Жизнь с ангелом

Ёнун медленно открывает будто налитые свинцом веки и морщится от сильной головной боли, смотря в белый, ярко освещённый солнцем потолок. Больничная палата. Пахнет лекарствами, бинтами, стираным бельём и озоном после недавнего кварцевания. А ещё почему-то пахнет яблоками. Прямо как в детстве, думает парень, только тогда вместо яблок пахло персиками. Справа слышится торопливый шорох, скрип отодвинувшегося кресла, и постель прогибается под весом чужого тела, а в нос ударяет вкусный, насыщенный, яркий аромат переспелых подгнивших яблок с ванилью. Ёнун зажмуривается, вдыхая смесь запахов, тихо стонет, поворачивая голову в сторону, где продавилась кровать, и открывает глаза, почувствовав мягкость под правой рукой. – Как ты? Чонсу сосредоточенно смотрит на него, раскрыв правое крыло и укрыв им донсена, а левое подставив под его руку, чтобы он мог погладить перья. Между бровей залегла тревожная складка, под глазами едва заметные синяки от недостатка сна, пепельные волосы уже не уложены аккуратной шапочкой с косой чёлкой, а растрёпаны часто зарывающимися в них пальцами, на нём свободная белая рубашка с расстёгнутыми сверху пуговками, и синие джинсы. Вот только пистолета нет, наверняка персонал отобрал на входе. – Я в больнице, да? – почему-то задаёт самый глупый вопрос Ёнун, думая сейчас лишь о мягкости и тепле крыльев, находящихся так близко. Он впервые осознанно прикасается к крылу ангела, и оттого сердце заходится, на что тут же реагирует противно пищащий под левым ухом аппарат. – Тебя ранили, помнишь? – мужчина кивает на перебинтованное плечо и зафиксированную специальным бандажом руку. – Мы вызвали скорую, ты потерял сознание от болевого шока едва тебя положили на носилки. Юноша отрешённо смотрит на левую руку, на бандаж, пропитавшийся кровью, и хмурится, восстанавливая в памяти недавние события. Ночной клуб, демон, Леди Акация, перестрелка, разговоры врачей в машине, капельница… – А ты как сюда попал? Давно я здесь? – он порывается встать, но Чонсу передвигает правое крыло выше и придавливает им парня к постели, не позволяя шевелиться. – Почти двое суток. Тебе делали переливание, ты потерял много крови. А я сказал, что я твой брат и единственный родственник, меня пустили, – ангел тепло улыбается и на секунду опускает голову, прикрывая глаза. – Думаю, твои родители не обрадовались бы, узнав, что их сын схватил пулю от гниды. Ёнун смеётся, заражая смехом старшего, благодарит его, хочет перевернуться, но морщится и успокаивается, решив больше не предпринимать попыток. Голова чугунная, всё тело ломит, да и руку всё ещё тянет. – А тебе… сильно за меня влетело? – сочувствующе сведя брови, спрашивает парень. – Да, перепало чутка, – Чонсу ухмыляется и кладёт левую руку на здоровое плечо младшего, – но это ерунда, не забивай себе голову. Он замолкает, опуская взгляд на руку, поглаживающую крыло, пододвигает его немного ближе к Ёнуну и сжимает губы в полоску. Мальчишке не нужно знать, что ангел получил знатных пиздюлей от господина Ча Хиджуна из-за его ранения, выслушал массу не самых приятных эпитетов в свой адрес, и отхватил неполное служебное взыскание, а Миён, прикрывшая его, и Сынхён, тоже успевший пару раз выстрелить в нападавших, получили строгий выговор. Конечно, все трое вышли бледнее поганок из кабинета начальника, и до сих пор злятся на Хиджуна за несправедливое наказание, и заодно на Ёнуна, ведь было это сделано ради спасения, и его в том числе. Но об этом он никогда не узнает. – Твоя мама нашла наш номер через директора академии, – быстро меняет тему Чонсу, видя, как студент скис, о чём-то думая, – позвонила прямо нам в кабинет, я ответил, сказал, что ты на задании, она просила перезвонить. Волнуется за тебя. – Не говори ей! – вскрикивает юноша, неосознанно сильно сжимая крыло Чонсу пальцами. – Она и так была против моей учёбы в академии, а если про ранение узнает – закатит истерику и меня вышвырнут… – Эй, эй, успокойся, – посмеивается ангел, – я тебя прикрыл перед начальством, неужели перед твоей мамой не смогу? Ёнун улыбается, ведясь на добрую улыбку старшего, разжимает пальцы и продолжает медленно поглаживать чужое крыло, наслаждаясь мягкостью и теплом пепельных пёрышек. Ещё ни разу ему не доводилось трогать ангелов. Их крылья, то есть. Оказывается, перья у них тёпленькие, чуть