Жизнь с ангелом

Дорога до участка занимает тридцать минут, в течение которых, равномерно встряхиваясь в охлаждаемом кондиционерами автобусе, мужчина окончательно собирается в кучу и забивает свои негодование и злость поглубже в душу. Он отзванивается напарнице, чтобы узнать причину её недавнего звонка, а та рассказывает ему о внезапно нарисовавшемся деле, однако Ёнун, привыкший самолично всё контролировать, просит её ничего не предпринимать и дождаться его появления. Интерес берёт своё, и даже немного забивает мысли о Чонсу, поэтому мужчина, выйдя из автобуса сразу разворачивается и бежит до участка, сначала по главной улице, затем сворачивает вправо, вниз с горы, и на крупном перекрёстке налево, обогнув припаркованную у клумбы с цветами машину. – Доброго утра, Господин Ким! – едва мужчина влетает в настежь распахнутую стеклянную дверь участка, с ним тут же здоровается миловидный юноша – рядовой полицейский, поставленный в фойе за стойку, чтобы встречать людей и направлять их в кабинеты в соответствии с проблемой. – Суён искала Вас! – видя, что старший торопится, быстро проговаривает мальчишка. – Головной здесь? – сходу спрашивает Канин, пробегая мимо стойки к лестнице, слыша в ответ спасительное "не было ещё" и облегчённо выдыхая. Успел. Начальства нет, а значит, и привычного секса мозга с утра не будет. Взбежав на второй этаж и повернув направо, он останавливается перед тёмной деревянной дверью со старым затёршимся номером 37, переводит дух, поправляет сбившуюся складками после бега джинсовую рубашку, и входит в кабинет, по неосторожности громко ей хлопнув. – Ты опоздал! В кабинете прохладно благодаря кондиционеру, приятно пахнет свежесваренным кофе, горячей бумагой с краской, только-только вытащенной из принтера после печати, и какой-то выпечкой. Вот только странно… обычно по утрам в их кабинете очень ярко из-за жарящего через окно солнца, однако сейчас почему-то темновато. Должно быть, из-за глупого баннера с рекламой детского сада, которая перекрыла добрую половину окон их здания. – Извини, были дела, – Канин бросает взгляд на враждебно сложившую руки девушку, сидящую за столом прямо напротив двери, и проходит к своему столу, – я же просил этого больше не делать, – вздыхает, обращая внимание на бумажный стаканчик, стоящий посередь столешницы, и коробочку с каким-то, кажется, десертом. С Суён они работают вместе уже полтора года, её определили опером именно к нему в качестве стажировки, мол, "работа не особо опасная, в перестрелки дай бог не попадёшь, а Ёнун опытный, научит всему", причём самого Ёнуна никто не спрашивал. И девчонка-то умная, закончила академию с отличными оценками, соображает быстро, да и на мордашку симпатичная… Единственная проблема – Канин вот уже полтора года не может вдолбить ей в голову, что он мужчина взрослый и некогда женатый, и ей в свои двадцать семь такой не нужен, однако Суён с завидным упорством продолжает периодически таскать ему что-нибудь вкусное, заходя перед работой в пекарню, и строить глазки. Вздохнув, Ёнун обходит стол, плюхается в крутящееся кресло, берёт бумажный стаканчик, ещё не успевший остыть и оттого приятно обжигающий руку, благодарно кивает улыбнувшейся напарнице и делает первый глоток, наслаждаясь теплом, согревшим, кажется, разом его душу. Пахнет яблоками. Чонсу… Аромат яблок ассоциируется только с этим сизокрылым ангелом, шелестом его крыльев, и с тропической влажностью цветов на летней террасе, которые Итук так любит. Чёрт, похоже, Суён купила ему что-то яблочное в качестве завтрака. – Итак, что у нас на сегодня? – игнорируя вдруг нахлынувшие воспоминания, спрашивает мужчина. – Дело по парашютисту? – Да, и вечером нужен отчёт по тому убийству в Ганнаме, – хрустнув суставами в пальцах, девушка поворачивается к своему компьютеру и начинает быстро печатать, раздражая стуком клавиш. – Сделаем. Займись отчётом, я пойду в архив. – Зачем? – Личное, – резко встав с кресла, Канин обходит стол, берёт с собой стаканчик кофе, но останавливается у двери, – Суён-а, а после