ожидая, пока подопечный соизволит спуститься к нему. На улице уже довольно тепло, поэтому Донхэ является ему в неизменном строгом костюме с иголочки, с тщательно уложенными волосами, забрызганными лаком, кожаным чёрным портфелем, и в тонком бежевом пальто с белым шарфом, закрывающим шею и немного подбородок. – Доброе утро, – Хэ сходу ослепляет улыбкой, от которой ангел на пару секунд теряется и едва не выпускает из пальцев стакан. – Доброе, – спохватившись, улыбается в ответ Хёкджэ, шевелит крыльями и протягивает младшему пакет с едой и напиток, – держи, ешь прямо сейчас, пока не остыло. – Вы так добры, Господин Ли, – смеётся парень, принимая у друга пакет и бумажный стакан, – спасибо! – он разворачивается и берёт курс в сторону офиса, кивая блондину, чтобы тот шёл за ним. – Кстати, у меня есть новость! Узнал буквально час назад! – сияя, вскрикивает Донхэ, делая перед этим глоток горячего капучино. – В эти выходные пройдут первые батлы, будут отбирать танцоров для дальнейшего участия, я включён в списки. Ты придёшь? – Это не обсуждается, говори день и время! – В субботу, девять вечера, ночной клуб "Ошибка 404", я адрес тебе напишу потом. Точно! Вот как называлось то место! И, в общем-то, название подходящее, учитывая, что клуб находится в подвале, имеет своего рода плохую репутацию, хотя она не совсем правдива, и неофициально считается незаконным. – Я буду, обещаю, – кивает Хёк, хитро ухмыляясь, и расправляет правое крыло, прикрывая им спину Донхэ. Они не спеша гуляют в сторону работы, петляя по узким улицам, Донхэ с удовольствием трескает яичную лепёшку, запивая её кофе, без умолку трещит о танцах, уже в красках представляя свою победу и перечисляя репертуар композиций, под которые будет ставить номера, одежду, которую уже подобрал, и думает насчёт причёсок и макияжа, а ещё спрашивает у ангела совета насчёт кроссовок, ведь обувь для танцора это же чуть ли не самое главное. Хёкджэ с удовольствием рассказывает ему какие лучше выбрать, какой должна быть подошва, и где найти самые классные кроссовки, предлагает сделать ему макияж и что-нибудь вытворить с волосами, на что подопечный охотно соглашается, и спрашивает разрешения попасть на репетицию, однако Хэ наотрез отказывает, оправдывая это тем, что на репетициях он жутко неуклюж и смешон. На перекрёстке, откуда каждый обычно идёт своей дорогой, парни останавливаются, Донхэ от души благодарит старшего за завтрак и хорошее начало дня, уже разворачивается, чтобы уйти, но его останавливают банальным и громким: – Стой! Он оборачивается, обеспокоенно глядя на отчего-то волнующегося и кусающего губы друга, и подходит к нему поближе, ожидая объяснения. Или на крайняк продолжения. – Донхэ-а, сейчас, возможно, не самый подходящий для этого момент, но я так долго думал и… я хочу сказать… В общем… давай встречаться? Сначала человек хмурится, осознавая фразу и само по себе предложение, прожигает в Хёкджэ дыру и, вот ведь незадача, не может решить, как реагировать. Мысли проносятся с такой скоростью, что он не успевает улавливать и обдумывать их, но громче всего звучат лишь две мысли: хочу согласиться и не хочу снова ошибаться. Два противоречивых чувства. Согласиться? Да, хочется, и даже очень. Но где-то в глубине души зарождается холодный липкий страх – а если предаст? – Я уже говорил, я не встречаюсь с друзьями, – строго говорит парень, надевая на лицо непроницаемую маску, которая всегда помогала ему отгородиться от лишних эмоций. – Рыбка, пожалуйста, – умоляюще поднимает брови Хёк, делая шаг навстречу, – ты нравишься мне, понравился ещё в тот день, когда плеснул мне в лицо кофе. И я знаю, ты тоже что-то чувствуешь. – Замолчи… – предупреждающе шипит Донхэ, сдерживая откуда-то взявшуюся и нарастающую с каждым словом блондина злость. – Прошу тебя, дай мне шанс, всего один шанс! Ты не пожалеешь, обещаю! – Закрой рот, Хёкджэ, – подопечный повышает голос, едва не стреляя молниями из глаз, что ангела отнюдь не затыкает. – Знаю, ты боишься ошибиться, но клянусь – я тебя не брошу, сделаю всё, чтобы ты был счастлив, со мной ты никогда даже не заплачешь! – Заткнись! – кричит Донхэ на всю улицу, краснея от злости, резко разворачивается, чтобы как можно быстрее сбежать от старшего, но… – Я люблю тебя! Кажется, Хёк сам от себя не ожидал такого. Он парализуется, встречаясь взглядом с чёрными глазами человека, боязливо прижимает крылья к спине, с открытым ртом смотря на стремительно приближающегося к нему парня, и в следующую секунду глаза застилает яркая белая вспышка, а в ушах стоит оглушающий звон. Он… ударил его? Донхэ его ударил! Ударил с такой силой, что ангел, не удержавшись на ногах, делает пару шагов назад, взмахивая крыльями, чтобы устоять, и прикладывает ладонь к горящей щеке. Больно… Больно и обидно. За что? Он только что в чувствах признался, а Хэ ему пощёчину влепил! Не справедливо. Да и вообще на подобные признания как-то обычно иначе люди реагируют. – Донхэ… – Иди к чёрту. Покрепче сжав в руке свой рабочий портфель, младший поправляет белый шарф, эффектно разворачивается на носках, и уходит, стараясь как можно быстрее подняться по улице и скрыться за поворотом от провожающего его взглядом блондина. Ынхёк видит, как ноет у его мальчика сердце и перед глазами встают воспоминания его прошлых отношений. Всё начиналось в точности так же, с фразы "я тебя люблю", а потом превращалось в рутину, сожительство, всё сводилось к серому быту и одной лишь постели, чувства же волшебным образом исчезали, забирая с собой внимание, заботу и нежность. И повторения таких отношений Донхэ не хочет. Да, в Хёкджэ он чувствует родную душу, да, с ним уютно и спокойно, безопасно, и собственное сердце предательски ускоряет ритм каждый раз, когда на телефон приходит звонок или сообщение от него, и колотится сильнее, если они видятся. Но ведь именно так розово и приторно начинается подавляюще большинство отношений и, как он думает, дальше романтика исчезнет, если он согласится быть с Хёком. Хёкджэ слышит всё это, на себе ощущает, как сильно тянет у юноши в груди, и опускает голову, жмуря щиплющие от слёз глаза. Почему? Чего ещё не хватает его подопечному?! Ну он же чувствует, чувствует! Почему не может забыть прошлое и отпустить себя?! У него же не было никаких психологических травм, ни один из бывших мужчин не позволял себе плохо с ним обращаться (конечно, Хёк бы сразу убил их без суда и следствия), да, были тяжёлые расставания, но причина явно не в этом. Удивительно, насколько он контролирует себя и сдерживает свои эмоции… Впрочем, у ангела ещё будет возможность поговорить с Донхэ об этом – впереди у него две недели танцевальных батлов, а до них четыре дня, в течение которых он может выловить подопечного где ему заблагорассудится. Но сейчас нужно проветриться. Оглянувшись и проверив улицу на наличие людей, Хёк взмахивает крыльями и взлетает как можно выше, за облака, рукавом куртки стирая побежавшие по щекам слёзы обиды. Где это видано, чтобы Высший Хранитель нюни распускал?! Он должен быть сильным и смелым! Ради Донхэ. Ангел бесцельно летает над городом около часа, постепенно успокаиваясь и приводя мысли в порядок, слышит, как Хэ корит себя за внезапный эмоциональный срыв и думает о нём, и решает посетить "Белую Ворону", куда его сегодня почему-то очень сильно тянет. А ещё на небе начинают угрожающе собираться тяжёлые, похожие на грязный пух, грозовые тучи, в воздухе повышается влажность, приятно тянет озоном и молниями, – значит, нужно поскорее укрыться где-нибудь от надвигающегося дождя, а лететь домой, в пустую квартиру, как-то совсем не хочется. Мягко приземлившись в закоулке неподалёку от кофейни, Хёкджэ через силу натягивает свою обычную дежурную улыбку, старается поднять себе настроение мыслями о Рёуке, чтобы не пугать коллег хмурым видом, и идёт к заведению, появляясь там как всегда эффектно. Разумеется, Чонсу, сходу прочитав Хёка как открытую книгу, не задаёт лишних вопросов и показывает пальцем на лестницу, ведущую в кабинет их босса, молча прося подняться туда. То-о-очно, сегодня же день зарплаты! Так вот чего его сюда тянуло-то! Он на полной скорости влетает в кабинет начальника, пугая его своим внезапным появлением до усрачки, забирает подготовленную для него пачечку денег и уже собирается сваливать, как Кюхён его останавливает грубым "стоять!" и, подойдя к нему поближе, поднимает его голову к лампочкам на потолке, рассматривая горящий след от чужой ладони на его щеке. Волнуясь за друга, он пробует выпытать, откуда это, на что Хёк говорит ему о каком-то парне и признаниях в чувствах, и, чтобы побыстрее слинять, напоминает другу о Рёуке, с которым он так долго хотел выпить кофе и поговорить, говорит, что ему нужно идти, и что он хочет украсить вторую щёку таким же симпатичным алым следом. Конечно, насчёт украшения пощёчиной второй щеки Хёкджэ пошутил – Донхэ сейчас злой как чёрт, потому