Жизнь с ангелом

– Где твой Хранитель? – У тебя за спиной. Донхэ не успевает ничего понять, только расширившимися от страха глазами смотрит, как Хёкджэ, грубо рванув наглого блондина за плечо, со всей силы бьёт его по лицу кулаком, отбрасывая на добрых три метра, и следом запускает волну белого, громко трещащего тока, отправляя мальчишек, стоявших рядом с ним, вслед за их лидером. Он встаёт спиной к младшему, отводит левую руку назад, раскрывает белоснежные крылья в полный размах, и на их сгибах Хэ замечает острые когти цвета слоновой кости; Хёк горбится, готовясь защищаться, шипит, будто животное, и закрывает своего человека собой. Ему не нужно оборачиваться и спрашивать, всё ли с ним хорошо, он и так знает – эти твари не причинили ему вреда, не успели, всего лишь напугали, но не более. Парни быстро приходят в себя и поднимаются на ноги, блондин морщится, всего одним движением руки стирая кровь, вытекшую из разбитого носа, и залечивая лёгкие увечья, затем с тихим хрустом позвонков разминает шею, и, с мерзкой ухмылкой глядя исподлобья на ангела, делает шаг навстречу. Донхэ даже не находит в себе сил удивляться, он просто молча наблюдает, выглядывая из-за плеча любимого, как за спиной незнакомца вырастают огромные, чёрные, кожистые, как у летучих мышей, крылья, а на голове, в ворохе белых с синим волос проявляются небольшие завивающиеся рожки. Его крылья намного больше, чем ангельские, устрашающие, на сгибе, как и у Хёкджэ, острый чёрный коготь, и на концах каждой "перегородки", отделяющей перепонки друг от друга, тоже красуются маленькие коготки. Все юноши, один за другим, показывают свою суть, и Хёк, чувствуя угрозу, делает шаг назад, становясь ближе к подопечному, едва касается пальцами левой руки его запястья, и слышит, какой вихрь крутится в его голове. Он в смятении, ничего не понимает, догадывается только, что перед ним стоят демоны, и что они опасны, и всем сердцем верит, что драгоценный ангел его спасёт. И, кажись, ангел прилетел к нему прямиком из дома, судя по его белой свободной футболке, голубым джинсам, и белым кроссовкам. "У них рваные края", – слышит блондин очень громкую мысль Донхэ, который неотрывно смотрит на крылья сущностей, и тоже обращает внимание на будто бы оторванный кусок кожи на левом крыле рыжего демона, крыло давно зажило и зарубцевалось, но так и осталось рваным. Его ранили свои же, демоны… Ангелы никогда не оставят таких ран, как никогда и не станут вступать в бой без весомых на то причин. – Только посмотрите, какая смелость, – издевательски тянет блондин, сдувая с глаз мелированную чёлку и шевеля крыльями, – с каких это пор Высшие рискуют жизнью, чтобы спасти человека? – продолжает он уже на латыни. – С тех самых, как на улицах всякая нечисть начала шататься, – грубо отвечает Хёкджэ, даже не думая осторожничать в выборе слов. Он давно прочёл мысли врага и прекрасно понимает, что всё это – провокация, и поддаваться на неё ни в коем случае нельзя, иначе они с Донхэ пострадают оба. – Убирайтесь! – Фу, как грубо! – наигранно морщится демон. – Не боишься дерзить… нам? – он отгибает воротник чёрной кожаной куртки, прикусывая нижнюю губу, и демонстрирует ангелу нашивку на рубашке в виде серебряной семиконечной звезды, однако знак не производит должного эффекта – на лице Хёка не дёрнулся ни один мускул. – Заключим сделку, что скажешь? Ты отдаёшь нам эту сладкую конфетку, а мы забываем о твоей грубости. – А по морде вам ещё разок не съездить? – Ынхёк злится, однако сдерживается и старается не показывать эмоций, чувствуя, как Донхэ, напуганный и растерянный, не понимая ни слова из их разговора, кладёт правую ладонь ему на спину, аккурат между крыльев, а второй рукой касается его левой ладони, отведённой назад, и ангел мгновенно переплетает с ним пальцы, давая своему парню ощущение защиты и поддержки. Теперь на душе чуточку спокойнее – этим незначительным жестом Рыбка только что дал понять, что он с ним, что он верит в него, а значит, вся эта ситуация ерундовая, он справится с этими показушниками ради своей Рыбки. – Это мой человек, вы его не получите. Прочь! – Хэ вздрагивает, пугаясь резкого, громкого, будто бы звериного рыка: он и не заметил, как эти юные "дьяволята" подобрались к ним, снова окружив, пока лидер заговаривал ангелу зубы, и этим вскриком Хёкджэ заставил их остановиться и чуть отойти. – Только троньте его, и я сломаю вам крылья. Хёкджэ видит опасную искорку в глазах блондина, заметившего их сцепленные за спиной руки, и мгновенно понимает – он только что совершил огромную ошибку, взяв подопечного за руку, показав таким образом свою привязанность к нему. Да, пусть со стороны демонов это провокация, но в любой момент они могут всерьёз напасть, а перед пятью взрослыми сущностями ему одному не выстоять. И Донхэ не защитить… – Вопрос: что станет с Высшим Ангелом, – демон без труда переключается с латыни на китайский язык, будто стараясь ещё сильнее запутать и без того ничего не понимающего Хэ, – если убить человека, чьё сердце сияет для него? – Он убьёт сделавшего это демона! – доносится откуда-то сверху громкий крик, отразившийся эхом в тупике зданий, и в следующую секунду темноту ночи прорезает яркий всполох белого света, дезориентируя демонов и сжавшегося от страха Донхэ на несколько секунд, что даёт Ынхёку возможность начать действовать. Демоны мгновенно взлетают, направляясь к тому, кто посмел оглушить их заклинанием, и Хёкджэ уже делает пару шагов вперёд, отпуская руку подопечного, собираясь