Жизнь с ангелом

Ёнун медленно открывает глаза и хлопает ресницами, привыкая к свету. Косой белый потолок, светлые деревянные балки, яркие акварельные картины на стене, висюльки с прозрачными стёклышками-бусинами, и причудливая тень, образовавшаяся от узорной шторы. Квартира Чонсу. Его комната. И здесь пахнет яблоками, значит, мужчина где-то поблизости. Юноша морщит нос, немного ёрзает, анализируя своё состояние, и поворачивает голову, чтобы осмотреть комнату: в самом дальнем углу справа, в светлом кремовом кресле сидит Итук, сильно сгорбившись, поставив локти на колени и устроив подбородок на скрещённых пальцах. Он смотрит в одну точку, строго перед собой, на белый ковёр, одет в белую домашнюю футболку и чёрные штаны, между бровей залегла тревожная складка, и крылья напряжённо приподняты – думает о чём-то, у него всегда при глубоких раздумьях крылья непроизвольно поднимаются, а судя по лицу, думает он явно о чём-то серьёзном. Ангел нервно дрыгает ногой, постукивает большим пальцем по тыльной стороне ладони, на кончиках маховых перьев скопилось статическое электричество, потрескивающее при движении, и вены на руках слишком вздулись, не говоря уж о венах на шее. Ёнун впервые видит его настолько загруженным, даже на работе Чонсу таким никогда не был… Возжелав перевернуться, чтобы ненавязчиво привлечь к себе внимание, Канин медленно двигается, меняя положение, но вдруг голову пронзает резкая колющая боль, от которой он, не сдержавшись, стонет, крепко зажмуриваясь. Замерев, юноша тяжело дышит, шумно пыхтя через нос, терпя мучительные импульсы, пронизывающие голову, и стонет ещё раз, когда его отпускает. Услышав приглушённый голос мальчишки, Чонсу наконец приходит в себя. Он резко вскидывает голову, смотрит на ёрзающего в кровати Ёнуна, выпрыгивает из кресла, едва не снеся вазу с тюльпанами со столика, и, треща крыльями, наполненными статикой, подходит к кровати и садится на её край, сразу прикладывая ледяную руку ко лбу младшего. – Не шевелись, – с улыбкой мягко шепчет ангел, – тише, тише. У тебя лёгкое сотрясение мозга, нельзя резко двигаться, иначе потеряешь сознание снова. Итук улыбается ласково, искренне, и смотрит с какой-то странной нежностью и заботой, что уже само по себе странно. – Рука холодная, – хрипит Ёнун, удивляясь звучанию собственного голоса. Когда он успел так сильно охрипнуть? Или это ото сна? Ангел на секунду отнимает руку от головы юноши и тот с удивлением смотрит на покрытую льдом, парящую от разницы температур ладонь мужчины. Чары, без них сейчас было бы совсем плохо. Он возвращает ладонь обратно на лоб, поправляет крепко обхватывающие голову бинты, и укрывает мальчишку правым крылом, перед этим стряхнув лишнюю статику. – Крылья мои видишь? – Конечно вижу, сдурел что ли? – Хорошо. Ты что-нибудь помнишь? Канин хмурится, смотрит в потолок и силится вспомнить вчерашний день. Служба, Чонсу, разговор, поцелуй, вечерняя прогулка по улицам до дома, фонари… И демон. С большими такими крыльями, рожки были маленькие, блондин, одежда вся чёрная, и ещё камень какой-то. Зелёный. Итук без труда проникает в его мысли и видит обрывочные картинки-воспоминания, для себя восстанавливая полную картину вчерашнего дня, но держит маску, чтобы не показать своих эмоций от увиденного. – Помню какого-то демона. И красивый зелёный камень, круглый, с золотом вокруг, – он бегает глазами по потолку, стене с картинами, стеклянным бусинам, и наконец смотрит на ангела. – А что со мной было? Голова раскалывается… – Я нашёл тебя на улице без сознания и принёс домой. Думаю, ты упал, ударился головой, здесь, справа, почти