Жизнь с ангелом

Следующим днём Кюхён освобождает от работы Чонсу и Хёкджэ, оставляя кофейню, хоть и с опаской, под ответственность Кибома, на что тот не без препирательств согласился, и, подготовив документацию, уезжает вместе с сущностями, на метро добираясь до станции Myeong-dong. По пути он созванивается с Рёуком и Донхэ, затем с Чонуном, чтобы спросить где их всех носит, и, получив одинаковые ответы "уже в пути", с чистой совестью топает дальше в обществе двух не затыкающихся ангелов. До чего же бесит их чириканье… Да и ладно бы просто разговаривали, так ведь нет, болтают на латыни! Видимо, специально, чтобы человек не понимал… – Вау, вот это простор! – выдыхает Хёкджэ, войдя в будущую кофейню. Он осматривается, вертя головой на все триста шестьдесят, но быстро покрывается мурашками, поскольку в здании прохладно. Помещение действительно расширили, снеся пару стен и оставив вместо них опорные колонны, сделали небольшое зонирование, отделив большой зал от нескольких уединённых уголков парой тонких перегородок, в высоком потолке полно дыр и из каждой свисают провода, специально проведённые под освещение, пол идеально выложен матовым тёмным паркетом и на нём меловая разметка под барную стойку. В стенах уже вырезаны дверные проёмы, совсем голые, огромные, через которые можно пройти в туалеты, на задний двор, в комнату стаффа, и установлена красивая деревянная лестница в подвал, где будет располагаться кухня. Сейчас осталась лишь отделка: покрасить стены, побелить потолок, отмыть пол и окна, а дальше установка дверей, барной стойки и мебели. А потом снова уборка... – Смотри, здесь даже можно летать! – светясь от счастья, Хёкджэ взмахивает крыльями, обдавая друзей своими лесными ароматами и ветром, и быстро пролетает от входной двери до стены напротив, останавливаясь возле неё и кашляя от огромного количества пыли, которую он же и поднял. – Фу, Хёкки! – морщится Кюхён, отплёвываясь от пыли, и грозно смотрит на ангела, мгновенно поджавшего крылья. – С чего начнём, босс? – с улыбкой от уха до уха спрашивает Чонсу, расстёгивая замок свободной ветровки. – Сможете наколдовать пару диванчиков, чтобы мы могли потом отдохнуть? И ещё нужна плотная плёнка укрыть пол, – он хмурится, окидывая взглядом освещённое солнцем помещение, и останавливается на старшем, – а я пока принесу краски и инструменты, дождёмся Рёука и начнём. Согласно кивнув, Итук тут же идёт к Хёкджэ, что-то говорит ему на латыни, и они вместе, встав плечом к плечу, начинают создавать несколько красивых мягких диванчиков, тогда как Кюхён уходит в небольшую комнатку, которая впоследствии станет комнатой стаффа, и потихоньку перетаскивает оттуда купленные ранее огромные банки краски, колеры, валики, и прочую мелочь, не упуская момента понаблюдать за ангелами. Они тихо общаются, Чонсу говорит спокойно, с улыбкой, а Хёк наоборот напряжён, сосредоточен, он с особой тщательностью крутит руками в воздухе, проговаривая непонятные слова, что наводит на мысль – кажись, старший просто его учит новым чарам, и даются они блондину явно нелегко. Впрочем, уже через десять минут в середине зала кругом выстраиваются симпатичные чёрные диваны, в середине круга образовывается низкий столик, и в углу огромной комнаты стоит новенькая металлическая стремянка. Кюхён успевает только переодеться в свою старую, оставшуюся ещё, наверное, со школы спортивную кофту, рваные джинсы, и развести в лотке белую краску, как в здание, громко хлопнув старой металлической дверью весом в тонну, входят Рёук с Йесоном, смеясь и щебеча на китайском языке, а следом за ними, спустя буквально пять минут, в кофейню влетает запыхавшийся Донхэ с фразой "хрен найдёшь это кафе". Пока Хэ переодевается, по просьбе Кюхёна взяв с собой рюкзачок с вещами, ангелы тоже быстро меняют одежду, создавая её прямо на себе с помощью чар, чем вызывают зависть у двух людей, и начинается самое веселье: Йесон, наколдовав колонки и плеер, ставит заводные, хоть и давно устаревшие, песни знаменитой группы ABBA, и все приступают к работе. Летать Кю категорически запретил, не желая задыхаться тут от пыли, которую поднимают сущности крыльями, поэтому первый час, пока он самолично отмывает пол, парни красят стены и потолок используя стремянки, но, как только Кюхён заканчивает, сущности все как один взлетают, поднимая знатный ураган. Вскоре Рёук убавляет громкость музыки, чтобы они могли общаться между собой, и уже через десять минут парни закатываются смехом, вспоминая и рассказывая друг другу и подопечным истории из своих прошлых жизней. Напрягает только один факт: разговаривают все, кроме Чонуна. Вернее, он так же открыто смеётся и дополняет истории, рассказанные Чонсу, тем самым случайно подтверждая, что ранее был знаком с ним, но ничего из своей жизни не вспоминает. Причём замечает эту деталь лишь внимательный и любознательный Донхэ, Кюхён же всецело поглощён покраской стены, построением планов и летающим под потолком мужем. Два часа спустя, идеально выкрасив весь потолок и одну из стен, парни, запыхавшись, падают на диваны, расплываясь на мягких сидениях. Хёкджэ очень быстро колдует несколько баночек с холодным сладким кофе, а Рёук, наперёд зная, что Кюхёну при физических нагрузках всегда больше хочется чая, пыжится и создаёт персонально для него белую кружку с ароматным жасминовым чаем, в котором плавают нерастаявшие льдинки. – У тебя вчера был секс? – ни капли не стесняясь, да и вроде все свои, смехом спрашивает Хёкджэ у Чонсу, прикрывая удивившегося Донхэ своим левым крылом и закидывая ногу на ногу. Не ожидав такого вопроса, Итук сперва