оттолкнуться и взлететь следом, как вдруг останавливается, сжимая кулаки, и поворачивает голову, глядя на человека. Донхэ напуган, он впервые видит перед собой существ, о которых раньше даже не подозревал, смотрит на его напряжённую спину и от всей души молится, чтобы ангел не улетал, не оставлял его одного. Не оставлял снова… Хёк понимает, если сейчас он ломанётся за врагом – его Рыбка останется без защиты и станет уязвимым, а тот блондинистый демон только этого и ждёт. Резко обернувшись, он машет рукой в сторону подопечного, и его нимб, повинуясь хозяину, мгновенно срывается с его головы и зависает над головой Донхэ, грея его макушку. – Беги домой, не оглядывайся! – быстро говорит ангел, повышая голос, и, взмахнув своими огромными крыльями, обдав младшего столбом ветра, поднимается в небо, за серые, полные влаги облака, чтобы скрыться от человеческих глаз. Проводив любимого взглядом, парень, подумав, что сейчас играть в героя и оставаться здесь ему не выгодно, срывается с места и бежит что есть сил в сторону своего дома, забыв рабочий портфель, так и оставшийся одиноко лежать в луже у стены, о которую его швырнули. Преодолев грозовые тучи, Хёкджэ сразу закрывает глаза, спасая сетчатку от очередного всполоха магии, пролетевшего в паре сантиметров от его уха, и всего одним движением руки, беззвучно прошептав латинские слова, вырубает рыжего демона, без доли сожаления глядя, как он, будто кучка чёрного тряпья, падает вниз, исчезая в слоях серых пушистых облаков. Ангелу повезло: в видении, что служило предупреждением об опасности, он чётко разглядел семиконечную звезду, вышитую серебряными нитями, и, хоть и не понял, почему демоны с этим значком угрожают его подопечному, но принял первые меры предосторожности – выпрыгнув из балконного окна квартиры Канина, он полетел к Йесону. Мужчина сразу смекнул, что к чему, и даже без подкупа в виде "вкусного кофе, сладостей, и вообще что только пожелаешь" согласился помочь, поскольку это было и в его интересах тоже; он отправил Хёкджэ вперёд, а сам переоделся, защитил свою квартиру чарами, и выпорхнул в окно, спеша нагнать белоснежного ангела. – Сзади! – успевает предупредить друга Чонун, и Хёкджэ, мгновенно просчитав свои действия, складывает крылья и пикирует, увлекая за собой блондинистого демона. Свободно падая вниз, Хёк уворачивается от огненных шаров, которыми его наивно старается обжечь демон, и, раскрыв крылья, почувствовав близость к крышам, планирует, ловко огибая попадающиеся на пути здания и столбы, напрочь забыв о конспирации, однако люди сейчас совсем не смотрят в небо, прячась под зонтами от вновь разгулявшегося дождя, а все эти вспышки для них не более, чем обычная молния и гром. Удачно спрятавшись за углом многоэтажного офисного здания, он, пользуясь эффектом внезапности, бросается на демона, валя его на плоскую крышу какого-то пятиэтажного жилого дома, и, усевшись на его бёдрах, со всей силы бьёт кулаком в челюсть, однако и мальчишка не промах – он ловко изворачивается, ослепляя ангела искрами, и с силой машет левым крылом, рассекая Хёку его правое крыло. Взвыв от боли, Хёкджэ поднимается, тяжело дышит, смотрит на потрёпанного демона, и снова несётся на него, хватая за ворот куртки и, как щенка, швыряя на бетонный пол крыши. Над ними то и дело мерцает молния, позволяя увидеть два мутных пятна в серых тучах – Йесон убрал двоих, остался последний, и можно лететь домой. На нём – лидер этой шайки, этот столетний заносчивый блондин с татуировкой на всю шею, и нужно максимально осторожно, без особых повреждений, помочь ему заснуть. Намного легче было бы убить его, не задумываясь ни о чём, ведь Ынхёк – Высший Ангел, который защищает своего подопечного от демона, и в такой ситуации даже убийство может сойти ему с рук. Но сейчас его останавливает всего лишь одна маленькая семиконечная звёздочка, вышитая серебром на груди демона – если Хёкджэ убьёт его, то Совет Старейшин лишит его крыльев и магии, не говоря уже о подопечном, а потерять Донхэ он ни за что себе не позволит, и проблемы с отцом в связи с этими лишениями ему тоже ни к чему. Именно поэтому ангел не использует опасные заклинания, предпочитая обходиться самыми простыми чарами, и дерётся с ним, как человек, нанося удары сокрушительной силы на его рёбра, руки, и лицо. Однако и демон умудряется нанести ему ещё одну рану на то же крыло, рядом с предыдущей, бьёт в левое плечо, едва не выбивая ему сустав, но не успевает увернуться от белой вспышки тока, брошенной Хёкджэ, на мгновение слепнет, подвергнутый заклинанию, а в следующую секунду теряет сознание от болевого шока: ангел одним чётким движением обеспечивает ему вывих левой руки и с громким мерзким хрустом ломает предплечье правого крыла. Рядом с тихим шорохом приземляется Чонун и молча смотрит, как друг осторожно опускает обмякшего в его руках парня на пол крыши: у демона несколько ссадин на лице, запёкшаяся под носом кровь, неестественно вывернутая левая рука, и сильно покалеченное правое крыло с открытым переломом – чёрная бархатная кожа разорвана, обнажая сломанную кость предплечья, а бетон под крылом окрасился алой кровью. Стирая с рук чужую кровь, Хёкджэ тяжело дышит, закрывает глаза, и поднимает голову к небу, подставляя лицо под холодные капли дождя. Без нимба сражаться оказалось немного сложнее, чем он думал, ещё и эта звезда… как красная тряпка для быка, всё время мелькает перед глазами, но прикасаться к ней ни в коем случае нельзя. – Где остальные? – подбирая влажные