что из-за мыслей о нём не может сосредоточиться на документах, так что к нему лучше не соваться. Вместо этого парень летит сначала в полицейский участок, возжелав пообедать вместе с Ёнуном, после к Хичолю за документами, которые тот по его просьбе сделал для Рёука, и наконец к самому Рёуку в цветочный магазин, куда юноша с первого раза устроился работать. Он недолго сидит у донсена, рассказывая об утреннем конфузе, помогает удачно втюхать покупателям восемь больших дорогостоящих букетов, вхлам разрушив стереотип о том, что корейцы редко покупают цветы, и снова летит проветриться, а вечером, аккурат с первыми каплями дождя, коснувшимися земли, поджидает Донхэ у его офиса, сидя на скамье с ярко-жёлтым зонтиком, наспех созданным практически из воздуха своими чарами, и стаканчиком вкусного ягодного чая, купленным в кофейне неподалёку. Он удачно отлавливает подопечного, когда тот высовывает нос из огромного офисного здания, подбегает к нему, ослепляя широченной белоснежной улыбкой, и протягивает ему зонтик со стаканом чая, стойко терпя его убийственный взгляд. Гордо вздёрнув нос, Хэ показательно проходит мимо друга, морщится, попадая под разошедшийся ливень, и всё равно упрямо шлёпает вперёд, наступая в лужи своими лакированными туфлями, однако Хёкджэ довольно лыбится, слыша мысли и желание младшего, чтобы он последовал за ним, и послушно идёт след в след за парнем, понимая, что нужно ещё чуть-чуть надавить, и он растает, будучи уже приятно тронутым такой неожиданной встречей. Ангел не ошибается – зло топая впереди, Донхэ обдумывает в сотый раз утреннее происшествие, улыбается, когда перед глазами встаёт воспоминание о том, как Хёк кричит "я люблю тебя", но быстро замерзает, промокая насквозь в своём лёгком пальто, и замедляет шаг, идя вровень с хёном, ютясь вместе с ним под его жёлтым зонтиком и принимая из его рук стакан, сразу отпивая горячий чай, чтобы согреться. Возле своего дома Хэ останавливается, поворачивается лицом к старшему, долго смотрит на него, прямо в глаза, неотрывно, а затем опускает голову, поджимая губы. Чувство вины накатывает лишь сейчас – мужчина к нему с чувствами, со всей душой, а он его ударил… До жути стыдно. – Я прощён? – тихонько спрашивает Хёкджэ, наклоняясь, чтобы посмотреть на лицо своей засмущавшейся Рыбки. А покраснел-то, покраснел! Милый. – Да, – бубнит Донхэ, уткнувшись половиной лица в шарф. Расплывшись в улыбке, ангел тянет правую руку, кончиками пальцев касается щеки младшего, и, видя, что он замер в каком-то неясном ожидании, ласково поглаживает кожу на скуле, дожидаясь, пока любимый человек наконец посмотрит на него. Какой же он красивый… Возмужал, повзрослел, разительно отличается от той забавной камбалки, какой был в пятнадцать лет, улыбка открытая, глазки блестят, такие живые и яркие, и… неужели… его сердце начинает сиять? Быть не может. Вопреки его сопротивлению и самоконтролю! Правильно люди говорят – сердце не камень. А у Донхэ сердце очень чувствительное, и сейчас оно потихоньку, преодолевая упорное сопротивление его разума, начинает испускать то особое мягкое сияние, откровеннее слов говорящее о его влюблённости. – Скажи, почему нет? – понимая, как сильно он рискует сейчас нарваться на очередную вспышку гнева, спрашивает ангел, делая маленький шажок навстречу, оказываясь опасно близко к парню. – Чего ты боишься? Боишься, что брошу тебя через пару месяцев? Скажи мне правду. Боишься, что перестану уделять тебе внимание? Что нас будет связывать только постель? Сомневаешься в моей искренности? В верности, быть может? – Зачем тебе это? – нагло отвечает Донхэ одним вопросом сразу на все его вопросы, всеми силами сдерживаясь, чтобы не повести головой и не прижаться щекой к тёплой нежной руке. – Не пытайся лгать мне о чувствах, у тебя ведь их нет. И-и-и… тебя совсем не пугает, что я парень? А ты даже не гей. – Ты знаешь, я никогда не относил себя к какой-либо ориентации. Мне кажется, это самая большая глупость человечества: делить всех лишь по тому, кто какой пол предпочитает, – Хёкджэ пожимает плечами и улыбается подопечному, стараясь говорить как можно убедительнее, чтобы сразу поверил. Ангелов, как и демонов, чуть ли не с рождения обучают равноправию и толерантности, да и нет у них таких законов и предрассудков, как у людей, и заводить семью можно с кем угодно, независимо от гендера, расы и национальности. – Но насчёт чувств… ты не прав, они есть, я не стану тебе врать. И нет, меня не смущает, что мы оба мужчины, да и ты вроде не имеешь ничего против своего пола, разве нет? – Донхэ краснеет ещё больше и выдыхает большое облачко пара из белого шарфа, опуская глаза в смущении, сразу вспоминая, как пьяный в стельку, повесив своё бренное тело на Ынхёка, едва ворочая языком признавался ему в своих голубых наклонностях. – Рыбка моя, пожалуйста, давай просто попробуем? – Ты хочешь поиграть с моими чувствами? Спасибо, не нужно, такое до тебя уже делали. – Нет, ни в коем случае! – Хёкджэ даже крылья открывает от возмущения и едва не выпускает из пальцев зонтик. Что это ещё за новости?! Он к нему с самыми чистыми намерениями, а человек думает, что он просто хочет с ним поиграть! Да никогда ангелы не будут столь жестоки с людьми! – Я бы никогда так не поступил. Особенно с тобой, – блондин поспешно складывает крылья как было, чувствуя, как быстро намокает куртка от влажных перьев, и с щеки переходит рукой на чёрные волосы младшего, пропуская через пальцы жёсткие, липкие от лака и дождя локоны. – Спрошу ещё раз – давай встречаться? Если ты согласишься, обещаю, я сделаю так, что ты будешь самым счастливым человеком на Земле. Донхэ поднимает на него глаза и Хёк видит в них целую бурю эмоций, начиная с надежды, и заканчивая страхом. Но его сердце… Он хочет верить ему, хочет верить, что будет счастлив, находясь с ним в отношениях, и от этих мыслей его сердечко сияет сильнее, ангел уже не просто чувствует, но и визуально видит мягкое свечение, исходящее из его груди, и от этого собственное сердце ускоряет темп. – Нет, – он шумно выдыхает и отворачивает голову в сторону, уходя от прикосновений чужой ладони, – нет, извини. Я пойду, мне завтра рано вставать на работу. – Ты зайдёшь к нам? Завтра наш кондитер будет делать проработку нового десерта, я стащу для тебя кусочек и сварю к нему самый вкусный кофе. – Звучит заманчиво, – подопечный посмеивается и чувствует облегчение, напряжение между ними спадает, – я зайду, если ты выпьешь со мной кофе и поможешь подобрать музыку на выходные. – Хорошо, договорились! – Хёкджэ широко улыбается, ёжась от прохладного ветерка, забирающегося под куртку, и будто мимолётом замечает, что его щёки отчего-то начинают сильно гореть. Замёрз что ли... – А можно… тебя поцеловать? "Серьёзно?! Серьёзно, мать твою?! Испортить такой момент таким вопросом? Знает же, что не разрешу! Хотя так хочется…" – слышит ангел мысли Хэ, и по его скисшему выражению лица понимает, что сейчас ему снова влетит. Порой щёки горят не просто так: предвестие скорой пощёчины. – До завтра, хён, – решив, однако, сжалиться и не бить парня второй раз за день, Донхэ разворачивается, прикрывает голову от дождя рабочим кожаным портфелем и бежит к двери в подъезд, набирая на ней код и входя внутрь. Повезло, легко отделался. А ведь мог бы и вторую щёку симметрично украсить. Растворив зонтик, Хёк не раздумывая взлетает, усаживается на карниз панорамного окна в гостиной, укрывая себя чарами, и наблюдает за подопечным вплоть до того момента, как он ложится спать. Следующим утром Донхэ, не изменяя привычке, заходит в "Белую Ворону" в половине девятого, снимает пальто и вешает его на деревянную вешалку у двери, сходу улыбается Ынхёку, таким образом поздоровавшись, и усаживается за одиночный столик у огромного окна в пол, ожидая, пока блондин присоединится к нему. Утро рабочего дня, в кофейне всего четыре посетителя, да и тех обслуживают другие официанты, поэтому ангел с особой тщательностью, самолично готовит для своего человека наивкуснейший мокко с горьким шоколадом, решив выпендриться милым рисунком в виде пандочки. Затем он заглядывает в цех Кибома, чтобы выпросить прорабатываемый десерт, за что демон испепеляет его взглядом и недовольно хлопает крылом по голове в наказание за то, что оторвал от творческого процесса, но кусочек торта всё же даёт, при этом украсив его веточкой мяты, кружочком, вырисованным из тончайших прозрачных ниточек изомальта*, половинками свежей клубники и золотым кондурином*, и со всей этой красотой идёт к своей Рыбке, подсаживаясь к нему. – Ва-а-ау, как красиво! У Донхэ аж глаза сияют, едва перед ним на стол опускается дорогущая, бирюзовая с золотой каймой, керамическая тарелка, которые Кюхён вообще-то запретил брать из горячего цеха, с глянцевым тортом, и белая чашка с ароматным кофе и рисунком панды на молочной пене. Он с интересом рассматривает десерт, полной