Жизнь с ангелом

Спустя неделю Чонсу, как и говорил, берёт командировочные и исчезает на целых шесть дней, оставив Ёнуна под ответственность Чонмо. Сам же он впервые за четырнадцать лет поднимается домой вместе с Хичолем, чтобы поговорить с Советом и с Хранителем мальчишки, а заодно, пользуясь случаем, и провести время с семьёй. Однако это дело оказывается совсем непростым, как ожидалось… Два дня он тратит только лишь на ссоры с Александром – этот русский тридцатидвухлетний ангел, как и всё его семейство, ужасно упёртые создания: при том, что его подопечный в опасности, Александр в упор не хочет, чтобы чужой ангел, имеющий своего подопечного, лез в его дела и уж тем более крутил роман с его человеком. Впрочем, вся его семья того же мнения. Ещё четыре дня он ждёт, пока Совет Старейшин соизволит освободиться, чтобы выслушать его, и в течение этих дней, используя выпавшую возможность, не отходит от своих детей, как примерный отец, предпочитая их всем своим знакомым и друзьям. В девять утра во вторник назначено слушание, на которое Чонсу является при полном параде, во всём белом, и даже заставляет увязавшегося с ним Хичоля привести себя в подобающий вид, заставив напялить белоснежный шёлковый халат и расчесать длиннющие рыжие волосы. Оба ангела заметно волнуются, смеются, вспоминая все свои многочисленные распределения, происходившие в стенах этого огромного Колизея, и всячески избегают Хранителей семейства Ким, коих на слушании оказалось неожиданно много – кажется, ради такого особо важного момента сюда слетелись все ангелы их клана со всех уголков света, и, глядя на них, Итук с каждой секундой всё больше жалеет, что не прихватил с собой с Земли каких-нибудь мощных транквилизаторов. Семья Хранителей Ёнуна невыносима. Тоже все в белых одеждах, практически у всех пшеничные волосы и светлые, зелёные и голубые глаза, а вот крылья действительно как клонировали – у всего семейства они кристально-белые. Красивые, безусловно, аристократы. Даже характерами они все как под копирку – вредные, наглые, упрямые, одним словом: русские. Хичоль даже выдвигает предположение, посмотрев на Александра, что у самого Канина, возможно, когда-то очень давно русские были в крови, судя по такому же отвратительному характеру. Хотя это вполне может быть лишь влиянием на него его Хранителя. – Ты совсем из ума выжил?! Если отступники его найдут – ни ты, ни Стражи не смогут помочь! – выходя из себя, кричит Чонсу, стоит выслушавшему их Совету удалиться для принятия решения. – Он Проводник, его душа должна быть важнее всего для тебя! Хочешь его защитить – перестань препятствовать мне! – вот уже битых пятнадцать минут он пытается донести до молодого ангела простую истину, однако тот упёрся рогом и стоит на своём: нет, и всё тут. – Занимайся своим подопечным, моего оставь в покое, – тоже на повышенных тонах, но более сдержанно, величаво отвечает Александр, наверняка ощущая себя сейчас каким-нибудь русским царём, – в отличие от тебя я Высший, у меня хватит сил! – А я старше, и к тому же, в отличие от тебя, живу на Земле, а не отсиживаюсь, как последний трус, дома. – Ещё раз окажешься рядом с ним – я тебя убью, – шипит юноша, щуря красивые зелёные глаза и опасно приоткрывая распушившиеся белоснежные крылья, наивно полагая, что этим напугает мужчину. – Попробуй, – гордо поднимая голову, Чонсу резко распахивает пепельные крылья и показывает когти на сгибах, но стискивает зубы и сжимает руки в кулаки, почувствовав лёгшую на левое плечо руку Хичоля. Благо друг рядом, если бы не он – лежать сейчас Александру на полу с выщипанными перьями. – Совет принял решение, – на трибуну Колизея, украшенного как всегда светлыми тканями и белыми перьями, поднимается один из Старейшин, важно раскрывая белые крылья и ярко сияя нимбом, – в связи с особыми обстоятельствами Ким Ёнун временно передаётся под опеку Пак Чонсу, однако его истинный подопечный так же остаётся при нём. Пак Чонсу позволено называть себя его Хранителем и при необходимости пользоваться магией в целях обеспечения его безопасности. Однако, учитывая интересы истинного Хранителя и его семьи, мы должны пойти на компромисс: Ким Ёнун будет под опекой Пак Чонсу до тех пор, пока Стражи и Совет Старейшин не найдут способа спасти душу человека, но, как только это произойдёт, Пак Чонсу будет обязан оставить человека во избежание привлечения к нему новой опасности. Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Заседание окончено, прошу разойтись. Лишь теперь Итук с облегчением выдыхает и опускает дрожащие от нервов крылья. Хичоль улыбается и одобряюще хлопает друга по плечу, слыша его радостные мысли, однако к радости примешивается волнение – хоть Совет и вынес решение и отдал ему Ёнуна, пусть даже во временное пользование, но, едва они поймут, как отвести от него демонов, Чонсу придётся исчезнуть из его жизни. Что грозит мальчишке разбитым сердцем, если у него на самом деле есть какие-то чувства к ангелу. Впрочем… сейчас лучше думать о его спасении, дальше будет видно. – Поздравляю, – шепчет Хи, обнимая друга правой рукой за шею, и уводит его в сторону выхода из большого каменного зала, чтобы как можно скорее скрыться от глаз Александра и его семьи, – теперь только ждать, сами мы вряд ли узнаем, что с нашим