теряется, замолкает, хлопает большими подведёнными глазами и приоткрывает рот. Какого чёрта он спрашивает?! Во-первых, это личное, чтобы обсуждать в компании, во-вторых, интимная тема – табу в Корее, это знают все, а в-третьих… какое ему дело? Однако ангел, спохватившись, по старой привычке натягивает на лицо маску безразличия и скептически поднимает правую бровь. – Ты в конец обнаглел спрашивать такое у хёна? – Что, самому секса не хватает? – защищая Чонсу, подмигивает блондину Кюхён, и смеётся, глянув на покрасневшего Донхэ. – Постеснялся бы. Где твоё воспитание? – Чонсу-хёна просто крылья и запах выдают, – хихикает Рёук, отпивая кофе из баночки. – Хреново чуешь, малыш, – не стесняясь в выражениях, лыбится Итук, салютуя младшему банкой. – Эй! Ты на чьей стороне! – в шутку вскрикивает Кю и пихает мужа локтем, отчего тот заходится в смехе. – Йесон-а, – парень переводит взгляд на окончательно ушедшего в себя чёрного ангела, привлекая его внимание, – ты чего такой задумчивый? – Боится, что жена залетела, – бесцеремонно заглянув в мысли старшего, за него отвечает Рёук, ловя на себе испепеляющий взгляд чёрных, как ночь, глаз, – у неё сегодня обнаружилась задержка. – И что? – искренне удивляется Донхэ. – Дети – это же так здорово! Поздравляю, хён! – Я бы на твоём месте сейчас молчал, – намекающе говорит Чонсу, глядя на Хэ, а следом на Хёкджэ, чтоб и тот не вздумал лишнего брякнуть. – Почему? – хмурится Кюхён, не понимая такого предостережения старшего, и смотрит на медленно закипающего чернокрылого ангела. Ух, он ещё сильнее похож на демона, набираясь злости… Почему так реагирует? Ведь ребёнок – действительно радостная новость, особенно для женатой пары, да и Йесон сам по себе существо, вроде как, доброе и заботливое, это Кю успел узнать за те несколько месяцев, что они работали вместе, почему же мужчина тогда… совсем не весел? – Ему было запрещено жениться, а уж детей иметь тем более нельзя, – пожимает плечами и крыльями Вукки, не обращая внимания на сгустившуюся ауру чёрного друга, и мило улыбается Кюхёну. – Что за глупость? Я не понимаю… – А он Страж, – всё таким же будничным тоном, делая глоток из жестяной баночки, вещает Рёук. – Ещё одно слово, – тихо, вкрадчиво, словно самый настоящий демон, угрожающе говорит Йесон, приоткрывая чёрные, переливающиеся в солнечных лучах крылья, – и ты всю оставшуюся жизнь проведёшь в качестве падшего ангела. Capisci? Его угроза и так выглядела внушительно, по после последнего слова, – итальянского, старого, давно не используемого слова, – Рё весь покрывается мурашками, ёжится, улыбка сползает с его губ, и он весь сжимается, будто пружина, затравленно глядя в чернющие, бездонные глаза старшего. – Так, ну всё, закрыли тему, – громко прерывает эти переглядки Чонсу, уже заметив в глазах Кюхёна опасный огонёк, а в его мыслях сильное желание наехать на ангела, защищая своего мужа; старший вскакивает с дивана и со стуком ставит недопитую баночку кофе на низкий столик, разряжая атмосферу, – работаем! Хорош прохлаждаться! – А что значит "страж"? – почти шёпотом спрашивает у Хёкджэ Донхэ, поднимаясь с диванчика вслед за своим Хранителем. – Потом объясню, – натянуто улыбается блондин, и, приобняв подопечного за плечи, ведёт его к голой стене, возле которой оставил лоток с краской. Через полчаса аура Чонуна перестаёт быть такой давящей, и общение более-менее восстанавливается. Снова прибавив громкость в колонках, парни приступают к другим стенам, аккуратно, при этом пританцовывая в такт очередной заводной песне, окрашивая выровненную отштукатуренную поверхность. Кюхён, тяжело дыша с непривычной физической активности, всё чаще поглядывает на сущностей, которые в конец обнаглели и, забив на начальника, по полной программе используют свои чары, заставляя едва ли не сотню валиков одновременно красить стены и, на второй раз, белить потолок. Около пяти часов вечера они заканчивают покраску, доведя до идеального состояния огромный зал и маленькие прилегающие комнатки, оставили нетронутым только будущую кухню этажом ниже, и, закрыв все банки с красками и замочив валики и кисти, перемещаются в ближайший щикданг поужинать. Грязные, заляпанные краской и пропахшие ацетоном, парни громкой кучей вваливаются в традиционное заведение, усаживаются на пол за низким деревянным столиком, еле устраивая все свои крылья, и заказывают целую тучу разнообразных блюд и выпивки, а после делят общий счёт на всех. То есть как на всех… Разумеется, за Рёука платит Кюхён, и, что всех удивляет, за Хёкджэ платит Донхэ, комментируя это многообещающим "ночью отработаешь", после чего парни закатываются смехом. За дружеской беседой и обсуждением предстоящей совместной работы они не замечают как пролетает время, и выползают они из щикданга, сытые и пьяненькие, только в десять часов вечера. – М-м-м, у меня крылья затекли, – хнычет Рёук, выходя на улицу, полной грудью вдыхая наполненный влагой тёплый воздух и приоткрывая крылья, чтобы их размять после такого долгого нахождения в сложенном виде. Кюхён, улыбаясь, подходит к мужу и, приобняв его за плечи, звонко чмокает в щёку, отчего тот морщится и отворачивается – от младшего жутко разит перегаром, рядом с ним дышать невозможно. А ангелу сегодня с этим алкоголиком ещё и спать рядом… – Такая же петрушка, – стонет Чонсу, раскрывая правое крыло с громким хрустом суставов, чем привлекает к себе внимание Хёкджэ и Чонуна. – Оу… Стареешь что ли? – хмурит ровные брови и ухмыляется Йесон, на что в ответ Чонсу практически убивает его взглядом. Кто тут стареет – ещё вопрос, чернокрылый-то постарше будет на пару десяточков. – Шучу, – тут