Жизнь с ангелом

Приехав домой к Донхэ, Хёкджэ берёт себя в руки и делает вид, что находится в этой квартире впервые, а не видел её миллион раз через свою сферу. Правда, из всех апартаментов любимого он видел лишь просторную светлую спальню, сидя на карнизах за окном, вечно погружённую в полумрак из-за отсутствия основной лампы гостиную с панорамными окнами, прихожую, в которую сегодня попал впервые, и стильную кухню с барной стойкой, отделяющей её от коридора. Поэтому он с неподдельным любопытством заглядывает в гостевую комнату, щёлкает выключателем, чтобы рассмотреть её получше при свете, отмечает классный балкон, пол которого выложен кафелем, и, глядя на обстановку, понимает, что гостевая – почти полное зеркальное отражение спальни Хэ. Затем он переходит в комнатку напротив, сталкиваясь с огромной, выложенной полированным кафелем уборной: здесь, как и в гостиной, гигантское зеркало от пола до потолка, перед которым, Хёк знает, Донхэ частенько красуется, у противоположной стены глубокая, идеально белая ванна, а холодный пол устлан одним большущим мягким ковром песочного цвета. Потрясающе… Увидеть квартиру вживую лучше, чем через свою сферу, наблюдая за подопечным. К тому же у него тут повсюду налеплено множество разнообразных светильников, с помощью которых можно либо ярко осветить весь дом, либо создать интимную атмосферу, приглушив свет. Закончив любопытствовать, Хёкджэ идёт в гостиную, включает напольную лампу, что служит чуть ли не единственным источником света сейчас, если не считать горящей вытяжки на кухне, и, опёршись локтями на барную стойку, смотрит на младшего, заваривающего для них чай. – Донхэ-я, а можно я душ приму? – спрашивает Хёкджэ, прогибаясь в спине и приоткрывая крылья. – Хочешь, ванну тебе сделаю с солью? Я же обещал. – Боюсь, я усну прямо в ванне, поэтому обойдёмся душем, – он слышит в голове Хэ шальную мысль о нём, обнажённом, мокром, сексуальном… но она тут же сменяется мыслями об одежде. – Да, иди, я сейчас принесу тебе что-нибудь надеть, и полотенце дам, – юноша оставляет чай в кружках завариваться и уходит в свою комнату, стараясь не смотреть на блондина. От одной только мысли, что желанный мужчина, давно и прочно засевший в голове, сейчас в доступной близости, в его, чёрт возьми, квартире, можно сойти с ума и не удержаться… А удержаться надо. У них с Хёкджэ одинаковый размер, поэтому парень быстро находит для него свои чистые трусы, свободную белую футболку, мягкие чёрные шорты, белые носочки, из множества полотенец выбирает большое, махровое, зелёное, и тащит всё это в уборную, слыша там подозрительную тишину. Он застаёт ангела в одном нижнем белье, стоящего спиной к нему, замирает в дверном проёме, крепко стискивая пальцами одежду, сглатывает, опуская взгляд на упругую задницу старшего, и, понимая, что "уже прям ну всё", небрежно бросает вещи на стиральную машинку слева в углу, подходит ближе и кладёт руки на его бёдра, чуть выше резинки боксёров. Хёк даже не удивляется, чувствуя нежные прикосновения, прячет крылья, улыбается, поворачивается лицом к человеку, и, немного наклонившись, целует его, оттесняя к кафельной стене, и случайно цепляет бедром выключатель, гася основной свет на потолке, оставляя гореть лишь маленькие светильники на стенах. Он гладит щёки любимой Рыбки, ласкает его язычок своим, но держит дистанцию, не прижимаясь, боясь не сдержаться или случайно прикоснуться крылом, или выдать себя выпавшим пёрышком. Для него вообще сложившаяся ситуация опасна – во сне он не может контролировать себя, а значит, крылья могут показаться сами по себе, и на этапе только-только завязавшихся отношений он не сможет объяснить и заставить Донхэ поверить в его происхождение. Не стоило ему соглашаться ехать сюда… Нужно было отказаться, поехать домой, мучиться всю ночь от воспоминаний о жарком поцелуе в гримёрке, а он… стоит перед любимым человеком, практически голый, в одних лишь трусах, и сам целует его. Хреновенькая у него сила воли. В отличие от Донхэ. Подопечный, мягко завершив поцелуй, с улыбкой осматривает обнажённый торс мужчины, в который раз за сегодня облизываясь на его идеальное подтянутое тело, оглаживает его бока, грудь, живот ладонями, а затем шумно выдыхает, закрывает глаза и ударяется макушкой о кафель позади, прикусив нижнюю губу. – Я это… пойду, застелю тебе диван в гостиной, – повернув голову вправо и старательно отводя глаза, тихо говорит Хэ. Согласно кивнув, Хёкджэ напоследок чмокает парня в губы и выпускает его из уборной, понимая, что, если ещё хоть на чуть-чуть они останутся наедине – не удержатся от соблазна оба. Он не спеша принимает душ, долго стоя под горячей водой и наслаждаясь каплями, бьющими в лицо, тщательно чистит крылья, стараясь слишком не шуметь и не брызгаться, смывает с себя всю рабочую усталость и танцевальный пот, вытирается огромным банным полотенцем, которое принёс ему Донхэ, и минут десять сушит чарами крылья, понимая, что здесь не будет как дома – их нельзя оставлять на ночь раскрытыми, чтоб просушить. Затем он облачается в чужую одежду, с удовольствием вдыхая будоражащий все внутренности запах своего человека, и выходит из комнаты, позволяя Хэ пойти следом. Во всём доме темно, только напольная лампа в гостиной освещает разложенный диван с хлопковым постельным бельём кремового, почти белого цвета, рядом с диваном, на полу, стоит его рюкзак, на стеклянном журнальном столике лежит телефон, оставленный им на тумбочке в прихожей, а из панорамного окна виден ночной город, горящий сотнями огней. Уютно. Даже не верится, что он наконец-то здесь. Решив не дожидаться парня из душа, дабы случайно его не спровоцировать, Хёкджэ садится на краешек разложенного дивана, с улыбкой проводя ладонью по свежевыстиранному, чуть жестковатому белью, берёт телефон, пишет сообщение Кюхёну с просьбой разрешить ему завтра придти к десяти на работу, на что спустя всего две минуты, что удивительно, получает положительный ответ, и предупреждает Рёука и Канина, что сегодня его не будет и он остаётся у Донхэ, дабы те не волновались. Парни не отвечают, но, Хёк знает, Рёук сейчас наверняка порадовался, прочитав сообщение, и вместе с тем обозлился на друга, что он дорвался до своего подопечного раньше, чем он до своего. Поставив будильник на восемь часов утра, ангел прячет крылья, падает на постель, с удовольствием потягиваясь и зевая во весь рот, а потом заворачивается в мягкое пуховое одеяло, как в кокон, и с улыбкой, спустя всего пару минут, засыпает, так и не услышав, как Донхэ, шлёпая босыми ногами, вышел из ванной. Хёкджэ спит как убитый, совершенно без снов. Он не слышит будильника в комнате человека, не слышит его мыслей, как шумит кофе-машина и звенят кружки на сушилке, как открывается окно на кухне, и не слышит, как льётся вода – сначала в уборной, следом на кухне. Донхэ по привычке просыпается в семь утра, вместе с рассветом, умывается, любуясь собой без синих волос в маленьком зеркале над раковиной, надевает свою любимую белую рубашку, больше него самого размера на три как минимум, и, приготовив себе чашку кофе, с ногами усаживается в кресле