Проводником делать. – Я знаю, кто поможет, – хитро усмехается Итук, открывая крылья, и Хичоль чётко видит в его мыслях образ их общего знакомого с чёрными, как сама ночь, крыльями. Да, уж кто-кто, а этот ангел знает всё о людских душах. – Летим ко мне, отпразднуем. – Думаю, не стоит тянуть, – хмурится старший, – предлагаю вернуться на Землю сегодня же. Сощурившись, Чонсу слушает мысли Хичоля, и согласно кивает. Ловить дома им больше нечего, самое главное дело они уладили, Хинима на Земле ждут дела и "Чёрный Клевер", его самого – служба, преступники, бегающие по городу, и Ёнун, а потому просьба друга вполне логична и обоснована. И к тому же вернуться стоит поскорее и ради безопасности Канина – пускай он под присмотром Стража, но необходимо как можно скорее начать искать способы спасения его души. Для чего, вполне возможно, придётся действительно спускаться в самый центр Земли… – Ким, мать твою, Ёнун! – с этой фразы начинается утро в полицейском участке. Чонсу, идя по коридору и точно зная, что мальчишка в кабинете один, орёт едва ли не на весь корпус, потому как, стоило ему снова выйти на службу и с утра попасться на глаза Ча Хиджуну, как уже он выхватил ни за что, а именно за то, что его студент шатался всю неделю не с Миён и Сынхёном, как полагалось, а с Вонджином, да ещё и звонки с вызовами не принимал. А Ёнун, слыша грозный голос старшего, одновременно радуется его возвращению, и весь покрывается мурашками, буквально жопой чуя, что сейчас будет получать по каске. – Канин! – ворвавшись в кабинет с раскрытыми крыльями, тяжело дышащий мужчина едва ли не огнём изо рта пышет от злости. – Какого чёрта звонки не принимаешь?! – Так… приказа не было, Господин старший инспектор, – юноша резко вскакивает со стула, выпрямляется по стойке смирно и хлопает глазками. Он осматривает взъерошенного ангела, пару секунд соображает, а затем улыбается, расслабляясь, и тихо добавляет: – Рад тебя видеть, хён. С возвращением. – У нас вызов, собирайся, – фыркнув и скривив губы в ответ на такое откровенное приветствие, Чонсу подбегает к своему столу, вытаскивает из шкафчика табельное, опоясывается ремешками, и направляется к двери. – Быстрей, быстрей, шевели колготками, студент! Канин, наконец отмерев, хватает со стола свою ксиву, засовывает её в задний карман джинсов и бежит следом за старшим, на выход из участка и сразу в патрульную машину. – Как всё прошло? – решается спросит Ёнун спустя две минуты пути. – Ты говорил с моим Хранителем? – О да, – хмыкает ангел, сильнее сдавливая руль руками и не отрывая глаз от дороги, – такой же противный, как и ты. Чуть было не подрались с ним. А ты, – он оборачивается на секунду, чтобы глянуть на обескураженного человека и улыбнуться ему, – весь в своего Хранителя. У тебя, случаем, русских не было в крови? – Бабушка говорит, были. Очень давно, – мальчишка сникает и отворачивается от Чонсу, смотря теперь в окно. Почему-то сейчас душу коробит и выворачивает наизнанку. Не хочется быть похожим на своего ангела, не хочется иметь родства с русскими… Но генетику не исправишь, как не переломаешь и характер. – Так значит, вы придумали, что со мной делать? – Нет. Пока нет. Есть пара идей, но… чтобы действительно тебя обезопасить, нужно ещё подумать и поискать. Да, кстати, – Чонсу улыбается, сворачивая во двор жилого дома, – я временно назначен твоим Хранителем. Совет разрешил. Я имею право называть тебя своим подопечным или своим мужем, если того потребует ситуация. Ёнун замирает, смотря на ангела, и даже дыхание задерживает, силясь по его лицу понять – правду говорит или врёт? Но его искренняя, счастливая улыбка говорит о правдивости. Быть не может. Это прекрасное создание всё-таки стало его Хранителем? То есть… официально они теперь связаны? Неужели даже и мыслями? – Ты серьёзно? Значит… ты теперь мой Хранитель? – еле выговаривает юноша, всеми силами сдерживаясь, чтобы прям здесь и сейчас не завопить от нахлынувших эмоций. – Сильно не радуйся, это лишь временно, – Чонсу тормозит и резко проворачивает ключ в замке зажигания, – твой Хранитель всё равно не позволит тебе долго быть под моей опекой. А сейчас забудь об этом и думай о задании. Идём. Выйдя из машины, Итук расправляет крылья, ведя плечами, чтобы размять затёкшие мышцы, хлопает дверью, и осматривает уютный дворик, образованный пятиэтажными зданиями. Вдруг он хмурится, будто прислушивается к чему-то, складывает крылья и, не оборачиваясь к младшему, тихо говорит: – Звони Вонджину. Сейчас же. У нас убийство. Дело, к большому разочарованию, оказывается проще некуда: трое мужчин, упившись до свинячьего визга, зарезали одного собутыльника, а после попытались скрыть убийство с помощью расчленения, но запала не хватило и всё ограничилось лишь отрубом руки. Но если Вонджин несказанно обрадовался новому делу, да ещё и с расчленёнкой, которую он так любит, то Ёнун, увидев море крови и открытую рану с хорошо видной отломанной костью, загибается раком, выбегает в прохладный подъезд и падает на колени, тяжело дыша. Уж сколько трупов видел, а всё никак не привыкнет. Очень вовремя, как на первом вызове год назад, рядом появляется Чонсу с бутылкой воды, он успокаивающе гладит его по спине, даёт холодной воды и отправляет на улицу, чтобы лишний раз не травмировать