же открыто улыбается мужчина, хлопая крыльями, тем самым распространяя вокруг себя аромат берёзового сока и влажной коры. – Похоже, нам пора, – посмеивается Хёкджэ, придерживая за пояс еле стоящего на ногах Донхэ, усиленно ластящегося к нему. Парень и раньше-то пил редко, а после начала семейной жизни перестал пить совсем, и потому, выпив с непривычки всего одну бутылку соджу и быстро захмелев, Хэ, не контролируя себя, глупо хихикает, лезет к Хёку, и тщетно старается прояснить зрение, хлопая скатывающимися в кучку глазками. – Донхэ! – ангел вскрикивает, обнимая младшего своими крыльями, и морщится, когда тот икает, выдыхая ему в лицо перегаром. – Держись крепче, – он подхватывает тихо пикнувшего подопечного на руки, прижимает его к себе, и кивает друзьям на прощание, – до завтра, – укрыв себя чарами, он взмахивает белоснежными крыльями, обдавая парней ветром, и взлетает, быстро исчезая во тьме ночного неба. – Мы, пожалуй, тоже домой, – фыркает Рёук, тихо шипя на пристающего к нему Кюхёна. – Я помогу, давай его сюда, – тепло улыбается Чонун, прекрасно понимая, что младшему сейчас стыдно за мужа, тоже особо не балующегося алкоголем. – Увидимся завтра, Чонсу-а, – он кивает другу и, закинув себе на плечо левую руку Кю, ждёт, пока Рёук повторит этот жест, а после, приобняв человека за пояс, взлетает, направляясь к их квартире. Оставшись в одиночестве, Чонсу запрокидывает голову, глядя в тёмное беззвёздное небо с редкими облачками, расправляет пепельные крылья и улыбается. День так хорошо прошёл, в прекрасной компании, за общим делом, а затем ещё и этот шумный ужин, чего уже давненько не было в его одинокой ангельской жизни, и на сердце так легко и тепло, да и домой совсем не хочется. Застегнув ветровку до самого горла и шумно выдохнув, Итук осматривается, замечает компанию молодых людей и девушек неподалёку, и, быстро скрывшись от неё за углом небольшого двухэтажного домика, взлетает, поднимая за собой пыльный вихрь. Завязав на бёдрах махровое зелёное полотенце, Ёнун смотрит на своё отражение в запотевшем от пара зеркале, ворошит жёсткие чёрные волосы, упавшие стрелками на лоб, и выходит из ванной комнаты, ёжась и покрываясь мурашками от прохлады, гуляющей по квартире. Он заходит на кухню, заваривает в большой глиняной кружке, купленной недавно на улице Инсадон, ароматный фруктовый чай, и идёт в свою комнату с мыслью позвонить Хичолю, ибо он обещал сегодня отправить к нему новую сущность в качестве жильца, однако за весь день ни в дверь, ни в окно никто не постучал. – Здравствуй. От тихого низкого голоса Канин разом покрывается мурашками, резко вдыхает, и кружка с горячим чаем, выскользнув из рук, летит на пол, разбиваясь вдребезги, чудом не обдав кипятком ноги мужчины. До смерти перепугавшись, он тяжело дышит и поворачивает голову, всматриваясь в темноту, в угол за кроватью, откуда послышался голос, ожидая увидеть демона, прилетевшего за его душой. С тех пор, как он выстрелил в рыжего парня прямо у стен церкви, каждый день проходит как на иголках – он ждёт, что его настигнет чья-то месть, страшная кара за убийство… тёмной, но всё же души. И мысль о том, что его защищают Стражи, как-то не успокаивает… Однако вместо кожистых крыльев и рогов в тёмном углу медленно, словно лампа накаливания, загорается золотисто-белый обруч, освещая собой стены и сущность, влетевшую, видимо, через окно, пока хозяин был на кухне. В белой футболке, рваных голубых джинсах, весь обляпанный краской и воняющий ацетоном, босиком… – Задушу тебя сейчас, – зло шипит Ёнун, наконец с облегчением выдыхая и поправляя полотенце на бёдрах, – не мог сначала позвонить? У меня сердце чуть не остановилось! – Но ведь не остановилось, – пожав плечами и улыбнувшись, Чонсу выходит из своего укрытия, щёлкает пальцами, возвращая разбитую кружку и чай в свой изначальный вид, а затем создаёт множество светлячков, таким образом освещая всю комнату их мягким жёлтым светом и наполняя тихим стрекотанием. – Ты по делу? – смягчается человек, подхватывая восстановленную кружку, и не сводит глаз с ангела, который подходит к его расстеленной кровати, шевелит огромными пепельными крыльями и плюхается на неё, разваливаясь звездой на мягком одеяле и с удовольствием потягиваясь. – Чёрт, куда грязной жопой на чистое! Ай… Что тебе нужно? Они не виделись около двух месяцев: всё это время Чонсу не изъявлял желания встретиться, а сам Ёнун был слишком занят работой и своей дочерью, чтобы искать встреч с ангелом; да они бы не виделись ещё дольше, если б не собрание у Кюхёна в кофейне. Поэтому такое внезапное и тихое появление сущности после столь долгой разлуки стало… пугающе неожиданным. Не иначе как опять во что-то вляпался, просто так он бы вряд ли прилетел. Или всё дело в сегодняшней совместной работе в новом заведении Кюхёна? – Мне нужны твои познания нашей анатомии и сильные руки, – довольно лыбится Итук, взмахом руки заставляя перемазанную футболку исчезнуть, лёжа теперь с голым торсом перед младшим, – другими словами, я хочу массаж. Мы сегодня помогали Кюхёну делать ремонт и у меня невыносимо болят шея и плечи. В качестве платы предлагаю вкусный ужин. Или могу тебе тортик из "Вороны" организовать. Хмыкнув, Ёнун сперва ставит кружку с чаем на тумбочку рядом с кроватью, затем вытаскивает из шкафа в другом углу комнаты чистые трусы, надевает их, поворачиваясь к ангелу спиной, хотя тот на него даже не смотрит, и, бросив влажное полотенце на спинку стула, подходит к кровати. Чонсу размеренно дышит с лёгкой полуулыбкой, медная чёлка чуть прикрывает закрытые глаза, впалый живот с рельефным прессом мерно