грудью вдыхает насыщенный запах мокко с примесью уже привычного лесного букета от друга, прикрывает глаза и улыбается, а Хёк в эту секунду успевает оценить новые серебряные запонки на рукавах сапфирового строгого пиджака, и блестящую изумрудную булавку с камушками на чёрном галстуке. – Это новый? – беря в руку маленькую десертную ложечку, спрашивает Хэ, отламывая самый уголок от треугольного куска торта, поднося его близко-близко к глазам. – Ага, – пушась от гордости, будто он сам сделал этот тортик, лыбится Хёкджэ, на самом же деле испытывая гордость за талант и бесконечные импровизации Кибома, – здесь мусс и глазурь из горького концентрированного шоколада семидесяти процентов, шоколадный бисквит, прослойка – эмульсия из белого шоколада с пюре маракуйи, и, кажется, хрустящая вафельная крошка. Прослушав длинный комментарий с составом, парень, особо ничего из этого не поняв, отправляет кусочек в рот и долго смакует его, чтобы лучше распробовать каждый слой, и этот десерт не оставляет его равнодушным. Кислая маракуйя, оставляющая яркое послевкусие, хрустящая вафля, мягчайший пропитавшийся бисквит, и горький шоколад, много шоколада, который Донхэ так любит. – Потрясающе… Ваш кондитер просто на вес золота, раз придумал такое сочетание! Господи, я готов покупать этот торт целиком хоть каждый день, настолько это вкусно! – Спасибо, я передам на кухню, – смеётся Хёкджэ, уже в красках представляя, как Ки покраснеет, довольно заулыбается, у него всё будет валиться из рук ещё весь день, и рожки начнут едва видимо гореть. Такая вот у их демона-кондитера забавная реакция на похвалу. От приготовленного ангелом кофе юноша тоже остаётся в полном восторге; ещё около часа они мирно разговаривают, обсуждая предстоящий батл, который для Донхэ так важен, Хёк предлагает ему свои любимые песни, не забыв будто бы случайно упомянуть ту композицию, с какой являлся ему во сне, рисует скетчи в своём маленьком блокнотике для заказов, чтобы подобрать подопечному образы к выступлениям, и придумывает маленькие хитрости вроде лепестков роз, брошенных на сцену, или конфетти с потолка – всё, лишь бы его мальчик победил. Перед уходом младшего Ынхёк снова предлагает ему начать встречаться, за что уже вполне ожидаемо получает в ответ звонкую пощёчину, милую улыбочку и невинную просьбу встретить его завтра утром. Ну и в отместку за очередное предложение Донхэ не платит за вкусный завтрак, оставляя это на друга. Все четыре дня до субботы ангел упорно продолжал задавать своему человеку лишь один вопрос: давай встречаться? И каждый раз получал за это пощёчину, но уже без дополнения в виде гневных мыслей или выражения лица "кирпич", это стало для них чем-то вроде шутки. Шутки, от которой с каждым днём сердце Хэ сияло всё ярче. Давай встречаться – бах, прямо на улице по щеке! Давай встречаться – бах, по второй щеке на виду у всех в кофейне. Давай встречаться – бах, подзатыльник на автобусной остановке. Давай встречаться – бах, прямо по уху в холле офисного здания. И каждый раз заливистый смех обоих после удара. В субботу, в девять вечера, сразу после работы, Хёкджэ прибегает к ночному клубу, адрес которого ему отправил сообщением Донхэ, он бегом, подгоняя себя крыльями, спускается по лестнице в подвал, без труда находит подопечного, идя на голос его мыслей, и тот сразу же тащит его на экскурсию, с энтузиазмом показывая весь клуб. Да, местечко действительно соответствует названию "Ошибка 404" – темно, как и в любом ночном клубе, ошкуренные голые стены, поверх грамотно расписанные краской из баллонов, каменная барная стойка с подсветкой у правой стены, рядом диджей, под потолком софиты и стерео-колонки, над рубкой диджея миниатюрная, но мощная дым-машина, огромный просторный танцпол, зеркальная стена с баннером напротив с названием клуба для фотосессий, пара дверей, ведущих в туалет и подсобные помещения, невысокая сцена в обрамлении чёрных штор и всякой яркой мишуры, а за ними несколько гримёрок для артистов. Не желая сидеть в гордом одиночестве в зале с бесплатным просмотром пьяных потанцулек гостей, пока человек переодевается и готовится за теми чёрными шторами, Хёк с помощью милой улыбочки и больших оленьих глаз выпрашивает у администрации разрешение находиться в гримёрке вместе с Донхэ и тремя другими участниками, что конечно же ему позволяют, идя на поводу у его чар. Впятером в небольшой тёмной комнатке с парой хорошо освещённых зеркал ужасно тесно, особенно когда участники, переодеваясь и нанося макияж, завалили свободные квадратные метры одеждой и косметикой. Трое чужих – две девушки и парень, так себе конкуренты, как сразу определил Хёк, но они довольно быстро находят общий язык и знакомятся, поскольку, хоть сегодня они и должны соревноваться друг с другом, а всё же сидеть в тесноте и не общаться довольно напряжно. Ангел помогает Донхэ с макияжем и волосами, не без лишних слюней смотрит как он переодевается, в воображении они ещё раз прогоняют порядок песен и особо сложные движения, и оставшееся свободное время мирно сидят на диванчике в углу. Хёкджэ пару раз притаскивает любимому бутылки воды и яблочко, бессовестно спизженное с бара, и, зажав его между собой, стеной, и углом дивана, обнимает за плечи, защищая и отгораживая ото всех, совсем не обращая внимания на глупые хихиканья девушек и оглядывания в их сторону. Забыв об осторожности и принципах, Донхэ доверчиво жмётся к старшему, ища у него поддержки, кладёт голову на его плечо, улыбается, переплетая с ним пальцы, и позволяет себе немного подремать. Все мысли парня сейчас только о предстоящих выступлениях, но Хёк всё равно улавливает несколько мыслей о нём – Рыбке нравится в его объятиях, нравится его лесной "парфюм", которым он всегда пахнет, нравится ощущение его рук на себе, он чувствует себя более чем комфортно и спокойно рядом с ним. Это приятно греет душу. Однако, едва ведущий объявляет о начале, Донхэ не может думать ни о чём, кроме выступления. Перед выходом его начинает бить крупная дрожь, хотя он танцует на публике и в этом клубе не впервые, и волнами накатывает страх. Страшно ошибиться, страшно проколоться перед огромным количеством чужих глаз, страшно упасть, страшно не пройти отбор… – Не бойся, – пока их закрывает чёрная штора на краю сцены, Хёкджэ подходит к своему человеку со спины, правой рукой обнимает поперёк живота, левой обвивает грудь, и прижимает его к себе, трясь щекой о его ухо, – я буду в зале, представь, что танцуешь только для меня. – Хёкджэ… – юноша тяжело и быстро дышит, безуспешно стараясь справиться с волнением, хватается за обнимающие его руки и крепко вцепляется в них пальцами, будто это его спасительная соломинка. – Ты самый лучший, Фиши, – нежно шепча ему на ушко, ангел быстро успокаивает его аж двойным способом: прикосновениями, которые так необходимы кинестетику, и своими чарами. – Удачи. Он отпускает парня и спешит выбежать из-за кулис в зал, оказываясь среди толпы аккурат к началу номера. И, чёрт возьми, Донхэ действительно лучший из всех… Ынхёк столько раз видел из дома, как он танцует, но ни разу не видел этого вживую, а ведь он так прекрасен. Каждое движение отточено до совершенства, он чётко попадает в ритм, пластичен, грациозен, и совсем не скажешь, что он работает финансовым аналитиком, целыми днями сидя в кабинете в строгих костюмах с зализанными назад волосами. Сейчас он в своей стихии, раскрепощён, сексуален, в белой свободной футболке, ярких разноцветных кроссовках, голубых джинсах с позвякивающими цепочками и замками, и белой кепке с брызгами краски, натурально двадцатилетний подросток! Лучший. Разумеется, он попадает в основной состав участников после отсеивания, покорив судей и ведущего своим талантом, чувством музыки и красотой. В ночь с воскресенья на понедельник проходит второй этап, и Хёкджэ, пренебрегая сном и игнорируя усталость после трудного рабочего дня, снова являет свой ангельский лик в клуб. Он помогает Донхэ готовиться, прогоняет с ним номер, красит, одевает, прямо на ходу подклеивает горячим клеем отвалившиеся от джинсовой жилетки стразы, приносит воду, и успокаивает объятиями, чарами, и ласковыми словами, после выходя в зал, чтобы посмотреть его выступление. В этот раз Хэ выбирает быструю, энергичную японскую песню, и покоряет всех посетителей клуба и жюри блестящим костюмом с кучей страз, чёткими движениями, и интерактивом с залом, в процессе номера вытащив на сцену девочку, которая была с ним в гримёрке и которую отсеяли в субботу. Ангел, не зная заранее об этой задумке, прям за секунду пыхает от ревности, видя, как Донхэ собственнически прижимает к себе за талию подыгрывающую ему девушку и закидывает её левую ногу себе на пояс, опасно близко склоняясь к её лицу. Правда, юная леди быстро отворачивается и опускает глаза, смутившись столь близкого и неожиданного контакта с практически незнакомым мужчиной, а Донхэ на