детскую психику, да и просто чтобы не мешался под ногами. Дело закрывают очень быстро, поскольку состав преступления очевиден, да и преступников по наводке соседей тоже отыскали за пару дней, и больше за весь июль ничего интересного у них не происходит, помимо классических вызовов на хулиганов, пьяниц, и уличные драки. Однако, этот месяц Чонсу использует по полной: он всеми правдами и неправдами выпытывает у ангелов и демонов интересующую его информацию, раз в день звонит Хичолю, исключая воскресенье, пропадает ночами в городе, и старается как можно чаще держать рядом с собой Ёнуна, чтобы приглядывать за ним. Хотя Ёнун воспринимает всё иначе, не зная об истинных причинах такого хорошего отношения к нему ангела. Для него за счастье уже то, что мужчина позволяет прикасаться к себе, гладить крылья, общаться неформально, и безмерно радует его покровительство – сердце теплеет уже от мысли о том, что Чонсу его Хранитель. Чонсу, а не какой-то тридцатидвухлетний Александр. Разумеется, Итук в итоге рассказал Канину все подробности о его Хранителе, ведь тот не отставал с расспросами, умолчал только о договоре с ним – мальчишке знать ни к чему, да и уговор был, чтоб ничего человек не знал. Отношения между ними тоже стали ближе – оно и не удивительно, когда проводишь большую часть времени вместе. Ангел уже не был так груб и холоден с юношей, даже в работе это чувствовалось, частенько ходил вместе с ним в спортзал, тренировал, учил стрелять из оружия, много рассказывал о своих прошлых делах, и всё время говорил, что Ёнун станет отличным полицейским, как он сам. По выходным Канин взял привычку покупать бутылку красного полусладкого вина, каких-нибудь фруктов или шоколадку, и оставаться на ночь в квартире Чонсу: сидя на его волшебной зелёной лоджии, в окружении цветов, вдыхая наполненный тяжёлой влагой воздух, они пили вино, разговаривали, ели фрукты, и иногда читали книги. В начале августа стало чуть интереснее: ближе к осени, как это водится, начинается обострение у всех душевнобольных, потому и шизиков полиция ловить стала чаще, не считая всё тех же уличных бунтарей, разгребания забастовок, и обычных вызовов на квартиры. Пару раз Канину доводилось бывать на задержании таких невменяемых существ, что ему, почему-то, безумно понравилось, а после уже сам Итук стал направлять его на подобные дела, теперь полностью доверяя ему в профессиональном плане. Это что касается работы. Что же до личного… – Почему? – тяжело дыша, спрашивает Ёнун, кладя руки поверх чужих, упёршихся в его грудь. Впервые Чонсу пустил его поспать с собой в одной постели, и человек не удержался – поцеловал его. Просто поцеловал, поверхностно, лишь клюнув в губы. А спустя десять минут он уже рвётся перевернуть его на спину, улечься сверху, и пролезть руками под домашнюю одежду, сгорая от сильнейшего возбуждения. Сердце колотится, как сумасшедшее, тянется к ангелу, да ещё и такая редкая возможность – они спят вместе, впервые за столь долгое время, и сам ангел с таким рвением отвечает на поцелуй, что невольно создаётся ощущение, будто они давно в отношениях. Никакой неловкости в движениях. – Я люблю тебя, – глядя прямо в глаза старшему, совершенно искренне, от всего сердца признаётся Канин, и сжимает руки, мгновение назад оттолкнувшие его, чтобы не позволить зайти дальше. – Люблю… В ответ Чонсу тепло улыбается, сгребая рубашку на груди мальчишки в кулаки, рассматривает его лицо в полутьме созданных его чарами светлячков, летающих по комнате, и останавливается взглядом на его губах, покрасневших и чуть припухших от поцелуев. Свечения в его груди по-прежнему нет, а значит, все слова… ложь. Он не чувствует. И сейчас его признание навеяно лишь возбуждением. – Но я ничего не чувствую, – выдыхает мужчина, отнимая руки и шевеля крыльями, разложенными по полу, свешиваясь с кровати, – прости. Говорил же, у меня нет чувств. – Серьёзно? – Ёнун скептически изгибает правую бровь и резко опускает левую руку вниз, под одеяло, прижимая ладонь к хорошо ощутимой выпуклости в домашних штанах ангела, отчего тот рвано выдыхает и закрывает глаза. – А это тогда что? – Физиология, и только, – он ласково оглаживает руку донсена от плеча до запястья, обхватывает его и поднимает к груди, переплетая пальцы, – не нужно делать глупостей, особенно в таком юном возрасте. Потом будешь жалеть. – По-твоему, любить мужчину – это глупость? Ты же сам говорил, что у ангелов нормально иметь семью с мужчиной. – Глупость – это переспать с первым попавшимся, Ёнун-а, – придвинувшись, Чонсу трётся носом о нос донсена и со всей серьёзностью смотрит ему в глаза. – А я не могу себе позволить растлить человека, когда у самого есть семья. – А я и не девственник, – обиженно бурчит юноша, опуская глаза, глубоко оскорбившись на предположение старшего, что в двадцать четыре он может всё ещё быть невинен. Да его б одногодки уже давно засмеяли! – Я в курсе, – чмокнув удивлённого Канина в губы, Чонсу улыбается, поднимает крылья и встаёт с кровати, оправляя свободную рубашку, чтобы скрыть недвусмысленную выпуклость на домашних штанах, – только спал ты с девушкой, – он усмехается, а затем шумно вздыхает. – Пойду сделаю круг над городом. Засыпай, не жди меня, вернусь ближе к полуночи. Ёнун растерянно хлопает глазами, резко