крылья и пряча когти на сгибах, Хёк осматривает свою некогда белоснежную футболку, местами порванную и испачканную кровью, и голубые джинсы, мокрые, рваные, измазанные грязью. – На крышах без сознания, у всех вывихи, – спокойно, будто о погоде вещает, говорит мужчина, подходя к Хёкджэ, чтобы осмотреть его и лежащего без сознания демона. – Неужели ты… – Да. – Хёк, если его крыло не восстановится… – Плевать мне на его крыло. Он пытался забрать у меня Донхэ. Йесон больше не задаёт лишних вопросов, он лишь вздыхает, закрывает половину лица чёрной тряпичной маской, рукой зачёсывает мокрые чёрные волосы назад, и помогает младшему ровно стоять на ногах, поддерживая его под поясницей. – Не думай об этом, – тихо, строго говорит Чонун, слыша мельтешащие в голове Хёка мысли и чувствуя его тревогу и страх, – я всё улажу и прикрою тебя, мне никто противоречить не станет. – Спасибо. Хён, помоги мне долететь до Донхэ, у него мой нимб, – умоляет парень, приобнимая старшего за шею. – Спятил?! Призови его! – Пожалуйста… Я давно должен был поговорить с ним, когда, как не сейчас? Мужчина хмурится, сетуя на глупость своего собрата, но, видя его воспоминания о сильной ссоре с подопечным, понимает – для него это крайне важно, и сейчас действительно самый подходящий момент, ведь он только что, спасая этого самого подопечного, получил довольно болезненное ранение. А зализывать раны всегда идут только к любимым. – Чтоб тебя, – шипит Чонун, прикрывая глаза, – ладно, летим. Ориентируясь на поисковые чары, Йесон практически тащит на себе Хёкджэ, который может полноценно взмахивать лишь одним крылом, и, увидев с высоты птичьего полёта идущего по безлюдной улице Донхэ, сияющего чужим нимбом, начинает снижаться, покрепче прижимая к себе слабеющего друга. Он приземляется за несколько метров впереди человека, осторожно ставит Хёка на землю, ещё раз на всякий случай спрашивая, не нужна ли ему помощь с ранениями, однако, получив отрицательное мотание головой в ответ, понимающе кивает, поджимая губы, скрытые маской, и отпускает парня. Напоследок он оборачивается, чтобы посмотреть на остановившегося неподалёку, промокшего насквозь Хэ, и, взмахнув чёрными, чуть влажными от дождя крыльями, взлетает, уносясь обратно к месту произошедшей битвы, чтобы замести все следы. Донхэ готов поклясться – он запомнил эти глубокие выразительные глаза над краем чёрной маски на всю жизнь. Как и угольно-чёрные, переливающиеся в свете жёлтых фонарей ангельские крылья. И семиконечную звезду, вышитую серебром на груди незнакомца, прикрытую воротом чёрной кожаной куртки… Поморщившись от тупой боли в плече, куда ему со всей дури вломил демон, Хёкджэ выпрямляется, смотрит на шокированного его видом подопечного, стоящего в паре метров от него, щелчком пальцев заставляет нимб сорваться с головы человека, вернуться к нему и, мигнув, исчезнуть, чтобы лишний раз не светить. – Пойдём, провожу тебя, – даже не думая любезничать, грубо, без тени эмоций говорит Хёк, кивая головой влево, будто подзывая Донхэ к себе, – чтобы ещё на кого не нарвался, – тихо добавляет ангел, складывая левое крыло и с трудом держа на весу правое. Он разворачивается и медленно идёт дальше, вверх по улице, по направлению к дому Хэ, слыша торопливые шаги за спиной – юноша догнал его и теперь молча следует за ним с интервалом в пару шагов. Оба не говорят друг другу ни слова: Хёкджэ слишком погружён в раздумья и переваривание случившегося, к тому же у него ноют покалеченные мышцы и суставы, а с этим как-то автоматически настрой общаться пропадает; а Донхэ, едва ли не кожей ощущая это напряжение и холод парня, боится даже рот открыть, гадая, кто были те демоны, от которых мужчина так яростно его защищал. Идя позади, юноша с детским любопытством разглядывает спину ангела, восхищаясь его крыльями, произрастающими из двух небрежных разрезов на домашней белой футболке, залипает на мышцах и косточках, ходящих под светлой кожей спины при малейшем шевелении крыльев, видит молодой мягкий пушок и пеньки ещё не раскрывшихся пёрышек у их оснований, на границе с кожей, затем смотрит на плавный переход от покровных перьев к маховым, думая, что где-то уже видел похожие совсем недавно, и весь содрогается, покрываясь мурашками, при взгляде на две крупные рваные раны на правом крыле. Он ранен… Ангела ранили, когда он защищал его, Донхэ, а он, Донхэ, боится ему сейчас что-то сказать, не может даже поблагодарить. Грызёт совесть – он виноват, что сейчас Хёк хромает, он виноват в том, что Хёк держится за болящее плечо, он виноват, что ему больно… Но покоя, помимо вины, не даёт ещё одна мысль: кем были те демоны? И кто тот ангел, что прилетел с Хёкджэ? Если демоны были врагами, то почему ангел, с точно таким же знаком-нашивкой в виде семиконечной звезды, помогал и защищал его вместе с Ынхёком? Ещё и принёс его, практически держа на себе, сюда, и спросил, нужна ли помощь. Что-то тут не складывается. Хочется немедленно расспросить своего Хранителя обо всём, потребовать объяснений и подробнейшего рассказа о его жизни, вытрясти из него всю правду о том, что сегодня произошло! Однако блондин явно не в состоянии сейчас ни о чём разговаривать, и вообще, думает Донхэ, ему не стоит так резво нестись по улице в дождь, попадая под прицелы полицейских камер на столбах в окровавленной футболке и грязных джинсах. Что до Хёкджэ, то он зол, зол ужасно, аж до зубовного скрежета. Он чувствует, как сияет сердце его человека, чувствует, как он тянется к нему, чувствует