колются при поглаживании против роста, топорщатся, и безумно приятно пахнут, а одно лишь прикосновение к ним успокаивает. Вот только пара дыр в ровном ряду перьев заставляют испытывать жуткое чувство вины – это из-за него Итук пули поймал… Судя по реакции Чонсу, для него такие прикосновения тоже впервые: он часто смотрит на руку парня, задумчиво поджимая губы, и поглядывает на монитор кардиографа, контролируя участившийся пульс человека. Странно. Неужели раньше к нему никто так не прикасался? Или он слишком замкнутый, чтобы позволить дотронуться до крыльев? – Скажи, что произошло в клубе? Почему те люди начали стрелять, и почему демон в кабинете так странно выглядел? – решив прервать образовавшуюся тишину, спрашивает донсен. – Да… кхм, – Итук кашляет, прочищая горло, хмурится, будто вспоминая что-то, и не отводит глаз от чужой руки, гладящей сгиб крыла, – тот демон… Джаспер Грим. Он… караемый, – он резко поднимает голову и хлопает глазами, фокусируясь на младшем, – видел, у него рогов нет? Их у него забрали, спилили, это значит, что он совершил какое-то преступление средней тяжести в отношении сущности или человека. Спил рогов лишил его и врождённой магии, а сейчас просто возраст даёт о себе знать: ему почти пятьсот лет, да ещё и употребляет наркотики и алкоголь, поэтому его крылья практически не функционируют. – Он умирает? – Да. А напали на нас из-за внезапности, потому что я слишком неожиданно вышел из-за угла, у одного из мужчин рука дрогнула, остальные стали стрелять по инерции. Они были из мафиозного клана "Белый Лотос", пришли к Джасперу по тому же вопросу, что и мы – узнать, кто убил Мелиссу. А убил её Цынь Лао, глава триады* "Золотой Дракон" с номером четыреста восемьдесят девять*. Вернее, убил не он, а его подчинённые, но сути это не меняет. Дело мы закроем, потому как ввязываться в дела мафии даже для ангелов опасно, не говоря уж об обычной человеческой полиции. – Что, название мафии совпадает… с названием клуба? – хихикает Ёнун, тут же прикидывая, что это вряд ли было совпадением. – Да, я тоже сначала удивился. Но они не связаны, – слушая мысли парня, спешит успокоить мгновенно запустившийся в его голове мыслительный процесс Чонсу. – Ты хотел знать, что я сказал Джасперу. На латыни, – мальчишка тут же забывает обо всём и напрягается, готовясь услышать самое интересное. – Когда он спросил о тебе, я ответил, что ты мой муж, – на пару секунд Итук замолкает, следя за эмоциями на лице юноши, и улыбается, поймав сильнейшее удивление, – а он сказал "крепкий", посмотрев на тебя. – Почему? – шепчет Ёнун, огромными глазами смотря на ангела. – С ума сошёл?! Он точно подумал, что я гей! Зачем ты… – Чтобы защитить, – мужчина чуть склоняет голову, и снова, пусть и неосознанно, надевает на лицо холодную маску, чтобы не показать лишних эмоций. – Запомни, если ты связан с ангелом, – будь это твоя жена или муж, – то никто не посмеет причинить тебе зла, ни человек, ни демон, ни даже ангел. И не важно, какой ты ориентации. Дружба не способна так защитить, как отношения. Я не знал, чем всё обернётся, поэтому решил перестраховаться. В конце концов, даже при условии, что Джаспер находится на границе со смертью, он всё же мог навредить тебе. Юноша задумчиво обводит глазами залитую солнцем больничную палату и хмурится. Да, он прекрасно понимает ценность своей жизни и своих способностей, но ещё ни разу ни демон, ни ангел не старались защитить его от чего-либо, да ещё и таким странным, совершенно безумным способом. Приятно. Но способ всё же весьма сомнительный… Неужели все ангелы так делают? – Пожалуй, не буду мешать, – вздыхает Чонсу, слыша мельтешащие в голове мальчишки мысли, – тебе сейчас отдыхать нужно и спать побольше. А я пойду преступников ловить, – он улыбается, осторожно коснувшись правой руки Ёнуна, ласково поглаживает тыльную её сторону большим пальцем, и от этого действия сердце мальчишки колотится быстрее, о чём тут же говорит писк огромного кардиографа. – Не уходи, – тихо просит донсен, переворачивая руку ладонью вверх и хватаясь за ладонь мужчины, – здесь врач маньяк, – добавляет шёпотом и косится на входную дверь. – Ну, ты уж потерпи немного, – ангел в ответ улыбается и сжимает его руку своей в знак поддержки, – через две недели я тебя заберу. – А я думал, ты суровый начальник. Когда впервые тебя