Жизнь с ангелом

– Чонсу-а, вызов! Быстро, вставай! Когда на тебя кто-то кричит в попытке разбудить – приятного мало. Но когда тебя будит криком демон, да ещё и с использованием слова "вызов" – это уже опасно. Проснувшись от вопля и надрывного воя серены, Чонсу резко открывает глаза и едва не сваливается с двухэтажной кровати на голову своему начальнику, приоткрыв крылья от испуга и удержавшись в последнюю секунду. Его непосредственный начальник, – японец Хикэру Фукуда – являющийся по совместительству пожилым демоном с красивыми витыми рогами и шикарными чёрными крыльями, уже со скоростью света напяливает широкие штаны цвета хаки с чёрными наколенниками, демонстрируя пожарную суперспособность одеваться всего за двадцать три секунды, и садится на кровать, чтобы застегнуть чёрные ботинки с выкрашенными в жёлтый цвет носками. Оглядевшись, Итук быстро спрыгивает с кровати, пренебрегая лестницей, бросается к своему шкафчику и, рывком его открыв, тоже начинает одеваться в спецформу, пряча на время крылья. Вокруг, в совсем небольшой комнатке, ещё четверо его коллег, молодых крепких парней, одеваются, не уступая в скорости своему начальнику, и тихо переговариваются, чтобы проснуться, хотя без конца мигающая красным лампа над входной дверью в их комнату и так вполне этому способствует. Ангел дрожащими от волнения руками застёгивает замки и липучки на одежде, в последнюю очередь, выбегая из комнаты, застёгивает под подбородком крепление синей защитной каски, еле запихнув под неё длинные волосы, собранные в высокий конский хвост, и, расправив крылья, бежит по коридорам жилого кампуса к металлическому шесту, по которому за пару секунд спускается на первый этаж, прямиком в бокс к машинам. – Бегом, бегом, бегом! – торопит Хикэру, пересчитывая свою команду. – Поторопись, Чонсу! – он обращается неофициально, хотя прекрасно знает корейский язык, но коллеги давно привыкли к неформальному общению, да и просто делают скидку на его национальность. Чонсу запрыгивает в машину последним, используя в качестве поддержки лестницу и взмахивая крыльями, а следом за ним в кабину боевого расчёта забирается Хикэру, грохочет задвинувшейся дверью и сразу стучит в стену, смежную с кабиной водителя, чтобы тот трогал. Сонные парни то и дело зевают, давно привыкшие к напряжённой обстановке и подобным вызовам, а вот Чонсу сидит со стеклянными, красными от недостатка сна глазами, каждые две минуты посматривает на демона, и нервно трёт ладони друг о друга, ёрзая в нетерпении. Первый вызов всегда волнителен. Не важно, сколько тренировок ты прошёл, как долго жил в специальном городке, сколько историй слышал от старших, и сколько раз тушил постановочный пожар. Настоящий вызов – совсем другое, там живые люди, настоящее пламя, и настоящее горе. Впереди, оглушая спящие улицы и дома тревожной сиреной, мчит вторая, такая же огромная, крашеная в алый цвет пожарная машина, которой так восхищаются все без исключения мальчишки в детстве, в ней точно такой же боевой расчёт – ещё шесть отлично подготовленных мужчин с большим опытом работы, сонных, лежащих сейчас друг на друге, как пингвины, в попытке выкроить пару минуток на сон. Пять утра. Третье июля тысяча девятьсот девяносто первого года. Среда. В деревушке, расположенной между Ансаном и Анъяном был принят сигнал тревоги – пожар охватил часть отдельно стоящего жилого дома и быстро распространяется, вызов поступил в пожарное управление города Анъян, в ближайшее отделение скорой помощи в Ансане, и центральная больница в Сеуле предупреждена о возможной госпитализации пострадавших, если таковые будут. Трясясь и подпрыгивая на кочках синхронно с коллегами, Чонсу трёт глаза