Жизнь с ангелом

– Доброго утра! – от души потягиваясь, из своей комнаты в коридор выходит Кюхён, и, увидев Донхэ, сидящего на диване в гостиной с чашкой кофе в руках, здоровается с ним, получая молчаливый салют кружкой в ответ. Хёкджэ уже давно учесал на работу, Кюхён решил вместе с Донхэ остаться дома и поработать сегодня дистанционно, а Рёук… его снова не было всю ночь, он работал, а на утро так и не вернулся домой. – Пегасик мой не появлялся? – оправив футболку, парень обходит кресло и плюхается в него, протяжно зевая, чем отвлекает Хэ от работы в ноутбуке. Со дня рождения, когда Канин подарил ангелу кигуруми в виде единорога, Рёук ходит в нём по дому практически не снимая, и выглядит очень милым и забавным, особенно с расправленными крыльями, оттого подопечный и стал называть его пегасом. – Ещё не видел, – сделав глоток кофе, отвечает Донхэ, отклоняясь на спинку дивана. Он безумно милый спросонья, натуральный ребёнок с шевелюрой чёрных растрёпанных волос, слипающимися ото сна глазами, лёгкой утренней щетиной, и в растянутой домашней футболке с шортами, а на верхней губе тает белая молочная пенка от ароматного капучино. – Позвони. Может, на работе задержался, смену сдаёт? – В десять утра? – скептически изгибает бровь Кюхён, а старший в ответ только пожимает плечами, мол, "не знаю тогда". Они живут большой "шведской семьёй" уже две с половиной недели. За это время Донхэ успел наизусть выучить график Рёука, ближе узнал Кю, и, поскольку деваться некуда, периодически выслушивает душевные излияния друга по поводу того, что его Хранитель летает хрен знает где, не ночуя дома. Удивительно, он думал, что, с появлением кого-то чужого в квартире у них с Хёкджэ тоже отношения будут натянутыми, однако они каким-то чудом умудрились сохранить свою гармонию даже на фоне частых ссор парней. – Я хочу съездить на квартиру, посмотреть, как продвигается ремонт, – говорит Кюхён, наклоняясь вперёд и опираясь локтями на колени, – поедешь со мной? – М-м, думаю, нет, – мотает головой Донхэ, делая глоток горячего кофе и мельком глядя в пиликнувший уведомлением экран компьютера, – нужно сделать заявку для "Белой Вороны", и съездить в "Слёзы Ангела", туда привезут новую посуду для бара. А раз уж ты сегодня не работник, – он намекающе поднимает брови, глядя на донсена, как бы намекая, что он тунеядец и скинул тут на него всю работу, – ехать я не просто должен – обязан. Может, пока работаю, заодно и Рёука дождусь, должен же он прилететь отсыпаться. – Хотелось бы надеяться, – задумчиво бормочет Кюхён, – напиши мне, как он вернётся. – Пфф, чтобы вечером снова слушать, как ты ему люлей выписываешь? – страдальчески стонет старший. – Ты бы делал то же самое, если бы Хёкджэ не ночевал дома, а носился над городом с каким-то Йесоном ночами напролёт, – фыркает Кю, поднимаясь с кресла и направляясь к уборной, но останавливается посреди коридора, услышав слова хёна: – Так, может, он потому и не ночует? – нахмурившись, парень оборачивается и вопрошающе смотрит на друга. – Рёук – ангел, свободолюбивое крылатое создание, – объясняет сказанное Донхэ, – ему жизненно необходимы полёты, а летать они могут лишь по ночам, чтобы избежать чужих глаз, ведь и сам прекрасно знаешь. Но ты его слишком контролируешь. Пилишь, как ревнивая жена, едва он появляется дома. Я бы тоже не хотел приходить домой, если бы там меня ждали очередные претензии и ссоры. – Хочешь сказать, я не прав? – совсем тихо спрашивает Кюхён. Хён не первый раз говорит об этом, чем заставил младшего всерьёз задуматься над происходящим, ведь раньше он не рассматривал их с Хранителем ссоры со стороны, теперь же всё становится ясным, как белый день. Рёук действительно воспринимает его как сварливую жёнушку и попросту не хочет лететь домой получать очередную порцию негативной энергии… Каждый раз от осознания становится совестно, даже щёки загораются стыдливым румянцем, но вот как исправить сложившееся положение – Кю не знает. – Да нет, прав, конечно, – беззаботно пожимает плечами Донхэ, отпивая кофе, однако его голос прямо-таки сочится сарказмом, – если хочешь добиться развода, то, разумеется, ты прав. Прекрасно утро началось, ничего не скажешь. Мудрая Рыба… В самом деле, к нему стоит прислушаться, ведь парень мало того, что хорошо разбирается в человеческой психологии, так ещё и, кажется, в ангелах шарит, а иначе как объяснить их идеальные отношения? У Кюхёна вообще во время сожительства сложилось впечатление, что парни не ссорятся ни-ког-да. Совсем. Либо ругаются, но в шутку, либо выясняют отношения, когда их с Рё нет дома, что тоже маловероятно – графики-то у Кюхёна с Донхэ совпадают почти всегда. Обдумывая слова старшего, Кю умывается, бреется, сушит волосы, наносит лёгкий макияж, еле-еле найдя свой тональный крем среди кучи чужих баночек, – все же мужчины в этом доме хотят быть писаными красавцами, вот и скупают косметику со всего Сеула, – и, поправив идеально уложенную каштановую чёлку, застывает, глядя на себя в зеркало. Внешне он практически не изменился с того момента, как познакомился с ангелом, а вот внутри… В первые полтора года совместной жизни всё было замечательно, они постоянно держались вместе, хоть и ругались иногда по мелочам, были ласковы друг с другом, часто выбирались гулять по выходным, ездили за город. Но затем, после скрепления Узами… что-то изменилось. В этом плане Кюхён безумно завидует Рыбкам: они тоже связали себя Узами, но умудрились сохранить гармонию. Может, и правда, стоит обратиться к психологу? Или начать работать над собой, ведь Донхэ дал ему правильный толчок, показал, в каком направлении двигаться. Иначе он в самом деле задавит Рёука своей ревностью, а потерять его – самое страшное, о чём только можно было бы подумать. Чёрт, и в какой момент всё так изменилось? После возвращения из Лихтенштейна? После решения открыть новую кофейню? После начала обучения с Йесоном? Вроде, оба стараются делать вид, что всё в порядке, однако Кюхён чувствует эту отдалённость