увидел. Сжав губы в полоску, Итук опускает глаза, пару секунд о чём-то думает, а затем резко встаёт, подбирает крылья, прижимая их к спине и обдавая младшего волной ветра с ароматом яблок, оправляет рубашку, ворошит волосы и обходит кровать, направляясь к двери. Ёнун за эти пару секунд успевает как минимум раз десять пожалеть о сказанном, лихорадочно соображает, что сказать, но мужчина вдруг останавливается, взявшись за ручку двери, и оборачивается, шевеля пепельными крыльями. – В первую очередь я ангел, – он тепло улыбается, ярче сияя нимбом, – а уж потом суровый начальник. А ты в первую очередь Проводник. И только тебе позволено видеть нас настоящими. Поправляйся, – кивнув напоследок, Чонсу выходит в коридор, тихонько закрывая за собой белую дверь, оставляя мальчишку наедине со своими мыслями. Ангел навещает Ёнуна каждый вечер, прилетая сразу со службы, приносит ему пару книг, чтобы было чем заняться в гордом одиночестве, отдаёт собственный дисковой плеер с большими удобными наушниками и своими дисками свежей американской музыки, оставляя без ответа закономерный вопрос "где взял, её же ещё нет в прокате", и таскает авоськи и бумажные свёртки с самыми сладкими и ароматными красными яблоками и персиками. Он сидит в палате донсена по часу, с шести до семи, пока санитарка едва ли не с криками начинает выгонять его, рассказывает о новых делах, о себе, если юноша просит, и вспоминает самые забавные истории, произошедшие с ним на Земле, чтобы рассмешить младшего. Спустя две недели Ёнуна выписывают. У парадного входа в больницу его встречают Вонджин, Сынхён, Миён с букетом жёлтых хризантем, и Чонсу, сияющий, вопреки сдержанной улыбке и строгому взгляду, своим нимбом ярче обычного, что без слов говорит о его эмоциях. Юноша выслушивает море поздравлений, всем учтиво кланяется, принимает у Миён букет, разговаривает с Вонджином, Сынхён дружески похлопывает его по правому плечу, гордо глядя на левое, всё ещё затянутое эластичным бинтом, но коллеги спешат попрощаться и уйти, стоит Чонсу вежливо прервать воссоединение коллег фразой "его нужно отвезти домой". Ангел забирает у мальчишки спортивную сумку с вещами, букет хризантем, усаживает его в патрульную машину и, включив проблесковый маяк и сирену, на всех парах летит к общежитию, слыша его радостные мысли – исполнилась мечта идиота, катают на полицейской машине средь бела дня с мигалкой и сиреной. Два дня Ёнун отлёживается дома, пользуясь разрешением самого Ча Хиджуна, выходит разве что на улицу поздно вечером, когда город накрывает ночь, чтобы всего пару минут поговорить с прилетевшим к нему Чонсу, забрать у него очередной бумажный пакетик с тремя сочными яблоками, и вернуться в душную маленькую комнату, которую он делит со своим одногруппником, тоже проходящим практику. В четверг, второго августа, студент наконец возвращается на службу. Он встаёт рано утром, приводит себя в порядок, снимает эластичный бинт, внимательно рассматривает в зеркале зажившую рану, думая, что теперь у него будет красивый маленький шрам, надевает свою любимую белую футболку, ибо на улице с самого утра жара невыносимая, и, прихватив с собой плеер, отданный ему на время Чонсу, бодро топает до участка. Не то чтобы он ожидал горячего приёма после двух с лишним недель бесцельного валяния в кровати с ранением, но встретили его несколько… странно. Вполне в духе полиции. – Доброго утра! – сияя широченной улыбкой, здоровается с коллегами Ёнун, войдя в кабинет. – Ты! – тут же громко кричит Итук, указывая на него пальцем. – Быстро на выход, с Сынхёном едете на квартирную кражу. Сказать, что юноша обалдел – ничего не сказать. Он круглыми глазами смотрит на ангела, нахмурившегося и уткнувшегося в какие-то бумажки в его руках, переводит удивлённый взгляд на застёгивающего на себе кобуру Сынхёна, и, пожав плечами, разворачивается и выходит из кабинета, хлопнув дверью. – Я чего-то не знаю? – поднабравшись смелости, спрашивает Ёнун спустя пять минут, когда они с Сынхёном уже мчат на патрульной машине к месту преступления. – Что с Чонсу-хёном? – Ну, – вздыхает мужчина, щурясь, чтобы сконцентрировать внимание на светофорах и дорожных знаках, – ты теперь считаешься своим, раз поймал пулю, – он на секунду поворачивается к донсену и смешно поднимает брови, – и отношение всех на службе к тебе изменится. В лучшую