виском об асфальт, – Чонсу показательно обводит повреждённую часть головы, где на месте раны по белому бинту расползлось алое кровавое пятно, – получил сотрясение, и, соответственно, потерял сознание. – А демон? Я демона видел. – Никого не было, Ёнун-а, – ангел перемещает заледеневшую руку со лба на щёку, смотря, как младший закрывает глаза, расплываясь в довольной улыбке. – Тебе показалось. – Возможно… Но я камень помню ещё, круглый, зелёный, был похож на изумруд с разводами. – Я нашёл только тебя, – ласково поглаживая чуть колющуюся щетиной щёку, улыбается Чонсу, – никаких сущностей, людей и вещей рядом не было. Только ты. Ёнун в ответ хмурится, всматриваясь в карие глаза мужчины, пытаясь понять, правду он говорит или же врёт, однако прочитать его эмоции не может, на его лице лишь нежность и странное, непривычное счастье. Но ведь он совершенно точно помнит, что видел демона. Да, он мог улететь к тому моменту, как Итук нашёл его, и, возможно, тот демон и был причиной потери сознания, вот только на кой он, самый обычный человек, сдался какому-то демону? Странно всё это. Ещё и поведение Чонсу… совершенно ему не свойственное… Видя, что юноша о чём-то задумался, ангел отнимает ладонь от его щеки, засовывает её под одеяло, шарит, находя правую руку Ёнуна, обхватывает запястье, из-за чего тот вздрагивает, почувствовав противный холод на руке, и вытаскивает её из-под одеяла, поворачивая венами вверх. Мальчишка ёжится, старается вывернуть запястье из ледяной ладони хёна, однако он держит крепко, а левой рукой ещё и поддерживает локоть, чтоб Канин не мог согнуть или вырвать руку. На секунду поджав губы, Чонсу внимательно рассматривает красивую, сделанную с таким рвением татуировку Проводника, расположенную по всему предплечью, едва не до запястья, и осторожно проводит по ней кончиками пальцев, практически не касаясь. Наверное, ему было больно её делать… Кожа давно зарубцевалась и зажила, мест, где краска залегла глубже всего, почти не видно, вместо этого остался только ровный контур и равномерная чёрная заливка в самых тёмных частях рисунка. Проводник. Официально. Самая простая татуировка глаза говорит о том, что этот парень способен видеть два других мира, скрытых от глаз обычных людей. Это его преимущество. Или его проклятье… Чонсу отрывается от созерцания татуировки, всего секунду смотрит на юношу, улыбается, показывая, что всё хорошо, снова опускает глаза на тату, крепче сжимает его запястье, заносит правую ладонь и медленно, не касаясь, ведёт ей над рукой Ёнуна от предплечья до запястья. Ладонь мужчины сияет лёгким белым светом, а всё, что Канин чувствует, это приятное тепло на коже, будто её греет обычный лучик солнца. Улыбнувшись, младший закрывает глаза, расслабляясь на мягкой постели, посмеивается от едва ощутимой щекотки и покалывания, однако, открыв глаза, шокировано открывает рот и теряет дар речи. Татуировки нет. Совсем нет. Татуировки, которую он так хотел всю жизнь сделать! Вообще ни следа! Будто ни одна игла с краской никогда не касалась его кожи! В душе мгновенно поднимается волна негодования, нарастая с каждой секундой, как снежная лавина, вот только все мысли, кроме нецензурных, мгновенно испарились, а язык онемел. Хватая ртом воздух, как рыбка, выброшенная на берег, Ёнун смотрит то на Чонсу, то на свою, теперь уже абсолютно чистую, руку, лихорадочно соображая, что сказать, а ангел, зная, о чём тот думает, наклоняется, и оставляет поцелуй на его запястье, игриво улыбаясь. – Ты… ты… – захлёбываясь воздухом, пытается что-то сказать юноша. – Ты нормальный?! Знаешь, как больно было её колоть?! Я