мгновение думает о Хёке и о том, как друг отреагирует на этот фокус. Закрутив девушку, чтобы она оказалась в его объятиях, и затем отпустив её в зал, парень мельком смотрит на покрасневшего и злого Хёкджэ, хитро ухмыляется, продолжая танцевать, и в конце номера, встав прямо и прихватив краешек кепки одной рукой, вторую заведя за спину, он устремляет взгляд на блондина, пытаясь предугадать его эмоции. Да-а-а, ревнует, чуть ли не паром из ушей пышет, что несказанно радует Хэ – парень-то правда к нему неровно дышит, раз, зная об ориентации, не хочет подпускать его даже к девушкам. После отбора, где снова отсеивается чуть ли не половина участников, Хёк заходит в гримёрку и всеми силами старается усмирить свои эмоции, что, в общем-то, не сложно, если слышишь чистые мысли младшего, помогает ему собраться, смыть макияж, и провожает его до дома, не забыв снова задать свой главный вопрос и получить за это пощёчину. Но когда влюблённого ангела что-либо останавливало? К следующей неделе Донхэ готовится тщательнее: в субботу, не теряя планки, показывает высший класс и проходит в финал, а уже в воскресенье вечером подстригается, успевая сделать это всего за пару часов до конкурса, готовит одежду, тщательно отглаживая свой строгий рабочий костюм и белоснежную рубашку, и собирает большую спортивную сумку с собой, чтобы иметь возможность после номера, на объявление победителя, переодеться и выйти в более комфортных футболке и джинсах. В девять они с Хёкджэ встречаются у лестницы и вместе спускаются в клуб, с гордо поднятыми головами проходя мимо администратора и барной стойки за кулисы, прямиком в гримёрку, где теперь нет никого кроме них – последнюю девочку отсеяли вчера, в субботу, поэтому сегодня она будет по ту сторону сцены, комнатка же осталась полностью в распоряжении парней. По договорённости Донхэ приносит с собой не только одежду, а ещё и кучу косметики, горячий клей, и три пакета крупных разноцветных страз, и смело вручает самого себя в руки друга, позволяя ему колдовать над собой. В прямом смысле. Хёкджэ с особой тщательностью накладывает пудру и тональный крем на его лицо, выравнивая тон и скрывая едва видные следы щетины, подкрашивает глаза чёрной жидкой подводкой, во внешних уголках растушёвывая чёрные тени, расчёсывает и придаёт форму его широким выщипанным бровям, усердно прорисовывая их карандашом, и заканчивает макияж на губах, покрыв их плотным прозрачным блеском и подкрасив на внутренней стороне яркой помадой почти кислотного красного цвета. Самый простой корейский макияж, прям по всем канонам, разве что Хёк сокращает количество штукатурки, которое обычно накладывают парням и девушкам на лицо. – Вау… Тебе надо было в визажисты идти, а не в официанты, – рассматривая себя-красавца в зеркале, с восторгом выдыхает Донхэ. Он и так считал себя красивым, и даже много раз слышал это от посторонних, но сейчас, в таком виде, ему кажется, что по красоте он бы не уступил тем смазливым мальчишкам-айдолам, что постоянно крутят по телевизору. – Я ещё не закончил, – покраснев от такой откровенной похвалы, ангел неосторожно выпускает из рук коробочку с пудрой, однако вовремя её ловит, не дав даже коснуться пола. – Развернись, – младший поднимается, разворачивает стул, и садится обратно, теперь уже спиной к зеркалу. – Мне нравится новая причёска. Я только чуточку подправлю, ты не против? – в ответ отрицательное мотание головой. – Закрой глаза. – Зачем? – Чтобы средство не попало, а то будешь потом в слезах сидеть, и вся косметика потечёт. Человек покорно закрывает глаза и полагается на свои ощущения и слух, поэтому Хёкджэ приходится действовать хитрее: он специально стучит бутыльком с лаком по столу перед зеркалом, брызгает им в воздух, и создаёт звуковую иллюзию, напоминающую чавканье рук, намазанных кремом. Обманка помогает, Донхэ думает, что старший укладывает ему волосы различными средствами, тогда как на самом деле ангел, ровно разделив причёску, пропускает пряди через пальцы, окрашивая их в яркий синий цвет, у корней переходящий в родной чёрный, и с помощью чар слегка корректирует виски, делая их короче, хотя они и так выстрижены машинкой. Напоследок он укладывает волосы как было, так же поднимая чёлку и убирая её, короткие прядки слева тоже отводит назад, и вместо простого лака фиксирует получившуюся красоту своей магией. – Готово! Нетерпеливо повернувшись к зеркалу, Хэ смотрит на своё отражение и его глаза расширяются, походя на европейские. Синий. Его волосы синие! Синие, блин, волосы!!! Да ещё и насыщенный такой цвет, как будто его из баллона краской облили! – Это тоник! – вскрикивает Хёкджэ, предупреждая панику, в которую может перерасти истеричная мысль "я его убью, мне завтра на работу, меня же уволят за такой цвет". – Смоется с первого раза. Парень, поверив старшему, сразу успокаивается, и улыбается самому себе в зеркале. Конечно Хёк не стал бы подставлять любимого, поэтому нанёс на его волосы самые лёгкие чары, которые рассеются, едва их коснётся вода. – Хён, спасибо! Тебе правда в визажисты нужно, у тебя талант! – юноша тянется к чёлке, но получает хлёсткий удар по руке и грозный взгляд, и прекращает покушаться на творение друга. – Если я визажист, то кто будет тебе в "Вороне" самый лучший кофе варить, и самые свежие десерты утаскивать? – хихикает Хёкджэ, подходя и плюхаясь на диванчик в углу, и сразу без стеснения лезет в спортивную сумку подопечного, вытаскивая из него одежду и плеер с наушниками. – Я костюм подготовлю, а ты движения повтори, – он бросает донсену плеер со свёрнутыми восьмёркой наушниками, которые тот ловит двумя руками, и разворачивает сваленную кучкой одежду, чтобы привести её в порядок. К работе Донхэ всегда подходит с большой ответственностью и все его костюмы, независимо от занятости и дня недели, идеально выглажены, отпарены, и аккуратно сложены, однако сегодня он, кажется, собирался на очень большой скорости, раз кинул одежду одной общей кучей, либо она помялась, пока юноша ехал в клуб. Хёкджэ заботливо расправляет каждую складочку на белой рубашке и футболке, обновляет стрелки на строгих синих брюках, вешает разглаженные вещи на спинку дивана, и принимается обклеивать пиджак, найдя в сумке пакет с крупными прозрачными стразами и клей. Поглядывая на подопечного, чтобы ненароком не попасться, он своей магией быстро садит стразы по швам пиджака, больше всего лепя на воротник и рукава, и немного страз оставляет на ворот белой рубашки, поскольку лишних серебряных запонок у Хэ не нашлось. За десять минут до начала Донхэ одевается, трясясь от волнения, ангел уже на нём поправляет всё, что, по его мнению, должно лежать по-другому, и, усадив его на диван в гримёрке, опускается перед ним на колени, держа парня за дрожащие холодные руки. Юноша поднимает на него большие влажные глаза, всего лишь взглядом передавая свои эмоции, которые Хёк и без того прекрасно чувствует, и крепко сжимает руки друга в своих. Сегодня финал и оттого лишь страшнее выходить на сцену… Безусловно хочется победить, забрать денежный приз и кубок, доказать всем, что он профессионал, и, чего уж, покрасоваться перед блондином. Но сердце колотится от страха, как птица в клетке… – Ты дрожишь, – хмурится Хёкджэ, встряхивая руки младшего, чтобы избавить его от нервного напряжения. – Страшно… – Хочешь, я за сценой останусь? Прямо за кулисами, чтобы не бояться? – Нет, лучше будь в зале, – Донхэ безуспешно старается справиться с мелкой дрожью, пробивающей всё тело импульсами, и жмурится, шумно выдыхая. – И… Хёкджэ… – он жалостливо смотрит на друга, походя сейчас на милого щеночка, – спасибо тебе за поддержку. Ангел улыбается, понимая, что сейчас Рыбка говорит от всего сердца, искренне и честно, и в ответ придвигается к нему поближе, сводит его ладони вместе, держа их в своих руках, и, не прерывая зрительного контакта, осторожно касается тыльной стороны ладоней губами, оставляя на них едва ощутимые поцелуи. Получается. Подопечный замирает, дрожь волшебным образом перестаёт проноситься по телу, и сердце колотится уже вовсе не от страха, сладко сжимаясь от нежности и сияя с двойной силой. В одно мгновение атмосфера в комнатке меняется, даже в воздухе, кажется, можно уловить хрупкое спокойствие и нетерпеливое ожидание… продолжения? "Хочу, чтобы поцеловал ещё раз", – думает Хэ, и Хёкджэ сразу выполняет его желание, медленно покрывая его руки поцелуями, не пропуская ни единого миллиметра нежной кожи с хорошо видными венками, сначала внешнюю сторону, затем ладони, разглядывая линии на них прежде чем поцеловать, и, закрыв глаза и улыбнувшись, прижимает его лапки к своим щекам, вдыхая запах своего человека. Юноша растерян и смущён, раньше никто и никогда не делал подобного, никто не сидел перед ним на коленях и не целовал ему руки, и это так… трогательно… аж внутри всё переворачивается… Оба молчат. Донхэ смотрит на блондина и не решается