садится на постели, но не успевает ничего сказать – Чонсу, подняв руку, заставляет створки окна распахнуться, впуская тёплый летний ветерок в спальню, взмахивает крыльями, отчего картины на стенах шевелятся, а стеклянные бусины тихо позвякивают, и выпрыгивает в окно, уносясь вдаль. – Вот и как теперь спать? – стонет парень, падая обратно на подушку и накрываясь одеялом с головой. – Чёртов ангел, – слышится уже приглушённый обиженный бубнёж из-под одеяла, – обесчестил и в кусты. Зачем вообще в моей жизни появился? С тобой всё наперекосяк пошло… – Удалось что-нибудь узнать? – не удостаивая друга приветствием, сходу спрашивает Чонсу, осторожно касаясь голыми ступнями шершавой холодной черепицы на крыше старого буддийского храма. – Да, нашёл кое-что, – согласно кивает Чонмо, чьё лицо до самых глаз скрывает чёрная тряпичная маска. – Пойдём-ка прогуляемся, расскажу. Взмахнув блестящими чёрными крыльями, мужчина, подняв вокруг себя маленький столп из пыли и листьев, спрыгивает на землю, и Чонсу, создав для себя лёгкие тапочки, следует его примеру, ступая на покрытую гравием дорожку. Парк уже закрыт, здесь нет даже охраны, поэтому ангелы не беспокоятся о том, что их кто-то увидит, и разгуливают по дорожкам святого храма совершенно открыто и свободно. – Чтобы узнать о сложившейся ситуации больше, я поднял все записи истории и, в частности, родства Хикэру Фукуда, – начинает свой рассказ Чонмо, снимая чёрную маску с лица и нервно вороша выбеленные волосы, – он был не просто рядовым демоном. Долгожитель, каких было мало в двухтысячных годах. С очень, очень сильной магией, – парень задумчиво опускает глаза на гравированную дорогу и пинает крупный камешек, откатившийся с дорожки с громким стуком. – Мне удалось найти его детей, они рассказали, что перед пожаром, всего за неделю, Хикэру говорил о передаче своих сил. Думаю, в ту ночь он почувствовал в спасённом мальчике что-то, и в последнюю секунду, понимая, что из дома ему не выбраться, отдал ему свою душу. Фактически, он переместил себя в него. – Это невозможно. Эта магия утеряна вот уже пятьсот лет! – серьёзно говорит Итук, чуть приоткрывая пепельные крылья и складывая руки за спиной. – Правильно. А сколько было Хикэру, когда ты с ним работал? Чонсу хмурится, вспоминая события четырнадцатилетней давности, и его глаза расширяются. – Пятьсот семьдесят три… – Умница, – одобряюще кивает мужчина, – как ты понимаешь, он прекрасно был осведомлён о такого вида магии. Однако, Стражи выяснили, что он поместил в мальчишку не только свою магию, но и собственную душу, а две души по цене одной, да ещё и обе такие необычные, – это небывалое везение для демонов, потому они и устроили на него охоту. – Ну, хоть с этим разобрались, – вздыхает Чонсу, поднимаясь на ступеньки маленькой пагодки с огромным чугунным колоколом, покрытым иероглифами ханча*. – Как его спасти – узнал? – Узнал, а как же… Есть только один способ снять его с охоты, – Чонмо как специально делает паузу, поворачиваясь к младшему и смотря ему в глаза из-под белой, растрёпанной ветром косой чёлки, – это вынуть из него душу демона вместе с магией. Конечно, быть Проводником он теперь уже не перестанет, хотя есть вероятность, что может немного измениться в характере и поведении. – Я согласен, – перебивает Чонсу, – как это сделать? – В том и загвоздка, – ангел садится на каменные ступеньки и кивает другу, прося его сесть рядом, – нужен артефакт. Одно это слово запускает толпу мурашек по пепельным крыльям Итука. Артефакт. Все артефакты, какие было можно, Советы Старейшин по всему миру собрали и хранят в самых разных местах под самыми сильными чарами и замками, чтобы невозможно было украсть, а те, что не собраны, просто так и не соберёшь – каждый, даже малейший кусочек великого артефакта опасен для жизни и вполне себе способен убить носителя. Да и не собрать из кусков целый артефакт без особых знаний и чар. Проще говоря, это… – Невозможно. – Невозможно, – отдаётся эхом Чонмо, опуская голову и закрывая глаза чёлкой, раскладывая огромные чёрные крылья по каменному полу позади себя, – если только Советы не дадут разрешение на использование амулета… – Того самого, оставшегося от Архангела Михаэля?! Конечно, не дадут! Это самый сильный артефакт мира! Ты уверен, что фокус с душой можно провернуть лишь с этим амулетом? – Думаю, да. Послушай, это секретная информация, знания обо всём этом давно утеряны и остались лишь у Советов, – мужчина поднимает голову и прожигает Чонсу тяжёлым взглядом чёрных глаз, чтобы тот понял всю серьёзность, – сейчас я даю гарантию, что нас никто не слышит. Будь осторожен, я не уверен, что наша задумка не раскрыта. Я приставлю пару Стражей к тебе и Канину на случай, если ситуация выйдет из-под контроля. Но полную вашу безопасность я гарантировать не могу, сам понимаешь. – Спасибо и на этом. – Почему ты так печёшься о нём? – вдруг задаёт вопрос в лоб Чонмо, шелестя крыльями по каменному полу. – Я понимаю, необычная душа, совместная работа, он твой подчинённый, но… ты бы не стал так с ним возиться, не представляй он для тебя ценности. Или выгоды, – он щурится и склоняет голову вправо. – Я давно знаю тебя, Чонсу, ты бы за просто так не стал рисковать собой. – Это… это как… – ангел заикается, растягивая время, чтобы придумать