полдня просидел в кресле и меня протыкали иголкой! Пак Чонсу!!! Верни! Верни её немедленно! Я как буду Проводником без опознавательного знака?! Хичоль меня из реестра выкинет! Верни быстро, ПТИЦА!!! Истерику прерывает очередная вспышка боли, пронзившая разбитую голову, и Канин, зажмурившись, вымученно стонет, переживая болезненную пульсацию, долбящую, кажется, прямо в мозг. – Ммм… Ненавижу тебя, придурок… – И я тебя люблю. – Сам же… подарил… урод… – Я совершил ошибку, сделав тебе такой необдуманный подарок, – Чонсу проводит ладонью над лбом мальчишки, видя, как тот мучается, и Ёнун наконец может открыть глаза, не корчась от боли, – но сейчас я свою ошибку исправил. Пожалуйста, пообещай, что больше никогда не сделаешь подобной татуировки. – Ещё чего. Я Проводник. У всех Проводников есть татуировки, у меня тоже должна быть, иначе Хичоль выбросит меня из реестра и весь мой дар отправится коту под хвост. – Ёнун, – из-за неформального обращения, да ещё и без использования дополнительно-уважительных окончаний к имени, юноша напрягается, – ради меня. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы у тебя были татуировки. И, надеюсь, я имею право этого требовать? Хотя бы на основании того, что я твой мужчина, а ты мой парень. Итук открыто улыбается, от чего у него на щеке появляется очаровательная ямочка, повыше перетаскивает правое крыло, которым придавливает к кровати мальчишку, и наблюдает удивлённо-радостное выражение на его лице. Он прекрасно понимает, что сейчас даёт ему надежду, но иначе, кажется, Ёнуна не убедить. Хотя играть на его чувствах… низко для столь светлого создания природы. – Ты серьёзно? – Вполне. И хотя теперь я уже не твой Хранитель, – ангел с улыбкой вздыхает, шевеля левым, разложенным по ковру крылом, – но позабочусь о том, чтобы мой любимый человек не вылетел из реестра Проводников Хичоля, раз уж для тебя это так важно. – Спасибо, хён, – юноша благодарно улыбается и ёрзает на кровати, мгновенно забывая о татуировке. В данной ситуации потеря с таким трудом полученной татуировки ничто, главное – Чонсу наконец-то принял его и согласен на отношения! Хотя теперь и не его Хранитель. Видать, Александр оказался слишком настойчивым, раз смог отбить его обратно. – Я пойду приготовлю нам что-нибудь. Тебе помочь встать? Дойти до ванной? – Итук встаёт с кровати, напоследок погладив руку младшего, и встряхивает крылья. – Можно мне ещё чуть-чуть поваляться? Я потом сам схожу помоюсь. – Хорошо. Одежду мою возьми. Подмигнув мальчишке, ангел разворачивается и выходит из спальни, направляясь на кухню, слушая радостные мысли в его голове. А у самого душу выворачивает наизнанку и сердце рвёт на части. Он всегда был на правой стороне, всегда справедлив, горд, и, что главное, честен. А сейчас он попросту вынужден вести себя так, делать вид, что он счастлив, улыбаться, называть Ёнуна своим парнем и говорить, что он ответно любит его. Это сложно. Да вообще с чужими чувствами играть сложно. И грешно, раз уж на то пошло. Но увы, другого выхода пока нет. С тяжёлыми мыслями Чонсу готовит обед, передвигаясь по кухне как сонная муха, создаёт маленький столик и ещё один стул на лоджии, красиво расставляет тарелки, и усаживается в своё любимое кресло, подгибая ноги. Ёнун только что еле-еле проплёлся в направлении ванной комнаты, поэтому в его распоряжении есть ещё как минимум полчаса, которые мужчина решает потратить на полёт, чтобы развеяться, и на всякий случай оставляет на столе рядом с тарелками записку: "улетел по делам, скоро вернусь, начинай без меня". Распахнув окно в спальне, ангел выпрыгивает из