поднимается и опускается, говоря о том, что дышит он диафрагмой, и крылья красиво лежат, свешиваясь с двух сторон кровати. – Раздевайся. – Не-не-не, ты не так меня понял, – тут же открывает глаза Чонсу, приподнимаясь на локтях, – мне нужен массаж, а не… – Джинсы свои грязные снимай! – чуть повышает голос мужчина, хмурясь. – Всё одеяло мне сейчас измажешь. Вот же противное создание, мало того что влетело в его квартиру без спроса и предупреждения, так ещё и лежит на чистом постельном белье в своих грязнющих, заляпанных краской штанах! А вчера слился от него, как трус, сразу после собрания, чтобы избежать разговора. Нечисть… Тут же подпрыгнув с кровати, ангел стаскивает с себя перепачканные джинсы и отталкивает их ногой подальше, оставаясь в одних белых трусах, затем разворачивается и укладывается на постель уже животом вниз, подминая под голову подушку и удобно раскладывая крылья, снова свешивая их с краёв кровати. Сглотнув образовавшийся при виде голого парня ком в горле, Ёнун глубоко вдыхает, собирая всю свою выдержку в кулак, вытаскивает из прикроватной тумбы наполовину пустой тюбик крема для рук и забирается на кровать, перекидывая ногу через старшего и усаживаясь на его пояснице, чтобы было удобнее. Чонсу тихо покряхтывает от тяжести, ёрзает, но ничего не говорит, просто вытягивает руки вдоль тела и придавливает щекой подушку, ожидая начала. Сперва Канин разогревает руки, быстро-быстро растирая ладони друг о друга, визуально оценивает состояние мышц, и наконец осторожно кладёт руки между основаниями крыльев, поглаживая густой перьевой покров. Запустив под них пальцы, он легко почёсывает кожу, высвобождая свежие пеньки, гладит крылья, добиваясь полного расслабления старшего, и лишь после этого начинает разминать мышцы под покровом пепельных перьев. Чёрт, как же сильно у него всё забито… Должно быть, он подолгу обходится без полётов, летает на маленькие расстояния, чего взрослому ангелу с его хорошо развитыми крыльями недостаточно, либо он постоянно поджимает крылья, чтобы на работе никто к ним не прикоснулся. Ужас, да у него же суставы хрустят! Нужно это исправить… А заодно, пока он здесь, и кое-что разузнать. – Чонсу-а, – тихо, практически шёпотом, чтобы не нарушить воцарившийся покой светлячков в комнате, говорит Ёнун, сгибая правое крыло ангела, – хочу тебя спросить. – Сразу нет. Мужчина посмеивается, наткнувшись на ожидаемый отказ, – причём старший даже не выслушал вопроса! – и продолжает. – Ты ведь не всё мне тогда рассказал. О своём прошлом, – мышцы под пальцами ощутимо напрягаются, из-за чего Ёнуну приходится несколько раз хорошенько встряхнуть крылья, чтобы снова расслабить, и покровные перья чуть приподнимаются, как шерсть у кошек. – Я видел вас сегодня. Через окно в новой кофейне. Как вы красили стены, а потом разговаривали, сидя на диванах. – Что ты там делал? – голос у Чонсу меняется, становясь грубее, он будто на секунду становится тем строгим полицейским в комнате допроса, всё тот же стальной тон. Кажется, от его напряжения даже светлячки громче застрекотали… – Кюхён тоже прислал мне сообщение, но я не смог придти, было много работы. А позже проезжал мимо с патрулём, и решил заглянуть, – приподняв левое крыло, он массирует основание, давя на важные нервные окончания, из-за чего крыло немного дёргается, а личный яблочный аромат мужчины усиливается. – Я видел тебя и… как его теперь зовут? Твоего чёрного друга. Я видел как весело вы общались. Чонсу напрягается всем телом, сонливость мгновенно отступает, а мозг начинает судорожно соображать что бы сказать в ответ донсену. Гадство, вот ведь знал же, что этот момент настанет, знал, что Канин рано или поздно спросит, и какого чёрта он не почувствовал его присутствие сегодня днём? Вероятно, потому, что был слишком занят своими мыслями о подопечной… И что его дёрнуло именно сегодня, после того, как Ёнун их видел, прилететь сюда? Не так уж сильно крылья затекли, можно было бы и потерпеть… – Ну что, расскажешь? – продолжает давить младший, щёлкая колпачком тюбика и выдавливая холодный крем на ладонь, чтобы затем растереть его и начать разминать плечи хёна. – Или я пойду к нему лично и сам всё узнаю. – Йесон, – тут же выпаливает Чонсу, отрывая свою рыжую голову от подушки, – Йесон… – повторяет уже тише, с мягким стоном удовольствия от пальцев, умело массирующих забитые мышцы плеч, падая обратно. – Это было его официальным именем на протяжении всей его жизни. Своё настоящее имя он всегда менял, зачастую оставляя в новом имени намёки, отголоски настоящего, чтобы оно было хотя бы созвучным с истинным, но прозвище так и осталось при нём ещё с юношества. Однажды его так назвал учитель, там, дома, и это имя Йесон оставил при себе навсегда. М-м-м, – ангел утыкается носом в подушку и громко стонет, балдея от того, как сильно младший проминает ему забитый позвоночник. – Какое имя он носит сейчас? – безошибочно надавливая на шестой, пятый, и второй позвонки, спрашивает Ёнун. – Настоящее. Впервые за последние двести лет. Его зовут Ким Чонун. – Действительно созвучно… Канин замолкает, переходя от шеи к плечам, основанию крыльев, и ниже, к пояснице, обдумывая сказанное. Ким Чонун. Вот как его на самом деле зовут. Но когда они встретились впервые, его имя звучало совершенно иначе… Шим Чонмо. И правда созвучно с настоящим. Странно, что Хичоль, да и сам Чонсу, ни разу не обмолвились тогда о его настоящем имени, ни разу случайно не оговорились, это же надо иметь такую выдержку! Или конспирацию. Впрочем… если те убийства, о которых рассказал ему Итук, были правдой, то не удивительно, что Йесон