ответ, и тщательно скрывает от старшего свои мысли, – он мне моего сына в детстве напоминает. И к тому же он жутко доверчив. Я первый ангел, к кому он привязался. Наверное, поэтому я за него поручился. – Врёшь, Чонсу-а, – вздыхает мужчина, резко поднимаясь с пола, – врёшь. Впрочем, это не моё дело, у всех свои причины. А мы, слава Архангелу, вольны в выборе пары. Извини, я должен возвращаться к делам, – он помогает другу встать и пожимает ему руку, крепко стискивая его ладонь, – обращайся, если нужна будет ещё какая помощь. – Спасибо, хён. Ты и так сделал для меня очень много, – поддавшись эмоциям, Чонсу притягивает мужчину к себе и крепко обнимает одной рукой за шею, шумно втягивая носом насыщенный, свежий запах сладковатого берёзового сока, исходящий от ухоженных чёрных крыльев ангела. – Это мой долг. Завтра пришлю охрану. Удачи, друг мой. Одобряюще похлопав Итука по спине, Чонмо отлепляется от него, улыбается краешком губ, прежде чем закрыть лицо чёрной маской, и взлетает, обдавая друга столбом ветра. Вернувшись в свою квартиру, ангел неслышно прокрадывается на кухню, закрывает окно в спальне, пока кипятится чайник, умывается, и садится за стол, подогнув под себя ноги, чтобы обдумать услышанное за чашкой горячего чая. Ёнун спит мёртвым сном, ему не обязательно заходить в спальню, чтобы знать это – размеренное дыхание мальчишки, спокойный ритм сердца и отсутствие вечно мельтешащих мыслей в его голове говорят о глубокой стадии сна. Забавно. Он спит и даже не подозревает, что является едва ли не самой большой проблемой последнего десятилетия среди двух миров… Информация, добытая Чонмо, несомненно, ценна, но нет никакой возможности её использовать. Артефакт. Медальон самого Архангела Михаэля, считавшийся утерянным в Великом Лондонском пожаре вплоть до тысяча семьсот двадцать третьего года. Сейчас он под самой надёжной охраной, сунуться за ним – прямая дорога к изгнанию и, соответственно, лишению крыльев, а с ними и магии. Но, если верить другу, это едва ли не единственный способ обезопасить его раз и навсегда. Вот только как добыть артефакт? Взяв свой мобильник, Чонсу отточенным движением раздвигает его, щёлкает парой кнопок, вводя нужный номер с помощью быстрого набора, и прикладывает его к уху, слушая мерные гудки. Вроде, ничего серьёзного, а сердце немного ускорило ритм, и душа не на месте. – Дьявол, донсен! Первый час ночи! У меня разгар работы! – вопит в трубку запыхавшийся Хичоль, и на фоне, где-то вдалеке мужчина слышит пульсирующие биты колонок. – Хён, нужно встретиться. Мы почти решили головоломку с Канином, теперь дело за тобой, – не чувствуя ни капли вины за то, что отвлёк старшего, спокойно сообщает Чонсу. – Понял, свяжемся утром, – Хичоль мгновенно серьёзнеет, и отвечает уже тише, а после сразу бросает трубку, наверняка побежав за стойку администратора принимать новых гостей. Ситуация на первый взгляд безвыходная. Сам он достать артефакт не сможет, Хичоль и Чонмо тоже, сколь бы они ни были сильны, других способов вынуть душу демона из мальчишки нет, можно конечно попросить Александра и его семью – а те, учитывая решение Совета и сложившуюся ситуацию в целом, наверняка согласятся, – но вероятность их успеха так же мала. Неужели теперь всю жизнь ему придётся следить за этим человеком, защищая от нападок демонов? И зачем он вообще появился в его жизни? Жил же нормально, работал в полиции, никого не трогал, ночами выполнял задания и убивал отступников. А потом появилось это несуразное нечто в первый день практики, и светлая и безоблачная жизнь покатилась со свистом в самый центр Земли, по пути обсыпаясь пепельными перьями. – Он же обычный мальчик, один из миллиона миллиардов людей, – тихо сам себе под нос шепчет Чонсу, опуская голову на сложенные в замок руки и закрывая глаза, – ну почему я так привязался именно к нему? Глупый, глупый… Он ведь мне даже не нравится… Он проводит минут десять в душевных терзаниях, без конца упрекая себя за простую человеческую слабость, но, в конце концов успокоившись, идёт в спальню, собираясь лечь спать. Не особо церемонясь, ангел отталкивает Ёнуна ногой к стенке, чтобы освободить себе половину кровати – деваться некуда, сам обещал сегодня спать вместе, – и укладывается рядом, ёрзая, чтобы удобно устроиться. Видимо, Канин во сне почувствовал холодные руки мужчины, или учуял аромат яблок, поэтому резво, словно боясь, что старший сбежит, переворачивается на другой бок, лицом к нему, и крепко обнимает его рукой за пояс, а левую ногу закидывает на бедро, и, будто этого мало, напоследок прижимается к нему всем телом, утыкаясь носом в шею. На секунду Чонсу теряется. Слишком… странное, нетипичное для мальчишки поведение, да и он сам как-то не привык к подобного рода близости. Вернее, просто отвык. Когда он был юн, будущая жена тоже делала именно так и любила спать в такой позе, а несколько лет спустя маленький сын так же складывал конечности на Чонсу, дыша ему в шею и причмокивая губками, похожими на бантик. Сейчас же внутри всё переворачивается от понимания, что Ёнун неосознанно тянется к нему даже во сне. Похлопав глазами, ангел мотает головой, приходя в себя, двигается уже осторожнее, чтобы удобно умостить крылья, приобнимает младшего за плечи и, секунду поколебавшись, оборачивает