в гостиной. Обычно он поворачивает кресло к окну, чтобы полюбоваться рассветом, но солнце давно уже встало, да и есть сегодня другой объект для наблюдений, что в сто крат красивее рассвета. Хёкджэ смешно спит: укрытый одеялом до пояса, он распластался по всей кровати в виде звезды, лёжа на животе, правая рука под головой, волосы забавно растрёпаны, он громко сопит, дыша через широко открытый рот, а на подушке под щекой расползлось мокрое тёмное пятно. Устал вчера, уснул так быстро, едва выйдя из душа, не дождавшись ни его, ни чая, а Донхэ и не стал будить, да и сейчас не хочется его трогать, пускай спит. Милый, красив даже без макияжа, с которым Хэ всегда его видит, хмурится во сне, будто почувствовав на себе чужой взгляд, и, причмокнув губами, переворачивается на спину, наполовину раскрывшись. Юноша улыбается, делая большой глоток терпкого пряного капучино, прикрывает на секунду глаза, наслаждаясь вкусом напитка, и снова смотрит на Хёкджэ, желая как можно лучше запечатлеть этот момент в памяти. Эх, жаль фотоаппарат в комнате, а идти за ним откровенно лень… Вот он, парень, преследовавший его несколько месяцев, спит в его квартире, на его диване в гостиной, с его засосами, расцветшими на шее, в его одежде, даже в его трусах! Футболка чуть задралась, обнажая впалый живот, резинка шорт справа немного приспустилась, из-за чего видна острая тазобедренная косточка, и Донхэ только сейчас замечает несвойственную для его возраста гладкость: по всему телу ни единого волоска, разве что тоненькая дорожка тянется от пупка к паху, но это он списывает на обычную гигиену – должно быть, парень тщательно следит за собой, что определённо большой плюс. Кажется, лишь в этот короткий миг он настоящий, расслабленный, вот и спит с открытым ртом, разве что не храпит. Хочется лечь к нему, обнять, вдохнуть его лесной аромат, ощутимый даже на таком расстоянии, поцеловать и понежиться с ним недолго. "С ума сойти – с ума сойти от простого официанта", – смеётся сам над собой Донхэ. Родители с детства ему твердили, что он обязательно должен жениться, причём только на девушке, да ещё и с высоким социальным статусом, чтоб под стать ему, учили ценить себя, и почему-то сами недолюбливали работников общепита, хотя всегда уважительно разговаривали с официантами в ресторанах. Донхва, его старший брат, весь пошёл в родителей, а Донхэ, со своими творческими и танцевальными наклонностями, со временем понял, что для него статус совершенно ничего не значит, что значение имеет лишь настоящая личность, и что профессия не всегда определяет и характеризует человека. Однако, воспитание, сколь бы он ни старался о нём забыть, всё равно даёт о себе знать – совсем чуть-чуть грызёт совесть от того, что мужчина не соответствует его нынешнему статусу успешного финансового аналитика. Да, он умён, талантлив, добр, настойчив, внимателен, заботлив. Но он всего лишь официант… Ай, да наплевать на всё! Главное – он действительно, по-настоящему счастлив с Хёком, а остальное не важно. Донхэ включает телевизор, сразу убавляя звук, чтоб тихонько разговаривал на фоне, и, попивая кофе, смотрит какую-то глупую утреннюю передачу, периодически поглядывая на спящего парня. Будильник на его телефоне звенит ровно в восемь, Хёкджэ недовольно морщится, ворочается, жалобно хныкая, находит на ощупь свой гаджет, едва не сваливаясь с дивана, чтобы достать до журнального столика, и выключает противную мелодию, отворачиваясь и снова стараясь уснуть. Проходит всего несколько секунд, как вдруг он резко приподнимается на локтях, хлопает слипающимися глазами, щурится, морщится, и, встретившись взглядом с улыбающимся Донхэ в кресле, падает обратно на подушку, шумно выдыхая. Испугался, что всё произошедшее вчера могло ему присниться, и спросонья увидел чуждую обстановку, разительно отличающуюся от его уютной маленькой комнатки в доме Канина. Вспомнив и восстановив события в памяти, ангел первым делом проверяет не видны ли его крылья, по привычке слушает мысли подопечного, и, перевернувшись на спину, поворачивает голову и тянет правую руку к Хэ, подзывая его к себе. Поставив пустую кружку на стеклянный столик, Донхэ встаёт с кресла, разминая затёкшие от долгого нахождения в одной позе ноги, подходит к дивану и садится на край, улыбаясь Хёку, который тут же горбится, сворачиваясь клубком, обнимает его голые ноги руками и кладёт ему на колени белую растрёпанную голову. – Доброе утро, – смеётся юноша, тронутый столь неожиданным проявлением чувств. Он, решив поддаться, опускает руку и перебирает, пропуская сквозь пальцы, на удивление мягкие выбеленные пряди ангела. – М-м-м, до-о-оброе, – Хёкджэ сонно улыбается и несколько раз звонко чмокает горячую кожу бёдер человека, наслаждаясь его теплом, запахом, и руками, запутавшимися в его волосах. Действительно, самое доброе утро – он лежит на коленях своего подопечного, а вернее, лежит на коленях теперь уже своей совершенно законной пары, своего мужчины, самого любимого и самого лучшего на свете! До сих пор с трудом верится, что они сошлись и начали отношения. Он чувствует, как пылает сердце Хэ, и оттого собственное ангельское сердце горит, откликаясь на чужие эмоции. Отлипать от любимого совсем не хочется, да и вообще в мыслях возникает безумная идея повалить его на диван, обнять покрепче, и не идти к чёрту ни на какую работу. – Пусти, приготовлю тебе завтрак, – шутливо треплет ему волосы Донхэ, ещё сильнее спутывая их, – что ты хочешь? – Я съем всё, что ты приготовишь, – Хёк утыкается носом в бёдра парня и довольно фырчит, не прекращая целовать и слегка прикусывать кожу, – м-м, моё, – мычит ангел, – моя-я-я Рыбка, мой любимый, Фиши… Покраснев до цвета неспелой вишенки, Хэ мягко складывает с себя любвеобильного Ынхёка, вскакивает с дивана и идёт на кухню, собираясь готовить завтрак. Он улыбается, в который раз смотря на две полные кружки остывшего чая, к которым вчера они так и не притронулись, и старается сообразить, что вкусненького можно сделать из продуктов в холодильнике, коих на самом деле не так уж много. Хёкджэ уходит в уборную приводить себя в порядок, и в его отсутствие юноша чувствует себя спокойнее и собраннее; он ставит вариться рис в маленькой белой рисоварке, режет овощи, нагревает воду, и готовит две порции простенькой острой похлёбки с лапшой, затем разливает её по двум тарелкам, в маленькие пиалы выкладывает закуски, заботливо приготовленные и привезённые мамой пару недель назад, и в последнюю очередь, слыша, что в ванной перестала шуметь вода, накладывает парящий ароматный рис. Хёкджэ, кажется, выходит не потому, что закончил умываться, красоваться перед зеркалом, и чистить перья, а ведомый аппетитными запахами, доносящимися из кухни. Он огибает барную стойку, мягко ступая по светлому паркету, бесшумно подкрадывается к подопечному, моющему посуду, обнимает его со спины и бессовестно, в своё удовольствие жамкает, фырча ему в шею, заставляя смеяться и ёжиться от щекотки, трётся о него щекой, вдыхая его личный запах, и игриво покусывает шею и уши. Родной, свой, даже аромат его кожи воспринимается как ощущение дома, чего-то