него, сразу взлетает высоко в небо, скрываясь за облаками от чужих глаз, и берёт направление на Сеул, прикидывая, за какое время успеет слетать туда и вернуться обратно домой. Голова тяжёлая, от мыслей не избавляет даже пьянящее чувство лёгкости и свободы, которые приходят с каждым полётом, и холодный ветер, свистящий в ушах и залезающий под лёгкую домашнюю одежду, не приносит привычной радости. – А, я ждал тебя! – почувствовав приближение Чонсу, выплывает из своего кабинета Хичоль, волоча по полу длиннющий подол классического жёлтого… кимоно что ли? Халатом это одеяние вряд ли язык повернётся назвать. И притом на удивление свежий после рабочей ночи, только глаза чуть красные. – Правда, не в таком вольном стиле, – он скептически поднимает правую бровь, окидывая друга оценивающим взглядом, и тому становится даже чуточку стыдно за свой слишком домашний вид. – Я уже наслышан о событиях вчерашнего вечера, Минхо сразу прилетел ко мне. – Где артефакт? – Уже у Совета Старейшин. Он помнит что-нибудь? – Только лицо демона, смутно. Я подотру его воспоминания, очень скоро он забудет о нём, – не глядя на охранников и двух девушек, убирающихся в зале, Чонсу раздражённо взмахивает крыльями, подходит к ближайшему дивану и плюхается на него, шумно выдыхая. – Что… со мной? – он поднимает глаза, полные надежды, на усевшегося рядом Хичоля, и всем телом напрягается, готовясь услышать ответ. – Я всё нашёл, узнал и оплатил, – довольно улыбается Хиним, изящно закидывая ногу на ногу, прикрывая их подолом своего кимоно, и вальяжно расправляет огненные крылья по сиденью и спинке дивана, – кстати, будешь должен семьсот пятьдесят тысяч*. И с работой всё решено. А поскольку Чонмо отправится вслед за тобой, то он позаботится обо всех документах. Тоже, видишь ли, решил пораньше сменить место жительства. – Спасибо, хён. Деньги отдам в течение месяца, ты знаешь. – Отдашь как сможешь, – по-доброму ухмыляется Хичоль, – главное не тяни, у тебя всего два дня на подготовку. Ответом ему служит согласный кивок и поджатые губы. – Держи, – старший засовывает правую руку в незаметный с первого взгляда карман, долго шарит, звеня чем-то, и наконец вытаскивает связку ключей с маленькой, свёрнутой вчетверо бумажкой, вручая их Чонсу, – адрес и ключи, найдёшь сам, в случае чего звони или лети прямо ко мне. Всё, тебе пора возвращаться, лети. И переоденься, ради всех святых, ты же старший инспектор полиции, а не школьник на прогулке. – От японской гейши слышу, – фыркает Итук, крепко сжимая в левой руке ключи и бумажку с адресом, правой крепко жмёт протянутую ладонь мужчины, и поднимается с дивана, собираясь последовать совету хёна и лететь домой. – Будь на связи! – бросает напоследок Хичоль, и Чонсу машет ему на прощание крылом, натянуто улыбаясь. По возвращении домой он застаёт Ёнуна сидящим в его кресле на лоджии, в окружении влажных, опрысканных цветов и солнечного света, приглушаемого шторами. Он с удовольствием, закатывая глаза, поглощает приготовленный им обед, да ещё и с такой скоростью, будто не ел как минимум три дня. Видимо, сильный удар головой повлиял, юноша провалялся без сознания больше тринадцати часов, не удивительно, что он так голоден. Или дело в том, что с ним произошло уже после потери сознания? – Притормози, подавишься, – смеётся Чонсу, заходя в стеклянную комнатку. – Это безумно вкусно, хён! – шамкает в ответ Канин с набитым ртом. – А где ты был? – Разбирался с рабочими моментами. Зачем снял бинты? – ангел, мягко ступая по деревянному полу, подходит ко второму креслу, которое сам же создал чарами, садится в него, расправляя крылья по