его страх и неловкость, но не может ясно соображать, сгорая от ярости и терпя сильную пульсирующую боль в правом крыле, от которой вскоре начинает болеть голова, и Хёк скалится, прикидывая, сможет ли он добраться до квартиры Канина, или уже не стоит мучиться и лучше бежать к Кюхёну, где Рёук поможет ему подлечиться. А как же Донхэ? Они не виделись больше недели, и не общались в социальных сетях столько же, они оба друг по другу соскучились… Только вот сейчас совсем неподходящее время для романтики. Остановившись рядом с высоткой, напротив толстой стеклянной двери в нужный подъезд, Хёкджэ оборачивается, глядя через плечо на любимого парня, изучает его взглядом, отмечая мятые полы пиджака, тронутые демонами, и опускает глаза на мокрый асфальт. Ему нечего сказать. Даже обычное "до встречи" сейчас прозвучит слишком громко в этом мягком шуме дождя, неуместно и колюче. И Донхэ ничего не скажет, потому что ему страшно, и так же неловко, как и ангелу. Поджав губы, блондин, морщась от боли, подбирает крылья, отворачивается, и продолжает молча брести по улице, теперь взяв курс на свой дом. – Стой! – Хэ подбегает, звонко шлёпая лакированными ботинками по лужам, встаёт прямо перед ним, преграждая путь, и смотрит на него такими умоляющими глазками, тем самым взглядом побитого щеночка, что кажется, будто в данный момент Хёкджэ нужен ему, как воздух. – Пойдём ко мне. – Малыш, я не в том состоянии, чтобы… – Ты зайдёшь, – безапелляционно говорит юноша, снова надевая привычную строгую маску на лицо, вместе с этим собирая все свои эмоции и запихивая их поглубже в душу, – я обработаю раны. Понимая, что спорить себе дороже, да и, честно говоря, не хочется, ангел согласно кивает и идёт за подопечным, поднимается вместе с ним в лифте до десятого этажа, и первым входит в его тёмную квартиру. Последний раз он был здесь две… или даже три недели назад? А в доме по-прежнему витают едва уловимые ароматы еловой смолы и кедра, дополненные свежестью дождя, запахом азалий, и холодом ветра, гуляющими по квартире. Закрыв дверь на замок, Донхэ быстро разувается, помогает Хёкджэ снять его кроссовки, и бежит включать лампу и настенные светильники в гостиной, чтобы осветить разом и прихожую, и коридор, и половину кухни. – Садись, – юноша кивает на застеленный кремовым пледом диван и, сжимая губы в полоску, идёт на кухню, начиная шарить в навесных шкафах. Наконец открыв нужный, он громыхает большой деревянной коробкой с медикаментами, еле вспоминает курсы первой медицинской помощи, которые проходил ещё в школе, и, найдя рулоны бинтов и перекись водорода, возвращается со всем этим добром в гостиную. Хёкджэ, в эти пару минут разложив диван, превратив его тем самым в большую двуспальную кровать, усаживается на самый краешек, напряжённо горбится и упирается руками с двух сторон от бёдер; его левое крыло прижато к спине и частично лежит на пледе, а правое, окровавленное, открыто во весь размах и распластано по всему дивану, даже немного свешиваясь с него. Он наблюдает за Донхэ, который трясущимися руками ставит на стеклянный журнальный столик тёмный маленький бутылёк и кладёт три рулона бинтов, нервно кусает губы и ждёт, пока подопечный сбегает в уборную за тряпочкой и наберёт тёплой воды в пластиковую чашку, и вздрагивает, когда он с едва слышным "чпок" открывает баночку с перекисью. – Тебе нужно раздеться, – как бы между прочим говорит Донхэ, скидывая с плеч помятый чёрный пиджак, промокший от дождя, и небрежно бросая его на пол у окна. Белая рубашка и строгие брюки, тоже мокрые до нитки, неприятно липнут к коже, однако юноша старается не обращать на это внимания, понимая, что сейчас самое важное – это ангел, нуждающийся в его помощи. – Футболку к дьяволу, – тихо отвечает Хёк, и от его низкого голоса по телу младшего бегут мурашки. Он равнодушен, и от этого становится страшно. – Разрежь по швам, я не смогу её снять, крылья. Повинуясь, парень идёт за ножницами в свою спальню, на обратном пути расстёгивает пару верхних пуговок на рубашке и ослабляет галстук, и, пройдясь по дивану и опустившись на колени рядом с ангелом, разрезает ему футболку на спине, – по середине, между крыльев, – затем режет по плечам, рукавам и бокам, и осторожно стаскивает ненужные окровавленные лоскуты, бросая их на пол, не беспокоясь о чистоте паркета. Где Хёкджэ успел так измазаться? И в чьей крови? Неужели он… убил тех демонов? Тряхнув головой, Донхэ спускается на пол, берёт в руки чашку с водой, тряпочку, садится на колени перед Хёком, мочит и выжимает тряпку, смотрит на раненое крыло, но медлит, не решаясь дотронуться. С виду раны глубокие, с запёкшейся, густой, тёмной кровью, окрасившей в бардовый белоснежные пёрышки, к такому даже прикоснуться страшно… Ему же будет больно. Очень. – Не бойся, – почти шепчет Хёкджэ, слушая лихорадочно скачущие мысли человека. Рыбка большими влажными глазами смотрит в медовые глаза блондина, приоткрывая рот, и наконец рискует: он подсаживается поближе, сжимает в правой руке мокрую тряпку, и, едва касаясь, проводит пальцами левой руки по сгибу крыла, где он видел коготь, будто проверяя, реально ли всё это. Перья мягкие, пушистые, они приятно ласкают подушечки пальцев, а ещё они очень тёплые, и пахнут еловой смолой. Настоящие, будто птичку в руках держишь. Вздохнув для храбрости, парень присматривается к самой большой ране, легонько придерживая крыло, сглатывает, сдерживая приступ тошноты от мерзкого запаха крови, ударившего в нос при такой близости, и начинает