близкого и тёплого, по-настоящему дорогого. – У-у, Хёкки! – Хэ, не останавливаясь, домывает последние тарелки и отпихивает мешающего ангела плечом, на самом деле смущённо улыбаясь. – Отстань! – Ты правда веришь, что я могу отстать от того, кто мне две недели пощёчины прописывал? – мурлычет мужчина прямо на ушко Донхэ, практически кожей ощущая, как ему неловко и вместе с тем приятно. – Мы же теперь встречаемся, разве нет? – Да, но… – А, забыл предупредить: я ужасно ревнив и слишком любвеобилен, – дождавшись, пока любимый закроет кран и стряхнёт с рук воду, Хёкджэ притесняет его к столешнице справа и, развернув, целует в губы, получая незамедлительный ответ и объятия. Человек улыбается в поцелуй, цепляя пальцами белые волосы на затылке старшего, и прижимается к нему всем телом, но вскоре сам отклоняется и выбирается из объятий, отходя и садясь за стол с намерением позавтракать, а то они оба сегодня опоздают на работу. Ангел следует за ним, садясь напротив и обводя взглядом пиалы с множеством вкусностей, смотрит на румяного Хэ, замечая мягкое свечение, исходящее из его груди, и вместе с ним начинает есть, нахваливая талант юноши к готовке. Они вместе завтракают, пьют Молочный Улун с шоколадкой Toblerone, которые Донхэ так любит, Ынхёк моет посуду, пока младший одевается и складывает в свой кожаный портфель необходимые для работы документы, затем натягивает свои чёрные джинсы, берёт у Хэ его носки и рубашку, закрывается ненадолго в уборной, чтобы с помощью чар нанести привычный макияж на лицо, укладывает феном волосы, разбирает перья в крыльях, и наконец выходит, заставая Рыбку за сборкой дивана в гостиной. Так забавно: он, в строгом пурпурном костюме и с тщательно уложенными гелем волосами, складывает постельное бельё и кладёт его в кресло, сдвигает диван, чтоб он принял своё изначальное положение, и набрасывает на него кремовый плед, лишь после этого обращая внимание на вышедшего из ванной парня, улыбаясь ему. Такое чувство, будто этот потрясающий мачо-мэн в костюме с галстуком только что телепортировался прямиком из офиса, чтобы заняться обычными домашними делами. – Начало десятого, нам пора выходить, – говорит Хёкджэ, застёгивая последние пуговки на белой рубашке и поправляя накрахмаленный, стоящий ровной стойкой воротничок. И не лень же Донхэ всегда так пристально следить за своей одеждой… Вздохнув, юноша берёт свой портфель, идёт в прихожую, бросает его на тумбочку рядом с рюкзаком Хёка, и вешается мужчине на шею, чуть приподнимаясь на носочках, чтобы быть наравне. – Не хочу тебя отпускать, – с улыбкой шепчет Хэ, соприкасаясь носами с ангелом, чувствуя чужие руки, обвившие его талию, – приезжай ко мне после работы? Я приготовлю что-нибудь на ужин, сделаю обещанную ванну с солью, вина куплю с клубникой, фильм посмотрим, – видя, что любимый сомневается, он продолжает на ходу придумывать, чем ещё можно его завлечь, лишь бы тот остался у него ещё на одну ночь, – я тебе одежду свою дам, и всё, что только пожелаешь. Придёшь? – Ты специально меня соблазняешь? – хихикает Хёкджэ, приоткрывая крылья и отводя их назад, чтобы загребущие ручонки Донхэ их случайно не коснулись. В душе бушует сильнейшее желание приехать, но в голову бьёт громкая мысль, что дома его ждут Рёук с Канином: старший просто его убьёт за вторую ночь отсутствия, потому как несёт за него ответственность, а младший какие-нибудь чары наложит из зависти, или из-за не нахождения рядом в момент завоевания Кюхёна, когда так нужны поддержка и помощь лучшего друга и брата. В общем, если не приедет к Канину – оба друга настучат ему по шапке. – Не могу, Фиши, сегодня мне нужно быть дома, – Донхэ в ответ шумно выдыхает, надувая губы, и в следующую секунду чмокает парня, поддаваясь секундному порыву. – Ну и ладно, тогда я к тебе на работу вечером зайду. Обещай уделить мне время, – смешной, похож на капризного ребёнка, такой открытый и откровенный, теперь он совершенно не сдерживается, говорит то, что хочет и думает, и выражает свои эмоции по полной, воспринимая ангела как свою собственность. – Обещаю, любовь моя, – Хёк с нежностью смотрит на подопечного, и целует, задерживаясь на его губах ненадолго, – и даже обещаю стащить для тебя какой-нибудь вкусный десерт. А сейчас собирайся и пойдём, иначе мой добродушный босс штраф мне влепит за опоздание. Согласно покивав, юноша отлепляется от него, надевает любимое кремовое пальто, заматывает шею шарфом, смотря как Хёкджэ накидывает свою куртку, и заботливо, пресекая все попытки ему помешать, завязывает один из своих шарфов на его шее, объясняя это бдением о его здоровье. Понимая, что сопротивляться себе дороже, ангел мирно принимает заботу и, напоследок проверив, что ничего в этой квартире не забыл, выходит вслед за Донхэ в подъезд, смотря и запоминая, как он закрывает дверь цифровым паролем. Парни вместе не спеша прогуливаются до "Белой Вороны", прощаются возле заведения, крепко обнявшись, Хёк даже успевает звонко чмокнуть Донхэ в щёчку, и они расходятся в разные стороны – каждый к себе на работу. Войдя в кофейню, Хёкджэ с порога ловит недовольный, строгий взгляд Чонсу, который вскоре сменяется понимающим и даже радостным, надевает фартук и кроссовки в комнатке стаффа под лестницей, и выходит в зал работать. – Я так понимаю, Море покорено? – хитро лыбясь, спрашивает Итук, шевеля крыльями и одновременно вбивая новый заказ в "keeper". – Да, – не сдерживая улыбки счастливого Чеширского кота, отвечает Хёк, – я остался у него на ночь. – Оно и видно, – фыркает старший, – засосы прикрой, горе-любовник, пока Кюхён не увидел, – спохватившись, Хёкджэ быстро прикладывает ладошки к шее и чарами скрывает следы страсти, что вчера ему оставил подопечный. Весь день он бегает и улыбается, будто переполненный энергией, совершенно случайно становится свидетелем очередного свидания Кюхёна с Рёуком в кофейне, и по обыкновению обслуживает своего человека, зашедшего вечером к ним выпить кофе. После шести в "Вороне" всегда много посетителей, так как люди разъезжаются домой и заходят за сладостями, поэтому Хёк, мечась между столиками и кухней, подходит к Рыбке лишь чтобы принести кофе с кусочком ежевичного чизкейка, и чтобы забрать счёт – большего ему не позволяет начальство, находящееся в зале, за соседним столиком. Собираясь уходить, Донхэ чуть ли не за шкирку отлавливает блондина, ещё раз спрашивает, не хочет ли он приехать к нему после работы, и, снова получив отказ, с озорной улыбкой щипает его за запястье, с гордостью рассматривая засос под воротничком белой рубашки, видимый только ему одному, и просит позвонить, как только ангел доберётся до дома. Конечно же они созваниваются, Хёкджэ хочет поговорить подольше, специально плутая по узким улочкам, а Хэ никуда и не торопится, нежась в горячей ванне с ароматной пеной, однако разговор приходится прервать: открыв дверь квартиры кодом, парень сталкивается нос к носу с хмурым Канином, стоящим в коридоре в одних шортах и майке с враждебно сложенными на груди руками, и сразу весь пушится, электризуется, понимая, что сейчас ему предстоит допрос, и спешит попрощаться с