его крылом, закрывая глаза. Нужно только проснуться завтра раньше, а то мальчишка ещё что-нибудь лишнее себе надумает… Ночью Ёнун несколько раз просыпается, чувствуя толчки в бок: Чонсу тоже спит беспокойно, но лишь потому, что давненько ни с кем не делил постель – крылья не помещаются, толком не перевернуться и не раскинуться по привычке звездой на всю кровать, да и младшего не хочется беспокоить, и потому он всю ночь активно вертится в попытке удобно устроиться. Однако ангел всё же умудряется встать раньше. Еле-еле стащив бренное тело с кровати, он, протирая глаза и зевая во весь рот, медленно тащит крылья в уборную, принимает душ, чтобы проснуться, вычищает пёрышки, сушится, затем делает себе завтрак и чай, и не спеша ест, строя планы на ближайшую неделю. Голова гудит, в слипающихся глазах песок, всё тело ломит, он совсем не выспался из-за чужого тельца в своей постели, и к тому же всю ночь его мучили отрывочные кошмары, отделаться от которых даже с помощью чар не удалось. Какие-то незнакомые лица, чёрные демонические крылья, красные и белые вспышки, золотое плетение, красивый драгоценный камень, и огромные напуганные глаза Ёнуна. И всё это обрывками, перемежающимися с моментами бодрствования. Разумеется, появляются смутные догадки, откуда могли взяться такие сны, но мысли прерывает резкий, короткий стук в окно, будто в него кинули маленький камушек. Обещанная охрана заняла свой пост. Теперь хотя бы капельку легче. Всяко проще следить за мальчишкой и собственным подопечным в связке с двумя ангелами, нежели одному, так хотя бы можно распределить обязанности. – Доброе утро, – сонно бормочет Ёнун, выползший в коридор. Проснулся от звона его же будильника на телефоне, догадывается Чонсу, который он благополучно забыл выключить. – У полицейских утро добрым точно не бывает, – невозмутимо отвечает ангел, отпивая немного остывший чай, – иди умывайся, нам скоро на службу. Согласно кивнув, мальчишка широко зевает и скрывается за дверью ванной комнаты. Пока юноша чистится, Итук одевается, разбирает перья, заправляет постель, и усаживается обратно за стол на кухне, чтобы допить свой чай. Канин не заставляет себя долго ждать, он наспех одевается, хватает из холодильника старшего большое красное яблоко, и, наполовину засунув его в рот, быстро завязывает шнурки, сидя на тумбе в прихожей, перед ждущим его старшим. Закончив, студент выпрямляется, откусывает кусок яблока, хрустит им, по возможности широко улыбаясь мужчине, и выходит вслед за ним в подъезд. Видимо, вопреки надеждам ангела, Ёнун всё же воспринимает сегодняшнюю ночь и их совместный сон всерьёз: за целый день он умудряется улучить пару удачных моментов и не просто поцеловать Чонсу, а буквально "засосать по самые гланды" – в лифте утром, в кабинете, пока никого из сослуживцев не было, за углом многоэтажки, когда были на задании, и в полицейской машине по пути в общежитие. Собственно, именно за эти выходки ангел, злясь на весь свет и в частности на Канина, отвёз мальчишку в выделенную ему квартирку, решив не обнадёживать его лишней близостью, а в целях безопасности оставил под присмотром двух Стражей, чтобы тот, не дай Архенгел, не нашёл новых приключений на свою задницу. Свободное от работы время Чонсу тратит с умом – берёт патрульную машину под роспись и едет в Сеул, чтобы поговорить с Хичолем. Тот в свою очередь, получив достаточно информации, с таким трудом добытой Чонмо, глубоко задумывается, сцепляет пальцы замком и кладёт на них подбородок, смотря на мужчину перед собой. Итук слышит мельтешащие мысли в его голове, – множество вариантов, возможных выходов из сложившейся ситуации, – но все они неверны, или попросту невозможны. Как ни крути, для извлечения магии и души требуется артефакт, либо банальное убийство, но все собранные артефакты хранятся под строгой охраной, не собранные простой сущности не собрать, а убивать Проводника – всё равно что подписать себе смертный приговор. Остаётся держать его под постоянным присмотром… – Чонсу-а, боюсь, сейчас мы не в силах исправить ситуацию, – вздыхает Хичоль, медленно открывая и складывая огненные крылья, тем самым распространяя вокруг себя насыщенный и терпкий аромат коньяка, – ради человека, пусть даже ради Проводника, Совет не позволит взять артефакт Михаэля. Во-первых, это наша главная реликвия, а во-вторых, неизвестно что произойдёт, если использовать его на человеке, – мужчина опускает голову и устало трёт лицо ладонями, переходя на волосы и оглаживая длинные огненные волосы, собранные как обычно в высокий хвост с чёлкой. – Я скоро перееду, хён, у меня осталось максимум года три, ты же знаешь. Я не смогу больше присматривать за ним, да и Александр очень скоро потребует вернуть ему его человека, – заметно нервничая, Итук, опёршись правым локтем на деревянный стол старшего и сложив ногу на ногу, щёлкает пальцами, разбрасывая мелкие жёлтые искры, чем только больше нервирует Хи, и без того не отличающегося титановым терпением. – За ним сейчас наблюдают Стражи, беспокоиться не о чем, а дальше ответственность просто перейдёт обратно к его Хранителю, – щурит глаза мужчина, переводя взгляд с лица парня на его трещащие пальцы, – подумай сам, тебе же будет легче, под твоим присмотром останется лишь один человек, не