и тяжело дышит – во всей этой экипировке ужасно жарко, по спине ощутимо бегут капельки пота, крылья у основания взопрели и жутко чешутся, да ещё и кабина без вентиляции! Словно камера пыток, а не кабина боевого расчёта. Хочется скорее добраться до места назначения. Сегодня его первый вызов… Как только он спустился на Землю, то сразу решил, что станет полезным людям, как и подобает настоящему ангелу, и, встретившись с Хичолем в Сеуле, выбрал из предложенного списка работ профессию пожарного, а Хиним в свою очередь сделал ему документы и закинул в спецгородок на краю города Сувон, где Чонсу обучался целых полгода. Он хорошо показал себя и был принят на службу в головное пожарное управление в Анъяне, там же и решил осесть: снял квартиру, обжился, и остался штатным пожарником. Вот только за два месяца, в течение которых демон хорошенько натаскивал его, как своего собрата, ни одного серьёзного вызова у них не было, несмотря на палящее летнее солнце, когда пожары случаются чаще всего. – Боишься? – тихо, на японском спрашивает Хикэру, поворачиваясь к Чонсу. – Волнуюсь, – так же по-японски отвечает Итук, улыбаясь старшему краешком губ. Что ни говори, а с начальником ему повезло. Этому демону пошло уже шестое столетие, он успел пожить в Англии, в России, во Вьетнаме, Японии, Китае, и наконец остановился в Южной Корее, видел все самые важные исторические события, начиная с тысяча четыреста тридцать пятого года, пережил не один десяток королей и не одну сотню революций, и вот теперь служит обычным пожарным, правда высокого чина. Он принял Чонсу как своего, родного, что для демона столь… старой закалки несколько странно, однако он терпеливо обучал ангела, заступался за него, помогал осваиваться на Земле, подкармливал, и частенько выкраивал ему лишние часы на сон, когда были загруженные дни. – Главное – держись ближе ко мне и не пользуйся магией, – шепчет демон уже на латыни, приобнимая младшего левым, чуть влажным от жары крылом, – сдаётся мне, не простой это пожар, ой не простой… – первое время Чонсу никак не мог свыкнуться с такой манерой общения мужчины, но вскоре привык, и даже поблагодарил самого прародителя Михаэля за то, что Хикэру не использует язык семнадцатого века, а ограничивается лишь концом пятидесятых годов двадцатого века. – О чём Вы говорите? – напрягаясь всем телом, спрашивает Итук, и ёжится от лёгкого покалывания статического электричества, которое исходит от старшего. – Нехорошее у меня предчувствие, сынок… Машина резко тормозит, уснувшие парни в тот же миг открывают глаза и вытягиваются, выжидающе глядя на своего начальника, кабину оглушает короткий сигнал сирены, дополненный красным светом, и демон, рванув отъехавшую в сторону дверь, кричит: – Начинаем, бегом, бегом, бегом! Снова Чонсу оказывается последним. Он, спрыгнув на землю, вместо того чтобы приступить к подготовке насоса, подключению к цистерне с водой, и выводу гражданских с опасной территории, стоит как вкопанный, не в силах пошевелиться, и с открытым ртом смотрит на пламя. В лицо бьёт жар, хотя стоят они довольно далеко, откуда-то доносятся крики, громкий треск прогоревшего, ломающегося дерева холодит душу. Разбушевавшееся, ало-жёлтое пламя всего за полчаса, что они ехали, успело охватить половину большого, построенного в традиционном стиле дома: внутри раздаётся звон посуды, скрежет металла, языки пламени облизывают трещащую глиняную черепицу на крыше, и снова ужасающий треск обвалившихся балок. Страшно. Это действительно страшно. Когда читаешь об этом, или видишь в кино, это кажется ерундой. Но когда жар сушит кожу на лице, донельзя нагревает одежду, слепит глаза и грозится опалить пёрышки в