вместе поедем осмотрим квартиру парашютиста, будь на связи. Напарница едва успевает кивнуть, как мужчина тут же хлопает дверью, на всех парах уносясь в архив. Около получаса он копается в компьютере архива, а затем в самих папках, находя дело, по которому и в самом деле проходило здание, указанное Кюхёном, быстро делает копии на старом, едва ли не по швам трещащем ксероксе, и, отзвонившись Суён, выходит на улицу, дожидаясь её возле участка. На служебной машине до района Seongsu-dong добираются быстро, поскольку пробок в Сеуле не бывает как данности, но всю дорогу Ёнун упорно молчит, задумчиво глядя в окно, а девушка и боится спросить в чём дело, чтобы не нарваться на грубость – начальник, конечно, добрый, но иногда и нагрубить может. Прошлой ночью в этом районе произошло самоубийство: парашютист – так обычно называют тех, кто сигает из окон последних этажей и расплывается лепёшкой по асфальту, причём дело, надо сказать, отличается от обычных самоубийств, кои в Корее не редкость. Канин понял это сразу, едва увидел труп молодой девушки, потому и попросил Суён поехать с ним на осмотр квартиры – она обычный человек, сможет увидеть всё иначе, нежели он, а это поможет делу. Как, впрочем, и чуть припоздавший молодой криминалист – странноватый как в поведении, так и во внешнем виде, Ким Мёнсу. Втроём они тщательно обыскивают маленькую квартирку убитой, снимают отпечатки, забирают ноутбук на экспертизу, копаются в книгах, на полках в ванной комнате, и напоследок, отправив напарницу с криминалистом к машине, Ёнун осматривает малюсенькую спальню девушки. Присев на край кровати, он обводит взглядом светлую, залитую солнцем комнату, дополненную милыми мягкими игрушками, гадая, что могло толкнуть девчонку вот так просто вышагнуть из окна: с виду она хорошо жила, закончила университет, стажировалась в интернатуре в больнице, молодого человека не было, с родителями связались ещё вчера, с ними не ругалась… – Почему же ты это сделала? – задумчиво спрашивает Ёнун, обращаясь к пустоте. За всё время работы в полиции он повидал немало убийств, несчастных случаев, и самоубийств, и этот случай, казалось бы, самый обычный, девушка просто решила свести счёты с жизнью из-за каких-то неприятностей, наверняка казавшихся ей масштабными. Но маленькая татуировка на её шее, сзади, под волосами, насторожила – человеческий глаз с множеством лучей вокруг, мужчина заметил её сразу, едва взялся за осмотр тела. Таким знаком себя обычно отмечают люди, относящиеся к трём мирам, то есть Проводники, обычным смертным татуировщики подобное никогда не сделают. И у него когда-то было такое тату. В любом случае, больше он здесь ничего не найдёт, остаётся ждать результатов экспертизы – кровь, отпечатки, записи в личных дневниках, и информация с её ноутбука. Вздохнув, Канин встаёт, ещё раз окидывает комнату взглядом, и выходит из квартиры, напоследок приклеив бумажку с опечаткой к двери. Экспертиза будет к вечеру, отчёт на Суён, а сам Канин на два часа исчезает из участка, чтобы осмотреть здание в районе Myeong-dong, делает фотографии помещения, и снова возвращается в участок, по пути купив обед для себя и Суён. – Какие будут идеи? – жуя хрустящее щупальце осьминога, спрашивает Ёнун, задумчиво глядя на белую доску, к которой магнитами прилеплены фотографии погибшей девушки. Увы, за шестнадцать лет работы в органах аппетит не портит даже самый жуткий и разложившийся труп, что уж говорить об открытых переломах и крови. – Самоубийство, – склоняет голову набок Суён, отправляя в рот очередной кусочек кимчи. – Мотив, – скептично поднятая бровь заставляет девушку сощуриться в ответ. – Шантаж? – Мотив, Суён-а. Она же врач, чем её можно было шантажировать? – Она прежде всего молодая девушка, оппа, и кому как не тебе знать, как и где могли быть использованы её фотографии, м? Может, у неё были какие-то снимки, которыми кто-то её шантажировал? – Нет, не то, – Ёнун отрицательно мотает головой, вспоминая свой опыт работы в так называемом "пиписькином" отделе, который занимается