сторону, разумеется. И Чонсу это не нравится. – Почему? – второй раз за утро округляет глаза Ёнун. Какого чёрта?! Что за игры затеял этот ангел?! Сначала защищает, прикрывая собственными крыльями, говорит какому-то там дряхлому демону, что Ёнун за ним замужем, приходит каждый вечер в больницу, даёт свои вещи, позволяет трогать крылья и по-доброму улыбается, а теперь… Теперь ему не нравится что-то?! Он-то думал, Итук проникся к нему, принял, как равного, как Проводника, открылся. В чём проблема? Почему теперь он снова тот суровый начальник, каким показался при знакомстве? – Он несёт за тебя ответственность, – краешком губ улыбается Сынхён, – и я тоже, кстати. Поэтому будь внимателен пожалуйста, я не Чонсу, феноменальной способностью оказываться в нужном месте в нужное время не обладаю. Ёнун согласно кивает, сжимая губы в полоску, и хмурится, гадая, знает ли Сынхён о визитах Чонсу к нему в больницу или нет. Около двух часов они вдвоём осматривают квартиру, в которой произошла кража, опрашивают хозяев и соседей, бродят по двору, разгребают мусорные баки, находят достаточно улик, и записывают на кассетный диктофон показания всех опрошенных людей. После Сынхён, спросив разрешения у хозяина квартиры, звонит с его стационарного телефона в отдел с отчётом, получает следующее задание, забирает Ёнуна, вместе с ним едет в участок, чтобы отдать улики Вонджину, а затем, так же в связке со студентом, едет на классический патруль по городу. Всю дорогу, вопреки приказу Сынхёна внимательно смотреть по сторонам, юноша пребывает в своих мыслях, неосознанно впившись взглядом в боковое зеркало машины, будто это единственная вещь, способная дать ответы на все вопросы. Почему Чонсу так грубо разговаривал сегодня утром? Почему так вёл себя в больнице? И почему вообще какой-то Чонсу волнует его больше, чем возможность поднабраться знаний у опытного сотрудника полиции, сидящего сейчас с ним в одной машине? Непривычно. Странно. Мысли об ангеле раздражают, злят, выводят из себя. Хочется как следует съездить ему кулаком в нос... По возвращении ничего не меняется. Войдя в кабинет, Ёнун сходу смотрит на пустующий стул за столом ангела, и, уловив боковым зрением движение, поворачивается, видя заваривающего себе чай Чонсу в углу комнаты, прямо за дверью, однако он, не удостоив коллег вниманием, встряхивает крылья, берёт в правую руку свою большую белую кружку, отпивает из неё, и, уткнувшись в бумажку в левой руке, проходит мимо Ёнуна к своему столу, слегка задев его правым крылом. – Пришла экспертиза. Анализ содержимого желудка показал, что жертва была отравлена мышьяком, – плюхнувшись в своё кресло, громко говорит он, расправляя и раскладывая крылья по полу с двух сторон от кресла, дабы не мешались. – Убийство? – тут же интересуется Сынхён. – Скорее, самоубийство, – откликается Миён. И тут у Ёнуна складывается впечатление, что он призрак и вообще его в кабинете нет. Он сжимает кулаки, шумно вдыхает через нос, сдерживая внезапную вспышку злости, и, мирно пройдя к своему столу, садится в крутящееся кресло, сверля ангела взглядом. – Ёнун-а, ты на сегодня свободен, можешь идти домой, – наконец подняв голову от бумажки, говорит Чонсу. – Жду тебя завтра. – Но сейчас только три часа дня, – едва держа себя в руках, отвечает юноша. – Да, но работы на сегодня больше нет, мы тоже скоро освободимся. И к тому же тебе всё ещё нужно больше отдыхать, приказ Ча Хиджуна. Чонсу непроизвольно шевелит крыльями, слыша множество красочных прилагательных и существительных в его адрес, вертящихся в мыслях младшего, но, вполне успешно держа привычную маску холодности, неотрывно смотрит в его карие глаза, полыхающие яростью, делает глоток горячего чая, ставит кружку на стол с тихим стуком, и складывает руки в замок. О да, от злости этого мальчишки аж мурашки бегут по позвоночнику. Не стоит, конечно, ангелу так измываться над людьми и их эмоциями, но данный случай – исключение. Тут прям грех на нервах не поиграть. – До завтра, – натянуто улыбнувшись, Ёнун кивает в знак прощания Сынхёну, затем Миён, и, сощурившись на Чонсу, выходит из кабинета, едва ли не пулей выбегая через коридор на улицу. Он гуляет по городу до темноты, пренебрегая наставлениями врача об отдыхе, и лишь к десяти часам вечера, в сумерках, доползает до общежития, еле волоча ноги от усталости. Благо