скрывался под фальшивыми именами! Да и при переездах в новые места сущности всегда меняют имя, он сам уже не раз сталкивался с этим явлением. – Сколько… на его руках… – Сотни, – догадываясь, о чём хочет спросить младший, перебивает его Чонсу, сдувая с подушки ползущего в его сторону усатого светлячка, – ангелы, демоны, люди. Для него нет разницы, он убьёт не задумываясь. – Даже… тебя? – Да, если того потребует ситуация, – тяжело вздыхает ангел, утыкаясь носом в подушку и тихо постанывая от удовольствия. – Не думай об этом, мы с Йесоном знакомы не одну сотню лет, и, если он не убил меня тогда, после моего отказа становиться Стражем, то уже и не убьёт. – Кюхёну-то он на кой? – Канин хмурится и, задумавшись, случайно резче чем нужно давит на нерв в самом основании правого крыла, из-за чего Чонсу дёргается и взмахивает крылом, сдувая к чертям всех светлячков и едва не заезжая сгибом с оголившимся когтём по голове донсену. – Эй, аккуратней! – Йесон и Рёук крепко сдружились, – успокоившись, спрятав коготь и распластав крыло по постели и полу, уже тише говорит ангел, – точнее, Чонун-хён его учит. И сейчас он дизайнер, у него своя компания, а Кюхёну как раз для открытия нужен был новый лейбл, дизайн интерьера и реклама. – Или покровительство, – тяжело вздыхает Ёнун, с силой растирая и без того разгорячённую кожу на пояснице старшего. – Да… Если бы только Кюхён знал, кто такой Ким Чонун на самом деле. Оба замолкают, обдумывая разговор. Итук проклинает себя, понимая, что зря выдал правду о своём давнем друге, но вместе с тем благодарит всех и вся за то, что Ёнун не подумал закопаться во всю эту тёмную историю Чонуна глубже, иначе сейчас они разговаривали бы так, что искры из окон летели. Чёртов любознательный Проводник. Главное теперь держать его подальше от Йесона, иначе он снова начнёт задавать вопросы о Шим Чонмо, и, чего доброго, вспомнит какие-нибудь подробности и детали из своей юности, что сейчас совсем некстати… Когда где-то приглушённо пиликает задорная мелодия телефона, мужчины одновременно замирают и прислушиваются, соображая, откуда идёт звук. Нахмурившись, Чонсу отмахивается от рук человека, приподнимается на локтях и, неудобно повернув голову, смотрит на свои испачканные джинсы, валяющиеся бесформенной кучей на полу, где в кармане трезвонит его мобильник. Какого чёрта? Кому он мог понадобиться в столь поздний час? Если это опять Кюхён со своими прибабахами, да ещё и пьяный, каким его Рёук с Йесоном забрали домой, то завтра утром он ему жестоко отомстит. – Ответь, – с улыбкой говорит Ёнун, ласково, с нажимом проводя ладонями по спине мужчины, успокаивая разгорячённую после массажа кожу. Мученически застонав, Итук разваливается лужей на постели, резко вскидывает правую руку, чарами призывая к себе звонящую вещицу, ловко ловит её, и, открыв правый глаз, чтобы глянуть кто звонит, нажимает на зелёную кнопочку и прикладывает телефон к уху, недовольно гаркая "да!". Сначала Ёнун хмурится, наклоняется, практически дыша в ухо старшему, и вслушивается в красивый латинский язык, на котором разговаривает собеседник. Кажется, ничего серьёзного, судя по спокойному тону Чонсу, он что-то объясняет, соглашается, и очень быстро прощается, не желая больше тратить время на разговоры. – М-м-м, помни меня ещё немного, и я полечу, – будто ребёнок, хнычет ангел, шевеля крыльями, чтобы стряхнуть усевшихся на них светлячков, и, бросив телефон рядом с подушкой, снова придавливает её щекой. – Мне кто-то ужин обещал, – улыбается Канин, полностью ложась на мужчину, придавливая его всем телом к кровати, и проводит кончиком носа по короткому ёжику волос на затылке хёна, вдыхая насыщенный аромат яблок. В ответ Чонсу фыркает, кряхтит, но не пытается отстраниться, что младшего очень радует. – Хочешь сегодня у меня остаться? Немного помассировав плечи ангела, Ёнун подбирается к его правому уху, легко, самым кончиком языка проводит по хрящу, отчего мужчина мгновенно открывает глаза, и прикусывает мочку, добиваясь судорожного выдоха. – Нет, – резче чем нужно отвечает Чонсу, шевеля крыльями, которые зажал между их телами Канин, – и вообще, отстань, мне щекотно, – он морщит нос и резко поворачивает голову в другую сторону, делая вид, что ему неприятны прикосновения такого рода. Но, вопреки просьбе, мужчина немного ёрзает, опасаясь в очередной раз зажать ангелу нервы в крыльях или выдернуть перья, и начинает покрывать поцелуями его шею, уже не встречая сопротивления. Кажется, теперь близость с хёном будет ассоциироваться не только с ароматом яблок, но и с тяжёлым, приторным, густым запахом простенького детского геля, который он использовал для массажа. Не обращая внимания на неприятный привкус крема, Ёнун целует разгорячённые плечи, переходит на лопатки, немного сползая вниз, гладит крылья, почёсывая кожу под покровными перьями, и, легонько подув на кожу между оснований крыльев, поднимая мелкие покровные пёрышки у корня, с нескрываемым удовольствием зарывается в них носом, оставляя несколько быстрых звонких поцелуев прямо на перьях, тут же чувствуя мелкую дрожь, пробежавшую по всему телу парня. Надо же, а догадка оправдалась, похоже, это действительно одно из самых чувствительных мест у ангелов, ведь в противном случае Чонсу сейчас не реагировал бы так остро и не выгибал спину дугой, упираясь лбом в подушку, а локтями в матрас, лишь бы получить от этого действия больше удовольствия. Самодовольно хмыкнув, Ёнун, пользуясь возможностью, проскальзывает правой рукой под живот мужчины и рывком поднимает его, заставляя встать на колени и расправить крылья во весь размах. Итук тяжело