проституцией и рейдами по барам, – шантаж был бы заметен. При самоубийстве она бы оставила записку или отправила сообщение близкому для неё человеку, подруге или родителям, поскольку парня у неё, как мы знаем, не было. И записки тоже не было… – Убийство? – Или доведение до самоубийства, – смотря на фотографию, где запечатлена татуировка, мужчина, задумавшись, водит деревянными палочками по губам, перебирая варианты. – Есть пара мыслей. Бросай всё, езжай в больницу, где она работала, до закрытия ещё есть время, поговори с персоналом, узнай, были ли у неё недоброжелатели и какой был круг общения, потом возвращайся, как раз будут результаты экспертизы. А я пока съезжу к одному своему знакомому, думаю, он сможет помочь. Согласно кивнув, девушка тут же встаёт, берёт со стола копию фотографии убитой, застёгивает на поясе кобуру скрытого ношения, проверяет патроны в магазине табельного оружия, и, глянув на Канина, вставшего и сорвавшего с доски фотографию, выходит вместе с ним из кабинета, а следом и из участка. Она уезжает на служебной машине, Ёнун садится на автобус, по дороге прикидывая, какие вопросы задаст своему "источнику", и с каждым возникающим вопросом всё больше нарастают волнение и ниоткуда взявшаяся злость. Что имел в виду Чонсу, говоря, что он чего-то не знает? Почему сказал придти вечером, если хочет поговорить? А он, чёрт возьми, хочет поговорить, и хочет узнать, что же произошло на самом деле в ту далёкую ночь. Вот только скажет ли ангел всю правду, как есть, или же снова обманет… Ещё и это убийство… Девчонка явно была Проводником, в этом нет сомнений, и есть два железных доказательства: первое – абсолютно все татуировщики города знают, что набивать "глаз" можно лишь с особого разрешения, то есть, особой бумаги с подписью; второе – получить такое разрешение она могла лишь у одного существа в этом городе. – Хичоль! – бесцеремонно ворвавшись в закрытый ночной клуб, на дневное время лишённый охраны, громко зовёт Канин, попутно закрывая на замок дверь чёрного входа, чтобы их не побеспокоили. – Хичоль, мать твою, ты мне нужен! Из "Чёрного Клевера" этот ангел редко выползает на свет белый, да и живёт он здесь же, прямо за стеной своего кабинета, в комнате, оборудованной под спальню с идеальными звукоизолирующими чарами, а потому мужчина, в полной уверенности, что сущность здесь, орёт во всю силу голосовых связок, взбегая по лестнице вверх, на второй этаж, где теперь располагается кабинет. – У тебя совершенно отказало чувство такта, – дверь в кабинет резко открывается, звонко ударяясь позолоченной металлической ручкой о кирпичную стену, и перед застывшим на секунду парнем предстаёт сонный, растрёпанный Хичоль в одном красном китайском халате на голое тело, с мешками под глазами и недовольно скривившимися пухлыми губами, – Ким Ёнун. Что тебя привело сюда… так рано? – зевая и встряхивая крылья, спрашивает ангел, сильнее затягивая пояс на халате, из-за чего теперь можно различить золотого дракона, вышитого на алой ткани. Стоит Хи пошевелить огненными крыльями, как сразу же вокруг начинают витать приятные запахи жасмина и лимона, замешиваясь в пьянящий, тяжёлый, тягучий аромат дорогущего пятизвёздочного коньяка, и, кажется, вдохнёшь чуть больше – и сразу же опьянеешь, как от целой бутылки этого потрясающего напитка. – Четыре часа дня, рано? – сощурившись, Канин влетает в кабинет, чуть задев старшего плечом, подходит к рабочему столу и щёлкает выключателем на настольной лампе, заставляя друга поморщиться от света. – Так я и лёг в девять. Утра, – потянувшись в своё удовольствие и от души зевнув, Хичоль плюхается в крутящееся кожаное кресло и часто моргает, привыкая к тусклому свету лампы. – Ну и? – он по привычке ставит локти на стол, переплетает изящные длинные пальцы, кладёт на них подбородок и раскладывает крылья позади себя по полу. – Прошлой ночью у нас был вызов, самоубийство, погибшая – девушка двадцати девяти лет, – будто инструкцию читая, чётко проговаривает мужчина, подтягивая свободный стул, стоящий в углу