любимым и выключить телефон. Мужчина и правда устраивает самый настоящий допрос с пристрастием, прям как в своём участке, усадив Хёка напротив себя за столом на кухне, а младший с чистой совестью рассказывает, как всё было, и Ёнун смягчается, узнав, что друг наконец сошёлся с тем Донхэ, о котором твердил ему день и ночь на протяжении трёх лет. – Ну, может, хоть теперь успокоишься, и я не буду по двадцать раз на дню слышать его имя, – усмехается Канин, вставая из-за стола, чтобы сделать чай. – Только очень тебя прошу, будь осторожен, когда решишь признаться, – ангел чувствует, друг действительно волнуется за него, и конкретно трясётся за сохранность его способностей и крыльев, а речь идёт конечно же о признании в своём происхождении, – как показала практика: лучше делать это спонтанно, тогда риск быть отвергнутым сводится к минимуму. Ангел, с которым я жил до тебя, спас свою подопечную от смерти, она участвовала в гонке на байках, столкнулась с чем-то на дороге, вылетела на обочину и должна была разбиться насмерть об угол разрушенного здания, из которого торчала арматура, а он поймал её и закрыл своими крыльями, они остановились всего в паре миллиметров от прутьев. Насколько мне известно, в тот момент она в него влюбилась. – Ты предлагаешь мне подвергнуть своего мальчика опасности, чтобы затем спасти? – Да он у тебя и так попадает вечно во всякие передряги, а ты, насколько я знаю, видишь недалёкое будущее, так что выбирай момент и дерзай! После этих слов Хёкджэ всерьёз задумывается. А ведь правда, Донхэ вечно куда-то влипает, может, и стоит послушать Ёнуна и спасти его разок? Героически выпорхнуть из-за угла и закрыть собой, в лучших традициях голливудских фильмов! А вдруг не получится спасти? Он, конечно, ангел, но не всесилен… Да и смотря от чего спасать… Хотя идея очень даже неплоха. Проблема лишь в том, что Фиши в последнее время не создаёт серьёзных проблем, это в юности он вечно попадал под замес в драке или танцевальном батле, прыгал в полуразрушенных старых зданиях, получал наказания в школе и университете, а теперь… сидит на жопе ровно в своём офисе, хрен с ним что случится! Вечером они с Рёуком летят проветриваться и обсуждают предложение Ёнуна, сходясь в итоге на согласии: в стрессовой ситуации Донхэ примет всё, даже галлюцинацию, раз уж на то пошло, а если ему доведётся прикоснуться к его крыльям – тем более поверит в реальность и примет. Слушая поток мыслей друга, Рё даже чуть было не решился поступить так же со своим Кюхёном, но, вспомнив, что читал у подопечного в голове воспоминания о встрече с ангелом в детстве, решил, что возлюбленный и так всё знает, и уж точно его не прогонит, увидев крылья за спиной. – Ты-то когда собрался признаваться? – спрашивает Ынхёк, перекидывая левую ногу и поудобнее устраивая зад на макушке холодной стальной головы короля Седжона, совершенно не боясь быть увиденным людьми. Ну, или проклятым духом самого короля за такое обращение с его величественной статуей, стоящей в самом центре старого Сеула. – Недели через две планирую, – Рёук присаживается на плечо стальной фигуры, складывая персиковые крылья, и с восторгом рассматривает подсвечиваемый фонтанчик внизу, вымощенную плиткой площадь, и грандиозный, освещённый множеством прожекторов королевский дворец Кёнбоккун, – у нас всё очень хорошо идёт, да и я не хочу тянуть, пусть лучше поскорее узнает. Он примет меня, я знаю. В детстве он видел и разговаривал с ангелом во дворце Чандоккун, ему тогда лет семь, наверное, было, или десять… – Он примет, не сомневайся, – пушится Хёкджэ, улыбаясь, чтобы приободрить и поддержать друга, – всё, летим домой, я замёрз, а надо ещё Донхэ позвонить. Рёук действительно решается и признаётся своему человеку спустя две недели с разговора на статуе, как раз после двух очень ярких и запоминающихся свиданий, и Кюхён, сполна оправдывая ожидания, принимает его, и бонусом чуть ли не заново знакомится с Чонсу, Хёком и Кибомом, увидев их настоящими, в своём первородном обличии на следующий же день. Более того – он категорически против дальнейшего проживания Рёука в одной квартире с Хёкджэ и Канином, а потому переселяет его в свою маленькую съёмную квартирку на двадцать седьмой улице района Itaewon и окружает его любовью и заботой, а юный ангелок и рад переехать – с милым, как говорится, рай и в шалаше. В персонально их случае – с милым рай и в съёмной квартирке метр на метр. Ынхёк же терпеливо ждёт, наблюдая за счастьем лучшего друга, и наслаждается своими теперь уже полноценными отношениями с Донхэ, которые, кстати, процветают. Они видятся каждый день, никаких исключений; горячо любимая Рыбка заходит в "Белую Ворону" выпить кофе утром или вечером, периодически, в выходные, Хёк встречает его до и после работы, они гуляют по улочкам района, пару раз выбираются на прогулку в деревню Намсанголь, и Донхэ каждый день с завидным упорством упрашивает любимого остаться у него на ночь, прямо как ангел некогда упрашивал его начать встречаться. А Хёкджэ, не в силах противиться большим умоляющим глазкам подопечного, конечно же соглашается, предварительно успевая предупредить Ёнуна сообщением, что сегодня он не вернётся домой. Правда, парни по-прежнему, не сговариваясь, продолжают соблюдать негласное правило, закрепившееся ещё с первой ночи вместе, и не провоцируют друг друга на близость, держа определённую дистанцию: спят отдельно, Донхэ у себя в комнате, ангел – на раздвижном широком диване в гостиной, не заходят вместе в уборную, хотя периодически хочется, позволяют себе лишь поцелуи и объятия, не более. Всё это больше похоже на какую-то взрослую, осознанную любовь и осознанные отношения со стороны обоих: они не торопятся, узнают друг друга, не горят безумным желанием, как большинство, оказаться скорее в постели, притираются к совместной жизни, и просто наслаждаются друг другом. Донхэ нравится по утрам садиться с чашкой ароматного свежесваренного кофе в кресло у окна и молча, с улыбкой смотреть, как Хёкджэ спит, а Хёку нравится ластиться к младшему, когда тот подсаживается или ложится к нему на диван, и обнимать его в любой подходящий и неподходящий момент, покрепче прижимая к себе. Донхэ без ума от лесного аромата своего парня, который успел пропитать каждую вещицу в его доме, Ынхёк же светится от счастья, ежедневно видя сияние сердца человека, ставшее настолько сильным и ярким, что подстроило их сердца, связанные узами, под один ритм. Мечта, а не отношения. В один из чудесных летних дней, встретившись в кофейне, Хэ радостно сообщает мужчине, что завтра у него выходной и весь день он намерен ничего не делать и валяться в постели, желая выспаться, на что в ответ получает расширившиеся удивлённые глаза, широченную улыбку, и довольное "у меня тоже выходной". Они встречаются уже полтора месяца и это первый совпавший выходной, поэтому у обоих с удивительной точностью сходятся мысли: надо обязательно, всенепременно, вот хоть лопни, но провести его вместе. Донхэ терпеливо дожидается закрытия "Вороны" и караулит блондина возле чёрного входа, ожидая, пока он закончит уборку зала, оденется, попрощается