драгоценных крыльях – вот тогда действительно становится страшно. – Помогите! Помогите! – ангел ловит буквально упавшую в его руки плачущую женщину и наконец приходит в себя. – Мой сын! Он в… в доме! Спасите… моего сына! – она, вцепившись в спецодежду на груди Чонсу, трясёт его, заходясь в истерике, и указывает на дом, охваченный огнём. Итук с трудом осознаёт, что происходит, но сильный толчок в плечо выводит его из ступора окончательно. Хикэру, отдав приказы своей команде, подбегает к нему и грубо встряхивает, затем смотрит на заплаканную женщину, одетую лишь в старый, давно выцветший домашний халат, и, мгновенно понимая, в чём дело, спрашивает: – В какой комнате? Как попасть? – Налево, в спальне! Умоляю, спасите его! Демон без раздумий срывается с места, выхватывает из рук пробегающего мимо местного мужчины ведро, наполненное водой, и обливает себя с головы до ног, встряхивая кожистые крылья. Видя это, Чонсу буквально леденеет… Неужели он собирается войти в дом?! Чёрт, он в самом деле собирается войти в горящий дом!!! Для демона это ерунда, кто бы спорил, но всё же это опасно! Да ещё и в его-то возрасте! – Подстрахуй меня у входа! – кричит Хикэру и быстро идёт к дому, пролетая мимо ангела с плачущей женщиной на руках. – Пожалуйста, отойдите за машины, – торопливо просит Чонсу, указывая бьющейся в истерике матери на соседнюю пожарную машину, и, развернувшись, бежит за старшим, – стойте! Я обязан пойти с Вами! – он нагоняет демона, но тот даже не смотрит на него, продолжая топать навстречу пламени. – Огонь сожжёт тебе крылья, поэтому ты остаёшься здесь, это приказ! – рявкает он на латыни, и, оттолкнув ангела, забегает в дом, прикрыв лицо пластиковой защитой на каске и спрятав крылья. Внутри ещё страшнее… Главное в работе спасателя – не поддаваться панике. Никогда. Что довольно сложно, когда вокруг тебя всё рушится, перед глазами плывёт от жары и едкого дыма, трудно дышать, и всюду, куда падает взор, пышет пламя и сияет алым прогоревшее дерево. Поправив брезент, крепящийся на обратной стороне каски, чтобы прикрыть шею от огня, Хикэру окружает себя защитными чарами и осматривается по сторонам. Налево, комната, коридор, прямо, ещё раз налево, комната. Никого. В спальне, охваченной огнём, пусто. Где тот ребёнок, о котором вопила мать?! Путеводные чары указывают сюда же, на эту комнату! Мужчина подбегает к шкафу, уже воспламенившемуся сверху, распахивает дверцы и выбрасывает из него всю одежду, но внутри никого. – Помогите… – совсем слабый, высокий детский голосок, едва слышный в этом полыхающем аду. Обернувшись, демон прислушивается, затем бросается к кровати, одним резким движением, схватившись голой рукой за раскалённую металлическую спинку, отбрасывает кровать с загоревшимся матрасом к треснувшему окну, и, увидев свернувшегося комочком, почти потерявшего сознание мальчика на полу, кричит в сторону двери, зная, что Чонсу слышит: – Он здесь! Я нашёл его! Хикэру падает на колени, поднимает ребёнка на руки, крепко прижимая ослабшее дрожащее тело к себе, укрывает его левым крылом, чтобы защитить от жара, к которому демоны приучены с детства, и который люди совсем не выносят, встаёт и, проверив на всякий случай дом ещё раз на наличие выживших, возвращается в гостиную. В этой комнате едва ли не в первую очередь прогорели вековые доски, превратив пол в одну большую чёрную дыру, и Хикэру приходится перепрыгнуть её, взмахивая крыльями, но то, что произошло в следующий момент, не мог предвидеть никто… От жара в одной из комнат со звоном вылетает стекло, трещат опоры, поддерживающие остатки двери, и опасно скрежещут балки под потолком. Мужчина плотнее закутывает ребёнка крыльями, крепко