комнаты, к столу, и садясь напротив Хи, – работала педиатром в центральной Сеульской больнице. – Стоп, стоп, дорогуша! Полицейский у нас ты. Какое мне дело до людей? – останавливает его Хичоль, хмурясь и размахивая руками перед лицом. – Они смертны и не имеют никакой ценности! – Если только это не свои, – сжав губы в полоску, Канин вытаскивает из кармана фотографии и раскладывает их веером на столе, придвигая поближе к лампе, чтобы было лучше видно. Всего секунда… и Хичоль меняется в лице. Он вдруг просыпается, резко наклоняется к столу, опираясь на столешницу локтями, поднимает и приоткрывает крылья, хватает фотографию девушки, сжимая её пальцами так, что даже ногти белеют, и хмурится, бегая по снимку глазами. – Джессика… – тихо выдыхает он. – О Хёнми – её настоящее имя. Она была одной из нас, я прав? Проводник. – Это так, – отложив одну фотографию, старший берёт в руки другую, рассматривая татуировку, а затем вдруг закрывает глаза и опускает голову. Наблюдая за ним, человек боится хоть звук издать, понимая, что сейчас Хи либо в глубоких раздумьях, либо занимается поиском с помощью чар. – Она уже на вскрытии, осмотреть тело не выйдет, а вот квартира… – наконец Хичоль вскидывает голову и в его глазах Ёнун замечает едва ли не настоящие искры, – дай мне пять минут. Ангел вдруг встаёт, с грохотом отодвинув кресло и едва не долбанув его спинкой о стену, и уносится в спальню по соседству, начиная быстро приводить себя в порядок перед огромным зеркалом, висящим на стене. И действительно, спустя ровно пять минут Хичоль стоит перед ним уже одетый в свободные белые штаны и рубашку, умытый, с собранными в небрежный хвост огненно-рыжими волосами и чуть электризующимися от волнения крыльями, а ещё через пять минут они уже сидят в его чёрной Ауди с личным водителем, и мчатся к дому убитой девушки, пренебрегая правилами дорожного движения из-за спешки. – Ты здесь уже был, – констатирует очевидный факт Хичоль, срывая опечатку с входной двери и включая наконец свои телепатические способности, – и результаты экспертизы будут лишь через два часа, – он открывает дверь и, оглядываясь по сторонам, будто им может угрожать опасность, входит в квартиру, затягивая следом за собой человека. Хиним медленно идёт вперёд, ступает тихо, неслышно, как хищник, будто видя что-то, недоступное человеческому глазу, заглядывает в перевёрнутую после обыска ванную, малюсенькую кухню, такую же маленькую гостиную, и останавливается в дверном проёме светло-серой спальни, приоткрывая огненные крылья, которые от нервов стали пахнуть, кажется, ещё сильнее. – Что ты видишь? – шёпотом, как ребёнок, спрашивает Канин, опасаясь сбить старшего с настроя. – Сюда иди, – в прямом смысле приказывает ангел, неотрывно глядя на окно, из которого выбросилась девушка, он вскидывает левую руку, хватает парня за рукав рубашки и рывком подтягивает его к себе, – я запах чую… Подойди к полке с книгами. Даже не думая возражать, Ёнун, обогнув растопыренные крылья Хичоля, подходит к шкафу, на котором ровным строем выставлены разномастные книги с цветными корешками, и смотрит на хёна в ожидании дальнейших указаний. – Блокнот, – он щурится, по-прежнему смотря строго в окно, и шевелит пальцами левой руки в воздухе, будто играя на невидимых клавишах фортепиано, – белый, с каким-то растительным рисунком, – мужчина тут же начинает выбрасывать ненужные книги, цепляясь взглядом за каждую маленькую книжку, пока не натыкается на среднего размера белый блокнотик на спирали с принтом зелёной круглой мандалы, – последняя страница. – Имена, – перелистнув страницы, говорит Канин, находя в самом конце книжицы список из восьми имён. – Это ангелы и демоны, которых я отправлял к ней, – Хиним дёргается, складывает крылья, подбегает к младшему и заглядывает ему через плечо, прикасаясь ладонью к страничке, и снова замирает, устремляя взгляд в пустоту, – она была дома одна, от неё только что съехал последний ангел. В дверь позвонили, она открыла, – он отходит, еле шевеля ногами, и снова встаёт в центре