полу, и затемняет все стёкла, защищаясь от солнечных лучей, поскольку толку от штор ноль, разве что свет рассеивают. – Я мылся… И зачем ты меня перебинтовал? На мне ни царапины! – младший показательно тычет пальцем на свою голову, где действительно нет ни одного, даже малейшего синяка, хотя вчера вся правая сторона его головы была окровавлена и рядом с виском зияла крупная рана с рваными краями. – Это сейчас ни царапины. А вчера у тебя чуть было черепушка надвое не разошлась, – грубо отвечает Итук. Конечно, это преувеличение, однако отчасти всё же правда: в месте удара череп мальчишки действительно получил небольшую трещину, и только магия ангела его спасла. Ёнун выпучивает глаза, смотря на старшего, медленно сглатывает, и откладывает палочки. Есть не перехотелось, а вот в глазах от услышанного на секунду потемнело. – Не думай об этом, ешь, – видя состояние Канина, Чонсу ухмыляется. – Сегодня у нас выходной. Господин Ча, узнав, что вчера я нашёл тебя на улице, сказал, чтобы я позаботился о тебе, а Миён с Сынхёном отработают за нас. Этот день мы можем провести как захотим, вечером я отвезу тебя в общежитие, завтра на работу. – Мне нельзя у тебя остаться? – Нет. – Почему? – Ёнун складывает брови домиком и округляет глаза, что выглядит одновременно и мило, и смешно – с его-то типично мужским, не умилительно-пухлым лицом, как у всех этих милых мальчиков в фильмах. – Потому что на эту ночь у меня есть планы. И ты в них не входишь, – ангел закидывает ногу на ногу и сцепляет пальцы в замок, склоняя голову набок, закрывая глаза косой пепельной чёлкой. Младший хмурится и опускает глаза, а Чонсу прекрасно слышит его обиженные мысли и догадки вроде "а, девушку нашёл". – Всё об одном думаешь, как типичный подросток. Дело личного характера, уважай это пожалуйста. И знай, что делаю я это ради тебя. Сжав губы в полоску, Канин кивает, опуская глаза, затем берёт ложку и продолжает поглощать вкусный овощной суп, до сих пор сохранившийся горячим благодаря ангельским чарам. Оставшийся день они тратят на прогулку по городу: посещают художественную галерею и прилегающий к ней сад, идут в парк Nojeokbong полюбоваться водопадом, и заканчивают вечер в парке фонарей, прогуливаясь по узким дорожкам, под освещёнными маленькими огоньками арками. Вернувшись в квартиру Чонсу, Ёнун по его просьбе собирает все свои вещи, оставленные там ранее, они вместе ужинают в ближайшем от дома щикданге, и мужчина, как и обещал, на патрульной машине везёт донсена в его общежитие. – Не опаздывай завтра, хорошо? – нежно улыбается Чонсу, крепко обнимая прильнувшего к нему юношу. – Угу, – согласно мычит Ёнун, затем оглядывается по сторонам, проверяя, есть ли здесь люди, и, приподнявшись на носочках, быстро целует ангела в губы, – до завтра, хён. – Увидимся, – он шутливо треплет ему волосы и отпускает, наблюдая, как мальчишка с его спортивной сумкой в руках взбегает по ступенькам и исчезает за стеклянной подъездной дверью. Едва дверь закрывается, на первый взгляд искренняя улыбка с губ ангела тут же исчезает, на смену ей приходят нахмуренные брови и сжатые зубы. Чонсу резко разворачивается, садится в машину и давит по газам, выезжая с парковки студенческого общежития. Дорога до дома занимает всего пятнадцать минут; в свою комнату мужчина попадает через окно, взлетая на шестой этаж, он ступает по мягкому ковру и останавливается в центре спальни, складывая пепельные крылья. Вздохнув, мужчина окидывает взглядом свою спальню, идёт в гостиную, затем на кухню, и усаживается в кресле на лоджии, расправляя крылья. Щелчком пальцев он открывает створку окна на