разрушить этот хрупкий момент, а Хёк… ему хорошо без слов, достаточно чувствовать, как сжимается собственное сердце от тех эмоций, что испытывает его человек. Он поворачивает голову, с улыбкой целует запястья, пробираясь под рукава синего пиджака, затем каждый пальчик, неотрывно глядя в глаза своему чуду, шутливо кусает за косточку на запястье, и с удовольствием трётся щекой о правую ладошку парня. Безумно приятно, тепло, совсем не хочется, чтобы этот момент заканчивался… Но затихшая музыка заставляет парней испуганно посмотреть друг на друга расширившимися глазами, вскочить, и пулей выбежать из гримёрки за кулисы, чтобы подготовиться к выходу. Они стоят позади оставшихся четверых участников, смотря им в спины, и, пользуясь возможностью, Хёкджэ, чтобы приободрить подопечного и вывести на эмоции, отводит крылья назад, дабы ненароком никого не задеть, обнимает его, прижимаясь грудью к спине, улыбается, когда чужие пальцы, как и в прошлый раз, вцепляются в его руки, и трётся щекой о его висок, обкалываясь непривычно коротко сбритыми волосками. – Я с тобой, Фиши. Ты победишь их, они тебе не конкуренты, – едва слышно шепчет ему ангел, проводя кончиком носа линию по скуле, – главное выложись на полную. – Ты лесом пахнешь, – улыбается Донхэ, поддаваясь приятной ласке и поглаживая большими пальцами руки мужчины, – еловой смолой и деревом. Почему-то думать о выступлении сейчас нет никакого желания, скорее хочется остаться здесь, вот так стоять в объятиях старшего, кусать губы, когда он дыханием щекочет щёку и ухо, когда крепко прижимает к себе, давая чувство защищённости и уюта, и замирать в ожидании большего, когда, говоря, он едва задевает губами кожу. Такого он ни с кем не испытывал, только Хёкджэ дарит ему нежность, какой он не получал от бывших, только с ним чувствует, что полностью защищён, будто его не просто обнимают, а заворачивают в тёплый кокон, а этот пьянящий аромат сухой коры, влажной кедровой шишки и смолы ему чудится повсюду, куда бы он ни направился. И сейчас пересилить себя и выбраться из объятий – невыполнимая задача. Они так и стоят в обнимку за кулисами, ожидая, пока четверо финалистов выступят. Донхэ по жеребьёвке последний, и ангел понимает, что именно от него будет зависеть победа парня. Да, Хранители других участников тоже будут стараться, но ведь они-то там, дома, а он-то тут, стоит за спиной своего подопечного, и, если уж быть честным, у него больше шансов повлиять на своего человека, чем у прочих. – Я передумал, – шепчет Хэ, похлопывая его по руке, – останься здесь, мне будет спокойнее. – Хорошо, – ангел сильнее стискивает парня в своих руках, трётся о него щекой и в порыве вспыхнувшей нежности несколько раз быстро целует его в щёку, придавая ему уверенности и заставляя покраснеть от смущения. – Эй, прекрати! Увидят, подумают ещё, что мы пара! Меня вообще больше сюда не пустят! – Донхэ пихает блондина локтем в бок и весь извивается ужом. – Успокойся, мы просто близкие друзья, – с улыбкой шепчет ему на ушко Хёк, – хотя я бы не отказался быть твоей парой. М-м! – он сжимает губы в полоску и жмурится, терпя болючий щипок на запястье. – Я ему о чувствах, а он щиплется… – Сейчас вообще не время, давай обсудим после выступления! – Обещаешь? – Обещаю, только заткнись. Перед выходом на сцену Хёкджэ успевает ещё раз клюнуть младшего в щёку, получить за это очередной удар, и с чистой совестью и горячим следом от чужой ладони на щеке выпускает его. Донхэ оправдывает ожидания: он превосходно танцует даже в рабочем костюме, судьи и посетители клуба впечатлены его новым образом, в особенности яркими синими волосами, стрижкой, и блестящим ультрамариновым пиджаком, а в конце выступления ангел, решив схитрить, создаёт с помощью чар настоящий дождь из серебряных конфетти, который обсыпает его человека с головы до ног, служа дополнительным спецэффектом. Поклонившись публике, Хэ сходит со сцены и сразу же бросается другу на шею, выплёскивая на нём свои эмоции, затем хватает его за руку и тянет к гримёрке, говоря, что ему нужно успеть переодеться. Ангел помогает парню за пару минут сменить одежду со строгого пиджака и брюк со стрелками на белую футболку с ярким принтом, чёрные джинсы, его любимые старые кроссовки на высокой белой подошве, обматывает левое запястье красным шёлковым платком, чтобы подходило образу, поправляет ему макияж и причёску, и выпинывает Донхэ из комнатки прямиком обратно на сцену для объявления победителя. Конечно же именно Донхэ получает главный приз и позолоченный кубок на подставке из тяжеленного куска мрамора – символ и доказательство того, что он самый лучший танцор, обошедший пятерых танцоров в батле. Стоя на сцене в свете софитов, перед толпой аплодирующих и визжащих людей, поздравляющих его с выигрышем, Хэ, однако, думает лишь о блондине, выбежавшем в зал, и смотрит лишь на него одного, счастливо улыбаясь. В каком-то смысле только благодаря Ынхёку он и смог занять первое место – мужчина был рядом всё время, поддерживал словами и прикосновениями, помогал с костюмами, макияжем, движениями, музыкой, да он всё для него делал! Если бы не Хёк – страх съел бы его ещё в первую ночь на первом же батле! А он… ни на секунду не отходил от него, постоянно касался, говорил, танцевал с ним, показывал новые движения, и… бессовестно влюбил его в себя. – Итак, победитель перед вами! – громко и чётко, с раздражающим энтузиазмом, говорит в микрофон ведущий, ослепляющий гостей своим расшитым пайетками строгим костюмом изумрудного цвета. – И сейчас у вас есть уникальная возможность попробовать свои силы и сойтись с этим талантом в импровизированном батле! В эту секунду Хёкджэ остро чувствует укол в сердце – его мальчику страшно… Он растерян, ошарашен, огорошен, в полнейшем шоке, в общем! Донхэ смотрит на него округлившимися глазами и в его мыслях мелькает очень большое количество матов – он не знал о том, что ему придётся импровизировать, ведь до этого каждый его номер был тщательно спланирован и поставлен в движениях и музыке. А сейчас ему предлагают спонтанно придумать танец под неизвестную мелодию, неизвестный ритм, да ещё и танцевать с незнакомцем из зала! Что за бред?! Кто придумал это чёртово правило?! – Нечестно! – последовало несколько громких выкриков из толпы. Выбывшие участники! Даже они против такой подставы! Парни и девушки, танцевавшие на прошлой неделе, они кричат и улюлюкают, размахивая руками из толпы посетителей, перекрикивая даже музыку. – Те, кто вылетел с первых этапов батла, не успел подать заявку на участие, или считает, что не уступает в технике этому молодому человеку – прошу на сцену! – не обращая внимания на волну недовольства, продолжает с натянутой улыбкой вещать ведущий. – Ну же, кто хочет показать себя? Хмурясь, Хёкджэ проникает в мысли мужчины и понимает – это не его решение, так решила администрация клуба по каким-то неизвестным ему причинам, а он сейчас стоит там с микрофоном, терпя собственные угрызения совести, и отчаянно старается найти хоть одного, кто мог бы сносно подрыгаться пару минут на сцене. Так. Нужно спасать ситуацию. За секунду взвесив все "за" и "против", ангел глубоко вздыхает, закрыв глаза, прячет крылья, чтобы не мешались и не покалечились, и, мягко отодвинув стоящих перед ним девушек, поднимается на сцену с высоко поднятой головой, улыбаясь подопечному, теперь слыша в его голове вместо кучи нецензурных слов море благодарностей. Всяко лучше танцевать с другом, который, кстати, очень даже хорошо танцует, нежели с посторонним парнем или девушкой. К тому же за две недели, в течение которых проходил конкурс, он настолько прикипел душой к Хёку, что, пусть даже в глубине души и неосознанно, едва услышав объявление, он захотел участия Хёкджэ… – О-о-о, аплодисменты нашему добровольцу! – машет рукой ведущий в зал, чтобы люди начали хлопать и визжать, откликаясь на фразу. – Назовите любую композицию, чтобы наш диджей мог поставить её для вас. Ангел бегает взглядом по гостям, которых практически не видно из-за софитов, бьющих ярким светом в глаза, слушает мысли Донхэ, но у того будто белый шум в голове, поэтому он сам лихорадочно перебирает все песни, которые записаны у него на плеере, и вспоминает одну, самую подходящую к данному моменту, удивительно точно характеризующую их отношения с Хэ, и под которую он сам лично ставил хореографию несколько лет назад. Правда, она китайская… Хотя, какая разница? Им же не петь нужно. – Zhou Mi, "Miss Chic", – чётко говорит название песни Хёк, взяв у ведущего микрофон, и отходит к краю сцены, поближе к кулисам и подальше от Донхэ. Он слышит, донсен в смятении, но оно и не удивительно – не зная музыки, ритма, движений, сейчас ему нужно будет в считанные секунды сообразить и подстроиться, а это нелегко. Однако к страху примешивается какое-то неопределённое, нетерпеливое ожидание, лёгкое возбуждение, детское любопытство, и