комнаты, теперь глядя в дверной проём и всё так же перебирая пальцами в воздухе, – демон. Рыжие волосы, глаза голубые, европейское лицо. Шрам… здесь, – щурится, проводя указательным пальцем правой руки от виска до середины подбородка. – Он сказал, что пришёл от меня, Джесс его впустила. Он напал, она защищалась, – Хиним резко оборачивается к окну, наполовину раскрывая крылья, – ранила его чем-то острым в левое крыло. Он ударил её по голове, потеряла сознание. А затем он выбросил её из окна и замёл все следы в квартире. – Значит, экспертиза бесполезна, – вздыхает Ёнун, будучи уже в полной уверенности, что зря он напряг Суён, допрашивающую сейчас знакомых девушки в больнице, да и криминалиста, который целый день просто так возился с отпечатками, кровью и телом. – О, нет-нет, мой друг, – тряхнув головой, чтобы выйти из транса, хитро улыбается Хичоль, – экспертиза покажет, что кровь не человеческая, – он подходит к рабочему столу, на котором после обыска тоже царит беспорядок, всматривается в каждую полочку, будто надеясь что-то найти, присаживается на корточки, и, направив руку на ножки стола, ловит что-то маленькое, призванное чарами, – а летучей мыши, – поднявшись, ангел разворачивается и демонстрирует Канину кусочек чёрной бархатистой кожи с окровавленным, ровно отрезанным краем. – Она знала, что мы поймём, и постаралась оставить зацепку – порезала так, чтобы мы нашли частичку его ДНК, и чтобы могли найти среди своих. Подумай, как много демонов имеют шрамы? – Я редко имею дело с демонами, тебе лучше знать. – Таких отчаянных, что вступают в драки, крайне мало, а с такой-то необычной внешностью… наши Стражи быстро его найдут. Но это уже не моё дело, и тем более не твоё, – Хичоль особо выделяет эту фразу, строго глядя на мужчину, – закрой дело как "самоубийство", так мы избежим проблем. – Издеваешься? Что я скажу её родителям?! "Ваша дочь покончила жизнь самоубийством"?! – вскрикивает Ёнун, огромными глазами смотря на Хичоля, прячущего в карман джинсов кусочек найденной кожи. – Делай как я сказал! – повышает голос ангел, раскрывая искрящиеся мелкими красными огнями крылья. – Всё ещё не понял? Это было предумышленное убийство Проводника, – он стихает, складывает крылья и подходит ближе к ошарашенному Ёнуну, – ты не знаешь, но месяц назад погиб ещё один мой Проводник в Самчоке. А за месяц до него ещё двое: в Намвоне и Хэнаме. И вот теперь снова, в Сеуле. – К чему ты мне это говоришь? – уже предполагая, каким будет ответ, спрашивает Канин. – Кто-то намеренно убирает вас, чтобы подорвать связь между мирами, – Хичоль кладёт руки на плечи младшего и крепко сжимает их пальцами, выдавая свой страх, – кому-то выгодно, чтобы ангелы и демоны не могли больше держать связь с людьми и появляться на Земле. И мы давно ищем тех, кто это делает. Поэтому прошу тебя, не суйся в эти дела, я не хочу потерять ещё одного Проводника. Глядя прямо в карие глаза ангела, мужчина согласно кивает и натянуто улыбается, громкими мыслями обещая выполнить просьбу друга. Раз Хичоль так сильно волнуется – значит, дело действительно приняло серьёзный оборот. – Вот и умница. Пойдём, подброшу тебя обратно до участка. Хичоль просит своего личного водителя остановиться у полицейского участка, назвав точный адрес, а по пути вводит Канина в курс дела, то есть рассказывает последние новости, услышанные у ангелов, демонов, и людей, ну и в качестве бонуса обещает в скором времени подселить к нему кого-нибудь, чтобы было не так одиноко в пустой квартире. Мужчина ещё собирается спросить о Чонсу, наверняка зная, что уж Хиним прекрасно осведомлён о событиях, связанных с этим парнем, но ангел, стопудово как чуял, вовремя вскрикивает "о, приехали", затем говорит, что торопится куда-то, и спешно прощается, высаживая друга на нужном перекрёстке. – Вот и спросил, – вздыхает Ёнун, зарываясь пальцами в короткие волосы на макушке, и, проводив чёрную Ауди взглядом, входит в здание, сразу направляясь в родной тридцать седьмой кабинет. Суён ещё нет, и звонков от неё тоже, значит, она