осторожно обтирать края, очищая, чтобы получше рассмотреть увечье. Кажется, демон неслабо зацепил его своим когтём – острие разорвало не только кожу и тонкий слой жировой ткани, но и дошло до мышц, совсем чуть-чуть задев кость, поэтому Хёкджэ шипит и сжимает зубы от каждого прикосновения, приносящего только острую боль. Вторая рана не настолько глубока, там задета лишь жировая ткань, поэтому на неё юноша тратит меньше времени, промывая от запёкшейся крови. – Будет очень больно, потерпишь? – предупреждает Донхэ, беря в руки открытый бутылёк с перекисью водорода. – Я же не хрустальный, конечно поте… А-А-А! ТВОИХ ЖЕ АНГЕЛОВ!!! Хёкджэ не успевает ничего понять, а Хэ решает всё сделать неожиданно, выливая перекись на раны, чтобы обеззаразить, и ангел рычит, терпя щиплющую, адскую боль, прожигающую всё крыло аж до спины, до самого позвоночника. Такое ощущение, будто ему крыло ломают, с наслаждением так, каждую косточку сантиметр за сантиметром, либо оно заново растёт, как в детстве, и кости, наоборот, с той адской болью начинают формироваться. – М-м-м, что ж у вас за лекарства такие… – стонет блондин, когда младший сразу же начинает дуть на пузырящиеся и шипящие от перекиси раны, чтобы было чуть полегче. – Прости. Обработав увечья, Донхэ разматывает рулоны бинтов, складывает их в несколько раз, образуя плотную широкую повязку, и прикладывает её к начавшему вновь кровоточить крылу, а Хёк помогает ему, приклеивая бинт к перьям своей магией, потому как если человек приклеит повязку на пластырь – отдерёт он его только с перьями. Донхэ на всякий случай осматривает ангела, находя на спине большую сине-алую гематому с полопавшимися капиллярами, замечает опухоль и начинающий расползаться синяк на левом плече, ласково гладит кончиками пальцев его лицо, поднимаясь и чуть нависая над ним, и, убедившись, что больше никаких серьёзных ранений на любимом нет, начинает убирать оставшиеся медикаменты по местам, уходя на кухню. Внешне он спокоен абсолютно, но внутри, как и у Хёкджэ, с каждой минутой нарастает неловкость. Им нужно поговорить. И вот он, шанс! Ангел, которого он искал целых две недели, прямо сейчас сидит в гостиной, у него дома, а он молчит, трусливо поджав хвост, и боится лишнее слово сказать. А казалось, ещё вчера он был полон решимости во что бы то ни стало из-под земли достать это пернатое чудо... Донхэ оборачивается на тихий шорох и низкий злобный рык: Хёкджэ, через силу встав с дивана, медленно идёт в прихожую, теперь волоча раненное крыло по полу – из-за сильной боли после перекиси сложить его он не может. – Эй, ты куда? – вскрикивает младший, ловко огибая барную стойку и выбегая в коридор, огромными глазами смотря на полуобнажённого ангела. – Мне нужно добраться до дома, пока дождь утих, – абсолютно спокойно, без видимых эмоций говорит Хёк, – спасибо за помощь. – А я тебя не отпускал, – снова те стальные нотки в голосе, – сегодня ты останешься здесь, и точка, – на секунду Хёкджэ замирает, чувствуя лёгкий укол в сердце, улыбается уголком губ, понимая, что подопечный сейчас нуждается в нём и боится отпустить, и, не в силах противиться собственному желанию, решает послушать его и остаться. – Иди в ванную, умойся, а я подготовлю тебе кровать и одежду. И дверь не перепутай, пожалуйста, со входной! Ангел послушно топает в уборную, закрывая за собой дверь на замок, а Донхэ в это время застилает уже разложенный диван в гостиной свежим постельным бельём с принтом ярких жёлтых подсолнухов, кладёт две подушки, выбрасывает обрывки, некогда бывшие футболкой, вытирает с пола все следы крови, и, оставив сложенную стопкой свою домашнюю одежду на стеклянном журнальном столике, идёт на кухню готовить чай. Он слышит плеск воды в ванной, и почему-то сейчас от этого звука становится спокойнее – Хёкджэ с ним, его любимый ангел остался здесь, рядом, и он только что обработал ему… крыло. Забавно. Первый раз увидев Хёка с крыльями, он подумал, что это иллюзия, обман, галлюцинация, да муляж уже в конце концов, а сегодня он прикоснулся к ним, почувствовал мышцы, ходящие под тёплой кожей, и мягкость покровных пёрышек, и пульс крови в венах и сосудах, пронизывающих крыло. Всё реальность, и то письмо было реальностью, и те жуткие демоны на улице, от которых хён его защитил, тоже реальны. Мда, впервые в жизни Донхэ по-настоящему задумался над фразой "реальность у каждого своя"… Миллионы людей на планете всю жизнь вот так же живут, учатся, работают, и не подозревают, даже мысли не допускают, что рядом с ними существует другой мир, другая реальность, кардинально отличающаяся от их привычной, мир с существами, у которых есть крылья за спиной, нимб или рожки на голове, и врождённая магия. А теперь, кажется, он имеет самое прямое отношение к этому тайному миру. Наливая кипяток в две кружки, юноша слышит щелчок дверного замка, шлёпанье босых ног по паркету и шелест крыла, тащащегося по полу, затем шорох одежды в гостиной, и тихий скрежет пружин в диване, прогибающихся под тяжестью тела. Вздохнув и снова надев холодную маску, Донхэ берёт две чашки с парящим, ароматным Молочным Улуном, ставит одну на стеклянный столик в гостиной, желает ангелу приятных снов, и закрывается в своей комнате. Он переодевается, включает фильм на компьютере, поставив его на прикроватную тумбу, и, попивая чай, лежит поперёк кровати, пребывая в раздумьях. Он просматривает все социальные сети, сокрушается о потерянном рабочем портфеле, пытается поработать с важными документами, но ничего не