куча фантазий и вариантов дальнейших действий. Да, умница, взял себя в руки. – Не бойся, – одними губами, активно шевеля ими, произносит Хёкджэ, глядя на своего человека, – повторяй. Первые звуки музыки сильно бьют по ушам, усиливаясь басами от клубных колонок, Донхэ с пару секунд стоит, вперив взгляд в пол, сосредоточившись, улавливает темп, затем поворачивает голову к Хёкджэ, смотрит на его ногу, отбивающую ритм, и хитро улыбается, придумав первые движения. Ангел, во всех подробностях помня собственную хореографию этой песни, уже собирается начать её воспроизводить, но в одно мгновение решает действовать совершенно иначе – сам начинает импровизировать, спонтанно поддаваясь музыке. Едва высокий мужской голос произносит первые слова на записи, он за пару шагов оказывается у края сцены, принимая стойку готовности: прямая спина, хитрая ухмылка на пухлых губах, скрещенные ноги – одна впереди другой, руки за головой, будто говорящие о беспомощности, и изменившийся взгляд, прикрытый белоснежной чёлкой. Он выглядит так сексуально в своей белой рубашке с расстёгнутыми верхними пуговками, чёрных джинсах и белых кроссовках, и почему раньше Хэ не замечал, как возбуждающе смотрится на нём его обычная рабочая униформа? Или это только сейчас, на сцене, в свете софитов и оглушающей музыки одежда выглядит так непривычно? Мелодия получает своё развитие, превращаясь из басов в полноценную композицию, и вместе с ней Хёкджэ начинает танцевать. "Это же хип-хоп и R&B", – удивляется Донхэ, глядя как резко и чётко двигается друг. Это же… его любимый вид танца с детства… Там, на крыше напротив Золотого здания, он всегда танцевал именно в этом стиле, смешивая два любимых стиля, либо ставил свою хореографию, но обязательно опираясь на базовые движения! Ну точно! Вот и идеально отточенные многолетними танцами сальса-рок, и крисс-кросс, и бобби-браун, но это лишь база, которую он дополняет качанием бёдрами, и искусно замешивает стрип-пластику с ломкими фиксами, слайдами и волнами. Невероятно… Он запросто играет с залом, повторяя текст песни на китайском, улыбается, подмигивает подведёнными глазами, сдувает чёлку с глаз, и наконец резко разворачивается, снова встаёт прямо в центре сцены, скрестив ноги, заводит правую руку за голову, левую же протягивает Донхэ, приглашая его в танец. И Донхэ с радостью принимает предложение. Он доверчиво вкладывает свою руку в ладонь мужчины и делает шаг навстречу, вступая в ритм, принимая правила его игры. – Я так много думал о тебе, что совсем не мог уснуть, неопределённость между нами напрягает, это признание, а не мольба, я просто хочу, чтобы ты знал: я ведь нравлюсь тебе! Так почему же ты так нерешителен? Сотру все препятствия на своём пути, чтобы только ты был перед моими глазами! Хочешь быть счастливым? Осмелься и сделай первый шаг! И я заявляю всему миру, что ты нравишься мне, – громко поёт Хёкджэ, не сводя глаз с подопечного, и перескакивает с китайского языка на корейский, без труда переводя, чтобы юноша мог понять его. И, надо сказать, это производит сильное впечатление на младшего. Донхэ всегда считал, что танец – это выражение человеческой души. Слова, мимика, даже глаза порой могут обмануть. Но не тело. Тут избитое выражение "язык тела не обманет", пожалуй, сполна оправдывает себя. Теперь внимание Хёкджэ целиком и полностью направлено только на него: каждое движение в его сторону, соблазнительная ухмылка пухлых губ пускает мурашки по телу, глаза блестят азартом, приобретая светло-медовый цвет, да от него едва искры не брызжут, настолько он поглощён танцем и Донхэ! Бенгальский огонь… Вспышка, фейерверк! Он – огонёк, трещащий и блестящий от брошенного в него порошка корицы. Поворот вокруг себя, обвести голову рукой, резко выбросить руку или ногу вперёд, соблазнительно качнуть бёдрами – всё это сопровождается кошачьей грацией, пропитано мужской силой и вместе с тем мягкостью, и горячей, почти ощутимой физически страстью. Сейчас Ынхёк будто бьющееся пламя свечи, такой же яркий, затмевающий всех, он изгибается, стоит Хэ подойти достаточно близко, и увлекает его за собой, чтобы сиять вместе в свете софитов. Рядом с ним Донхэ забывает о страхе, забывает о людях, наблюдающих за ними из зала, забывает о конкурсе, в котором, вообще-то, только что победил, для него не остаётся ничего, кроме танцующего блондина перед глазами. – Не сдерживай эмоции, они ни для кого не секрет; ты нравишься, нравишься мне! Скажи, что любишь меня, крикни во всё горло, только не молчи! Я ведь дойду до конца, отбросив все сомнения! – поёт красивый мужской голос на записи, и ангел вторит ему. Донхэ следит за его движениями, неточно повторяя их, вслушивается в слова, которые переводит и кричит ему сквозь музыку Хёк, и свободно, уже без страха и стеснения импровизирует, превращая танец в своеобразную игру: притягивает парня к себе за ворот рубашки, оставляя между лицами всего несколько сантиметров, чувствует всполох злости из-за слов "скажи, что любишь меня", сказанных ему почти в губы, затем играючи отталкивает, ловя ответный игривый взгляд, касается его лица ладонью, терпит дрожь, пробежавшуюся по телу от прикосновения его рук к пояснице, и задыхается, когда старший грубо подтаскивает его к себе, рванув за пояс джинсов, скрытый под свободной футболкой. Танец – это эмоции. Танец – это жизнь. Танец – это страсть. Танец – это секс. К концу песни оба окончательно отключают мозги, перестают различать слова, слыша лишь ритм, из головы исчезают все мысли, Хёкджэ вовсе забывает о своих крыльях и нимбе, греющем макушку, для них перестаёт существовать весь мир. Да и какой, к чёртовой матери, может быть мир, если ты танцуешь с таким умопомрачительным мужчиной?! Выпад вперёд, едва ощутимо провести кончиками пальцев по лицу, и замереть, встав спиной к залу, чтобы позволить Донхэ выйти вперёд и дать несколько секунд сольного танца – дать ему почувствовать себя одиноким на сцене, брошенным… А затем вновь присоединиться, схватить за руку, опасно приблизившись, оттолкнуть, тряхнуть головой, закрывая лихорадочно блестящие глаза от публики, едва коснуться кончиком языка большого пальца, провести им вниз с хитрой ухмылкой, и коснуться паха, соблазнительно виляя бёдрами и закидывая голову назад – Донхэ без задней мысли ведётся на это маленькое представление, задыхаясь при виде такого Хёкджэ. Совершенно не похож на того светлого мальчика-одуванчика, бегающего по кофейне с подносом, полным еды, в белой рубашечке и фартуке с лейблом кофейни, который всегда приветливо улыбается, просит разрешения поцеловать и целует его руки, стоя перед ним на коленях. Нет, того Хёкджэ больше нет, сейчас он абсолютно другой, новый, непознанный, чужой, колючий, неземной, обжигающий любого, кто посмеет к нему прикоснуться, но оттого ещё более притягательный. Это как два совершенно разных человека, как-то уживающихся в одном. Заворожено наблюдая за ним, Донхэ понимает, что его первая мысль в отношении блондина была правильной: с ним или танцевать, или оказаться в постели, третьего не дано. Ангел не выпускает Хэ ни на секунду, удерживая его внимание на себе, постоянно касается, пусть даже мимолётом, смотрит только на него, улыбается только ему, и заставляет сердце ещё больше ускорить ритм простым прикосновением к волосам, рядом с ухом, чем вдобавок запускает толпу мурашек по коже. А Донхэ поддаётся ему, повторяет его действия, и, раскрепостившись, сам притягивает парня к себе, с улыбкой дёргая несчастную рубашку на груди, и так и замирает, всего в нескольких сантиметрах от пухлых губ, осознав, что музыка как-то внезапно смолкла. Зал взрывается бурными овациями, визг девушек оглушает, а они стоят, едва соприкасаясь одной стороной бёдер, и неотрывно смотрят друг другу в глаза, тяжело дыша, отходя от только что пережитых эмоций. Мыслей ноль. У обоих. Хёкджэ не может глаз оторвать от тяжело дышащего подопечного, что уж говорить о чтении его мыслей! Тут самому бы в кучу собраться… – Потрясающе! Не знаю, как вам, а как по мне, так у нас ничья! – на сцену выбегает ведущий, и Донхэ нехотя отпускает скомканную рубашку старшего, отводит взгляд и отходит на пару шагов, сдувая чуть взмокшую синюю чёлку с глаз. – Мы дарим нашему добровольцу бутылку шампанского, – мужчина вручает Хёку изумрудную бутылку, перевязанную розовой лентой с бантиком, – и провожаем танцоров за кулисы или в зал. И продолжаем вечеринку! Под очередную волну криков парни кланяются, улыбаясь, и сходят со сцены, забирая кубок и белый конверт с денежным призом, оставленным за кулисами, сразу направляясь к гримёрке. Всё, конкурс кончился, сейчас только переодеться, смыть Донхэ макияж, проводить его до дома, а потом домой к Ёнуну, принять душ, залечь под бок к Рёуку, который наверняка занял его диван, и спа-а-ать. Он смертельно устал после столь энергичного танца и полного рабочего дня, а завтра ещё на работу