мужа, а Рёук… он попросту устал от своего человека и старается это скрыть. Как итог: кризис. – Я должен с ним поговорить, – делает вывод Кюхён, глядя в глаза своему отражению, – это же так легко, верно? Просто сесть и всё обсудить. Вон, Хёкджэ с Донхэ тоже разговаривают, если возникают проблемы, а что нам мешает? Взрослые же люди, в конце концов, – парень тяжело вздыхает, опираясь руками на раковину, и смело смотрит самому себе в глаза, отражающиеся в зеркале, – ему тридцать, мне тоже почти тридцать, так что, двое тридцатилетних мужчин обсудить свои отношения не смогут? Вернувшись в комнату, он наспех одевается практически в первое, что попалось под руку, засовывает в свой рюкзак кошелёк, несколько пачек документов, накидывает лёгкую ветровку, в карман суёт телефон, и, обувшись и попрощавшись с Донхэ, выходит из дома. На сегодня вместо работы он запланировал масштабную культурную программу и, следуя ей, первым делом садится в такси, чтобы ускорить передвижение, и едет к реке Ханган, что не так уж далеко от района Itaewon. На машине это занимает всего двадцать минут, и вот Кюхён, закинув лямку рюкзака на плечо, уже бодро топает к стеклянной двери огромного высотного здания, вбивает давно заученный дверной код, входит в прохладный светлый вестибюль, вызывает лифт, и, нажав на загоревшуюся кнопочку десятого этажа, прислоняется спиной к зеркальной стене. Отчего-то душа радуется, словно он едет навстречу какому-то чуду, а вовсе не поднимается на этаж к теперь уже своей, полностью оформленной и оплаченной, с почти законченным ремонтом квартире. Даже не верится… Столько сил и времени убил на оформление документов, потратил просто неприличнейшую сумму денег, но зато теперь у них с Рёуком есть своё семейное гнёздышко. И несмотря на то, что на мужа он ужасно зол за очередную пропажу, показать ему новый дом хочется как можно скорее, и ещё скорее хочется переехать. Набрав очередной код на сенсорной панели серой двери, парень входит в квартиру и тут же морщится от оглушающего звука вгрызающейся в стену дрели. Мда, а пылищи-то! Придётся загонять сюда клининговую службу, чтобы всё вычистить. Едва Кюхён закрывает за собой дверь, как из будущей ванной комнаты к нему выходит мужчина, весь с головы до ног в бетонной пыли и пахнущий герметиком – бригадир, главенствующий над двумя своими подельниками. Он отчитывается перед хозяином квартиры о проделанной работе, говорит о сроках сдачи, и проводит его по комнатам, показывая, что где установлено, и что ещё осталось доделать. В целом, основная работа выполнена: идеально ровно наклеены обои, встроены розетки, подведены выключатели, отлажен водопровод, уже даже собрали и установили кухню, вписали новенькую керамическую ванну в уборную, ждут как раз, пока герметик застынет, и давно раскидались со светильниками и натяжным потолком. На данном этапе пора завозить и собирать мебель, чем, собственно, Кюхён сегодня и вознамерился заняться. Ходя туда-сюда по пустой пыльной квартире, отдающей эхом в каждом углу, он прозванивает по порядку все фирмы, в которых делал заказы, даёт отмашку на доставку, в сотый раз повторяя каждому ответившему агенту адрес доставки и свой номер телефона, затем, уточнив у бригадира приблизительное время окончания ремонта, звонит в клининговую компанию и делает заявку на выезд, обрисовав объём работы. Отлично, примерно через неделю-две можно будет переезжать, к тому моменту рабочие закончат сборку мебели, установят технику, клининг наведёт чистоту, и останется лишь мелкий декор. К слову о декоре – нужно выбрать шторы и жалюзи, полки, и не мешало бы прикупить каких-нибудь картин, чтоб стены не выглядели пустыми. И всё же квартиру он выбрал на удивление идеальную: район хороший, всего пара автобусных остановок до "Белой Вороны", здание новое, принадлежащее престижной компании, да ещё и расположен этот жилой комплекс прямо на берегу реки Ханган, вид с десятого этажа великолепен, мало того, что виден противоположный берег, так ещё и можно будет вечером любоваться радугой на мосту Банпо, сидя на длинной лоджии с панорамными окнами. И Рёуку будет удобно: окна не литые, их можно открыть и "выйти" из квартиры, что ангелу только на руку – не надо тратить время и спускаться на лифте, достаточно просто открыть окно и сыграть в суицидника. Главное соседей до смерти не напугать… Оставив бригадиру указания по поводу мебели, Кюхён вызывает такси и мчит прямиком на южный берег, в самый крупный мебельный магазин города, собираясь докупить разом всё необходимое. По пути среди прочих сообщений он получает короткую смс-ку от Донхэ: "Рёук вернулся, лёг спать, просил не будить до ночи". Прекрасно. Время – двенадцать часов дня. И где его носило? Радует одно – он сегодня работал, значит, всю ночь провёл в клубе, а вовсе не шатался по городу с Йесоном. Что же до чернокрылого ангела… надо бы к нему заехать на днях, может, он подскажет своим профессиональным взглядом какое-нибудь интересное световое решение для квартиры, или с декором поможет. Ну, и заодно можно будет расспросить его об их ночных полётах. Битых два часа Кюхён проводит в гигантском гипермаркете, выискивая удобный мягкий диван в гостиную, там же внезапно его глаз падает на красивый триптих* с красными маками, разбавленными золотом, затем сходу покупает две одинаковые стеклянные полки, три низких тумбы, находит наконец полупрозрачные занавески и плотные римские шторы, и завершает весь свой шоппинг навесными полками и мелкими декоративными фигульками-пылесборниками. Рассчитавшись на кассе и заказав доставку, парень, еле-еле волоча ноги, ползёт до ближайшего щикданга, понимая, что, если сейчас не поест, желудок скрутит в клубок, наспех обедает, и на такси едет до "Белой Вороны", чтобы хоть к концу дня проверить всё ли там в порядке. Чонсу сегодня выходной, как и Кибом, поэтому Кюхён просто заказывает кофе у бариста, недолго разговаривает с Хёкджэ, пролетает по кухне с маленькой проверкой, подпинывает официантов, и