на улице сейчас прохладнее, полуденная жара спала, деревья тихо шелестят от лёгкого ветерка, и слух ласкает стрёкот кузнечиков и сверчков в траве. Идеальный вечер, осталось только в душ сходить, перекусить, и можно забыться сном. – Где тебя носило?! Юноша резко останавливается и непроизвольно напрягается всем телом, будто бы готовясь к драке. Эта фраза явно не предвещает ничего хорошего. Да и зачем Чонсу спрашивает, где он был, если и так наверняка знает весь маршрут, по которому он прошёл сегодня? – Не твоё дело, ты не мой Хранитель, – грубо отвечает Ёнун, поворачивая голову, чтобы боковым зрением увидеть ангела. – Но получить по шее ты от меня можешь не хуже, чем от собственного Хранителя, – шипит Чонсу, быстро подходя к мальчишке и грубо разворачивая его к себе лицом, схватив за здоровое плечо, – что за глупые истерики? Мальчишка открывает рот от неожиданного рывка, первым делом опускает взгляд на бумажный пакет в руках старшего, затем смотрит ему в глаза и физически ощущает статическое электричество, прокатившееся по позвоночнику от шеи до копчика. Чонсу зол, очень зол, у него растрёпаны после полёта волосы и вспушены крылья, белая рубашка местами влажная от пота, он тяжело дышит и сверлит донсена взглядом, едва слышно треща электричеством в крыльях. – Ты… электризуешься, – сам от себя не ожидая, говорит очевидную, казалось бы, вещь Ёнун. "Да я тебя сейчас током шарахну!", – думает ангел, но вместо этого вздыхает, чтоб успокоиться, и встряхивает крылья, избавляясь от лишней статики. – Ангелы имеют привычку электризоваться от собственной магии, когда нервничают. А теперь слушай внимательно, – чётко, резко, будто диктор на радио, говорит Чонсу, держа зрительный контакт с мгновенно стушевавшимся студентом, – дам тебе на будущее ценный совет: научись разделять личное и работу, даже если и там, и там имеешь дело с одним человеком. В данном случае ангелом. Ёнун хмурится, думая, к чему старший ему это говорит, всматривается в карие глаза, пытаясь угадать его эмоции, и согласно кивает, сжимая губы полоской. Итук прав. И этим советом он только что объяснил своё утреннее поведение. Он – старший инспектор полиции, и это не просто работа, а самая настоящая служба, где он никак не может себе позволить быть слабым, быть самим собой. А Ёнун – лишь студент, проходящий практику, и Чонсу обязан на работе держать с ним дистанцию, несмотря на едва наклюнувшуюся дружбу между ними, иначе весь его авторитет посыплется ко всем чертям, а этого он никак не может допустить. – Прости, – виновато опускает глаза мальчишка. Ничего не говоря, ангел лишь всовывает ему в руки пакет, отходит на пару шагов назад, улыбается краешком губ, показывая милую ямочку на левой щеке, и, эффектно открыв и взмахнув пепельными крыльями, взлетает, уносясь в закатное небо, всё выше и выше, исчезая за облаками. Проводив его взглядом, Ёнун наконец улыбается, успокаиваясь после пусть и странного, но всё же объяснения, из любопытства заглядывает в бумажный пакет, разворачивая его с громким шелестом на весь двор, и его улыбка становится ещё шире при виде жёлтого спелого манго, двух ароматных бананов, трёх ярких мандаринок, и пяти сочных красных яблок. И чего только Чонсу о нём так заботится? После разговора отношения наладились: на работе оба соблюдали строгость и сдержанность, общаясь на уровне начальник-подчинённый, а в редкие свободные часы или дни, скрываясь от чужих глаз, Чонсу вполне мог тепло улыбнуться или хлопнуть младшего по плечу, а Ёнун, пусть редко и всё ещё побаиваясь праведного гнева ангела, прикасался к его крыльям, с восторгом рассматривая и поглаживая мягкие пепельные пёрышки. – Сколько лет ты уже живёшь в Ансане? – сидя на краю крыши своего дома-общежития, спрашивает Ёнун, поворачивая голову к Чонсу, который беззаботно болтает ногами, раскрыв крылья в полный размах, чтобы наполнить их тёплым вечерним ветром. – Двенадцать. Ещё пара лет и можно будет переезжать. – Зачем? – Подумай логически: мы не меняемся в течение жизни, тогда как люди вокруг нас стареют. В средние века ангелов и демонов едва не сжигали на костре, принимая за колдунов и вампиров. Поэтому мы меняем место жительства примерно каждые пятнадцать лет, чтобы сохранить своё происхождение в тайне, делаем новые документы, кто-то меняет имя и фамилию, обрываем все