к восьми, и он весь мокрый, ему жарко, хочется попросту упасть на что-нибудь мягкое и не шевелиться. Зайдя в тёмную гримёрку, Хёкджэ наконец позволяет себе приоткрыть и размять спрятанные во время танца крылья, шумно выдыхает, надувая щёки, чувствуя, как расслабляются бывшие под напряжением мышцы и перья встают на места, ставит подарочную бутылку с кубком и конвертом на столик перед зеркалом, заваленный косметикой, почему-то не обращает внимания на щелчок за спиной, и не успевает ничего понять, когда его резко дёргают за левое плечо. Донхэ, закрыв дверь на замок, в два широких шага преодолевает расстояние между ними, разворачивает Хёка лицом к себе, толкает, больно ударяя спиной о стену между зеркалом и стенным выступом у двери, вжимает его собой в холодный бетон и припадает к губам парня в жарком поцелуе. Ангел успевает только приоткрыть крылья, и сразу же их прячет, понимая, что с таким рвением Хэ переломает ему разом все кости, а дальше… дальше из головы выметает абсолютно всё, и глаза закатываются, сами по себе закрываясь. Не ожидав такого напора, Хёкджэ машинально упирается ладонями в грудь младшего, будто бы стараясь остановить, но Донхэ соображает быстрее – он, не отрываясь от его губ, переплетает с ним пальцы в замок, заводит обе руки ему за голову, крепко удерживая их, чтобы больше не смел противиться, и толкается в него бёдрами, чуть приподнимаясь на носочках. Чёрт, да он возбуждён! Как можно было не заметить это в танце? Хёк хорошо чувствует его твёрдость и внушительный размер, больно упирающийся ему в тазобедренную кость, и всем телом впитывает его сбитое сопение, его жар, так ярко контрастирующий с ледяной стеной, нетерпеливость, сочащуюся в каждом движении, даже его запах. Донхэ жадно сминает его губы, словно дорвался до того, чего так долго желал, пошло причмокивает, шумно дышит через нос, обтирается о него бёдрами, едва слышно скуля от возбуждения, сгибает левое колено, раздвигая им ноги ангела, и, пользуясь его тихим растерянным "ах", проникает в чужой рот языком, с удовольствием слыша, как уже он задыхается. Запретность происходящего распаляет: там, на танцполе, море людей, и никто не знает, что они в этой малюсенькой тёмной комнатке, целуются, как в последний раз, возбуждённые до предела и ничего не соображающие. А они даже не в отношениях. Донхэ умело играет с его языком, больно сжимает чужие пальцы, царапая тыльную сторону ладоней о голую чёрную стену, и ему окончательно сшибает крышу, когда Хёкджэ по неосторожности прикусывает его язык. Низко рыкнув, Хэ отлипает от старшего, сделав большой шаг назад, осматривает комнату, одним махом сбрасывает со столика перед зеркалом всю косметику, цепляя бутылку шампанского и кубок, гулко стукнувшиеся о пол, тянет блондина на себя, скомковав в кулаках воротник его белой рубашки, швыряет его на зеркало, отчего Хёк морщится, терпя болезненный удар копчиком о край столика, подхватывает длинные ноги под коленями и усаживает на освобождённую поверхность, снова втягивая его в поцелуй. Всё слишком быстро, ангел успевает только вцепиться пальцами в плечи донсена, чтобы выгадать секунду и перевести дух, и затем сам подтягивает его к себе, положив руки на поясницу, отвечает на поцелуй, перенимая инициативу, обнимает подопечного за шею и зарывается пальцами в короткие волосы на затылке, сжимая коленями бёдра парня, чтобы ни в коем случае не отпустить. Надо признать, человек его удивил. Вот так внезапно наброситься, да ещё и в людном месте, где в любую минуту в дверь могут постучать, это вообще не в его стиле! Ведёт себя как настоящий актив… Танец завёл его, сейчас им движет только страсть и желание, его щёки налились румянцем, на лбу и висках проступил блеск, он тяжело дышит, стонет, впуская язык старшего в свой рот, кусает его губы и стукается с ним зубами, не в силах сдержать свой пыл. Хёкджэ выгибается в дугу, ударяясь макушкой о зеркало, стоит подопечному на мгновение отстраниться и чётким движением с громким треском разорвать на нём рубашку, так, что все пуговицы до самого низа разом отлетают, и хрипит, когда он жадно расцеловывает и покусывает его шею, оставляя на ней пару ярких засосов. Открыв, наконец, глаза, ангел вспоминает где находится, вспоминает о долбящей битами музыке за дверью, и о том, что, вообще-то, это его прерогатива – зажимать и лапать свою Рыбоньку где приспичит. А ещё чувствует, как приятно обливается теплом сердце, перенимая эмоции младшего, и как в паху всё сводит тугой пружиной возбуждения от его близости, его рук, губ, даже его запаха... Донхэ шарит руками по его телу, стащив рубашку и оставив её болтаться на запястьях, поддерживает под поясницей, горбясь, чтобы покрыть поцелуями грудь и прикусить левый сосок, вырвав первый протяжный стон, снова поднимается к шее, оставляет большой укус на ключицах, толкается в него бёдрами и снова целует в губы. – Донхэ… Донхэ, стой! – задыхаясь, еле выговаривает Хёкджэ, перехватывая руки парня на пуговице своих джинсов, чтобы не дать ему зайти дальше. Не слушая его, Хэ опускает голову, не позволяя смотреть себе в глаза, рычит, стряхивает руки мужчины и продолжает рваться расстегнуть ему ширинку, но ангел вновь крепко сжимает пальцами его запястья, едва не оставляя синяки. – Донхэ, остановись, слышишь! – он говорит громче, несмотря на сбитое дыхание. – Донхэ! Фиши… – Я согласен! – резко подняв голову, раскрасневшийся парень решительно смотрит в медовые глаза Хёка, и блондин видит в затуманенных страстью глазах самый настоящий вызов. – Давай встречаться! Будь моим парнем, а? Пользуясь явным замешательством, парень снова тянется поцеловать старшего, но тот вовремя отклоняется назад, не разрешая, и вместо этого слушает мысли подопечного. Прямо сейчас, в эту самую секунду, он посылает все свои предрассудки и убеждения на три весёлых русских буквы, отрекается от суждения "не хочу ни с кем встречаться, иначе снова разочаруюсь", и даёт полную волю чувствам, что так долго сдерживал в себе, признаёт влечение, свою безумную влюблённость в белокурого ангела, признаётся самому себе, что хочет принадлежать ему, быть с ним, любить его, только его… Обалдеть. Всего одним танцем Хёкджэ покорил его, хотя до этого несколько месяцев добивался его согласия и не получал взаимности, а тут… стоило раз станцевать с ним, ответить на поцелуй, с которым он на него накинулся, и всё, человек сам пал в его объятия. – Ты бил меня каждый раз, как я предлагал тебе это, – насмешливо поднимает правую бровь Хёк, но уголки пухлых, порозовевших от поцелуев и укусов губ предательски ползут вверх, – а теперь ты мне предлагаешь встречаться? – Прости, – на эмоциях шумно выдыхает Донхэ, вырывая запястья из крепкой хватки, он приближается, касается носом носа старшего, оглаживает ладонями его бока, наклоняется к шее и втягивает носом воздух, – прости за все удары. Чёртов Ли Хёкджэ… Ты понравился мне в тот день, когда я вылил на тебя кофе, – понимая, что для Донхэ сейчас наступило самое время откровений, ангел замирает, готовясь вслушиваться в каждое слово, однако нежные поцелуи в шею, на груди и лице, и руки, гладящие голый торс и ноги, скорее лишают здравого смысла. – Твой запах, глаза, белые волосы, улыбка… Три месяца сводил меня с ума, был рядом, с работы встречал, готовил мне кофе, помогал с батлами. Снился мне… – уловив момент, когда парень расслабляется и снова закрывает глаза, Донхэ притягивает его ближе, заставляя опереться руками о стол позади себя и ахнуть от соприкосновения бёдрами. – Я люблю тебя, Хёкджэ, – он переходит на шёпот, нежно целуя шею старшего, – люблю, люблю! Прости, я боялся подпустить тебя, боялся, что ошибусь в тебе, но ты ни разу не дал повода сомневаться, – подобравшись к уху, прихватывает губами мочку, затем слегка прикусывает, добиваясь стона, – рядом с тобой моё сердце бьётся чаще. Хёкджэ… Мой, только мой, я не позволю тебе прикасаться к другим, ни к мужчинам, ни к женщинам! Мой персональный ангел… Хёкджэ испуганно распахивает глаза от услышанного, и напрягается, вслушиваясь в мысли парня. Ах нет, это была просто метафора, сравнение, ассоциация из-за его белых волос и того сна, где он танцевал на крыше и раскинул крылья. А ведь сердце уже было тронул страх, что подопечный догадался о его происхождении. – Донхэ, – оттолкнувшись от столешницы, ангел выпрямляется, прикасается левой рукой к щеке юноши и заглядывает в его чистые глаза, с которых спала пелена возбуждения, – а ты, оказывается, собственник. – Даже не представляешь насколько. Я не могу не думать о тебе, готов убить каждого, кто прикоснётся к тебе, ты моя драгоценность. Так… каков твой ответ? Хёкджэ не сдерживает улыбки, счастливой улыбки, по-настоящему радуясь тому, что подопечный наконец раскрыл ему своё сердце и душу, видит неподдельные чувства в его глазах, и его сердце тает, сильнее связываясь с подопечным. А интересно, как он отреагирует, если