получается, выпивает весь чай, и около двух часов попросту ворочается в постели без сна. Уже всё перепробовал: овец считал, колыбельную включал, окна нараспашку открыл, чтобы свежий воздух и ветерок убаюкали его, однако сон так и не пришёл, поэтому Хэ встаёт, ставит очередной, почти беззвучно прокручивающийся фильм на паузу, и, тихонько, опасаясь разбудить Хёкджэ, выходит из комнаты, чтобы дойти до кухни и выпить воды. Однако и Хёк не спит – включив телевизор и понизив шкалу звука, он, в одних лишь домашних штанах, лежит поверх одеяла на спине с распластанными по всему дивану крыльями и смотрит какую-то танцевальную передачу. Услышав шаги, он приподнимает голову, чтобы глянуть на своего человека, и осторожно ложится обратно, наблюдая за ним поверх мерцающего экрана. Донхэ, мельком глянув на старшего, сжимает губы в полоску, проходит мимо, на кухню, гордо вздёрнув нос, вытаскивает из холодильника графин с лимонной водой, наливает в большой стеклянный стакан, заполняя его доверху, и, вернув графин в холодильник, топает обратно в комнату. По пути он снова смотрит на бдящего ангела, встречаясь с ним глазами, и вдруг останавливается посередь гостиной, опустив взгляд на его правую руку, протянутую к нему ладонью вверх. Приглашение. – Ты чего бродишь? – шёпотом спрашивает Хёк, поднимая руку чуть выше, настойчиво подзывая этим жестом младшего к себе. – Не могу уснуть, – хмурится Донхэ, и блондин видит, как в момент с его человека слетают все напускные маски, за которыми он прятался. Вот теперь он настоящий, уставший, измотанный сегодняшними событиями и бессонницей, вздыхает, обходит тумбу с телевизором, ставит стакан с водой на столик и усаживается в кресло со стороны окна, подбирая под себя ноги. – Болит? – шепчет парень, глядя на белоснежное крыло, где на бинтах, наложенных поверх раны, проступили пятна алой крови. – Да. На самом деле, после обработки и бинтования порезы болят не так сильно, крыло лишь пульсирует тупой болью в такт сердечному ритму, прогоняющему кровь по венам, но восстановление уже началось и завтра к вечеру он сможет не просто нормально двигать крылом и плечом, но и полноценно летать. – Поговорим? – наконец, решившись, спрашивает Хёкджэ всё так же шёпотом, будто боясь разрушить тишину дома и то хрупкое ощущение доверия, едва-едва возникшее между ними сейчас. Донхэ молча смотрит на него, упрямо не отводя глаз, чуть морщит нос, сочувствуя Хёкджэ, который с кряхтением, шипя от боли, переворачивается на живот и снова раскладывает крылья по постели, и лишь после этого в голос, но очень тихо, говорит: – Я хочу знать всё. Расскажи мне правду. Начни с самого начала. Хёкджэ глубоко вдыхает, настраиваясь, совсем выключает звук на телевизоре, обнимает подушку, сминая её двумя руками, устраивает на ней подбородок, и начинает рассказывать, бегая глазами по всей гостиной, лишь бы только не смотреть в глаза Хэ. – Я родился в смешанной семье ангелов, моя мама кореянка, а папа ариец, от него мне передался белый цвет волос и крыльев, а от мамы внешность, ещё у меня есть старшая сестра Сора, фамилия в нашей семье взята по женской линии, только у отца осталась своя. Я Высший, потому что родился под особым скоплением звёзд, и поэтому у меня чуть больше прав, и врождённая магия сильнее, а благодаря делу, которым занимается мой отец, и его известности в наших кругах, меня тоже знают многие ангелы, что даёт ещё больше возможностей и преимуществ даже здесь, на Земле. – А чем занимается твой отец? – Он… ну, что-то, вроде ваших хирургов. Он даёт крылья молодым ангелам и учит их летать, это очень ответственная и редкая профессия, поэтому он пользуется огромным авторитетом, очернить который, как ты понимаешь, я ни в коем случае не могу. Так, в семь лет я тоже получил крылья и начал базовое обучение, в девять – познакомился с Рёуком, мы сразу сдружились и стали почти всё свободное время проводить вместе. – Погоди, погоди… – прерывает его Донхэ, размахивая руками. – Рёук, это что ли… – Да, Рёук – тот, с кем встречается Кюхён. К слову, Кюхён узнал обо всём всего спустя месяц после знакомства с ним, и они уже несколько месяцев живут вместе. Так вот… – вспоминая, о чём говорил, хмурится Хёкджэ. – В пятнадцать меня отправили на распределение, где я получил своего первого подопечного, – он на секунду замолкает и поднимает медовые глаза на Хэ, – это был ты. Я удивился, что мы одногодки, но обрадовался, потому что ты жил в Сеуле, это значило, что мне не придётся переезжать от родителей. И ты был таким забавным в пятнадцать лет, правда был похож на рыбку Немо, – ангел улыбается, ярко видя картинку перед глазами, как будто это было вчера, но благоразумно решает не говорить, что первая ассоциация с подопечным у него была: "он камбала". – Я тебя впервые увидел, когда ты на уроке сидел, и вдруг ты посмотрел в небо, тогда мне показалось, будто смотришь прямо на меня. Едва мы получаем человека, у нас с ним сразу же возникает связь, и ты тоже её чувствуешь, Фиши, – Хёк непроизвольно шевелит здоровым крылом и укладывается поудобнее, – для тебя это больше похоже на тепло, греющее сердце, а для меня… это как когда крылья ветром наполняются. Я чувствую всё, что чувствуешь ты, любая эмоция или физическая боль, грусть, злость, удовольствие, радость, я чувствую их вместе с тобой. Порежешь палец, разобьёшь коленку, ущипнёшь себя – я почувствую. А ещё я слышу каждую твою мысль и могу найти в твоей голове любое воспоминание, могу влиять на твои сны, и могу заставить любого