стискивая его в руках, и вскидывает голову вверх. Всё как в замедленной съёмке: потолок по сантиметру начинает падать… – Беги! – он успевает посмотреть на трясущегося от страха Чонсу с открытыми пепельными крыльями, на мальчика в своих руках, и всего за одну долю секунды принимает решение. – Лови! Развернув крылья, Хикэру вкладывает все свои силы и магию в руки, и бросает ребёнка, будучи уверенным, что Чонсу среагирует. Ангел оправдывает себя: хлопнув крыльями, он рвётся к дверному проёму, падает на колени, ловя мальчика, закрывает его от огня правым крылом и сворачивается комком, зажмуриваясь, когда прямо перед лицом с хрустом и адским грохотом обваливаются балки, заваливая демона, оставшегося внутри… Итука обдаёт нестерпимым жаром, но он всё равно поднимает голову. Сердце замирает… Хикэру остался там. Он… погиб, спасая человека! Он мог, мог спастись сам! Но пожертвовал своей жизнью ради этого мальчика… Почему? Демонам не свойственно самопожертвование, лишь ангелам. – Памяти Вечных, – шепчет Чонсу, склоняя голову, таким образом отдавая честь погибшему демону, и честно старается забить чувство вины глубоко в душу, понимая, что сейчас для этого не время. – Вставай, идём! – трясёт его за плечо сослуживец. – Скорее, к машине скорой помощи! Мужчина помогает ангелу подняться, отводит его подальше от горящего дома и бежит обратно, а Итук, убрав подпалённое огнём крыло, смотрит на мальчика в своих руках, анализирует его состояние, пользуясь чарами, и так же магией очищает его лёгкие от дыма, чтобы он наконец мог дышать. Так странно. У него было много подопечных, которых он не раз спасал, но почему-то сейчас сердце рвётся на части от нежности к этому ребёнку. Это похоже на рождение – вот она, жизнь, в твоих руках, ты держишь чью-то хрупкую жизнь. Ты спас эту жизнь. Мальчик с трудом открывает глаза, смотрит на мужчину, не в силах сфокусироваться на его лице, заходится в кашле и отворачивает голову, теряя сознание. На правой скуле горящее красное пятно – от раскалившейся пуговицы на его спецодежде, догадывается Чонсу, будет лишь маленький ожог, в остальном мальчишка почти цел, если не считать сильного отравления угарным газом. Ангел укрывает его левым, здоровым крылом, и, оглянувшись, идёт к машине скорой помощи, понимая, что этому маленькому человеку нужна скорейшая госпитализация, иначе вскоре может начаться гипоксия. Подойдя к машине, он передаёт ребёнка из рук в руки медбрату скорой помощи, смотрит как его кладут на носилки, прикладывают кислородную маску к лицу, и вскоре увозят, по слухам, в реанимацию в Сеуле, забрав с собой и его мать, выбежавшую ранее навстречу пожарной службе. Лишь спустя час пожар утихает, залитый несколькими тысячами литров воды. Дом спасти не удалось, всё, что от него осталось – одна-единственная дальняя комната, и та закоптившаяся от дыма. – Пойдём со мной, я обработаю, – к Чонсу подкрадывается мужчина, на вид лет шестидесяти, и кивает в сторону машины скорой помощи, возле которой совсем нет случайных зевак. Он смотрит будто бы сердито, уголки его потрескавшихся от времени губ опущены вниз, глубокая складка залегла между бровей, много мимических морщинок и седина в волосах, синяя спецодежда вымазана в саже и местами украшена капельками крови, но его глаза, они будто лучатся добротой, такие тёплые и ласковые. Мужчина чуть отгибает рукав на левой руке и на его запястье Итук видит старую, давно не обновляемую татуировку с изображением глаза. – Спасибо, не стоит, – ангел улыбается ему, открыто и искренне, как умеет только он, показывая ямочку на щеке, и шевелит крыльями, чей яблочный аромат совсем пропал из-за едкого дыма. Ещё два дня запах не