до сих пор в больнице. Плюхнувшись на свой стул и повернувшись лицом к магнитной доске, мужчина хмурится, смотря на фотографии девушки, и стягивает губы в полоску. Самоубийство… Само собой, он закроет это дело с заключением "самоубийство", как и просил Хичоль, но отчего-то на душе совсем не спокойно. Он знает правду, знает, кем была эта девушка, и знает подробности её смерти, и обычно этого было достаточно, чтобы поставить в голове галочку, со спокойной душой отдать папку со штампом "закрыто" интенданту, и забыть об этом. Но сейчас эта, казалось бы, самая обычная и рядовая смерть напоминает цепную реакцию: сначала Донхэ, затем Самчок, Ёнгволь, Вонджу, Ёнгин, Инчхон, и вот теперь Сеул. Если это цепь – должна быть и закономерность. Вскочив со стула, Канин подходит к стене напротив своего стола, осматривая большую карту страны, расположенную на половине огромной пробковой доски, по соседству с картой Сеула, грубо срывает с неё все фотографии прошлых дел, и начинает лепить канцелярские кнопки с яркими красными шляпками на дырчатую, проколотую на сто раз бумагу. Прилепив последнюю кнопку под надписью "Сеул", он вытаскивает из шкафчика стола Суён клубок красных шерстяных ниток и обвязывает каждую кнопочку, соединяя таким образом красной ниточкой места всех преступлений. Отойдя и опёршись поясницей о столешницу своего стола, он щурится, складывая руки на груди и скользит взглядом от первой кнопки до последней, следуя за нитью. Странно. Нападавший будто добирался автостопом из города в город, причём начал с Донхэ – портового города, где больше всего отдыхающих, особенно сейчас, поскольку там огромное количество песчаных пляжей. И пришёл, судя по линии, с Восточного, Японского моря. Или с острова Уллындо*… И двигался целенаправленно на запад: сначала Канвондо*, потом Кёнгидо*, но почему-то через Инчхон в Сеул, словно промахнулся мимо столицы с первого раза. Может, искал что-то? Вернее, кого-то. Ещё и с такой необычной, выделяющейся среди местных внешностью – европеец, рыжие волосы, голубые глаза, шрам, причём шрам довольно-таки большой, если верить видениям Хичоля, а такой скроешь лишь чарами. Зачем демону понадобилось убивать человека? Особенно Проводника, за которого не просто лишают магии и крыльев, но и карают по всей строгости – убивают. Все без исключения демоны, сумевшие подняться и ходящие по Земле, боятся причинить хоть какой-нибудь вред людям, пусть даже мелкую шалость, а тут убийство, замаскированное под самоубийство. И слова Хичоля… "Кто-то намеренно убирает вас, чтобы подорвать связь между мирами". Это ведь не шутки, Проводники – единственные люди, знающие слишком много, они знают абсолютно всё об ангелах и демонах, обо всех заведениях для сущностей, их способностях, легендах, истории, и, что самое главное, они связывают собой три мира способностью видеть этих существ даже под чарами. Но какой резон демону убивать по одному Проводнику в каждом городе? Они ведь не связаны друг с другом, не знают имён и внешности друг друга, да и вообще Проводники узнают своих только по татуировкам! Может, убийца наводит панику? Или действует не один? Нужно поднять все убийства в этих городах, связаться со всеми головными отделами, и расспросить Хичоля подробнее, когда заведёт официальное дело. Что-то тут не стыкуется… Скрип резко открывшейся и затем с грохотом закрывшейся двери вырывает Канина из мыслей и активного построения логической цепочки. – Я всё знаю! – торжественно провозглашает Мёнсу, влетая в кабинет со своей любимой коронной фразой и маленьким чемоданчиком. – Мне как, тебе рассказывать? Или Суён подождём? – Давай, выкладывай, – не удостоив юного криминалиста ответной улыбкой, кивает Ёнун. Поправив смешные круглые очки, в которых он больше похож на Гарри Поттера, Мёнсу подходит к магнитной доске, ставит свой кожаный чемоданчик на стол старшего, вытаскивает из него тоненькую пачку документов в прозрачной мультифоре, и делает серьёзный вид, готовясь вещать. – Итак, смерть наступила в результате разрыва внутренних органов