человека силой мысли сделать всё, что ты пожелаешь. Я наблюдал за тобой, пока был там, дома, вот так, – вытащив из-под подушки левую руку, Хёкджэ сначала крепко сжимает кулак, затем резко раскрывает, держа ладонью вверх, и на пустом месте, в нескольких сантиметрах над ладошкой, мгновенно создаётся едва светящаяся сфера, в которой шокированный Донхэ видит самого себя со стороны, со спины, будто под потолком где-то позади висит камера. – Потом, когда мне исполнилось двадцать один, – продолжает он, рассеяв чары и спрятав руку обратно, – и я закончил базовое обучение, вдруг понял, что моя связь с тобой не такая, как у других ангелов, она особенная, слишком крепкая, отец сказал, что такая связь крайне редко встречается. И тогда же я понял, что влюбился в тебя, влюбился впервые в жизни, в человека! Потом оказалось, что и Рёук втрескался в своего человека, – поймав молчаливый вопрос, Хёк поясняет: – его подопечным стал Кюхён. В двадцать четыре я спустился на Землю, знакомый помог мне сделать документы, один человек приютил меня у себя, с ним я и живу сейчас. Сначала я работал в книжном издательстве, редактировал рукописи, но месяц спустя, случайно, на улице, встретил Кюхёна, – он улыбается, вспоминая, как юный босс схватил его за руку и поволок в свою кофейню, – он тогда готовился к открытию "Белой Вороны" и пригласил меня на собеседование, в тот же день и принял в штат. Все три года, что я работаю там, почти каждый день, сразу после работы, я прилетал сюда, к тебе, и сидел на карнизах твоих окон, – блондин замечает расширившиеся в удивлении глаза парня и довольно хмыкает, – мне нравилось наблюдать за тобой, как ты ужинаешь, пьёшь чай в этом кресле, и как спишь. Я не ожидал, что ты без моей наводки придёшь в "Ворону" в Рождество, но я был так рад тебя видеть, что мозги отключились и я нёс тот бред, из-за которого ты на меня кофе вылил, – он искренне смеётся, наконец пробив Донхэ на взаимную улыбку, и на мгновение зажмуривается. – Мне было так тяжело сдерживаться рядом с тобой, очень хотелось рассказать, кто я на самом деле, но… для влюблённых ангелов очень опасно раскрываться, не добившись сперва доверия и любви от человека, которого он любит. Если ангел показывает себя, а человек его не принимает, то ангел лишается нимба, своей магии, и возможности вернуться домой, всё, что у него остаётся – это крылья и половина от нашей жизни. – А сколько вы живёте? – В среднем пять веков, но можно прожить и дольше, если правильно расходовать свою энергию и не подвергаться опасностям. Знаешь, я был так рад, когда мы с тобой начали общаться, а после финала танцевального батла, когда ты поцеловал меня, – он замечает, как Донхэ смущённо опускает глаза, медленно краснея, и прикусывает нижнюю губу, – я поверил, что ты меня не отвергнешь. Но было всё равно страшно, поэтому я показал тебе тот сон на крыше, где ты видел меня с крыльями, я думал, что поступаю правильно и смогу подготовить тебя… Я хотел признаться тебе сам, но не успел – ты был в опасности и мне пришлось лететь, чтобы спасти тебя, поэтому признание получилось… не очень красивым. И я был немного пьян. – Прости, что ударил тебя тогда… – Да нет, всё правильно сделал, – ухмыляется Хёк, вспомнив, как Донхэ прописал ему кулаком в скулу от неожиданности, – я понимаю, для тебя всё это было странным, внезапным. В конце концов, не каждый день узнаёшь, что твой друг – ангел с крыльями. – Не друг, – тихо говорит Хэ, смотря прямо в медовые, расширившиеся от удивления глаза. Напрягся. – Любимый. Мы же… всё ещё встречаемся? – теперь ангел слышит в его голосе надежду и дольку сомнения. Неужели он правда допустил мысль, что Хёкджэ сможет когда-то от него уйти после того, что только что рассказал?! Ничего не говоря, Ынхёк лишь тепло улыбается, переворачивается на правый бок, осторожно, чуть поморщившись, складывает крылья позади, раскидывая их на всю свободную половину дивана, и протягивает правую руку младшему, молча прося его подойти. Поджав губы, Донхэ быстро разворачивается из позы комочка, с кряхтением разминает затёкшие ноги, и, в один шаг преодолев разделяющее их расстояние, садится на край дивана, а ангел кладёт руку ему поперёк бёдер, придвигаясь поближе. – Это значит, ты меня принимаешь? Скажи. – Да, – наконец и Донхэ улыбается в ответ, открыто, той самой улыбкой, в которую блондин моментально влюбился, впервые увидев подопечного. – Да, принимаю. Только… ответь ещё на пару вопросов. – Всё, что пожелаешь, спрашивай. – Таких, как ты, ангелов, вас много? – Да. Каждый день на улице встречаю! – А дьяволов? – услышав такое забавное название, Хёкджэ смеётся и не может успокоиться, видя при этом обескураженное выражение лица донсена. – Что? – Это демоны, Фиши, – успокаиваясь, отвечает Хёк, – их не так много, как нас, но… да, их тоже хватает. Демонам сложнее попасть на Землю, чем нам. – А те, что напали на нас сегодня? – наконец Донхэ решается задать главный вопрос, мучающий его весь вечер, и мило сводит свои ровные бровки домиком. – Ты знаешь их язык? – Мы говорим на многих языках, учим их в течение жизни, потому что подопечный может оказаться из любой страны мира и, соответственно, носителем любого языка, но общим для всех сущностей, то есть и для ангелов, и для демонов, является латынь. Это самый надёжный язык, люди его не понимают, потому что у вас он считается мёртвым, а мы можем свободно общаться друг с другом. – И о чём вы говорили? Что им было нужно от меня? И что значит та серебряная звезда, которая