выведется… – Мне жаль, – тихо говорит Проводник, – что он погиб. Памяти Вечных, – он склоняет голову вместе с Чонсу, отдавая честь памяти Хикэру Фукуда, и прикладывает правую руку к груди, к сердцу. – Это был поджог, – ангел удивлённо поднимает брови и выжидающе смотрит на мужчину. Они ещё не приступали к осмотру дома и выявлению причины пожара, откуда бы простому медработнику знать? – Господин Ким Хичоль сказал, – объясняет он, – это всё проделки демонов, дом подожгли они. Чонсу хмурится и шевелит левым, здоровым крылом, смотря на дом. Какой резон демонам поджигать самый обычный жилой дом? Должна же быть причина. И почему Хичоль сказал об этом Проводнику, а не нашёл способ сообщить Чонсу напрямую, раз знал, что он будет на вызове? – Благодарю, Вы очень помогли, – кивает мужчине ангел, и, крепко прижав крылья к спине, бежит к дому, чтобы вместе с коллегами осмотреть его. Проводник прав, это действительно был поджог, однако, что именно подожгли – выяснить не удаётся, да и не до того становится, когда разгребают завал и находят обуглившееся тело Хикэру, уже без крыльев и рогов. Смерть начальника вывела из строя целый боевой расчёт. Команду сразу передали под руководство другого начальства, но всех на три дня распустили домой, понимая, что это стало для парней сильным потрясением. Снимая рабочую униформу в своей маленькой комнатке, Чонсу вздыхает, складывает её, переодевается в привычные джинсы, кроссовки, майку и рубашку, и смотрит на себя в зеркало, пользуясь тем, что все коллеги уже вышли из комнаты. Пепельные волосы, собранные в высокий хвост, прилизаны на длинной косой чёлке после каски, и ангел треплет пряди, чтобы хоть немного придать себе приличный вид; всё лицо в саже, которую он быстро смывает чарами, губы сухие, в глазах усталость. Совсем не похож на ангела. Больше всего досталось крыльям: правое крыло, которым он закрывал мальчика, всё в чёрных катышках – то спалённые огнём перья, коготь не тронут, но сами покровные перья на костях сожжены, кое-где даже есть лысины с нежно-розовой кожей. Придётся теперь два дня избавляться от катышков и запаха гари, и целых две недели ждать, пока вырастут новые пеньки, затем ещё неделя – и появятся пёрышки. Он ловит себя на мысли, что с такой причёской и грязно-серыми, пепельными крыльями больше походит на жителя Древнего Чосона, чем на среднестатистического жителя Кореи девяностых годов. Приведя себя в порядок, Чонсу закрывает металлический шкафчик, заправляет оставленную утром как попало постель, и выходит из комнаты – по коридорам, спускается по шесту вниз, в бокс с машинами, и наконец на улицу. Мир резко стал серым, всё слишком замедлилось, даже тучи заволокли небо, угрожая дождём. Смерть демона была неожиданной и удивительной. За все свои триста тридцать восемь лет он ещё ни разу не видел, чтобы демоны жертвовали своей жизнью или магией ради обычного человека. Впрочем, может быть, Хикэру знал что-то важное о том ребёнке? У него должна была быть весомая причина обменять свою долгую демоническую жизнь на короткую жизнь смертного человека. Мужчина хмурится, восстанавливая в памяти надписи на машине скорой помощи, и, вспомнив название госпиталя, в который увезли ребёнка с его матерью, разворачивается, заходит за ближайший безлюдный угол здания пожарного управления и, укрывшись чарами, взлетает, громко хлопнув крыльями и подняв после себя вихри пыли. В идеале, сначала стоило бы заглянуть к Хичолю в его "Чёрный Клевер" и потребовать объяснений, а также сообщить о смерти демона, но вместо этого Чонсу летит прямиком к больнице в самом центре Сеула. Он приземляется на крыши дворца Кёнбоккун и, крутя головой на все триста шестьдесят