одной из граней потолка, и вдыхает полной грудью тёплый летний воздух, ворвавшийся с лёгким ветерком в стеклянную комнату, тут же смешавшийся с влажностью и ароматами цветов. Сердце мучительно сжимается… Будет трудно покидать этот дом. И этот город. Даже работу, надоевшую за столько лет. С Анъяном всё было иначе. Или это потому, что там он не успел ни к кому и ни к чему привязаться? А здесь, как ни крути, он прожил целых двенадцать лет, хотя для ангела это совсем не срок. Но в этом городе многое произошло – рабочие моменты, интересные дела, преступления, связанные с его миром и с миром демонов, памятные встречи и ночи. И этот год. В особенности, прошлое и нынешнее лето. Удивительно, сколько проблем, ненависти, энергии, и счастья может принести всего один человек. И расставаться с ним будет больнее всего. А ещё ужасно не хочется оставлять эту квартиру. Здесь всё, что он создал сам: любимые картины любимого художника на всех стенах, ванная комната, для которой он так долго подбирал цвета и придумывал душевую кабину, коридор с приглушённым светом, уютный уголок в спальне, где на маленьком столике всегда стоят свежие тюльпаны, приятная взгляду кухня, и самое главное – любимая стеклянная комната с цветами, которые он вырастил сам, лично, трясясь над каждым маленьким росточком. Но придётся… всё это уничтожить. Посидев так десять минут, Чонсу, обтерев лицо руками, наконец резко встаёт и идёт в спальню, магией открывая все окна в доме. Создав для себя три больших чемодана, он складывает в них всю свою одежду из двух шкафов, стоящих в разных углах комнаты, проходится по ванной комнате, собирая средства гигиены и полотенца, закрывает лоджию, полностью разбирая её на молекулы и создавая на её месте обычное окно, выходит в коридор, щелчком пальцев закрывает чемоданы и, в последний раз осмотрев дом, заносит правую руку вверх, раскрывая крылья. Под воздействием магии стены, покрытые обоями и рельефной штукатуркой, облезают, возвращая старое покрытие, ковры испаряются и состариваются, картины исчезают со стен, шкафы темнеют и краска на них облезает, темнеют шторы и кафель в ванной, вместо душевой кабины появляется старенькая ванна, в прихожей появляется большой шкаф вместо обувной тумбы, и в последнюю очередь растворяются в воздухе большой фикус, стоящий в комнате, и напольная лампа в углу. Вот и всё. Завтра хозяйка квартиры даже не вспомнит, что здесь кто-то жил целых двенадцать лет, никаких контактов нет, а ключ от квартиры так и будет лежать под ковриком перед дверью. Патрульная машина возвращена на парковку перед полицейским участком, все упоминания и документы стёрты из базы внутреннего пользования, никаких копий и отпечатков пальцев, а за эту ночь все воспоминания и факты изменятся, Хичоль с этим не подведёт. За окном спальни слышатся громкие хлопки, а затем резкий стук деревянной рамы о стену. Чонсу оборачивается, складывая крылья, и смотрит на гостя, грациозно, будто кошка, обходящего лежащие теперь на голом полу чемоданы. – Ты готов? – Чонмо снимает с лица чёрную тряпичную маску, поправляет задравшуюся чёрную футболку, сдувает с глаз растрепавшуюся белоснежную чёлку, и шевелит огромными чёрными крыльями, красиво переливающимися в свете нимба. – Да, ты как раз вовремя, – на его глазах Чонсу одевается в белую майку, джинсы и любимую клетчатую рубашку, создавая одежду прямо на себе, и нервно зарывается рукой в пепельные волосы. – Вещи? – Перенесём, как только окажемся на месте. – Документы? – Займусь этим завтра. На регистрацию и проверку уйдёт максимум два-три дня, всё нормально. Чонсу понимающе кивает и в который