была у этого блондина на груди? Я видел точно такую же на том парне, который принёс тебя ко мне, но… если демоны с таким знаком были врагами, то почему ангел с такой же звездой помогал тебе? – он видит, как Хёкджэ отводит взгляд, задумываясь о чём-то, уголки его губ чуть дёргаются вверх, будто он хочет улыбнуться, но вместо улыбки сжимает губы в полоску, прикрывая глаза. – Это не имеет значения, малыш, – Хёк поглаживает ладонью гладкую кожу ног любимого, и улыбается, лишь бы он не волновался, – это наши, ангельские проблемы. Знай только, что бы ни случилось, я всегда тебя защищу. Ну что, это все вопросы? – А мне нужно ещё что-то знать? – Донхэ щурится, сверля ангела испытующим взглядом. – Например, что у тебя сейчас сияет сердце? – взгляд младшего сменяется на удивлённый и вопрошающий. – Если человек влюблён, и особенно если влюблён в ангела, то у него сияет сердце, это такое мягкое бело-голубое свечение в груди, и его только ангелы видеть могут, – поясняет Ынхёк, наглаживая коленки парня. – Вау. А ещё? – А ещё все ангелы пахнут по-своему. Ты уже давно заметил, что я пахну лесом. А Рёук пахнет дождём, свежескошенной травой, и сухими осенними листьями. Ещё есть у меня знакомый, который пахнет лимоном и жасмином, а на деле ощущается как аромат коньяка, – Хёкджэ довольно лыбится, думая о Хичоле. Из-за такой необычной смеси запахов к Хичолю на Земле прилипла крепкая ассоциация "вечно молодой, вечно пьяный", а дома почти все ангелы думали, что Хичоль реально всегда поддатый, потому как его безбашенное поведение вполне соответствовало. – А ещё? – А ещё… У Рёука крылья персиковые, нам цвет по генам передаётся. А помнишь Чонсу, который всегда за кассой стоит в кофейне? У него волосы в медный покрашены, а на самом деле у него такие красивые пепельные крылья, и пахнет он яблоками, и ему триста шестьдесят пять лет, как раз первого июля юбилей отмечал. – Сколько-сколько ему?! – вскрикивает Донхэ, забывшись, а затем фыркает и от души смеётся: – Хорошо сохранился! – А ещё наш шеф-кондитер демон, у него рожки недавно начали виться, да и сам по себе красивый такой… Ая! – ангел вскрикивает от неожиданного ревнивого щипка в запястье, и тут же морщится – он слишком резко дёрнулся, от чего боль в крыле снова дала о себе знать. – Прости… Сильно больно? – Рыбка, извиняясь, кладёт руку на горячее плечо парня и ласково поглаживает кожу большим пальцем. – Ерунда. У нас ускоренная регенерация, завтра всё заживёт. Давай-ка спать, у нас с тобой завтра выходной, ещё будет время поговорить. Ты… поспишь со мной? Без лишних слов Донхэ оборачивается к стеклянному столику, на котором лежит пульт, выключает телевизор, и осторожно забирается под одеяло, укрывая их обоих. Он немного ёрзает, устраиваясь поудобнее, доверчиво прижимается к обнажённой груди старшего, – из-за раненого крыла надеть футболку он не смог, напялил только трусы и штаны, – и, почувствовав, как его заботливо оборачивают здоровым крылом, улыбается. Под крылом тепло и уютно, а ещё оно очень тяжёлое, и вкусно пахнет еловой смолой и нагретым слежавшимся пухом, и сразу возникает такое острое чувство защищённости, будто весь мир со всеми его опасностями только что ушёл на три весёлых русских буквы. "Так вот, что значит Хранитель", – думает Донхэ, прикрывая глаза. – Да, – шёпотом отвечает Хёкджэ, улыбаясь и почти касаясь своим носом носика Хэ. – Я всегда буду рядом, всегда на твоей стороне, всегда защищу тебя, – тихонько нашёптывает ангел, слыша все мысли донсена и чувствуя, как он успокаивается и потихоньку впадает в дрёму. – Забыл сказать, ангелы как коты, всегда помечают человека своим личным запахом. А ещё мы ужасные собственники. – Я тоже собственник. Мы с тобой друг друга стоим. Рассматривая любимого в полутьме, Хёк слышит, как он думает о тяжести крыла, укрывшего его под одеялом, о приятном лесном аромате, и о горячей коже груди под кончиками пальцев, и улыбается, быстро чмокнув Рыбку в губы, которые тут же растягиваются в ответной улыбке. Наконец все трудности пройдены, Донхэ ему верит и принял, вот и сам жмётся к нему, обнимает, целует в ответ, игриво трётся с ним носами, и сияние в его груди становится настолько сильным, что собственное сердце ангела подстраивается под один с ним ритм. Даже не верится, что он добился взаимности своего человека… – Хёкки. – М? – Раз у нас с тобой завтра выходной, то мы тогда утром просыпаемся, завтракаем, потом едем в квартиру, где ты жил, собираем все твои вещи, вызываем такси, и перевозим всё сюда, – довольно лыбится Хэ, жарко дыша в шею ангелу, – другими словами, с завтрашнего дня ты живёшь здесь, со мной, в моей квартире, и точка. – В смысле? – В смысле, что я тебя больше от себя не отпущу, понял? – угрожающе шипит младший, отстраняясь и сжимая одной рукой челюсть Хёкджэ, заставляя смотреть прямо в глаза. – Ты со мной теперь останешься, возражения не принимаются. – Ну, Донхэ, я… не знаю, что сказать… – ангел теряется, огромными глазами смотря в едва поблёскивающие в полутьме глаза любимого, и еле выговаривает слова, потому как Донхэ ему на щёки давит, из-за чего блондин становится похожим на смешную, шлёпающую губами рыбку. – Простого "спасибо" мне будет достаточно. Всё, спи, тебе отдохнуть нужно. Они покрепче обнимаются, Хёкджэ долго ёрзает, чтобы удобно устроить раненое крыло на свободной половине дивана, напоследок целует Донхэ, ненадолго задерживаясь на уголке его губ, и медленно засыпает, наконец чувствуя себя в полном покое и как никогда счастливым.