со всеми и наконец выйдет к нему. Хёкджэ, увидев бродящего туда-сюда по улице подопечного, мгновенно забывает о любых мерах предосторожности и, на радостях, подбегает, обхватывает парня за бёдра, крепко обнимая, и поднимает, кружа его и заливисто смеясь, даже приоткрывая линяющие крылья. – Хён, придурок, отпусти, я высоты боюсь! – вскрикивает юноша, лыбясь в ответ от странного ощущения полёта и оторванности от земли, и хлопает старшего по плечам, добиваясь, чтоб тот поставил его на место. – А я люблю высоту, – шепчет Хёк в губы Донхэ, и быстро целует его, не боясь попасться случайным прохожим, – и тебя люблю. Пойдём, заглянем по пути в какой-нибудь гипермаркет. Они закупаются, как в последний день перед апокалипсисом, и, кряхтя, тащат домой целых три тяжеленных пакета с едой и напитками, затем вместе их разбирают, отправляя половину в холодильник, по очереди принимают душ, после которого Хёкджэ снова вынужден облачиться в одежду своего человека, и падают на диван в гостиной, выключив во всём доме свет за исключением одной лишь напольной лампы у панорамного окна, и притащив с собой на стеклянный журнальный столик купленные вкусности. – Что будем смотреть? – интересуется Донхэ, становясь на колени перед стильной деревянной тумбой, на которой стоит большой плазменный телевизор, чтобы подключить и настроить его на волну Интернета. – Да что угодно, лишь бы не романы сопливые, – морщится Хёк, пряча крылья и складывая ноги лодочкой, удобно устраиваясь на диване. Недолго покопавшись в сети, парень наконец включает самую первую часть из целой серии фильмов "Люди "Икс", решив немного удариться в ностальгию и приятные воспоминания детства, когда он мечтал, как и все дети, о сверхспособностях, что вот-вот, обязательно, волшебным образом у него прорежутся. – Что это? – сходу спрашивает ангел, не подумав. – "Люди "Икс", ты никогда не видел этих фильмов? – удивляется юноша. Он встаёт, оправляет свою серую футболку, и, подойдя к дивану, падает на него, нагло ложась и кладя голову на колени старшего, молча прося погладить его. – Нет, первый раз слышу о таком… – Хёкджэ хмурится, понимая, что допустил ошибку, проявив её в незнании человеческой кинематографии, но, вроде, Хэ ничего не понял и не заподозрил, значит, всё в порядке. Перебирая чёрные короткие волосы Донхэ, млеющего на его коленях от столь приятной ласки, ангел с интересом и неподдельным любопытством смотрит довольно увлекательное кино, погружаясь в картину с головой и отвлекаясь разве что на подопечного, который не забывает каждые две минуты давать ему с рук то вкусную сладко-кислую клубничину, то палочку пеперо, то плиточку шоколадки. Сразу после человек включает вторую и третью части, и Хёк едва сдерживает волну возмущения при виде парня с ангельскими крыльями: во-первых, они ужасно ненатуральны и сделаны какой-то обычной компьютерной графикой, а во-вторых, анатомия ангелов совершенно другая, крылья растут и двигаются иначе, и перья по-другому расположены, и кости под кожей спины есть, которые связаны с позвоночником хрящами, мышцами, сухожилиями и сплетениями нервов, а это что! Жалкая пародия на ангела! И вообще, мальчик в фильме больше похож на огромную чайку, нежели на настоящего ангела… Однако, приходится держать себя в руках, чтобы не сдаться раньше времени. Ближе к полуночи Донхэ начинает зевать и усиленно ёрзать, чтобы не уснуть, играет с руками мужчины, тиская ладошки и целуя пальцы, обнимает его ноги, игриво кусая кожу через ткань домашних мягких штанов, на что в отместку Хёк стискивает его волосы на макушке и отнимает кусучего парня от своих ног, и ластится к его рукам, сияя своим сердечком. В половине первого и сам ангел замечает, что глаза уже слипаются от усталости, да и жопа затекла, и вообще очень хочется лечь, и ещё больше хочется уснуть, ведь завтра они будут спать до победного. – Будем расстилаться? – зевает Хэ, утыкаясь носом в коленку старшего. – Угу. Младший приносит свежее постельное бельё, вытащенное из шкафа в комнате, вместе с Хёкджэ раскладывает диван, застилает его, шутливо кидая в парня подушку, и, пока хён ворочается, поудобнее укладываясь, убирает со стола оставшиеся вкусности и напитки, перенося их на кухню и в холодильник. Закончив, он возвращается в гостиную, выключает телевизор, щёлкает выключателем на напольной лампе, погружая квартиру в полумрак, нарушаемый светом далёких фонарей с улицы, и присаживается на край дивана, чтобы пожелать любимому спокойной ночи, но ангел, смеясь, дёргает его за руку, заваливая на постель, подминает под себя, нависая сверху, упираясь локтями в диван рядом с его головой, и, с секунду посмотрев в глаза, целует его. Донхэ не обнимает и не сопротивляется, он просто лежит брёвнышком, раскинув руки в стороны, и, улыбаясь, отвечает на поцелуй, растекаясь лужицей от нежности, с какой Хёк ласкает его губы и язычок. Он не давит, не пристаёт, всего лишь целует, улёгшись на его груди, осторожно покусывает нижнюю губу, проводит носом по щеке, спускается к шее, игриво кусаясь, слыша смешок над головой, расправляет свои белоснежные крылья и с практически неслышным шелестом встряхивает их, оттягивает пальцами левой руки ворот футболки любимого и кусает в основание шеи, тут же зализывая укус, будто извиняясь за причинённую боль. – Мы с тобой ещё не спали, а ты уже хочешь меня пометить? – усмехается Хэ, зарываясь пальцами в белые волосы на макушке ангела и оттягивая его голову от себя, заставляя смотреть в глаза. – Ну ты же меня пометил, когда в любви признавался, – довольно лыбится в ответ Хёкджэ, вспоминая, с каким рвением Донхэ оставлял ему засосы там, в тёмной гримёрке ночного клуба, – я почти три недели ходил с твоими украшениями на шее. – Пра-а-авильно, – мурлычет младший, – должен же я был как-то показать тем девочкам, которые флиртуют с тобой каждый день в "Белой Вороне", что ты теперь занятой мужчина. Кошмар, где только были его глаза? Когда подопечный успел так сильно измениться?! Раньше Хёк не замечал столь очевидного собственничества и ревности со стороны своего человека, а теперь смотри-ка, злится, вспоминая каких-то двух девушек, с которыми ангел разговаривал в кофейне, и плотоядно смотрит на его шею, думая, что надо бы поставить пару новых синяков взамен старых, исчезнувших. – Так ты меня ревнуешь? – Совсем чуть-чуть, – Донхэ рывком притягивает к себе парня и врезается зубами в его шею, не обращая внимания на громкий болезненный вскрик, а затем присасывается к укусу, с силой втягивая нежную кожу в рот, и отлепляется с громким чмоком, рассматривая в полутьме результат своей работы. Крупное пятно, настоящий кровоподтёк с лопнувшими тоненькими капиллярами, который завтра станет ярче и насыщеннее в цвете. – Не хочу, чтобы тебя кто-то трогал, – отвечает Хэ на немой вопрос огромных медовых глаз, – теперь ты мой. – Какие мы, однако, собственники, – щурится с хищной улыбкой Ынхёк, отключая голову, чтобы больше не слушать мыслей подопечного, ведь так намного интереснее, сохраняется интрига, и можно даже почувствовать себя обычным человеком, несмотря на то, что спину щекочут молодые