нужно будет распыляться. А после того, как Ёнун вернётся в Анъян, он уже не будет твоей заботой. – Хочешь сказать, уже в конце этого месяца он вернётся под опеку Александра? – Чонсу хмурится и поднимает глаза на старшего. – Вероятнее всего… Да прекрати наконец! Бесишь! – не выдержав, вспыхивает Хичоль, повышая голос и открывая крылья, отчего младший вздрагивает и перестаёт высекать искры. – Извини. – Пока точно ничего сказать не могу, время покажет, – глубоко вдохнув, чтобы восстановить душевное равновесие, Хичоль натянуто улыбается, разряжая атмосферу, встаёт с крутящегося кресла, показывая тем самым, что разговор закончен, и прижимает крылья к спине, мотнув головой, чтобы хвост лёг на плечо. – Может, останешься? Сегодня у нас намечается маленькое огненное шоу, я пригласил артистов, будут новые акции на алкоголь. – Откажусь, мне рано утром на службу, да и огненное шоу я вижу чуть ли не каждую ночь, – Чонсу тоже встаёт, улыбается уголком губ, и протягивает старшему руку для прощального рукопожатия, – хён, если узнаешь что-то ещё, сразу свяжись со мной. – Разумеется. До скорого. Понимая, что лето подходит к концу, а значит, и его покровительство над Ёнуном тоже, Чонсу ловит каждую малейшую возможность побыть с ним наедине и просто поговорить, дотронуться, обняться, или даже поцеловать. В двадцатых числах Канин едва ли не переезжает в дом ангела – его вещей в квартирке становится больше, почти каждый вечер он остаётся у старшего с ночёвкой, даже коллеги на работе заметили, что частенько они стали вместе приезжать на работу и общение у них стало тёплым, свойским. Больше не было грубостей и колкостей, никаких ссор, редко Ёнун мог препираться с Чонсу по своей природной вредности, но быстро остывал, видя опасную искорку в глазах ангела и слыша одно-единственное грозное "выселю". Пару раз приходилось допоздна засиживаться на работе за написанием отчётов и составлением дел, и в такие вечера уже Канин пользовался отсутствием посторонних в кабинете, бессовестно приставая к Чонсу. – Ты отстанешь от меня сегодня или нет? – мученически вздыхает ангел, шевеля распластанными по полу крыльями и мягко отталкивая склонившегося над ним мальчишку. – Я такими темпами отчёт не закончу. Сегодня они с Миён раскрыли трёхдневное дело с утопленником, найденным на окраине города, и Ча Хиджун потребовал предоставить ему отчёт по этому делу завтра же утром, поэтому Итук, как благородный мужчина, отправил Миён домой, аргументируя это тем, что у неё есть семья, и сказал, что с отчётом разберётся сам. А тут Ёнун, узрев в этом возможность побыть лишний раз наедине, остался вместе с ним, сказав, что поможет с отчётом, а сам, едва завершив собственный отчёт по квартирной краже, подошёл к мужчине, нагло крутанул его кресло, разворачивая старшего лицом к себе, и, наклонившись, присосался к его губам, втягивая в откровенный поцелуй. К слову, уже шестнадцатый за сегодня, ангел лично считал. – Я же вижу, тебе нравится, – Канин довольно лыбится, опираясь руками на подлокотники кресла, и прогибается в спине для удобства, глядя в карие глаза Чонсу. – Только мы всё ещё на службе, не забывай. И чем быстрее я закончу отчёт, тем скорее мы поедем домой. – Можно остаться у тебя? – Ты уже две недели у меня гасишься, какой смысл спрашивать? – Итук улыбается в ответ и кладёт левую руку поверх руки юноши. – Просто у меня осталась всего неделя практики и я не хочу зря потерять это время, – понижая голос, Ёнун снова приближается, чтобы украсть очередной поцелуй, но ангел упирается правой рукой ему в грудь и, сощурившись, смотрит в глаза. И оказывается прав в своей догадке – в этой фразе есть скрытый подтекст, который он прекрасно слышит в мыслях мальчишки. – Повторюсь, я не буду с тобой спать, – строго осаждает его Чонсу, – мы это уже проходили. И не провоцируй пожалуйста, у меня всё равно бесконечный запас терпения. – Тем не менее ты реагируешь на меня, – хитро ухмыляясь, парирует юноша, и склоняется всё ближе, несмотря на сопротивление старшего, устремляя взгляд на его покрасневшие от поцелуя губы. – Физиологию никто не отменял, ты бы должен это понимать, – Чонсу грубо отталкивает от себя студента, чтобы не позволить ему поцеловать себя снова, и вдобавок чувствуя, что двое Стражей, приставленных к ним для защиты, сейчас усиленно наблюдают за ними. – А знаешь, езжай-ка ты домой, вот прямо сейчас. Я закончу отчёт и приеду. Только окно в спальне не закрывай. С пару секунд посмотрев в глаза мужчины, Ёнун понимает, что ангел серьёзен как никогда, и даже чуточку раздражён, а потому выпрямляется, фыркает, и подходит к своему столу, чтобы взять свой сотовый и снять ветровку со спинки кресла. Без лишних вопросов он идёт к вешалке, стоящей в углу кабинета, засовывает руку в карман куртки Чонсу, выуживает оттуда связку ключей с брелоком в виде четырёхлистного клевера, бренчит ими, чтобы обратить на себя внимание хёна, и улыбается. – Увидимся дома? Я приготовлю ужин. В ответ Итук кивает, улыбаясь краешком губ, и тут же отворачивается обратно к монитору, продолжая печатать, чтобы поскорее закончить внушительный по размерам отчёт, который он мучает уже полтора часа. Выйдя из полицейского участка, Ёнун натягивает свою тёмно-синюю ветровку, ёжась от сильного ветра, тут же забравшегося