связи, начинаем новую жизнь, – ангел улыбается с закрытыми глазами, наверняка представляя свою будущую новую жизнь, и Ёнуну от этого вдруг становится не по себе. – Сущности с европейской внешностью переезжают чаще, с азиатской – сидят на одном месте дольше, потому что процесс старения идёт иначе, и в этом для меня, пожалуй, большой плюс, я могу жить в одном городе около двадцати лет. – И ты так просто всё бросишь? – практически с каждым словом старшего юноша напрягается всё больше. Неужели для него действительно не так важен его дом, работа, друзья? Для людей порой очень тяжело переезжать, а хён говорит об этом так легко, будто ему ничего не стоит собрать вещи и уехать жить в другой город. – Главное в моей жизни – это мой человек, подопечный, за которым я обязан присматривать, остальное лишь дополнение, – открыв глаза, Итук смотрит на хмурого парня и улыбается, слыша его тяжёлые мысли. – Я в любом городе мира найду работу и жильё, мне не страшно всё оставить и переехать. – Куда поедешь? – В Сеул, всегда хотел там жить. От этих слов становится ещё хуже… Выходит, после переезда Чонсу и с ним оборвёт связь? Просто исчезнет? Сеул… безусловно, город мечты, но как-то не хочется, чтобы хён, уехав в столицу, забыл о нём. – Я… привязался к тебе, – едва слышно признаётся Ёнун, опуская голову, но чувствует на себе удивлённый взгляд старшего и весь напрягается, буквально кожей чувствуя колючие иголки повисшей неловкости. Прозвучало, наверное, слишком откровенно. – Зря, – спустя минуту хмыкает мужчина, отводя правое крыло подальше от юноши, – я лишь один из множества ангелов, которых ты встретишь на своём пути. Не стоит привязываться к первому попавшемуся. Итук как-то грустно улыбается, глядя вдаль, на горизонт, отливающий алым после заката, затем смотрит на Ёнуна, и легко спрыгивает с крыши вниз, чем вызывает испуганный вздох у младшего, в процессе падения расправляет крылья и взлетает, ловко огибая многоэтажки. А мальчишка, проводив его взглядом, вздыхает, ложится спиной на бетонную крышу, раскинув руки в стороны, и ещё около часа так лежит, глядя в потемневшее небо с зажёгшимися на нём звёздами, совсем не чувствуя холода, исходящего от остывшего камня. Мысли крутятся только вокруг ангела. Так значит, Сеул. В сердце таится тёплая надежда на лучшее, надежда на то, что Чонсу оставит подсказки, где его найти: адрес, телефонный номер, хотя бы название района. Надежда на то, что он не оборвёт связь с ним, ведь Ёнун – Проводник, он знает об ангелах достаточно, чтобы хоть чем-то помочь, значит, Чонсу совершенно точно может рассчитывать на него. Но… он непредсказуемый. Независимый. Кто знает, что у него в голове творится… На два дня, – субботу и воскресенье, – Чонсу отпускает студента домой, в Анъян, чтобы разрешить некоторые семейные дела и помочь родственникам с огородом. Зато в понедельник, ровно в шесть утра, словно отыгрываясь за два выходных дня, ангел умудряется достучаться до Ёнуна через его соседа по комнате, а до него – через дежурного всея общежития, чтобы сказать, что он должен немедленно явиться по адресу "вторая улица Сонбу, дом девятьсот девяносто девять", и причём как всегда быстрее. Надо ли говорить, что мальчишка, перепуганный таким странным приказом и странной формой, в которой он до него дошёл, в считанные минуты спрыгивает с кровати, собирается, и на автобусе, нервно дёргая ногой всю дорогу, добирается до названного адреса. Дом тот он находит сразу: возле самой обычной невзрачной аптеки, расположенной в центре улицы, прямо в старом пятиэтажном жилом доме, стоит как минимум пять полицейских служебных машин, слишком людно, но это не обычные прохожие, а мужчины в тёмной, почти чёрной форме с закрытыми масками лицами, на их спинах яркими жёлтыми буквами написано K-SWAT и в руках каждый держит по автомату. Подбегая к зданию, Ёнун щурится от солнца, ставит ладонь козырьком, чтобы хоть что-то разглядеть, и весь покрывается мурашками, замечая пепельные крылья у самой крайней машины, а рядом с ними ещё две пары крыльев – чёрные пернатые, и серые кожистые. Там определённо Чонсу, его крылья, цветом схожие со светлыми грозовыми тучами, сложно спутать с чьими-то чужими, а вот кому принадлежат другие… Ясно одно: раз здесь находится спецотряд с автоматами, и целых три сущности, значит, дело приняло серьёзный оборот. – Доброе