пёрышки у основания крыльев. – А ну иди сюда… Донхэ заливается смехом, отпихивая от себя мужчину, норовящего добраться до его шеи и отомстить за укус, зажимается, и бултыхает ногами, безрезультатно сжимая коленями бёдра хёна. Они копошатся, путаясь в одеяле, Хёкджэ упорно не даёт опрокинуть себя на спину, опасаясь нечаянно сломать крыло, да и просто не желая поддаваться, и наконец вжимает любимого в диван, крепко держа оба его запястья одной своей рукой у него над головой, лёжа на нём всем телом, тяжело дыша. Успокоившись, Донхэ смотрит в глаза ангела, думая о чём-то, игриво прикусывая нижнюю губу, а потом поворачивает голову право и вытягивает шею, добровольно подставляясь. – Только пониже, чтобы рубашкой можно было закрыть. Тронутый такой покорностью и доверчивостью, Хёк свободной рукой оттягивает ворот его футболки, готовясь поставить свою метку на месте едва видного на светлой коже красного укуса, сделанного ранее, но вместо этого, вдруг передумав, наклоняется и оставляет мягкий поцелуй, после встречаясь с удивлённым и вопрошающим взглядом подопечного. – Мы же с тобой ещё не спали, – передразнивает Донхэ ангел, показывая ему язык, и, отпустив его, прячет крылья, чтобы не мешались и случайно не показались, и валится на спину рядом, раскидывая ноги и руки в стороны. Из-за этой мини-потасовки в постели он завёлся, как, впрочем, и Хэ, так что надо прекращать и ложиться спать, иначе он не сдержится и набросится на человека, а для этого как-то рановато. Юноша сразу приподнимается на локте, глядя на разлёгшегося с закрытыми глазами Хёка, и кусает губы, тяжело дыша через нос. Растерян и вместе с тем возмущён, даже каплю обижен. Нет, он уверен, любимый сказал это не с упрёком, просто в шутку, но в душе всё равно неприятно кольнуло – он не готов к близости, ещё пока нет, а старшему хочется, он понимает, банально физиология играет. Но на данном этапе отношений пересилить себя и переспать с Хёкджэ, сколь бы сильно к нему ни тянуло, Хэ не может. Останавливает что-то… Да, он доверяет этому мужчине, чувствует его осторожность, видит, с каким вниманием и трепетом хён относится к нему, но почему-то торопиться с близостью совсем не хочется. Хочется оттянуть этот момент и насладиться чистой влюблённостью. – Прости, – шепчет блондин, открывая глаза и встречаясь с обескураженным личиком парня, – прости, я не то имел в виду, – ангел нежно улыбается, тянется и проводит кончиками пальцев по гладкой щёчке подопечного, извиняясь за неверную интонацию. – Эй, я готов ждать сколько потребуется, слышишь? Даю слово. Я ведь не тороплю тебя, и не давлю. Улыбнувшись в ответ, Донхэ прижимается щекой к тёплой ладони, показывая своё доверие, и, прошептав "я спать, до завтра", чмокает старшего в губы, поднимается, и уходит в свою комнату, не закрыв дверь. Утром Донхэ просыпается в семь часов, злобно рычит на будильник, который забыл вчера выключить, вырубает его, и, встав, шуршит носками на кухню с намерением сначала выпить воды, а потом вернуться в спальню и лечь досыпать. Протирая глаза по дороге и щурясь от ярких лучей света, свободно гуляющих по квадратным метрам квартиры, он бросает взгляд на спящего как всегда с открытым ртом блондина, подходит к окну и резким движением опускает римскую штору, затемняя гостиную, дабы дать любимому выспаться. Дойдя до кухни, он вытаскивает из холодильника коробку клубничного молока, купленного вчера специально для Хёкджэ, пьёт прямо из носика, не удосужившись налить в стакан, и шлёпает обратно, держа курс на свою спальню. Но отчего-то останавливается возле дивана и долго смотрит на спину Хёка с чуть задравшейся футболкой, которую обычно носит он сам дома. Во всей квартире только им и пахнет, ароматы кедровых шишек и еловой смолы смешиваются с солнцем и тёплой ленью сна, и к ним добавляется едва ощутимый запах порошка от недавно постиранного постельного белья, на котором спит парень, ещё нотки бодрящей утренней свежести, влетевшей с улицы через приоткрытое окно на кухне. Идеальное утро. Каждый раз, просыпаясь раньше и наблюдая за спящим возлюбленным, Донхэ ловит себя на чётком ощущении, что так всё и должно быть, что именно это – дом, и что именно Хёкджэ даёт ему ощущение дома, покоя, и безопасности. И каждый раз хочется продлить этот сонный момент подольше… "Ай, да пофиг!" – громко думает Хэ, обходя диван, – "почти два месяца вместе, сколько можно отдельно спать". Он бесцеремонно расталкивает ангела, упираясь пяткой в его бедро, добиваясь его пробуждения, не обращает внимания на недовольное мычание, становится на колени, опускаясь на диван, отпихивает Хёка, поднимает одеяло и нагло заползает к нему под бок. Мужчина чувствует копошения любимого, морщится, переворачивается на правый бок и принимает улёгшегося рядом Донхэ в свои уютные объятия, прижимаясь к нему всем телом, закидывая ему на пояс левую ногу, и укрывает одеялом, стойко терпя щекотку его дыхания на своей шее, куда он ткнулся носом. Ынхёк спит на удивление спокойно, хотя Хэ переживал, что тот будет вертеться как юла, но из него будто разом вынули все его привычные батарейки, из-за чего он отключился – лежит мёртвым грузом и только тихонько сопит, пуская на подушку слюни, вот и всё. Зато Донхэ рядом с ним засыпает всего за минуту, и, надо сказать, очень крепко спит, причём тоже практически не шевелясь. Он начинает крутиться лишь ближе к часу дня: то на спину перевернётся, то на живот, то пихает ангела, едва не сбрасывая его в дыру между диваном и стеной, и снова затихает ненадолго. Где-то час спустя, вдруг услышав сквозь сон какой-то шум, юноша подпрыгивает и слипающимися глазами осматривает квартиру. Не обнаружив рядом с собой сопящей тушки, начинает волноваться и быстро подходить к состоянию паники, боясь, что блондин мог бессовестно собраться и уйти, не оставив записки и не попрощавшись, но из ванной доносится звук сливающейся воды, и в следующую секунду оттуда выходит сонный взъерошенный Хёк, поправляя резинку штанов. Тревога мгновенно испаряется, Рыбка успокаивается, и, подождав, пока парень снова уляжется на диван, придвигается к нему поближе, по-хозяйски закидывая на него ногу и руку. Вместе они просыпаются аж в начале четвёртого. Вернее, просыпается Донхэ, устав так долго дрыхнуть, а Хёкджэ открывает шары уже от активных потягушек своего человека: он ёрзает и довольно кряхтит, перевернувшись на живот, с удовольствием вытягивая руки и ноги, и широко зевает, не прикрывая рта. Он выглядит до жути милым, сонным, домашним, со стоящими торчком волосами на макушке, и ангел, поддаваясь внезапному порыву, обнимает любимого поперёк живота, прижимает его к себе спиной, и с громкими сопениями начинает расцеловывать его шею, плечи через футболку, и нежно покусывает ушко, заставляя младшего ёжиться от щекотки и вместе с тем краснеть от такого приятного пробуждения. Донхэ сразу вспоминает когда-то прочитанную статью по психологии, где говорилось, что такая поза во сне – когда его обнимают со спины, – означает защиту. С удовольствием вдыхая запах своего сонного человека, Хёк улыбается, придвигается поближе, добиваясь более тесного