дышит, прижимаясь липкой от крема спиной к обнажённой груди младшего, и нервно дёргает крыльями, но, как только Канин обнимает его за плечи и поперёк живота, целует за ушком, и ласково шепчет "всё хорошо", крылья мгновенно слабеют и падают большущим пепельным шлейфом на кровать, отчего несчастные светлячки с громким жужжанием разлетаются по углам комнаты. – Ты с ним спал? – осторожно прикусывая хрящ уха, спрашивает Канин, левой рукой считая кубики пресса на животе старшего, а правой пощипывая отвердевшие соски. – С Йесоном? Закрыв глаза и прикусив нижнюю губу, Чонсу пыхтит, дыша через нос, и откидывает голову на плечо человека, буквально ощущая, как мозг благополучно отключается от недостатка крови, прилившей сейчас к другой голове. – Да, – выдыхает ангел, открывая глаза и устремляя взгляд в белый потолок, где красивым узором уселись светлячки. Канин шумно втягивает носом воздух, трётся щекой о висок старшего и, прижавшись бёдрами к его ягодицам, больно кусает в плечо, не получая в ответ никакой реакции, если не считать тихого, практически безразличного "ах". Помнится, когда-то у него именно на этом плече расползалась огромная гематома, полученная в бою… с… демоном… А уж не с Йесоном ли он тогда… – Врёшь, – практически рычит Ёнун, толкаясь бёдрами в старшего, давая ему почувствовать свою эрекцию. – Нет, – улыбается Чонсу, буквально крыльями чуя ревность и неверие человека, и ведёт плечом, не позволяя ему поцеловать оставленный им же укус, который уже через несколько минут нальётся кровью. – Мне больно… Не сдерживаясь, мужчина покусывает шею ангела, гладит торс ладонями, с жадностью тиская любимую сущность, и оставляет на нежной коже шеи большой засос, после морщась от противного привкуса детского крема в смеси с яблоками. Не важно, зато этот след покажет всем и каждому, что этот ангел занят, он принадлежит кому-то… – Это было двести тридцать лет назад, – открыто улыбается Итук, немного передвигая крылья, чтобы было удобнее, и продолжает смотреть строго в потолок, прислушиваясь к своим ощущениям, – в Дэгу… Ёнун морщится, упирается лбом в плечо старшего, и шипит, ярко видя перед собой эту картину. Как Йесон зажимает его мужчину между собой и стеной, жадно целует, да вот так же, как он сейчас, и трогает где вздумается… Сердце сжимается от боли и ревности. Да, они не состоят в отношениях, он не имеет никаких прав на этого ангела, и глупо будет даже надеяться на взаимность с его стороны, но ведь в этот самый момент Чонсу здесь, с ним, стонет от удовольствия и тихонько хнычет, таким образом прося большего. – Мы понравились друг другу с первого взгляда, – старший тихо ахает от очередного собственнического укуса в шею и зажмуривается, – он был намного меня старше. И он был таким смелым. Грубым. Страстным. Всё, как я люблю. Долгое время он был моей слабостью, – он проговаривает каждое слово, будто смакуя на языке, и ёжится от мурашек, прошивших крылья. Чёрт побери, будь он демоном – наверняка сейчас взорвался бы от той дикой, жгучей ревности, что сжигает человека изнутри. – Я тебе не верю, – плотно прижав к себе ангела, практически рычит Ёнун, больно прикусывая хрящ его уха, с нажимом гладит живот мужчины и сжимает острые тазобедренные косточки, не беспокоясь о синяках, которые точно останутся на светлой коже, – ты лжёшь. – Нет. Устав спорить, Чонсу снова откидывает голову на плечо донсена, немного поворачивается, чтобы посмотреть ему в глаза, и улыбается, чувствуя его правую руку, многообещающе поглаживающую самый низ живота, едва касаясь резинки белых трусов. Канин долго смотрит в глубокие карие глаза, в темноте кажущиеся чёрными омутами, пытаясь понять, правду ли говорит сущность или всё же лжёт бессовестно, но не может прочитать его эмоции, слишком уж тщательно он их скрывает. Всегда мог обмануть… Но как же не хочется верить, что он действительно… с Йесоном… он ведь не мог… – Ты поэтому хотел стать Стражем? Или это из-за вашей… связи он тебя не убил в тот день, когда из меня вынули душу демона? Канин выжидающе смотрит в подёрнутые поволокой глаза ангела, дразня его при этом лёгкими прикосновениями к кромке белья, но вместо ответа или хоть какой-нибудь искорки во взгляде, Чонсу фыркает, игриво морщит нос, улыбается, и, немного отодвинув крыло и положив левую руку на затылок мужчины, притягивает его к себе, впиваясь поцелуем в приоткрытые губы. Поцелуй получается жарким, влажным, жадным, безумно вкусным, и слишком ревностным. Ангел позволяет младшему проникнуть языком в свой рот, немного выгибается, отводя бёдра назад, чтобы потереться ягодицами о чужую эрекцию, и улыбается, чувствуя, как дразняще его пальцы пробираются под резинку белья и царапают лобок. Стрёкот светлячков дополняется влажными чмокающими звуками, а после и тихими стонами: слегка прикусив язык хёна, Ёнун проталкивает руку дальше в трусы и обхватывает его горячий член, начиная медленно массировать головку большим пальцем. Чонсу шумно пыхтит, стараясь дышать через нос, но не выдерживает и, разорвав поцелуй и зажмурившись, вымученно стонет, толкаясь в руку мужчины, показывая, что хочет ещё. Он слишком долго не был в этой квартире, не видел этого человека, не чувствовал его запаха, и потому так сильно соскучился, что сейчас готов попросту растаять в его сильных руках, плюнуть на все свои внутренние установки и стопоры, и отдаться ему. Позволить Канину покрыть поцелуями каждый сантиметр кожи, пусть оставляет засосы и укусы, если вздумается, позволить проникновение, позволить довести себя до оргазма, позволить всё… Внезапно разнёсшийся по квартире звонок заставляет мужчин вздрогнуть, оторваться