утро, хён, – подбежав в Чонсу, студент коротко кивает в знак приветствия, дыша шумно, с надрывом, и обливаясь потом – всё же на улице жара ужасная, так ещё и бежать пришлось. – Да какое там, – ангел окидывает его тяжёлым взглядом и встряхивает крылья, едва слышно трещащие от скопившегося в них статического электричества. Ёнун, стараясь особо не показывать своего любопытства, осматривает сущностей, и приходит к выводу, что Итук на их фоне выглядит слишком просто, почти как человек, в этой своей кремовой рубашке, голубых джинсах, и белых кедах. Мужчина, что слева, довольно высокий, одет в чёрную футболку с металлическими цепочками, стройные ноги обтянуты узкими чёрными джинсами, на ногах тонкие тряпичные кеды, выглядящие очень изящно, у него аккуратно уложенная шапка выбеленных волос с косой чёлкой, спадающей до самых бровей, серьга в правом ухе в виде перевёрнутого креста, глубокие карие глаза, и красивые, угольно-чёрные, блестящие от хорошего ухода крылья, тоже потрескивающие статикой. Мужчина справа – демон в чёрной атласной рубашке и чёрных джинсах, в высоких кожаных ботинках, добавляющих ему роста, на шее Ёнун замечает тонкую золотую цепочку с круглым кулоном, его волосы выкрашены в каштановый, они средней длины, вьются кольцами и торчат во все стороны, еле-еле уложенные гелем, из вороха кудряшек торчат большие, красивые, чёрные витые рога, а его крылья по размерам гораздо больше ангельских, с когтями на сгибах и каждом пальце, по цвету светло-серые, схожие с крыльями Чонсу. – Знакомься, Шим Чонмо, – Чонсу смотрит сначала на блондинистого ангела, который тут же мило улыбается и кланяется Ёнуну, – и Ли Минхо, – демон, не горя дружелюбием, сдержанно кивает, чуть приоткрыв крылья, – мои коллеги, работаем вместе уже двенадцать лет. А это мой муж, Ким Ё… – Канин, – перебив ангела, улыбается Ёнун, пожимая руку сперва ангелу, затем демону, и едва ли не кожей чувствует внезапно вспыхнувшего от злости Чонсу. Плевать. Раз он назвал его своим мужем – пусть теперь заткнётся в тряпочку и терпит. – Меня зовут Канин. Что здесь происходит? – В восемь часов утра в участок поступил звонок, – Итук удивительно быстро восстанавливает свой привычный невозмутимый вид после такого знакомства, слышит довольные, сочащиеся сарказмом мысли Ёнуна, но скоренько берёт себя в руки и вводит его в курс дела, – вооружённый мужчина ворвался в аптеку, взял всех там находящихся людей в заложники, фармацевт успела нажать кнопку вызова полиции, после чего была убита, и сейчас мы ведём переговоры с этим террористом, чтобы узнать его требования. Внимательно выслушав монолог, юноша хмурится, оборачивается, смотрит на аптеку, окружённую полицией, затем на Чонмо и Минхо. Ладно, хорошо, демон не в счёт, он не умеет читать мысли, и это, пожалуй, всё, что Ёнун знает о демонах, поскольку раньше даже не подходил к ним близко, не говоря уж о разговоре. Но почему ангелы бездействуют? И… почему Чонсу представил его как своего мужа? Снова. Ведь ангел и демон – его коллеги, опасности не представляют, зачем снова врать? – Почему вы ничего не делаете? – понижая голос, спрашивает Ёнун, обращаясь к Итуку и чернокрылому ангелу. – Вы же знаете, чего он хочет, так выполняйте! Там обычные люди сидят, он их убьёт! – Если бы всё было так просто, нас бы здесь не было, – строго, глядя прямо в глаза мальчишке, говорит Минхо. Ёнун опускает взгляд на секунду, напуганный грозным тоном демона, затем поворачивает голову к Чонсу и испытующе смотрит на него, ожидая объяснений, однако старший, кажется, предпочитает сегодня его не замечать, разозлённый выходкой с именем. Неожиданно в здании раздаётся оглушительный выстрел и все находящиеся поблизости вздрагивают: кто-то машинально падает на землю, кто-то просто прикрывает голову руками, спецотряд щёлкает затворами и дружно дёргается, а сущности, все как один, оборачиваются на выстрел, и чуть пригибаются, открывая крылья, готовясь в любую секунду защититься своей магией. Студент замечает их реакцию, успевая удивиться синхронности, только если Чонсу хоть чуть-чуть испугался, то у двух других сущностей лица вообще не изменились. Ангел хватает донсена за руку, до боли в костях сжимая его левое запястье, по неосторожности пуская по нему лёгкий статический заряд, и Ёнун, оборачиваясь на звук, только краем сознания понимает, что