гордо удаляется. Решив прогуляться до дома пешком, он медленно плетётся по узким улочкам, держа ориентир на квартиру Донхэ и при этом абы как сворачивая в переулки, без конца разговаривает по телефону, подтверждая доставки и выслушивая отчёты от бригадира ремонтников, затем пишет Йесону с вопросом будет ли у него свободное время в ближайшие несколько дней, и вдруг останавливается посреди улицы, зацепившись взглядом за что-то золотое. Нахмурившись, парень оборачивается, на автомате засовывая телефон в карман, и медленно подходит к стеклянной витрине, увешанной по ту сторону жёлтыми гирляндами. Вот же чёрт! И как сразу в голову не пришло пройтись по вот таким вот творческим улицам? Четвёртая улица Usadan-ro – одна из тех улиц, где оседают молодые художники, музыканты, дизайнеры, снимая студии, в этих студиях они творят, продают свои творения, и там же живут. Кажется, именно на такую студию Кюхён только что и наткнулся. С витрины прямо на него смотрит большой холст, покрытый серой грунтовкой, а поверх золотым акрилом и поталью нарисованы два раскрытых ангельских крыла. Вернее, крылья-то птичьи, но Кю воспринимает их именно как ангельские. Картина до тошноты проста, лишь два цвета и крылья, но что-то в ней есть особенное, сразу возникают ассоциации с нежным Рёуком и ослепляющим улыбкой Хёкджэ, с рыжими волосами Чонсу, и золотым крестиком, который покупают в церковных двориках. Кажется, у художника такой стиль – рядом стоит ещё четыре картины, на которых схематично изображены девушки с нимбами и крыльями, так же дополненные золотом, однако из всех выставленных картин в серо-золотом колере лишь две. Определённо стоит взять. Посмотрев на себя в отражении и поправив завившуюся чёлку, Кюхён стучит в дверь, дожидается, пока ему откроет милая низенькая девушка в пушистой белой кофте и заляпанном фартуке, и сходу говорит, что хочет купить две приглянувшиеся картины не глядя на их стоимость. Однако, пока девать их некуда, он оформляет доставку до мастерской Йесона, подумав, что уж у него-то они вполне проживут лишних полторы недели, и, выложив очередную крупную сумму, уходит, напоследок сделав комплимент девушке по поводу её творчества. Домой он возвращается измотанным, но ужасно довольным и с двумя пакетами продуктов. Зайдя в квартиру, он встречается взглядом с всё так же сидящим в гостиной Донхэ, только теперь тот сидит на полу в позе лотоса, поставив ноутбук перед собой на журнальный столик, здоровается с ним, опуская пакеты на пол, однако в ответ получает от старшего жест "быть потише" и мгновенно затыкается, глянув на закрытую дверь их спальни. Толку-то быть тише? Рёук наверняка укрылся чарами глухоты и дрыхнет как сурок. – Как работа? – в голос, даже и не думая шептать, спрашивает Кюхён, скидывая ботинки, на что Донхэ забавно выпучивает глаза, испугавшись за сохранность сна ангела. – Да он под чарами спит, ничего не слышит, – объясняет парень, махнув рукой в сторону спальни, – давай, закругляйся, я соджу купил, сейчас ужин буду готовить. – Есть что отметить? – отвернувшись и что-то печатая в ноутбуке, спрашивает старший. – Очередные три миллиона, спущенные на мебель, – фыркает Кю, поднимая пакеты, чтобы перетащить их на кухню. – Неплохо, – отдаётся эхом Хэ, – я спустил больше, когда после ремонта комнаты обставлял, – пару раз щёлкнув по тачпаду, видимо, сворачивая окна, парень закрывает крышку ноутбука, шумно выдыхает и от души потягивается, тихонько покряхтывая. Работал дома, а устал так, будто весь день проторчал в кофейне, даже голова привычно побаливает от количества усваиваемой информации. – С ужином помочь? Что хочешь приготовить? – Рамён. – Могу рис помыть, – Донхэ улыбается, встретившись взглядом с младшим, и оба смеются. За две недели совместной жизни они умудрились установить между собой такие отношения, что любая пара позавидует – понимают друг друга с полуслова, чувствуют себя совершенно расслабленно, и делят домашние обязанности пополам. Идиллия. Включив телевизор, чтобы шумел на фоне, парни быстро готовят ужин, обсуждая кто как провёл день, смеются, говоря о Хёкджэ, который целый день сходил с ума со скуки без Чонсу и Кибома, затем Кю ненадолго исчезает в душе, и, переодевшись, присоединяется к Донхэ за обеденным столом, как раз, когда старший выставляет последние чашечки с закусками. Ангелов решают не дожидаться – Хёк прилетит дай бог только через два часа, а вторую птицу будить ради ужина грех, лучше уж пусть отсыпается, поэтому парни наливают соджу в стопки, хватаются за палочки, и желают друг другу приятного аппетита, собираясь ужинать вдвоём. Уже на пятой стопке Кюхён чувствует, что голове стало как-то непривычно легко, в груди потеплело, и развязался язык, Донхэ же хватило всего двух стопок, чтобы дойти до состояния лёгкого опьянения, и на этой пьяной волне младший неожиданно сползает в депресняк, думая о своём муже. – Достал ты меня, – не выдержав, огрызается Хэ, в который раз выслушивая душевные терзания друга, – сколько можно сопли распускать? Ты мужик или где? Возьми уже себя в руки! Отношения не ладятся? Сядь, посади Рёука напротив, поставь на телефоне таймер, и разговаривай с ним, пока будильник не прозвенит. Проверенный способ, за час все свои проблемы решите. – Вы что ли так делали уже? – хмурится Кюхён, окидывая захмелевшего хёна сканирующим взглядом, насколько это возможно со съезжающимися в кучку глазами. – Постоянно делаем, – Донхэ усмехается от воспоминаний о смущённой мордашке Хёка: ангел вечно краснеет, стоит подопечному выключить свет в комнате и зажечь свечу, – только у нас вместо будильника свечка, ну, знаешь, маленькая такая, в виде таблетки. Когда Хёкджэ или меня что-то волнует, мы зажигаем свечу, садимся друг напротив друга, и разговариваем, пока она не погаснет. Всегда помогает. – То-то я ни разу не слышал от вас криков. – А в том и смысл, – Фиши, наполнив стопки, протягивает одну Кюхёну и улыбается, – когда сидишь в полной темноте со свечкой, атмосфера получается