друг от друга и напряжённо замереть, прислушиваясь к звукам. Но помимо жужжания светлячков слух ничего не улавливает: ни шороха, ни стука, ничего, лишь щёлканье крылышек маленьких жучков. Звонок повторяется ещё раз, дважды, и кроющие пепельные перья на крыльях Чонсу встают дыбом. Если кто-то его здесь увидит, а если это ещё и кто-то знакомый, всё, хана всей его идеальной, с трудом выстроенной репутации… – Ты кого-то ждёшь? – шёпотом, будто его могут услышать, спрашивает Итук, резко дёргаясь, чтобы младший убрал от него руки, чего тот, конечно же, не делает, только вытаскивает левую руку из его белья и крепко обнимает поперёк груди. – Нет, Сыльги приедет только через неделю, а по новому жильцу Хичоль так и не отписался, – поглядывая на увеличившиеся в размерах крылья, так же шёпотом отвечает Ёнун, при этом легко целуя левое плечо ангела, прямо поверх крупного укуса. Звонок звучит трижды, и вместе с ним Чонсу рассеивает чары, убирая всех до одного светлячков в комнате, затем хмурится, шевеля крыльями, чтобы перья успокоились и встали на места, и отталкивает от себя руки младшего, спрыгивая с кровати. – Чёрт, это Рёук! – впопыхах шипит он, поднимая с пола джинсы и, прыгая на одной ноге, смешно растопырив крылья, походя теперь больше на танцующего павлина, напяливает их, еле-еле застёгивая молнию на ширинке. – Только попробуй сказать, что я прилетал, понял? Услышав знакомое имя, Канин как ошпаренный спрыгивает с кровати, подбегает к шкафу и, рывком открыв его, практически на ощупь находит домашние штаны, так же со скоростью света натягивая их на себя. – Не уходи, я узнаю, что ему нужно, и вернусь, – шепчет мужчина, и, пригладив высохшие, лежащие абы как волосы, выбегает в коридор, задвигая за собой дверь в свою комнату. Остановившись у входной двери, он пару раз вздыхает, восстанавливая ускорившееся дыхание, нервно встряхивает руки, надеясь, что румянец со щёк спадёт так же быстро, как эрекция от испуга, и, разблокировав замок, открывает дверь, впуская мило улыбнувшегося, растрёпанного после полёта ангелочка. Рёук коротко здоровается, слегка склонив голову в знак уважения, скидывает тонкие летние кеды и быстро проходит вглубь квартиры, тут же морща нос от чужого, слишком сильного и густого запаха. – У тебя был Чонсу-хён? – обернувшись, спрашивает Рё, мельком глянув на закрытую дверь спальни Канина. – Им весь дом пахнет… – Да, заходил ненадолго, ему нужна была помощь, – уверенно врёт Ёнун, стараясь всеми силами держать мысли под контролем, чтобы не сдать себя с потрохами, и быстро меняет тему, всерьёз заволновавшись, ведь просто так мальчик к нему бы не прилетел в столь поздний час, – ты по делу? Что-то случилось? – Да, – юноша мгновенно тушуется, опускает глаза, чешет затылок и шелестит крыльями, выдавая свои волнения и неловкость, – нужно поговорить. Серьёзно. Он поднимает взгляд на старшего и у того мгновенно табун мурашек пробегает по коже. Это странно. Рёук… напуган, встревожен, у него явно что-то сидит в душе, что гложет его, и, вероятно, ему просто нужно выговориться или спросить совета. Но почему именно к Проводнику, с которым он давно не контактировал, а не к Йесону или Хёкджэ? Без лишних слов Ёнун жестом приглашает младшего пройти на кухню, и, как только ангел отворачивается, отодвигает дверь своей спальни, чтобы предупредить Чонсу, но в комнате царит мёртвая тишина и пустота. Всё, что осталось от ангела – открытое окно с развевающимися шторами, смятая кровать, скомканная белая футболка с пятнами краски, тюбик открытого детского крема для рук, и пепельное маховое перо на полу у окна. – Это ведь он там был? Скажи, – тихо спрашивает Донхэ, переводя взгляд на Хёкджэ, сидящего на кафельном полу рядом с ванной. Прилетев домой, Хёк первым делом отцепил от себя дико приставучего в пьяном виде подопечного и, раздев его, запихал в горячую ванну, вручив при этом в руки холодный чай с ромашкой, чтобы тот от перепада температур хоть немного протрезвел. Сам же ангел уселся на пол, разложив крылья позади себя огромным белоснежным шлейфом, и, опёршись локтями о край ванны, положив подбородок на руки и опустив правую кисть в воду, задумчиво крутит пальцами, создавая из воды красивые прозрачные фигурки, летающие в воздухе, чтобы немного развлечь своего человека. Однако, услышав эту тихую просьбу, он замирает, растерянно хлопая глазами, все водяные индейцы, лошади и орлы мгновенно рушатся, падая в общую массу воды и обдавая Донхэ брызгами, а сердце уходит в пятки. – Фиши, может, завтра поговорим? Ты сейчас… – Я тревзвый! – бурно возмущается Хэ, не замечая, как всё ещё заплетается язык. – Извини, – он стихает и прячется за краешком кружки, отпивая холодный сладкий чай, только бы не видеть удивлённо расширившихся глаз ангела. – Ты мне сколько уже обещаешь рассказать… Да прям вот с того же вечера, когда я тебя перевязывал! Сегодня я рассмотрел его, хён, и… я почти уверен, что это был он! Мы ведь с тобой давно вместе, а я так и не знаю, из-за чего меня хотели убить. Парень замолкает, обиженно надувшись, а Хёкджэ, находясь в лёгком шоке от такого смелого заявления любимого, молча смотрит на него, застыв в одном положении. Кажется, соджу не только развязало ему язык, но и поспособствовало пробуждению наглости. Впрочем, человек прав, он уже три года пудрит ему мозги, обещая рассказать о давнем нападении, и каждый раз Донхэ об этом благополучно забывает, накормленный очередным обещанием. Может, пора и правда всё рассказать? Тем более работать им придётся всем вместе в ближайшем будущем, и уж точно к лучшему, если Рыбка будет знать всё о прошлом. Да