у него наверняка останутся синяки на коже, поскольку силы мужчине явно не занимать, но это отходит на второй план. – Ещё один заложник убит, – как-то безразлично констатирует факт Чонмо, опуская переливающиеся на солнце чёрные крылья. – Какого чёрта вы бездействуете?! – не выдержав, кричит Ёнун, резко выдёргивая руку из пальцев Чонсу. – Ты знаешь, о чём он думает, почему просто стоишь? – теперь он смотрит лишь на старшего. – Ты же… – Заткнись, – зло шипит на него Итук, понижая голос едва ли не до шёпота, не позволяя ему выкрикнуть последнее слово – "ангел". – Твой муж… Проводник? – Минхо говорит на латыни, глянув сначала на паникующего мальчишку, а затем на ангела рядом с ним, и Ёнун напрягается ещё больше, видя, как удивлённо распахнулись большие карие глаза демона, но больше напрягает уже знакомое слово "meus" в его фразе. В ответ Чонсу утвердительно кивает и почему-то стыдливо отводит взгляд, позволяя донсену впервые увидеть его смущение. – Он совсем юный, – продолжает демон, оценивающе окидывая мальчишку взглядом, – и ещё ничего не знает. В том числе не знает, кто мы, я прав? Студент не понимает ни слова из красивого латинского языка, но улавливает вопросительную интонацию, на которую Итук снова утвердительно кивает. В ответ Минхо склоняет голову и кривит в усмешке пухлые губы, а стоящий рядом Чонмо встряхивает крылья, обдавая человека приятным запахом свежести и сладковатого берёзового сока, и нехорошо ухмыляется, впрочем, тут же переводя взгляд на аптеку. Подозрительные переглядки. Но спросить сейчас у Чонсу что всё это значит Ёнун не может – просто не до того, ангел весь напряжён, как гитарная струна, и ужасно электризуется, его крылья то и дело потрескивают при каждом движении. Около десяти минут сущности стоят едва ли не неподвижно, уставившись на входную дверь аптеки, и начинают шевелиться лишь после крика "Господин Шим Чонмо" от Сынхёна, проводившего переговоры с террористом. – Останься здесь, Минхо за тобой присмотрит, – грубо оттолкнув Ёнуна, уже рванувшего вслед за сущностями, Чонсу кивает своему собрату и направляется к полицейским машинам. – Хён! Стой! – мальчишка мгновенно вспыхивает, злясь на то, что его опять оставляют в стороне от дела, не позволяют участвовать, не относятся как к равному, и рвётся вперёд, хватая ангела за руку, заставляя обернуться. Не рассчитав силу, он дёргает мужчину слишком сильно, так, что тот, не удержавшись, разворачивается, открывая трещащие крылья по инерции, и оказывается опасно близко к лицу юноши, едва ли не касаясь его носа своим. Кажется, сейчас будут молнии. У ангела глаза едва ли не светятся, под его взглядом становится откровенно страшно, поэтому Канин мгновенно тушуется и делает шаг назад, отпуская руку старшего. – Мы войдём, – с трудом сдерживая злость и нервозность, тихо, чтобы слышал лишь Ёнун, объясняет ангел, опуская крылья и прижимая их к спине, – там внутри демон, который держит людей в заложниках, его требования – привести Ким Хичоля или Стража этого города, чего выполнить мы не можем из соображений собственной безопасности, так что просто постараемся договориться и вытащить смертных. – Я могу помочь. – Я не хочу терять своего Про… – Чонсу осекается, вспоминая, что рядом стоит демон, и быстро исправляется, – своего мужа. Поэтому ты останешься здесь, это приказ. Прошипев это в лицо юноше, Итук резко разворачивается и бежит к ждущему его Чонмо, на ходу чуть приоткрывая крылья. Они о чём-то разговаривают, переглядываются, затем Ёнун с замиранием сердца смотрит как Чонсу снимает с себя кобуру с табельным оружием, вкладывает её в руку Сынхёна, берёт у него увесистую чёрную рацию, вешает её на пояс джинсов, и, вздохнув, вместе с собратом входит в аптеку, громко крича, что они выполняют требование. Безоружный, без бронежилета, даже не защищённый чарами… *Триада – форма тайных преступных организаций в Китае. Есть две версии происхождения этого названия: вера в мистическое значение цифры 3, и традиционная для Китая структура рабочих бригад: один начальник и два подчинённых. Специализируются на торговле наркотиками, драгоценностями, вывозе контрабанды. *Номер 489 – иерархия триад, этот номер означает "мастер горы", "голова дракона", словом, лидер клана. Цифры некогда брались из китайской традиционной нумерологии и каждая имела своё значение.