интимная, романтическая, и разрушать её не хочется, поэтому просто сидишь и спокойно разговариваешь. – Парень замолкает, поднимает стопку, салютует Кю, повторившему его жест, и оба вкидывают в себя новую порцию соджу, тут же закусывая вкусным парным рисом и острым кимчи. – Вы когда последний раз сексом занимались? От услышанного Кюхён давится рисом, закашливается, выпучивает глаза, и чувствует, как горячий румянец заливает щёки и уши. Слишком интимный, личный, и неожиданный вопрос, заставший врасплох. Как-то они ни разу не говорили на эту тему, хотя Кю частенько слышит перед сном охи-вздохи за стенкой, но, чтобы хоть раз заговорить о теме секса с хёном – никогда. – Да мы как-то… ну… – парень вмиг теряется, краснеет, становясь похожим на спелую помидорку, и мямлит, на что старший заливается смехом, понимая, что смутил друга своим внезапным вопросом. – Хорошо, хорошо, я понял, – уняв смех, Донхэ машет руками и облизывает губы, в эту секунду непроизвольно думая о своём муже, – этот аспект тоже исправь. Возьми выходной, проведите день дома, нас не будет, можете хоть весь день голыми по квартире ходить. – Спасибо за совет, я подумаю, – откашлявшись и выпив полстакана апельсинового сока, благодарно кивает старшему Кюхён, – но сперва испробую твой метод со свечкой. Нам определённо есть что обсудить. – Самое главное – доверяй ему. Если дать человеку достаточно свободы, он сам захочет вернуться к тебе, а если давить контролем… от контроля хочется сбежать, – Донхэ непринуждённо пожимает плечами и закидывает в рот крупную сочную виноградину. В тишине коридора вдруг раздаётся пилик от дверного замка, прервавший философскую беседу парней, затем жужжание механизма, и шорох снимаемой одежды. – У-у-у, красавчики, – идя на звук соприкасающихся кромок стекла и мужских голосов, из тёмного коридора выплывает Хёкджэ и, шелестя крыльями, посмеивается, заставая своего человека и своё начальство со стопками в руках. – Вот, значит, как вы удалённо работаете? – не то чтобы он злился, но в данной ситуации будет большим упущением не подколоть двух бухариков, которые сегодня, по их словам, работали дистанционно. Потянувшись и приоткрыв крылья, ангел подходит к Донхэ со спины, обнимает его за шею, трётся щекой о висок, легко прикусывает хрящ ушка, запуская волну мурашек по его спине, и звонко чмокает в колючую щёчку. – По какому поводу пьём? Ай, ещё и небритый, Рыбка!.. – Отмечаем три лимона потраченных вон на меблировку новой квартиры, – лихо отвечает парень, ни разу не запнувшись пьяным языком в длинной формулировке, и, закрыв на пару секунд глаза, гладит руки мужчины, ластясь к нему. Наблюдая за сей умилительной картиной, Кюхён тихо вздыхает и его мысли сразу улетают в комнату, где под тёплым одеялом спит, пуская слюни на подушку, Рёук, наверняка по привычке раскинув крылья на всю кровать. Хочется залечь к нему под бок и такой же нежности. – Ужинать будешь? – Хэ запрокидывает голову и широко улыбается, встречаясь с тёплыми медовыми глазами своего ангела. – Могу очень быстро сварить тебе порцию рамёна. – Не голоден, – вздыхает Хёкджэ, отклеиваясь от подопечного, – но от фруктов и соджу не откажусь, только сперва душ приму. А где Рёук? – Отсыпается ещё, мы решили не будить, – пожимает плечами Кю. – Хорошо, я быстро, – ангел чмокает Донхэ в макушку и, подмигнув Кюхёну, уходит в уборную, на ходу эффектно расправляя белоснежные крылья. Хёкджэ выходит из душевой, весь румяный и ароматный, всего через двадцать минут. Совершенно не стесняясь чужих глаз, он, в одном лишь белом махровом полотенце на бёдрах, проходит в спальню, одевается в свежие трусы, домашние кофту и шорты, и, поворошив влажные белоснежные волосы и стряхнув с потяжелевших крыльев лишние капельки воды, присоединяется к парням за обеденным столом, собираясь тоже немного выпить в их компании – завтра ведь выходной, значит, сегодня можно позволить себе расслабиться. Лопая крупный сладкий виноград и дольки чищеного киви, Хёкджэ рассказывает о сегодняшнем дне, как ему было грустно без привычных перепалок с кондитером и бесконечных пинков от Чонсу, но зато в обед к ним заглядывал Канин со своей бывшей женой и дочерью, и они очень мило беседовали, усевшись за столик у панорамного окна. Ангел ни на секунду не замолкает: посетителей было меньше, чем обычно, повара делали проработку новой рыбной закуски, бариста придумала освежающий летний коктейль с арбузом, официанты в процессе натирки приборов окатили друг друга водой из тазиков, словом, как обычно у них была полная веселуха. Слушая его, Кюхён смеётся и думает, что всё же у него прекрасный персонал – без него справляются на ура, работают самостоятельно, ещё и дурака валять успевают, золото, а не сотрудники! В начале одиннадцатого Донхэ, поднявшийся, в отличие от Кюхёна, в восемь утра, начинает всё чаще зевать и подпирать тяжелеющую голову рукой, а Кю, знатно захмелев с половины бутылки соджу, вообще еле держится в сознании. Состояние обоих не скрывается от внимательного и никогда не пьянеющего Хёкджэ, поэтому он, приобняв своего подопечного за плечи, целует его в колючую щёчку, говоря, что им пора спать, просит Кюхёна тоже закругляться, и, встав из-за стола, сам собирает остатки еды и посуду, унося всё это добро на кухню. – Я помогу, – вскакивает с места Кю, собираясь помыть посуду, но тут же хватается за столешницу, опускается на стул и мотает головой из стороны в сторону, чтобы прояснить поплывшую перед глазами картинку. – Ой… – Ой, – ухмыляется Хёкджэ, забирая со стола стопку грязных тарелок, – пить не надо, тогда и голова плыть не будет, – он посмеивается и переглядывается с Донхэ, сонно улыбнувшимся ему в ответ. Рыбка пьёт крайне редко и по себе знает, что после долгого перерыва алкоголь даёт в голову как первый раз – сильно и быстро, а вот отпускает нехотя и долго. – Иди, спать ложись, а то завтра не встанешь. – Утром завтраком отработаю, – кивает Кюхён, всем своим сердцем и аурой благодаря друга, мысленно ставит себе