контакта, и зарывается носом в его короткие, чуть колющиеся волосы, когда он подаётся навстречу, упираясь своей прелестной упругой попкой в его пах. "Пора валить", – мгновенно понимает ангел, и, укусив любимого за плечо, вскакивает, пулей уносясь в уборную. Конечно Донхэ несколько расстраивает такая реакция, но он понимает, что это мужчина делает ради сохранности его же психики, а потому забивает обиду глубоко в душу и топает готовить для них завтрак. Весь день они проводят в постели, нежась в объятиях друг друга и смотря фильмы, но к вечеру вынуждены наконец привести себя в порядок, переодеться, и Хэ спускается вместе с блондином на улицу, чтобы попрощаться с ним на свежем воздухе, украдкой поцеловать, и договориться о следующей встрече завтра утром в кофейне. С их общего выходного, проведённого в квартире Донхэ, проходит три недели. Младший так же продолжает приходить в "Белую Ворону" каждый день, переписывается и созванивается с Хёкджэ по вечерам, и уже всерьёз задумывается "а не предложить ли ему жить вместе", как всю эту идиллическую картину некрепких молодых отношений разрушает один-единственный несчастный случай. В вечер понедельника начальник приглашает весь штат аналитиков пропустить с ним по стаканчику, а начальству в Корее отказывать не принято, поэтому уставшие парни и девушки, в том числе и Донхэ, плетутся в близлежащий щикданг. Пить нет никакого желания, поэтому Хэ просто сидит с тоскливым видом, стараясь при этом поддерживать беседу о повышении стоимости доллара, девальвации рубля, инвестициях, облигациях, и ещё всякой скучной ерунде, которую он и так анализирует с понедельника по пятницу, не выползая из офиса. Списываясь с Хёкджэ в KakaoTalk, он плачется ему, что хочет домой, и что очень соскучился, и что хочет его поцеловать, и вообще лучше бы он зашёл к нему на работу выпить кофе с ним, Кюхёном и Рёуком, нежели торчать в этом заведении в окружении пьяненьких коллег и слушать нудные завывания босса. Начальник отпускает их только в десять часов вечера, аргументируя это тем, что завтра всем на работу и его ценным сотрудникам ещё нужно отдохнуть и выспаться, так что все быстренько разъезжаются по домам на такси, а Донхэ, не изменяя привычке и просто желая проветрить мозги, заворачивает в лабиринт улиц и бредёт до своего дома пешком, гоняя мысли, крутящиеся неизменно вокруг одного лишь Хёка. Хочется позвать его к себе с ночёвкой, снова дать свою одежду, оставить очередной засос на шее, чтоб ещё неделю или две заживал, и хочется сделать ему предложение… Предложение жить вместе, разумеется. Ведь недавно они отметили ровно два месяца с начала их отношений, и оба прекрасно понимают, что не могут провести друг без друга ни дня, их попросту тянет друг к другу магнитом. Из мыслей и мечтаний о блондине Донхэ крайне бесцеремонно вырывает звонкий щелчок, будто от взорвавшейся петарды, отдавшийся эхом от домов в узкой безлюдной улочке, затем адский грохот, из-за которого сердце ёкает и обливается ледяной волной страха. Вскинув голову вверх, на звук, юноша успевает только рвано вздохнуть и мысленно попрощаться с жизнью – на него чуть ли не со свистом летят огромные куски острого, как бритва, выбитого из рамы на девятом этаже новостройки стекла… Сегодня Кюхён отпустил персонал пораньше, поскольку Хёкджэ и Чонсу, которым теперь нет смысла скрываться от босса, наводят порядок в зале в считанные минуты, используя свои врождённые ангельские способности. Обрадованный лишним свободным часом, Хёк за пару минут долетает до дома, успевает приготовить две порции острых осьминогов с рисом и ужинает вместе с Канином, затем принимает душ, тщательно вычищая и приводя в порядок белоснежные пёрышки, и после просто валяется, смотря фильмы на своём, недавно купленном ноутбуке, попивая от нечего делать дорогущий коньяк и одновременно отвечая на сообщения человека. Донхэ скучно, он знает, а потому старается всячески его приободрить, обещая, например, что завтра утром обслужит его в кофейне и принесёт самый вкусный тортик, а вечером приедет и останется у него на ночь, что младшего вполне устраивает и очень даже радует. В десять юноша перестаёт отвечать и вообще выходит из сети, заставляя Хёка беспокоиться, но, подумав, что, наверное, начальник там лютует, он успокаивается и продолжает мирно смотреть фильм, пока не чувствует странную тревогу, взявшуюся невесть откуда и противно тронувшую сердце холодком. С каждой секундой волнение нарастает, лёгкое алкогольное опьянение в миг проходит, руки начинает бить мелкая дрожь, крылья наполняются статическим электричеством, и сердце ускоряет ритм, тревожно сжимаясь. Резко сев на постели и нахмурившись, Хёкджэ встряхивает крылья, чтобы избавиться от лишней статики, напрягает все мышцы, с силой впиваясь в несчастное одеяло пальцами, не замечая побелевших костяшек, и хмурится, переживая застлавшее глаза ужасное видение. Донхэ… его Донхэ лежит на асфальте… Вся одежда распорота, он весь в крови и огромных, колотых ранах. Остекленевший невидящий взгляд, фарфоровое бледное лицо с замершей на нём гримасой ужаса, и из его тела местами торчат прозрачные куски стекла длинной в полметра. Он мёртв… Его убило осколками, вылетевшими из окна многоэтажки… Сердце сковывает почти физически ощутимой коркой страха, и без того дрожащие руки покрываются мурашками, лёгкие стремятся набрать побольше воздуха, угрожая гипервентиляцией, а в следующую секунду будто что-то тяжёлое бьёт изнутри в солнечное сплетение, давая толчок энергии и проясняя зрение. Тяжело дыша от испуга и паники, Хёкджэ срывается с места, распахивает окно в своей комнате, и выпрыгивает, часто взмахивая крыльями, набирая скорость, чтобы как можно скорее добраться до подопечного. Ему угрожает опасность! Несчастный случай, подстроенный кем-то! Хёк знает, это не случайность, окна в высотках просто так не бьются! Разница с видением всего пара минут, он обязан успеть! Донхэ не спастись самому… Ангел морщится, слыша и чувствуя мерзкое щёлканье статики в крыльях, быстро замерзает от холодного ночного ветра, свободно ласкающего его тело через белую майку, но он игнорирует это, держа в голове заготовленные слова, которые защитят его человека. Он знает, где это произойдёт, слышит мысли Донхэ, полагается на свою связь с ним, чтобы безошибочно найти в лабиринтах улиц, и, заметив его, спокойно идущего по улице, снижает высоту, набирая скорость при стремительном спуске. Секунда, две, три… Бах! Как взрыв петарды… Оглушающий грохот, отразившийся от зданий поблизости, мелодичный звон стёкол, соприкасающихся в воздухе, а прямо под ними Донхэ, успевший только испуганно ахнуть и поднять голову навстречу несущейся на него смерти. Он даже не успевает сообразить, что нужно сжаться, прикрыть голову руками или портфелем, попытаться убежать в крайнем случае, мозг ничего не успевает понять… А потом он закрывает глаза и чувствует крепкие объятия, прикосновение чего-то мягкого к щеке, будто его коснулись пухом или цветком хлопка, горячую кожу, и насыщенный аромат еловых шишек, ударивший в нос. Успел. Едва босые ноги касаются влажного асфальта, ангел рывком