под лёгкую белую рубашку, кладёт ключи в правый карман и, прикрыв глаза, вдыхает полной грудью. Приятно пахнет нагретым за день асфальтом, какими-то цветами, едой из ресторана поблизости, влажностью и вечерней прохладой. Кажется, будет дождь, вон и тучи надвигаются с пока ещё светлого горизонта, а значит, ехать на автобусе резона нет – он успеет добраться до квартиры Итука пешком до того, как земли коснутся первые капли, а даже если и попадёт под дождик, то это не станет трагедией. Перейдя главную улицу, кишащую машинами в такое, казалось бы позднее время как восемь часов вечера, юноша сворачивает в узкие улочки района I-dong и не спеша гуляет по ним в направлении дома ангела, периодически натыкаясь на крупные людные улицы. Душу переполняет счастье от того, что сейчас он, как верный любящий муж, идёт домой, чтобы приготовить вкусный ужин, дождаться своего мужчину с работы, а потом набраться смелости и совершить-таки главную глупость, ссылаясь на то, что у них осталась последняя неделя до его отъезда домой. Нужно только в магазин зайти по пути. И успеть душ принять до возвращения Чонсу. И красивые трусы надеть. Надо же, в конце концов, чем-то соблазнять эту крылатую ледышку. Радует уже хотя бы то, что Итук больше от него не шарахается, не игнорирует, и не отталкивает, как раньше, а относится с нежностью, вниманием, и лишь иногда строгостью, чтоб мальчишка не расслаблялся. Вот интересно, а как их отношения будут складываться потом, когда начнётся учебный год? Чонсу будет к нему приезжать? Анъян ведь всего в часе езды на машине от Ансана. Будут ли они созваниваться? В следующем году летняя практика ему гарантирована именно в этом отделении полиции, а значит, он снова проведёт всё следующее лето рядом со своим ангелом, и глубоко плевать, что его собственный Хранитель будет против. И, возможно, в следующем году Чонсу всё же сдастся и назовёт его своим парнем? Ну ведь не бесчувственный же он, раз тело реагирует на его близость. А что скажут родители, если узнают, что их сын, будущий полицейский, опер, влюблён в мужчину? И не просто в мужчину, а в самого настоящего ангела с огромными пепельными крыльями за спиной. Впрочем, лучше им не знать… А то тётушка Хасон с бабулей Джан с него живого потом вообще не слезут, как и с Чонсу – он попросту прицепом пойдёт. По всем улицам загораются фонари, и Ёнун вскидывает голову, чтобы посмотреть на обычный жёлтый фонарь, под которым висит камера наблюдения. Вот уж точно – полиция ВСЕГДА на страже правопорядка благодаря этим камерам, там же точно кто-то круглосуточно сидит, наблюдая даже за этими мелкими улочками. Скучная, должно быть, работа… Не дай бог на такую попасть, хотя кому-то из его друзей в академии не повезло. На нос приземляется первая капелька дождя. Надо поторопиться, осталась всего пара поворотов, там магазин, и ещё несколько метров до дома. Ёнун ускоряет шаг, перебирая в мыслях все известные ему рецепты, чтобы скомбинировать их и придумать самый вкусный ужин для своего ангела, определяется с безумно вкусным рамёном по рецепту мамы, и уже практически бежит по улочкам, окрылённый предвкушением хорошего вечера, но резко останавливается, услышав позади какой-то шорох. Он быстро оборачивается и замирает, прислушиваясь. По всей улице, освещённой фонарями, никого, даже бездомных котов нет, и из окон никто не выглядывает. Показалось что ли… Нахмурившись, Канин сжимает в кармане связку ключей, перестраховываясь на случай, если вдруг придётся драться, и ещё раз осматривает улицу. Пусто. Точно показалось. Фыркнув, юноша облегчённо выдыхает, разворачивается, чтобы продолжить свой путь, но вздрагивает и весь разом покрывается мурашками, сдержав испуганный вскрик, едва не столкнувшись со стоящим всего в метре от него демоном. От неожиданности он резко вдыхает, плечи подпрыгивают вверх, сердце обрывается, и рука сильнее сдавливает связку ключей, что причиняет секундную боль. Внешность демона мгновенно запоминается: совсем маленькие чёрные рожки слегка выбелены сверху, будто их опылили краской, кости на кожистых чёрных крыльях тоже имеют белое напыление, белоснежные волосы, зализанные назад гелем, тёмная одежда, слишком пухлые губы и разные глаза – один медово-карий, другой почти чёрный. Ёнун уже хочет заговорить с ним, следуя своему любопытству и долгу Проводника, однако демон резко вскидывает левую руку вверх, останавливаясь на уровне лица мальчишки, и в следующую секунду Канин падает на землю без сознания, сильно ударяясь головой о нагретый солнцем асфальт. Последнее, что остаётся в памяти – красивое золотое сплетение, золотые завитки, сделанные из тоненьких косичек, и большой, круглый, зелёный камень в центре, похожий на малахит, источающий свечение. А после… яркая белая вспышка… *Ханча – китайские иероглифы, используемые в контексте письменности корейского языка. Письменностью ханча активно пользовались в Древнем Чосоне, до изобретения Королём Седжонгом корейского алфавита "хангыль", которым вся страна пользуется сейчас. Однако, когда был изобретён хангыль, все короли и знать продолжали пользоваться письменностью ханча, считая её "высшим" языком, на хангыле же писали простые люди. Сейчас письменность ханча используется только для записи слов, имеющих китайское происхождение.