галочку, что завтра с утра готовит он, и, пожелав парням спокойной ночи, плетётся в свою спальню, широко зевая. В комнате приятно пахнет летним ветерком, ночной прохладой и озоном, влетающим через отрытую балконную дверь. Кажется, скоро пойдёт дождь. Или это так сильно пахнет самим ангелом? Вдохнув полной грудью свежий воздух, смешанный с ароматами прелых осенних листьев и дождя, Кюхён с тихим кряхтением потягивается, закрывает балконную дверь, вместо этого приоткрывая окно, и поворачивается к кровати, с тёплой улыбкой смотря на своего Хранителя. Спит как убитый. В одних лишь штанишках, чуть сползших от бесконечного ёрзанья, завернувшись в персиковые крылья и обняв подушку, Рёук выглядит ужасно милым и… как ни странно, безумно соблазняющим. Или это с пьяну глазу парню так показалось? Поджав губы, Кюхён вытаскивает из кармана домашних штанов телефон, заводит будильник, и, подойдя и положив телефон на тумбочку, заползает на кровать, пристраиваясь к мужу со спины. Внезапно из глубины души к сердцу подкатывает острое чувство нежности к этому пернатому созданию. Он такой беззащитный, несмотря на свою магию и внутреннюю силу, уютный, родной. Любимый. Прижавшись животом и грудью к спине ангела, парень просовывает левую руку под подушку, чтобы голова старшего лежала на его предплечье, правой обнимает его поперёк живота, зарывается носом в короткие пшеничные волосы на затылке и оставляет несколько поцелуев на горячей коже шеи, прямо на выпирающих позвонках. Сквозь сон почувствовав копошение рядом, а затем и крепкие объятия, Рёук шевелит правым крылом, шумно вдыхает, снимая чары глухоты, приоткрывает глаза и, улыбнувшись, поворачивает голову, ластясь к человеку. – Привет, – едва слышно шепчет Вукки, встречаясь с чёрными, как ночь, глазами донсена, и прячет крылья, чтобы плотнее прижаться к мужу, – прости, сегодня слишком поздно прилетел, инвентаризацию снимали. – Знаю, Донхэ мне написал, когда ты вернулся. Пару секунд оба молчат – Кюхён ждёт хоть какой-то реакции от вдруг напрягшегося ангела, а тот, сжавшись как пружинка, ожидает услышать очередной наезд по поводу "какого хрена так поздно явился". Однако вместо претензий парень улыбается, вжимается в старшего всем телом, не оставляя ни одного свободного миллиметра, и начинает целовать его оголившееся плечико, вдыхая насыщенный аромат прелых осенних листьев, исходящий от горячей молочной кожи. – И? – наконец подаёт голос Рё, не ожидав такой внезапной вспышки нежности со стороны супруга. – В кои-то веки не будешь истерику закатывать? А вдруг я с Йесоном был? – Не важно, где и с кем ты был, – отвечает Кюхён, продолжая покрывать плечо поцелуями, и, нащупав руку любимого под подушкой, переплетает с ним пальцы, – я тебе доверяю. – Давно ли? – с сарказмом фыркает ангел, отворачиваясь, но, осознав, что тут что-то нечисто, хмурится и снова поворачивает голову к Кю, рассматривая его лицо в полутьме комнаты. – Фу, ты чо, пил? – учуяв тонкий аромат перегара, который не перебили виноград, рис и апельсиновый сок, Рёук морщится и резко выдыхает. – То-то я думаю, чего это ты такой добрый. – Теперь всегда таким буду, – от всего сердца обещает Кюхён, и, приподнявшись на локте, чмокает юношу в губы, – больше никаких ссор. Никакой ревности. Мне следовало с самого начала доверять тебе, держать под контролем свои эмоции, и не относиться к тебе как… к своей собственности. Ты мой муж, но это не даёт мне права давить на тебя и контролировать каждый твой шаг. – Кажется, Донхэ на тебя хорошо влияет, – посмеивается Рёук, не в силах до конца поверить тому, что сейчас слышит. Неужто подопечный сам понял свои ошибки? Или Донхэ в самом деле доходчиво ему объяснил, где он был не прав? В любом случае, любимый человек готов меняться – это уже огромный прогресс. – Но… ты говоришь это… потому что пьян. Завтра утром мы проснёмся, и ты снова будешь спрашивать, где я был, следить, во сколько возвращаюсь с работы, и намекать, что я слишком много времени провожу с Йесоном. – Нет, – расцепив руки, Кюхён давит на плечо старшего, заставляя перевернуться на спину, упирается правой рукой рядом с его головой, и прямо смотрит ему в глаза, – с настоящего момента клянусь уважать твоё личное пространство. И постараюсь проводить с тобой побольше времени, – улыбнувшись, парень ласково оглаживает пальцами гладкую щёчку супруга, – чтобы снова стать семьёй. – О какой свечке ты думаешь? – вдруг хмурится Рёук, слушая мысли подопечного. – А об этом мы с тобой завтра поговорим, – Кю игриво морщит нос, закрывает глаза, и целует мужа, вдруг для себя понимая, что безумно соскучился по вкусу его губ. Но, как только он давит большим пальцем на подбородок, пытаясь заставить того открыть рот, Вукки дрыгается, морщится, и с силой отпихивает человека от себя. – М-м! От тебя соджу несёт! – ангел упирается ладонями в плечи младшего, старается вывернуться, однако тот его не отпускает. – Кю! Фу! Кюхён! Пусти меня! – вместо того, чтобы выполнить просьбу, парень хватает запястье Рё левой рукой, а свою правую ладонь кладёт ему на пах, отчего тот ахает и прекращает вырываться. – Кю, ты пьян… – предпринимает он последнюю попытку, которую донсен нагло пресекает глубоким влажным поцелуем с привкусом винограда и соджу. Жадно, и вместе с тем нежно целуя мужа, Кюхён скользит ладонью по его ноге от бедра до колена, отводит в сторону, открывая для себя красивое, немного поправившееся мужское тело, и ползёт к мягкому, сокращающемуся от щекотки животику, чтобы погладить его. Если первые пару минут Рёук ещё сопротивлялся, то, как только младший, низко рыкнув, спускается к шее и всасывает тонкую светлую кожу в рот, оставляя яркий засос, сдаётся на его милость, расслабляясь под настойчивыми ласками. Признаться, он тоже соскучился по мужу, по его рукам, поцелуям, запаху, по тому, с какой страстью он гладит его тело, с какой жадностью кусается и оставляет собственнические засосы на груди… От прикосновений этих нежных рук и губ Рё теряет всякую волю. Ненадолго