и Хёк, помнится, обещание давал ничего не скрывать… – Из-за меня, – вздыхает ангел, поднимая левое крыло и укрывая себя им, смотря в одну точку: на колено парня, скрытое водой, – на тебя напали из-за меня, – он буквально кожей чувствует, как Донхэ только что повернулся и уставился на него огромными от шока глазами. – Понимаешь, между ангелами и демонами, несмотря на мирный договор и различные законы неприкосновенности, не всё так гладко. Мы долгое время враждовали, потом как-то научились уживаться друг с другом, но… в последнее время ситуация снова обострилась и… чёрт, я не знаю, как всё объяснить. – Что ты сделал? – решает помочь ему вопросом Донхэ. Он поворачивается, ставит кружку на бортик ванны, и сползает ниже, чтобы горячая вода доходила до ключиц. – Не я. Мой отец, – Хёкджэ усаживается удобнее, меняя позу, и, положив голову на сложенный локоть, смотрит в карие щенячьи глаза любимого. Правда, всё ещё чуточку косые от алкоголя. – Его знают все ангелы по всему миру, и меня с сестрой, соответственно, тоже. Мы аристократы, как говорят на Земле, и Высшие, а это значит, что наша семья на особом счету. Мой отец втайне от нашего правительства занимается не совсем законной деятельностью, в связи с этим многие демоны хотят свести с ним счёты, и, как его сын, я тоже подпадаю под эту категорию "мести". В тот вечер на тебя напали потому, что хотели добраться до меня, – улыбнувшись, Хёкджэ протягивает правую руку и нежно оглаживает щёку Рыбки, на что младший прикрывает глаза и улыбается, успевая чмокнуть его пальцы. – Думаю, кто-то узнал о нашей с тобой крепкой связи, и те демоны специально спланировали нападение: в первый раз это было действительно покушение, когда разбили стекло в строящемся здании, помнишь? – Донхэ хмурится, вспоминая тот яркий момент, когда он первый раз увидел Хёка с крыльями и нимбом, босиком, на улице, и согласно кивает, подгибая ноги от воспоминаний об ощущении тепла его разгорячённого тела и окутывающего аромата хвои. – Они думали, что, убив тебя, смогут таким образом ослабить меня, сделать более уязвимым. И, в общем-то, были правы… – Но ты успел, – тихо мурлычет Донхэ, высовывая руки из воды, чтобы переплести пальцы с пальцами любимого ангела, – спас меня. – Да… А второй раз… Это было лишь уловкой, они бы не стали тебя трогать, – Хёкджэ крепко сжимает пальцы подопечного и опускает их руки в горячую воду, жмурясь от удовольствия, – их целью было напугать тебя, чтобы я услышал твои мысли и прилетел по первому зову. Ну, а что было дальше – ты помнишь. – Ты убил их? – Нет, – ангел шелестит крыльями и улыбается, на самом деле пытаясь отделаться от жуткой картины перед глазами: потерявший сознание демон на крыше, с вывихнутой рукой, сломанным крылом, и лужа крови под ним... Как его за такое карма ещё не настигла – загадка. – Просто покалечил. – Кто они? Я видел звёздочки на одежде. У всех, – Донхэ хмурится, вспоминая, как демонстративно лидер-демон отогнул ворот чёрной рубашки, показывая им семиконечную звезду, вышитую серебром, и ёрзает, неосторожно выплёскивая воду из ванны. – Они были Стражами. Когда-то… А потом стали отступниками, – видя, что парень не понимает, о чём идёт речь, ангел вздыхает и начинает объяснять. – Стражи – это наша полиция, они следят за порядком в наших мирах и обязаны пресекать всяческие конфликты, защищать нас от людей, прикрывать, и так далее. Но есть и такие Стражи, что предали свои убеждения и миры, и стали отступниками, стали убивать людей, причём в большинстве своём это демоны. Причины у всех разные. – Выходит, те, что нападали… и тот, что тебя принёс… они все Стражи? – Хэ в упор смотрит на старшего и силится на пьяный мозг вникнуть во все эти тонкости взаимоотношений. Кажется, Хёкджэ придётся повторить всё то же самое завтра, чтобы парень наверняка запомнил. – Йесон – Страж. Секунда, чтобы осознать, и… кажется, Донхэ тут же трезвеет, просто, как по щелчку пальцев. Он хлопает глазами, поднимается выше, выползая из воды, и серьёзно смотрит на своего Хранителя. Это в голове не укладывается. А уж в пьяной голове тем более. – Так это был он? – недоверчиво спрашивает младший. – Ты был прав в своей догадке, и сегодня, когда красили стены… не удивительно, что ты узнал его, – фыркает Хёк, – да ещё и Рёук зачем-то брякнул о его должности. В тот вечер именно он помог защитить тебя, и он принёс меня к тебе, когда мне крыло вскрыли. – Значит, он на нашей стороне? – Донхэ забавно поднимает брови и округляет глаза, становясь похожим на милого наивного ребёнка. – Да нет здесь "наших" и "не наших" сторон, – тяжело вздыхает Хёкджэ, думая, что его подопечный пересмотрел всяких американских боевиков, раз стал говорить о правых и не правых, – просто он, как и все, обязан моему отцу. Да и сам по себе хороший человек. Но прошу тебя, пожалуйста, не упоминай при нём наш разговор, хорошо? Он добрый только с виду, на деле может и хребет переломить. В прямом смысле. – Хорошо, – согласно кивает парень, сползая обратно под воду и улыбаясь, – нам же, в конце концов, ещё работать вместе. – Да, – Хёкджэ чуть потряхивает под водой руку младшего и, расцепив пальцы, встаёт на ноги, приподнимая крылья, – домывайся, я пока пойду кровать подготовлю. Не задерживайся, – наклонившись и открыв крылья, он быстро чмокает человека в губы и, ласково погладив его по щеке, уходит, тихонько прикрыв за собой дверь ванной комнаты. Будто камень с души. Он так долго откладывал этот разговор, думал, что будет тяжело рассказать правду. Но ведь и открыл он далеко не всё, многое утаив. Чёрт, как же сложно будет впустить в свой мир смертных людей…