раз осматривает свою квартиру, едва сдерживая эмоции и слёзы. Впервые так тяжело уезжать. И до безумия жаль все свои цветы… – Хён, – он останавливается на внимательно смотрящем на него Чонмо и вздыхает, хлопая глазами, чтобы избавиться от наклёвывающихся слёз, – прости меня за мою слабость… Прости, я… – Эй, забудь, – перебивает его старший, вскидывая правую ладонь, чтобы остановить предсказуемый словесный понос собрата, – всё нормально, понял? Забудь о прошлой ночи. Я всё ещё твой друг. Ты просто… забудь об этом, как будто ничего и не было, ладно? – Хорошо. Спасибо… – Давай, шевели перьями, пора лететь. Итук согласно кивает и смотрит, как мужчина, кивнув ему, разворачивается и, разбежавшись, выпрыгивает из окна, сияя нимбом уже по ту сторону. На секунду закрыв глаза, Чонсу ведёт головой, собирая себя в кучу, как делает это всегда на службе, и так же с разбегу прыгает в окно вслед за старшим, взлетая месте с ним как можно выше, чтобы сразу скрыться за облаками. Всего час полёта и вот они уже стоят у чёрного входа в пульсирующий музыкой и переливающийся неоновыми огнями "Чёрный Клевер". Чонсу остаётся ждать на улице, пока Чонмо берёт у Хичоля ключи от своей новой квартиры и получает инструкции, после они вдвоём идут до района Oksu-dong, где Чонмо с чистой совестью оставляет друга, и, взмахнув крыльями, улетает искать свой дом. Попрощавшись со старшим, Итук спускается чуть ниже по улице, останавливается, и, шевеля крыльями, поднимает голову, осматривая обычный маленький домик, в котором живёт подавляющее число коренных жителей Сеула. Стандартный. Судя по виду, был построен лет десять назад, ещё в начале девяностых. Что ж… деваться некуда, это сейчас единственное, что он может себе позволить. Хотя семьсот пятьдесят тысяч за квартиру в таком доме, мягко говоря, многовато. Открыв дверной замок ключами, полученными у Хичоля, Чонсу входит внутрь и щелчком пальцев зажигает свет, сразу осматриваясь. Впереди маленький коридорчик с невысоким порожком – стандарт для таких квартир, построенных по старому образцу, – справа жилая комната, впереди, напротив входной двери, ещё дверь, должно быть, уборная, и коридор налево, где, скорее всего, кухня. Квартира давно не жилая, здесь приличный слой пыли, застоявшийся воздух и полное отсутствие присутствия человека. Даже запах стоит затхлый… Не снимая кроссовок, Чонсу проходит в коридор, заглядывает в пустую комнату, где стоит только одна старая кровать и шкаф у стены, следом суёт нос в уборную, и напоследок в такую же пустую кухню, толком не оборудованную ничем, кроме древних шкафов и одной столетней газовой плиты. Да, работы предстоит много. Но это будет завтра. А пока ангел чарами убирает абсолютно всю пыль из квартиры, распахивает окна в спальне и кухне, и транспортирует три своих чемодана из квартирки в Ансане. На сегодня приключения закончены. Он не спеша умывается, колдует над кроватью, меняя старое нечто на привычную, мягкую, двуспальную кровать, на которой прекрасно поместятся оба его крыла в полный размах, переодевается в шорты и футболку, влезает в смешные тапки в виде то ли зайцев, то ли котов, затемняет окно в комнате, и укладывается спать, с удовольствием растягиваясь на свежей постели. Завтра начнётся новая жизнь. Во всех смыслах. Завтра будет обустройство квартиры, разбор вещей, прогулки по близлежащим улицам с целью изучить, просмотр свободных вакансий и выбор новой работы… А пока надо попробовать уснуть. И выбросить к чертям из головы все мысли о Ёнуне. *750.000 (семьсот пятьдесят тысяч) won – по нынешнему курсу примерно 41.000 (сорок одна тысяча) рублей.