от сильного удара, множественных переломов, не совместимых с жизнью, и масштабного кровоизлияния. – То есть, она умерла от падения с высоты, – тут же уточняет мужчина. – Именно. Найдены следы насильственной смерти – удар, судя по всему, нанесён чем-то острым и крупным, по результатам химического анализа предмет был похож на слоновую кость, возможно, чей-то бивень, в следствие удара жертва потеряла сознание. Большая вероятность, что она была жива до падения. Анализ крови чистый, алкоголя или наркотических веществ не обнаружено, желудок пустой, есть татуировка на шее в виде глаза, и несколько старых шрамов, полученных, вероятно, ещё в детстве. В квартире нет посторонних отпечатков, а вот анализ найденной на полу и столе крови показался мне весьма странным: химический состав больше походит на кровь плацентарного млекопитающего, питающегося ещё и кровью, – юноша хмурится, поднимая голову от бумажек и глядя в глаза Канину, – это кровь летучей мыши, но по размерам большой, возможно, это летучий лис, таких сейчас содержат в квартирах. – Это всё? – поднимает брови Канин, едва младший замолкает и выжидающе смотрит на него. – Да. Личность установили? – Ещё вчера, при первом же осмотре квартиры нашли её документы. Заключение? – Думаю, непреднамеренное убийство. Девушку могли намеренно ударить по голове, и, теряя сознание, она выпала из окна, чего нападавший, скорее всего, не ожидал, ну и поспешил скрыться с места преступления. – Ясно, спасибо, – оттолкнувшись от стола, Ёнун кивает младшему в знак благодарности, и тот, радостно улыбнувшись, уходит, оставив документы с мультифорой на столе. Суён хлопает дверью аккурат в тот момент, когда мужчина дописывает заключение, вбивая в последнюю строчку отчёта печальное "самоубийство". Она усаживается на стул напротив стола старшего и уже собирается рассказать всё, что ей удалось узнать, однако Канин её прерывает и едва ли не по форме докладывает о собранной им информации и о закрытии дела. Девушка, как и он сам, конечно же не согласна с таким заключением, однако старший "мягко" доказывает, что оно верное и это действительно было самоубийством. А чтобы избежать лишних вопросов, которые Суён точно будет задавать ввиду своего любопытства, он подкидывает ей другую пищу для размышлений: рассказывает о загадочной цепочке смертей, которую обнаружил сегодня, показывает карту, и говорит, что завтра нужно уведомить начальство и заняться этими убийствами. Ёнун позволяет напарнице уйти ровно в семь, поскольку дел и вызовов на сегодня больше нет, а сам задерживается, отшиваясь отчётом, тогда как на самом деле ловит себя на мысли, что просто не хочет идти домой. Или, вернее, в "Белую Ворону". Он с каким-то неясным трепетом ждал вечера, предвкушая вечернюю прогулку по улицам Сеула в лучах заката, вкусный кофе в уютной кофейне, давно въевшийся в память аромат пьяных яблок и ванили, и серьёзный разговор с ангелом, который должен открыть ему тайны его прошлого. Но сейчас… почему-то резко перехотелось туда идти. Зачем? Что он собирается сказать Чонсу? Да, он думал о нём весь день, вспоминая утреннюю встречу, упорно забивал мысли работой и делом убитого Проводника, и всё равно думал, а теперь в душе поселяется противный, липкий страх. Нет, он не боится услышать от него правду – в конце концов, работа полицейского и заключается в поиске правды, к которой мужчина давно привык. Тут другое… Да, он узнает, что произошло шестнадцать лет назад, узнает, почему Итук бессовестно слинял, не оставив никаких зацепок даже для него, узнает, как его занесло в "Белую Ворону" и как он связан с Хёкджэ, но… что дальше? Если их встреча не случайна, то у неё должно быть какое-то логическое завершение, ведь так? Он ведь столько лет искал Чонсу, копался во всех архивах, делах, сравнивал отпечатки, надеясь, что хоть где-нибудь эта горе-птица засветится, и вот наконец он снова объявился в его жизни и даже готов рассказать всю правду, а Ёнун, словно трусливый двадцатилетний мальчишка, боится идти на встречу с ним. Глупо. В