оторвавшись от шеи любимого, Кюхён встаёт на колени, через голову снимает с него растянутую домашнюю футболку, отбрасывая её куда-то в сторону окна, затем медленно, будто играя, стаскивает с Рёука, вновь расправившего крылья по кровати, штаны-афгани, оставляя лишь нижнее бельё, и, шире раздвинув его ноги и удобно устроившись меж них, наклоняется, чтобы продолжить прерванное занятие. Ангел сногсшибательно пахнет, он горячий, всё ещё немного сонный, и такой податливый: сам обнимает подопечного, зарывается пальцами в его волосы, прижимая к груди, пыхтит и тихо стонет, закрывая глаза, когда Кю прикусывает и втягивает правый сосок в рот. Он закидывает ногу на поясницу донсена, выгибается, подставляя грудь под его губы, хлопает крыльями, колыша ветром шторы, и, не сдержавшись, расцарапывает мужу спину, оставляя восемь ровных красных полос на светлой коже. – Так уж сильно соскучился? – ухмыляется Кюхён, сдавливая талию старшего пальцами и поднимая голову, чтобы посмотреть на парня исподлобья. Спину обжигает мимолётной болью, но сейчас эта боль приятна и скорее будоражит, нежели причиняет дискомфорт. – Безумно, – всего одно слово, которое Рёук буквально рычит, выдаёт его сильное возбуждение. Конечно, они так давно не были вместе, всё работа да ночные полёты, неудивительно, что сейчас ангел весь ёрзает, царапается, стонет, и шелестит крыльями, соскучившись по близости со своим человеком. – Кюхён… – он жалобно хнычет, шире раздвигает ноги, и давит на плечи младшего, толкая его вниз, туда, где больше всего хочется прикосновений. – Нетерпеливый, – довольно хмыкает Кю, и, не сводя глаз с румяного лица Хранителя, склоняется и оставляет быстрый поверхностный поцелуй на светлой коже живота, чуть ниже пупка. В последнее время Рёук немного поправился, из-за чего у него появился милый пузик, и несмотря на то, что хён сильно комплексует по этому поводу, Кюхён раз за разом твердит, что мужа он любит любым, пусть бы даже и полненьким. Проведя носом дорожку от пупка до резинки белья, парень останавливается, цепляет пальцами резинку и целует головку члена через ткань, на которой уже появилось мокрое пятно. Он чувствует пульсацию под губами, как плоть напрягается, стоит её коснуться, и пятнышко на белье, как раз на месте головки, становится больше от выделяемой смазки. От возбуждения Рё пахнет ещё вкуснее, к его личному аромату прелых листьев, травы и дождя примешивается тяжёлый запах мускуса, особенно так близко к паху. Это сводит с ума. Будто бы изводя и без того перевозбуждённого ангела, Кюхён чуть приспускает резинку белья, пальцами сдвигает крайнюю плоть, проходится кончиком языка по розовой головке, щекочет уздечку, раздвигает губки, причиняя мимолётную боль, и проникает в уретру, собирая солёную смазку, чем добивается громкого стона и очередных царапин на плечах. – М-м, похоже, у них там всё налаживается, – услышав в образовавшейся тишине квартиры протяжный стон высоким голоском, хмыкает Донхэ, мельком глянув на закрытую дверь гостевой спальни. В ответ Хёкджэ расплывается в широкой смущённой улыбке, краснеет, прикусывает нижнюю губу, и отворачивается, продолжая мыть посуду, пока любимый допивает остатки апельсинового сока. – Может, составим конкуренцию? Сам Донхэ редко проявляет инициативу, обычно ему хватает вечно возбуждённого Хранителя, который первым к нему подкатывает, однако сейчас в нём говорит выпитый алкоголь и полная расслабленность. А ещё второй томный стон, донёсшийся из комнаты и запустивший мурашки по коже. – Рыбка, я уставший, давай завтра, – вздохнув, отвечает Хёк, споласкивая тарелку. Глупое занятие, как только людям хватает терпения мыть эту чёртову посуду? Выйдя из себя, Хёкджэ с грохотом швыряет ложку в раковину и пару раз взмахивает руками, накладывая чары – две секунды и чистая посуда уже стоит перед ним ровными стопочками, сухая и рассортированная. – Что? – обернувшись, выпучивает он глаза на притихшего от лёгкого испуга подопечного. – Тарелка не отмывалась. Вместо ответа Донхэ смеётся, допивает остатки сока, встаёт, кивая старшему в сторону спальни, и, зевая во весь рот, идёт в комнату, слыша позади шелест крыльев и шаги. Едва Кюхён стаскивает с ангела трусы, как на кухне раздаётся звон металла, и парень, вздрогнув, отрывается от мужа, собираясь обернуться, однако Рёук, хныкнув, хватает его за руку, не позволяя отстраниться, а вторую свою руку направляет на дверь, с помощью чар щёлкая замком. Сегодня им ничто не помешает, и пусть хоть небо рухнет. Понимая, что муж находится в состоянии крайнего нетерпения, Кю посмеивается и возвращается к прерванному занятию: опускается между ног хёна и, обхватив руками аппетитно располневшие бёдра и закинув их себе на плечи, снова берёт в рот подрагивающий член, обводя головку языком. Рёук кусает губы, выгибается в дугу, раскрывает и складывает крылья от удовольствия, и старается глушить стоны, при этом комкая простынь пальцами и царапая руки младшего. Он давно не делал минет, но, видя, как любимый извивается и стонет, Кюхён делает вывод, что мастерство таки не пропьёшь. Всего на секунду остановившись, парень засовывает два пальца в рот, быстро покрывает их слюной, следя при этом, чтобы Рё не открыл зажмуренных глаз, и, проводя языком по яичкам, начинает тереть средним пальцем плотно сжатый, пульсирующий анус. Чёрт, придётся долго его растягивать, чтобы не было больно, он так сильно зажат… Хотя это определённо плюс – его зажатость показатель того, что супруг говорит правду и не спит ни с кем, кроме своего человека. Кюхён оставляет поцелуи на внутренней стороне бёдер ангела, слегка кусается, но, как только собирается начать растяжку, Вукки резко дёргается, уходя от прикосновения, тянет подопечного вверх и рывком переворачивает его на спину, усаживаясь сверху. Удобно устроившись на бёдрах мужа, Рёук проводит рукой по его трусам, растворяя их чарами, ёрзает, добиваясь того, чтобы их члены тёрлись друг о друга, и, наклоняясь к лицу, берёт его руку за запястье