притягивает Донхэ к себе, правой рукой с силой прижимая его голову к своему плечу, складывает оба крыла над головой и выпускает на свободу свою природную магию, позволяя защитному куполу окружить их. Надо отдать должное Чонсу, это он научил его такому фокусу. Встретившись с невидимой преградой, стекло с тихим шелестом крошится в мельчайшую пыль, походящую на песок, ссыпаясь вокруг парней ровным слоем и не причиняя им никакого вреда. Человек спасён. Видение так и осталось видением. Купол рассеивается сам по себе, защитив их, и Хёкджэ, полагаясь на свои ощущения, быстро проверяет местность на наличие ещё какой-либо опасности, складывая крылья за спиной, отпускает любимого из крепкой хватки, и делает шаг назад, осматривая его лихорадочно блестящими глазами, будто проверяя, не поранился ли подопечный. Слава всем и вся – ни царапинки! Мужчина с облегчением выдыхает, уже не чувствуя ни тревоги, ни статического электричества, ни нервного дрожания рук, и даже не сразу вспоминает, что вообще-то вылетел из дома только в майке и джинсах, босой… и с не прикрытыми чарами крыльями. Оу… так вот чего Донхэ на него так уставился. Крылья… Сжимая в руках свой рабочий портфель, юноша, стараясь унять сотрясающую всё тело дрожь, пятится назад, не веря своим глазам, открывает и закрывает рот, будто рыбка, и борется с вихрем мыслей, крутящимся в голове. Конечно, а как ещё он должен был отреагировать в такой ситуации? Вот перед ним стоит Ынхёк, парень, которого он так сильно любит, он стоит босиком на асфальте, покрытом мелкой крошкой стекла, в одних чёрных джинсах и белой майке, с растрёпанной шапкой волос, абсолютно чёрными глазами, и белоснежными, гигантскими крыльями за спиной. И он только что его спас от верной смерти. Первая мысль: галлюцинация. Он просто в состоянии шока, видит галлюцинацию, видит последнее в своей жизни прекрасное видение, а время замедлилось. Вторая: он умер и попал в рай, где его встретил Хёкджэ. Ну и третья: если это, чёрт возьми, реальность, то тут вариантов дальнейшего развития событий масса, и первый вариант – убийство! – Донхэ, – выставляя руки вперёд, тихо зовёт блондин, делая маленький шажок навстречу, совсем не боясь изрезать стопы стеклом, – Фиши, всё хорошо, это я. Ты жив, ты не умер, всё реально. – У т-тебя к-крылья… – заикаясь, еле выговаривает младший, стоя столбом, не находя в себе сил даже двинуться, тогда как Хёк делает ещё один шаг навстречу. – Стой на месте! Не подходи… – Всё, всё, не двигаюсь, – мужчина старается говорить спокойно и не шевелить крыльями, чтоб не провоцировать шокированного сейчас Донхэ. – Прошу, выслушай меня, – он по-прежнему держит ладони перед собой, что на подсознательном уровне воспринимается человеком как отсутствие какой-либо опасности, – я ангел. Самый настоящий, – в доказательство он показывает светящийся нимб над головой, наблюдая ещё больший шок на лице любимого и сталкиваясь с кучей вопросов в его мыслях. – Я спустился на Землю три года назад, и таких как я здесь очень много! Донхэ, я твой ангел, только твой, слышишь? Я здесь ради тебя, – забыв об осторожности и просьбе не подходить, он в пару шагов преодолевает расстояние, разделяющее их, и тут же летит спиной на землю, приземляясь на холодный жёсткий асфальт попой и проезжая по нему пару сантиметров, всё-таки получая царапины и содранную кожу на локтях. Донхэ… снова ударил его… Да ещё и с такой силой, кулаком, прямо в скулу, что аж в глазах на мгновение потемнело и появились звёзды… Больно. Но за дело. – Если согласишься быть со мной – я сделаю тебя самым счастливым человеком на Земле, – тихо повторяет Донхэ его же слова, которыми он некогда умолял подопечного согласиться встречаться с ним. – Я думал, ты будешь честным со мной. Но ты такой же лжец, как и все, кто был до тебя. – Нет, это не так! Рыбка, пойми, ангелы боятся открываться людям, для нас это опасно, я не мог сказать сразу! – повышает голос Хёкджэ, даже не пытаясь встать на ноги, боясь очередного хука справа, и держится прохладной ладонью за саднящую скулу, чтобы хоть немного унять горячую пульсацию. – Прости, мне не стоило скрывать, но ты бы не принял меня. – Ошибаешься, – почти шепчет Донхэ, тяжело дыша, и Хёк на мгновение замирает, готовый слушать его, – я не верующий, но родители в детстве рассказывали мне об ангелах и дьяволах, я знаю, что такое Библия, и знаю, как, по мнению религии, произошёл мир. Неужели ты думаешь, что я бы не поверил, увидев тебя… – он мнётся, думая, как бы лучше выразиться, – таким? Открыть тайну? Когда я встретил тебя в кофейне, моей первой мыслью было "он похож на ангела". – Малыш, ты был прав. Я твой Хранитель, – Хёкджэ всё же поднимается на ноги, содрогаясь от холодного ветра, ласкающего остывшую кожу, его глаза светлеют до привычного медового оттенка, выдавая его надежду, но в следующую секунду Донхэ безжалостно разбивает эту едва зародившуюся надежду. – Закрой рот, Хёкджэ. Ты обманывал меня целых три месяца, что мы были вместе… Какой же я дурак, что поверил тебе, – в карих глазах юноши, обычно горящих жизнью и азартом, сейчас ангел видит ужасающую пустоту и отчуждённость, а сияние сердца в его груди мерцает, будто сломанная лампочка, и становится слабее. Он… разочаровался в нём. Нет, нет, нет! Он не позволит его сердцу разбиться, а самому парню уйти! Донхэ – его половинка, его подопечный, его любимый человек, чёрт возьми! Рёук был прав, Донхэ действительно был предназначен ему самой судьбой, да он и есть его судьба! И видеть в его глазах боль, недоверие, презрение и обиду, а в голосе слышать стальные нотки невыносимо. Впервые Хёкджэ по-настоящему накрывает страх потери... Юношу разрывает от коктейля чувств, он не может точно понять, какая из эмоций сильнее, не может решить, как действовать, и думает только об одном – бежать, бежать как можно дальше и быстрее, исчезнуть, забыть! – Я говорил правду, клянусь, умолчал лишь о своём происхождении. Я действительно люблю тебя, Донхэ, люблю больше жизни! Всё было правдой: все мои слова, действия, чувства, всё правдиво! – ангел повышает голос, говорит с неподдельным жаром, заставляя младшего поверить ему и услышать. – Зато ты сам – ложь, – парень шумно выдыхает, едва сдерживая наворачивающиеся на глаза слёзы, и безуспешно старается усмирить бешено колотящееся сердце. Больно говорить такое человеку, которого любишь… Вернее, ангелу. Больно видеть отчаяние в его медовых глазах, беспомощность в приоткрытых, растрёпанных ветром крыльях… И больно держать холодный тон, когда к горлу подкатывает комок обиды, не позволяя нормально дышать. – Донхэ, прости меня, я… – Не смей больше подходить ко мне. Всхлипнув, Донхэ разворачивается, не позволяя Хёку увидеть мокрые дорожки на щеках, и бежит изо всех сил вниз по улице, скрываясь за ближайшим поворотом. Слёзы застилают глаза красной пеленой, в груди клокочет ярость вперемешку с отчаянием, откуда-то появляются силы бежать быстрее, а в голове полный кавардак. Домой, скорее домой, выпить успокоительного, и забыться во сне, чтобы сегодняшний день стёрся к чёрту из памяти. Чтобы навсегда стёрлось воспоминание о белых крыльях…