сказать… – Нет. Секунда на осознание, затем Донхэ ошарашенно хлопает глазами, выпадая в сильнейший осадок от такого ответа, и на отмашь даёт парню звонкую королевскую пощёчину по правой щеке, прожигая его злым и одновременно растерянным взглядом. В смысле, блин, нет?! Что значит "нет"?! Он только что признался в любви, зажал его в пустой гримёрке, поцеловал, до сих пор чувствует возбуждение в его штанах, а он ему… "нет"? Подняв голову, Хёк сдувает упавшую на глаза чёлку, прикладывает ладонь к горящей щеке, озорно улыбается, морща нос, а затем открыто, искренне смеётся, видя замешательство на лице своего теперь уже официального парня. – То есть, с началом отношений ничего не изменится, и я так и буду каждый раз получать по лицу за малейшую провинность? Донхэ, понимая наконец, что это была шутка и блондин на самом деле согласен, смеётся вместе с ним, целует, извиняясь за удар, и обнимает его, крепко прижимая к себе. Он слышит часто бьющееся сердце старшего, чувствует ответные объятия, и на душе становится спокойно и тепло. Этот мужчина никому не даст его в обиду, он будет рядом, всегда, что бы ни случилось, обнимет, поцелует, не предаст. Это не ошибка. Хёкджэ настоящий, свой, живой, с ним не страшно, к нему хочется прикасаться, что для Донхэ, как для кинестетика, крайне важно. Он как наркотик: долго без него не протянешь… Отстранившись, Хэ смотрит на парня, соприкасается с ним носами, игриво чмокает в губы и опускает руки ему на шею. – Останься у меня сегодня? – Солнце, нам обоим завтра на работу. И к тому же… я не настолько уверен в своей силе воли, – смущённо улыбнувшись, ангел взглядом указывает на отлично видимые выпуклости в области ширинки на штанах обоих. – Зато я уверен, – Донхэ проводит носом по его щеке, украшенной пощёчиной, и улыбается в ответ, – я верю, что ты меня не тронешь. – Всё равно не могу. – Ох, ну как девчонка, в самом деле! Не ломайся, Хёкки, – юноша подтаскивает старшего к краю стола, вжимаясь в него всем телом, и продолжает в своё удовольствие ластиться к Хёкджэ, позволяя ему гладить руками свою спину и плечи через футболку, – я могу предложить тебе свободный, мягчайший, раскладывающийся диван в гостиной. А ещё у меня есть обалденная большущая ванна с лавандовой морской солью, вкусный завтрак, приготовленный лично мной, и горячий кофе из кофемашины. – Соблазнительное предложение, – ухмыляется Ынхёк. – Соглашайся, – шепчет Хэ, склоняясь к уху ангела, чем запускает по его телу новые толпы мурашек, и обтирается о его пах своим возбуждением, что никак не способствует прояснению мыслей, которое сейчас так необходимо, – а утром встанем вместе, я тебя до работы провожу, рубашку свою дам. М? Давай да? – Хорошо, хорошо, да, – почувствовав руки подопечного снова на своей ширинке, торопливо выговаривает Хёкджэ, отталкивая его загребущие лапки подальше от себя. – Тогда прямо сейчас начинай собираться, нам пешком ещё топать до твоего дома. – Не хочу, мне лень, поехали на такси? Я заплачу, – хнычет человек, отлепляясь от мужчины и направляясь к дивану, сразу залезая в свою спортивную сумку за сменной одеждой. – Рубашку дай мне? Развернувшись, Донхэ окидывает довольным взглядом ангела, сидящего с раздвинутыми ногами на узкой столешнице у зеркала, с растрёпанной копной белых волос, смазанным макияжем, в разорванной рубашке, с обнажённым торсом, притягивающим к себе внимание симпатичными плиточками пресса на животе, и шеей, украшенной его засосами. Какое к чёрту "переодевайся и поехали", когда перед ним сидит настоящее совершенство в штанишках? Хочется взять его прямо сейчас, незамедлительно, на этом самом зеркале или диване! Или, вернее, чтобы Хёк взял его. – Ты такой сексуальный. В принципе, можешь прямо так ехать, всё равно тебе её скоро снимать. Фыркнув, Хёкджэ спрыгивает с зеркала, сбрасывая на пол безвозвратно испорченную рубашку, зачёсывает волосы правой рукой, чтобы чёлка не мешалась, и начинает собирать косметику, которую Донхэ в порыве страсти скинул со столика, а подопечный в это время, любуясь неосторожно откляченной попкой парня, переодевается и смывает макияж, небрежно сбрасывает в сумку собранную косметику и костюм, и вызывает такси по приложению в телефоне, падая на диван в ожидании. Закончив сборы, ангел поднимается, с громким печальным вздохом снимает безнадёжно испорченную рубашку, и, развернувшись к Хэ лицом, замирает, вновь встречаясь с его голодным взглядом. Ха, это ж как же долго нужно воздерживаться, чтобы так смотреть! Да он буквально пожирает его глазами, хотя Ынхёк отчётливо слышит ровный, трезвый строй его мыслей: нельзя, слишком рано для близости, он едва стал его парнем, нужно собрать всю свою волю и силу в кучу, сделать из них силу воли, сжать зубы, и ни в коем случае не позволять себе зайти дальше поцелуев. Да, в паху всё сводит от возбуждения, да, невыносимо хочется дотронуться до этого крепкого, подтянутого, совершенного тела, увидеть лицо, перекошенное от оргазма, услышать громкие стоны удовольствия… Но нет. Донхэ понимает – Хёк так же всеми силами держит себя в руках, и ему ни в коем случае не стоит подводить старшего к краю терпения, чтобы он не нарушил своего обещания не трогать его. – Я вызвал машину, подъедет через десять минут, – Хэ машет телефоном, где отображается текущий заказ такси, и улыбается так по-детски мило, будто ничего между ними не происходило тут несколькими минутами ранее. Согласно покивав, блондин выпускает крылья, встряхивает их, и направляется к диванчику, садясь рядом с Донхэ, закидывая левую руку на спинку, чтобы нежно погладить затылок парня. Юноша с улыбкой поддаётся приятной ласке, поворачивает голову, прижимается щекой к чужой тёплой ладони, закрывая глаза, и Хёкджэ, слушая эфир, подчиняется его почти не осознанному желанию – прикасается большим пальцем к чуть припухшим губам, обводит их по контуру, останавливаясь в уголке, и, наклонившись, целует подопечного. Сначала осторожное, поверхностное касание губ, совсем невинное, затем чуть смелее. Положив ладонь на щёку Хэ, ангел закрывает глаза и углубляет поцелуй, проникая языком в чужой рот, ласкает его язычок своим, нежно гладит большим пальцем скулу, чувствует руку, лёгшую ему на бедро, и улыбается, жмурясь от укола прямиком в сердце. Донхэ любит его. Его эмоции настолько сильны, что сердце ангела, накрепко связанное с парнем, подстраивается и даже бьётся в унисон, вторя быстрому ритму его сияющего сердечка, ужасно хочется обернуть его крылом, усадить себе на колени, без конца шептать признания, не выпускать из объятий, но… Всегда есть "но", верно? Да, сейчас он его принял, но ведь впереди самое страшное – признание в своём происхождении, а это куда опаснее, чем простое признание в чувствах. Дьявол, его человек жутко тактилен: разорвав поцелуй, он с интересом рассматривает и гладит его подтянутую грудь и живот, плечи, руки, лицо, шутливо щипает щёки, улыбаясь и довольно щурясь, постоянно целует, и подаётся навстречу, стоит Хёку, вторя его недавним действиям, положить ладонь на его бедро. Хочет. Он всё ещё на взводе, эрекция отчётливо видна, и, если честно, Хёкджэ сильно сомневается, что сможет удержаться от дальнейших приставаний к подопечному, хоть тот, вопреки здравому смыслу, совсем даже и не против. Оба вздрагивают и отрываются друг от друга, лишь когда у Донхэ громко пиликает телефон, оповещая о приехавшей и ожидающей их машине. – Донсен, кроме шуток, ну дай ты мне свою рубашку или футболку, я же голым не пойду, – канючит Хёк, жалобно смотря на подорвавшегося с дивана парня. – Ты прав. Голым тебя теперь только я могу видеть, – хищно скалится Донхэ, расстёгивает свою сумку, вынимает белую футболку, в какой выступал, и швыряет её в блондина. – Одевайся и выходи, я пока наши куртки заберу. Хёкджэ наспех напяливает футболку, насквозь пропитавшуюся запахом его человека, распускает в ней крылья, ведя плечами для удобства, и пулей вылетает из гримёрки вслед за младшим, цепляясь за его руку, чтобы не потеряться. Донхэ, как настоящий рыцарь, проводит его через танцпол, кишащий танцующими людьми, принимает из рук Хёка свою тонкую куртку, оставленную в гардеробе, и они вместе поднимаются по лестнице на улицу, сразу находя своё такси. *Перевод: Super Junior – Hero. *Изомальт – своего рода сахар, изготавливается в виде белого порошка, сладкий. Изомальт широко используется кондитерами для создания декоративных фигурок, его растапливают и заливают в формы, получая, например, прозрачные снежинки, или дают чуть остыть и с помощью ложки наливают тонкой струйкой на силиконовый лист, получая тоненькие хрупкие паутинки. Изомальт хорошо красится пищевыми красителями и довольно быстро застывает. *Золотой кондурин – пищевой порошок, так же используется для декорирования десертов или мастики, бывает золотым, синим, серебряным, и других цветов. Наносится с помощью кисточки или распыляется из баллончика.