и подводит к своим ягодицам, давая разрешение на растяжку. Поддерживая его игру, Кю отодвигается, чтобы упереться спиной в спинку кровати и удобно сесть, кладёт ладони на упругую попку любимого, с удовольствием жамкая нежные ягодички, и, отвечая на поцелуй прильнувшего к его губам супруга, тихо стонет на выдохе. Рёук нагло проникает языком в рот мужа, забив на запах перегара, открывает крылья и хлопает ими, распространяя свой личный, усилившийся от возбуждения аромат по всей комнате, гладит плечи человека и царапается, переживая волны удовольствия, смешивающиеся с щиплющей болью от сухого проникновения. – Стой… подожди, Кю, – поморщившись, Вукки с влажным чмоком отлипает от губ подопечного, упирается ему в грудь ладонями и тяжело дышит. Больно. Вернее, не слишком больно, скорее просто малость дискомфортно и неприятно. – Прости, малыш, – понимая, что что-то не так, Кюхён мгновенно тормозит, гладит левой рукой бедро Хранителя, и ждёт, пока тот даст разрешение продолжить, не обращая внимания на собственный ноющий орган, требующий прикосновений. – Тебе больно? Давай остановимся. – Нет, ты просто… – справившись с неприятными ощущениями, Рёук глубоко вдыхает, закрывает глаза, сосредотачиваясь, и что-то быстро, неразборчиво шепчет. Для незнающего человека это прозвучало бы как сплошная абракадабра, но Кюхён улавливает в его шёпоте характерные окончания слов для латинского языка. Очередные чары, догадывается парень. – Теперь… всё в порядке, – выдохнув, улыбается ангел, трясь носиком о нос младшего, – продолжай. А то я умру от возбуждения. – Что ты сде… Спросить Рё не даёт, затыкая парня глубоким поцелуем, и, стоит ему приподняться, как человек тут же понимает направление чар – он создал смазку! Кажется, уроки с Йесоном идут ему на пользу, он уже может наколдовать гораздо больше, чем умел до встречи с чернокрылым Стражем. Даже если это просто смазка, всё равно вещь полезная, а в семейной жизни двух мужчин и вовсе незаменимая. Крепко обняв старшего, Кюхён слегка прикусывает его нижнюю губу и переходит поцелуями на шею и плечи, вместе с тем проникая в него сразу двумя пальцами, начиная растягивать. Рёук с готовностью насаживается на пальцы, тихо стонет и хнычет, сжимает плечи мужа, раскрывает крылья, с которых ссыпается несколько пёрышек, и запрокидывает голову, зажмуриваясь. До чего же он прекрасен… Тонкая шея, вся в укусах и засосах, покрасневшие ушки, растрепавшиеся пшеничные волосы, зажмуренные в удовольствии глаза. Даже спросонья ангел выглядит идеальным. Не контролируя себя, он взмахивает крыльями, поднимая ветер, его нимб непроизвольно загорается и гаснет, мерцая, будто сломанная лампа, он прижимает голову Кюхёна к своей груди, без слов показывая, где ему хочется ласки, и, оттолкнув его руку, посчитав, что такой растяжки достаточно, сам насаживается на его член. – Помедленнее, солнышко, – крепко вцепившись в бёдра Рёука, чтобы остановить, Кю ахает от приятных ощущений, зажмуривается, и утыкается лбом в грудь хёна. – Руки, – рычит в ответ парень, резко распахивая крылья в полный размах, и замирает в таком положении, опустив взгляд на каштановую макушку супруга, – иначе я тебя изнасилую. – Хорошая угроза, – смеётся человек, начиная тереться щекой о грудь любимого, и ослабляет хватку, позволяя Рё полностью принять его в себя, – м-м-м, малы-ы-ыш… – Кюхён задыхается, ощутив тугие мышцы, плотно обхватившие эрекцию, стонет, спрятав губы в изгибе шеи супруга, и, обвив его талию руками, толкается навстречу, получая ответные объятия и стон. Всё же долгое воздержание положительно влияет на интимные отношения: Рёук ведёт себя так раскованно, свободно, сам контролирует все движения подопечного, постанывает каждый раз, как чувствует прикосновение яичек к своим ягодицам, и расцарапывает плечи мужа в порыве страсти. Жадно втягивая носом воздух, Кюхён краем сознания понимает, что запах ангела и вкус его кожи лишают здравого рассудка. Он до боли сжимает бёдра своего Хранителя, тискает их, одновременно расцеловывая грудь и шею, толкается ему навстречу, обхватывает руками талию, опуская взгляд вниз, чтобы посмотреть на член, обтирающийся о его живот и истекающий смазкой, и хрипит, когда Рё в очередной раз дёргает его волосы, зарывшись в них пальцами. – Мой человек, – низко рычит Рёук, наклоняясь к уху младшего, и кусает его в основание шеи, причём вонзает клыки с такой силой, что младший вскрикивает, зажмуривается, и непроизвольно сдавливает пояс ангела ещё сильнее. – Моё… мой муж… – А жалуешься, что я собственник, – перетерпев боль, посмеивается парень, и поднимает голову, глядя в карие глаза супруга, посветлевшие от возбуждения. Жарко выдохнув, Рёук впивается в его губы страстным поцелуем, обхватывая ладонями голову, чтобы человек не смог вывернуться, снова начинает двигаться, теперь уже быстрее и резче, подводя себя и донсена к разрядке. Он стонет всё громче и громче, совершенно забыв о том, что за стенкой живут Хёкджэ с Донхэ, хлопает крыльями, из-за чего в комнате получается настоящий ураган, вдруг замирает, опустившись до самого конца, и с тихим жалобным стоном кончает, пачкая живот Кю своим семенем. Ангел выгибается, закрыв глаза, сводит брови домиком, переживая приятные импульсы, расходящиеся по всему телу, его крылья расправляются и держатся прямо, чуть подрагивая, над пшеничной макушкой ярко загорается нимб, а на левом плече проявляется изящный, золотой витиеватый узор, мягко светящийся в полутьме. Узы. Этот, на первый взгляд, простой узор является показателем самой крепкой связи, что может связать ангела с человеком, это символ их клятвы, замужества, любви. У Кюхёна такой же высвечивается на лице, аккурат на том самом месте, где Рёук и поставил ему этот золотой узор в рождественскую ночь, когда подопечный делал ему предложение. Золотые завитки, мягко переливаясь светом в полутьме, ползут по левому виску, немного задевают скулу, заходят на бровь, и уже через пару секунд тускнеют, вскоре вовсе пропадая. Кюхён с