итоге, досидевшись почти до восьми, Канин собирает смелость в кулак, всё выключает, закрывает кабинет, сам вешает ключи дежурному на табло, и выходит из давно опустевшего участка. Солнце ещё даже не касается горизонта, но уже приобрело огненный оттенок, окрашивая мелко прилепленные друг к другу домики района Itaewon тёплым золотым светом, и мужчина, с пару секунд полюбовавшись потрясающим, открывшимся с высоты холма видом, поправляет воротник джинсовой рубашки и топает вниз с горы, углубляясь в лабиринт узких улиц. Он знает наизусть каждый домик в этом районе, название каждой улицы, и каждый поворот, а потому без труда, всего за полчаса добирается до "Белой Вороны". На стекле деревянной двери красуется табличка "закрыто". Опоздал. Но на то и был расчёт. Перейдя дорогу, Канин прячется за углом жилого трёхэтажного дома, прижимаясь правым плечом к тёплым, нагретым солнцем кирпичам, и всматривается в панорамные окна, наблюдая как ангелы вместе с Кюхёном наводят порядок в торговом зале. Они переговариваются, протирая столы и передвигая кресла, Хёкджэ от души смеётся, швырнув в Кюхёна подушкой, взятой с кресла, Чонсу успокаивает обоих, приоткрывая крылья для важности, и бросает в Хёка пучок белых искр, от которых тот кашляет и отмахивается. Собирают десерты с витрины, к ним присоединяется Кибом, помогая унести и спрятать сладости в холодильники, затем к ним стучится Рёук, тоже, видимо, закончивший работу на сегодня, и Кюхён, оставив ключи от заведения Чонсу, уходит вместе со своим ангелом домой, наверняка поручив старшим закрыться. Интересно, а Чонсу почувствовал его присутствие? Он всегда каким-то шестым чувством чуял, что Ёнун рядом, мысли слышал, или как-то по-другому – мужчина не знает до сих пор. Но, раз уж ангел ещё ни разу не глянул на него и ничего не сказал своими громкими мыслями, значит, не почувствовал. Он видит, как Хёк, дотерев полки под лестницей и полив цветы, что-то говорит старшему, затем с радостной улыбкой уносится в комнату стаффа, выходит оттуда спустя пять минут в свободной белой футболке без рукавов, голубых джинсах и кроссовках, и, попрощавшись, выходит через центральный вход, сразу сворачивая в переулок, явно по направлению к квартире Донхэ. В заведении остаются лишь Чонсу, Кибом и феечка, – девушка, уже домывающая полы в зале, – но кондитер уходит вскоре за Хёкджэ, закончив свои дела, девушка, домыв полы, тоже, и ангел, переодевшись, проверив кассу, выключив везде свет, и заперев все двери, наконец выходит из кофейни. Он даже не оглядывается по сторонам, только бросает ключи в карман рюкзака, поправляет лямку на плече, и, встряхнув крылья, разворачивается, собираясь идти по главной, людной улице. Его походка тяжёлая, не та, к которой привык Ёнун, он подставляет лицо закатным лучам солнца, закрывая ненадолго глаза, и держит крылья наполовину раскрытыми, проветривая слежавшиеся, наверняка густо пахнущие яблоками перья. Устал. Наверное, был тяжёлый день и много посетителей. Помятый, даже издалека видна тревожная складочка, залёгшая меж бровей, несколько пуховых перьев торчит из оснований крыльев, что хорошо видно, поскольку у него просто огроменный вырез на футболке сзади, – вот он, тот настоящий Чонсу, а не одна из сотен масок, какие он надевает на людях. Ангел не спеша идёт по залитой солнцем улице, медленно скрываясь из виду, а Канин так и не находит в себе сил выйти из тени и привлечь его внимание. Нет, всё-таки для разговора ещё не время… *Остров Уллындо – остров в Японском море, находится в 120 километрах от Корейского полуострова, принадлежит Южной Корее. Если смотреть по карте – остров лежит справа от Корейского полуострова. *Канвондо – провинция в Республике Корея, административный центр – Чунчхон. В провинцию входят города Донхэ, Самчок, Ёнгволь, Хвачон, Вонджу, и другие. *Кёнгидо – провинция Республики Корея, административный центр – Сувон. В провинцию входят Ичон, Хвасон, Сувон, Гоянг, Анъян, Ансан, и другие. Так же в провинцию Кёнгидо входят Сеул и Инчхон, однако эти города имеют особый статус.