градусов, осторожно спускается на землю, чтобы не попасться на глаза людям, пару раз для вида спрашивает у прохожих в какой стороне госпиталь, и наконец добирается до нужного здания. Перед тем как войти, ангел заново собирает резинкой хвост, оставляя прядки длинной чёлки свободно спадать на лоб, пушится, встряхивает крылья, ссыпая с себя пару маховых перьев, и входит в огромное серое здание. Ему везёт, главный холл полон людей, и не составляет труда узнать в какую сторону идти: читая мысли персонала, Чонсу с лёгкостью находит крыло, в которое определили мальчика, привезённого утром на скорой помощи, и так же быстро находит маленькую реанимационную палату. Приоткрыв едва слышно скрипнувшую деревянную дверь, Итук заглядывает в комнату, освещённую электрическими жёлтыми лампами, и замирает, задерживая дыхание. В правом углу палаты, в удобном мягком кресле дремлет та самая женщина – по-видимому, мама, – укрытая пледом, на постели, до пояса прикрытый белой простынёй, лежит чумазый, перепачканный сажей мальчик с кислородной маской на лице, подсоединённый проводами к огромному монитору кардиографа, считывающему его ровный пульс, а возле кровати… Возле кровати стоит ангел. Совсем юный, ему не больше восемнадцати, весь белее самого чистого февральского снега. Он одет в белую рубаху и свободные белые штаны чуть ниже колен, без обуви, его белоснежные крылья приоткрыты и едва касаются пола, над головой ярко сияет нимб, и от него самого будто бы исходит свет. Уж не Высший ли? Ангел протягивает левую руку, кладёт её на лоб мальчика, с пару секунд держит, и убирает, а мальчик медленно открывает глаза. Чёрт возьми, теперь всё ясно. Он его Хранитель. Но… ангелок ещё мал, ему действительно восемнадцать, в таком возрасте ангелам не позволяют спускаться! Как он оказался здесь? Без зазрения совести Чонсу проникает в мысли собрата, чтобы всё узнать, однако юноша, кажется, тут же его почувствовал – он резко оборачивается, открывая крылья, и, оценив ситуацию, совсем не злится. А улыбается. Не удержавшись, Итук вдыхает насыщенный, густой аромат спелого сладкого персика, долетевший до него со взмахом белоснежного крыла, и не может оторваться от лица мальчика. Это очень красивый ангел. Его золотистые, цвета спелой ржи волосы, стриженные шапочкой, вьются крупными кольцами, обрамляя аккуратное, ещё совсем детское личико, у него ровный нос, пухлые губы и очень красивая улыбка, тёмные брови с изломом, и потрясающие, почти изумрудные европейские глаза с милыми, пушистыми белыми ресничками. Теперь сомнений нет, чистокровка. Да ещё и Высший. Юноша кивает в знак приветствия, снова поворачивается к лежащему на постели мальчику, проводит рукой по его коротким чёрным волосам, и спустя пару секунд просто исчезает, растворяясь в воздухе, оставляя после себя мягко сияющую дымку и насыщенный аромат персика. Прикрыв глаза и выдохнув, Чонсу осторожно, без единого шороха закрывает дверь и прислоняется спиной к прохладной шершавой стене, переваривая увиденное и услышанное. Что ж, необходимость лететь к Хичолю только что отпала. Он знает, кто этот ангел, он видел его мысли, и знает, по какой причине и кто поджёг тот дом утром. Этот земной мальчик далеко не из простых смертных, и тогда не удивительно, что Хикэру спас его, расплатившись своей жизнью. Но теперь его жизнь всегда будет в опасности, и оградить его от этого можно лишь одним способом: исключить всяческие контакты с сущностями, о чём вполне себе успешно может позаботиться Хичоль. – Прощай, – едва слышно шепчет Чонсу, отлипая от стены, он встряхивает крылья и грустно смотрит на закрытую дверь больничной палаты, – надеюсь, больше никогда не встретимся.