широко открытым ртом смотрит на мужа, будто бы стараясь запечатлеть в памяти этот момент, как на фотоплёнку, обхватывает его член, поглаживает, чтобы продлить старшему удовольствие, и спустя буквально пару секунд следует за любимым, изливаясь глубоко внутрь. В голове кавардак, в ушах пульсирует кровь, перебивая прочие звуки, перед зажмуренными глазами плывут цветные круги, и плюсом ко всему накладывается почти прошедшее алкогольное опьянение. Странное чувство, когда тебе настолько хорошо, что сейчас стошнит. Тяжело дыша, Кюхён обмякает, откидывая голову на стену позади, смотрит на Рёука, как тот сумасшедше улыбается с закрытыми глазами, как дрожат его крылья и поднимаются дыбом покровные пёрышки на костях, и как, мерцая в темноте, растворяется золотой след на его плече, словно впитываясь обратно в кожу. Идеальное существо. И дикое по своей сути, в этом Кю уже не раз убеждался: во время близости в ангеле будто бы пробуждается звериный инстинкт, он становится грубым, резким, может сильно укусить или оцарапать, и, бывает, низко рычит, напоминая охотящегося тигра. В конце концов, он ведь наполовину животное, так чему удивляться… Тяжело, быстро дыша, Рёук открывает глаза, складывает крылья за спиной, резко наклоняется, звонко чмокает парня в губы и, привстав, чтобы его член выскользнул, просто садится на его бёдрах, игнорируя противную липкость смазки и спермы, размазавшуюся по бёдрам и ягодицам. – Люблю тебя, – он нежно шепчет, гладит лицо Кю ладонями, зарывается пальцами в его каштановые волосы, и целует, уже совсем не чувствуя ни привкуса соджу, ни запаха перегара, – так сильно люблю. Хотя в последнее время нечасто показываю тебе это. – Я сам виноват, – вздыхает младший, поглаживая левой рукой поясницу мужа, – давил на тебя, не доверял, и совсем не думал о том, что ты чувствуешь. Донхэ-хён показал, где я был не прав. – Пообещай, – твёрдо, уверенно, глядя в тёмные, почти чёрные глаза Кюхёна, просит Рёук, – пообещай мне, что с этого дня мы будем доверять друг другу и решать все свои проблемы разговором. – Обещаю. – Кюхён, – он не отводит взгляда, всё так же смотрит прямо в глаза, и берёт лицо парня в ладони, поглаживая щёки большими пальцами, – я не хочу тебя терять. Но мне правда тяжело, когда ты думаешь, что я могу быть с кем-то ещё. Мы с тобой связаны Узами, для ангелов это священный союз, ты во всех смыслах мой супруг, моя пара. И мой подопечный, от которого я даже при большом желании не смогу отказаться, – Рё смеётся, вызывая у донсена ответную улыбку, и склоняется ниже, соприкасаясь с ним кончиками носов. – А думал об этом? Об отказе? – Ну ты и придурок, – смеётся Рёук, и, отпустив Кю, перекидывает через него ногу и встаёт с кровати, прикрывая свою наготу огромными персиковыми крыльями. Окинув расслабленного, перепачканного и всё ещё чуть пьяного супруга взглядом, он взмахивает рукой, очищая его от следов произошедшего секса, и, шелохнув крыльями, обернувшими ангельское тело словно кокон, отворачивается и подходит к платяному шкафу. – Я в душ, приведу себя в порядок и вернусь. Не жди, засыпай. – Не смогу без тебя уснуть, – капризно хнычет Кюхён, прикрывая пах уголком одеяла, а то как-то некомфортно сидеть с обнажёнными гениталиями. Фыркнув, Рё закрывает дверцу шкафа, прижимает к груди стопку одежды, пряча её за сгибом крыла, подходит к кровати, встаёт на неё одним коленом, наклоняясь к лицу человека, и, огладив ладонью его щёку, целует в губы, задерживаясь всего на пару секунд. – Ложись, – тихо шепчет Рёук, поглаживая большим пальцем щёку мужа, – ты устал. А я быстро почищусь и вернусь. Выпрямившись, он тепло улыбается, снова заворачивается в крылья и выходит из комнаты, с едва слышным щелчком закрыв дверь. Отсчёт начался. Всего пара минут и Кюхён уснёт, не найдя в себе сил сопротивляться чарам, которые ангел наложил на него одним лишь поцелуем. Принимая душ, Рёук улыбается, чувствуя себя так свободно, будто крылья за спиной впервые наполнил ветер, подставляет лицо тёплым струям воды, смывая с себя усталость и сон, и вслушивается в мысли человека, отмечая, что с каждой секундой они становятся всё тише и медленней – подопечный погружается в сон вопреки собственным словам дождаться его. Оно и к лучшему. Сегодняшний вечер получился слишком откровенным, честным, тёплым, семейным. Сердце всё ещё заходится, стоит вспомнить нежную улыбку Кюхёна и его обещание доверять ему, контролировать свои эмоции и свою ревность. И на фоне этого обещания ему вовсе не стоит знать, куда сейчас, выспавшись за весь день, собирается слинять его горячо любимый Хранитель. Он торчит в уборной минут сорок, тщательно отмываясь и просушивая пёрышки, затем одевается, укладывает пшеничные волосы в аккуратную шапочку, наносит тональный крем и пудру на лицо, подводит глаза чёрным карандашом, подражая Йесону, и, посмотрев на себя в зеркало, делает вывод, что выглядит он сногсшибательно. Хотя всё-таки маленько поправился, не мешало бы похудеть, а то, как в детстве, крылышки не поднимут… Выйдя из ванной комнаты, ангел зажигает нимб, чтобы в темноте квартиры не наткнуться на что-нибудь, в прихожей обувается в чёрные осенние ботинки на платформе, чистит подошву, чтобы не оставить следов на чистом полу, и, сняв с вешалки чёрную мантию, которую купил пару дней назад, крадётся к гостиной, практически бесшумно ступая по паркету. Он смотрит в одну точку, на прозрачный журнальный столик, чтобы в случае чего периферийным зрением уловить малейшее движение, приоткрывает крылья для баланса, и останавливается, пройдя мимо барной стойки. Повернувшись лицом к кухонному окну, через которое он собирается вылететь из квартиры, Рёук прячет крылья, надевает мантию, попутно делая в ней два разреза на спине, снова открывает крылья, проверяя, комфортно ли им двигаться в новой одежде, делает шаг по направлению к обеденному столу и… сердце пропускает удар, а следом от него по груди расползается ледяная волна страха. За его спиной противно скрипит открывшаяся дверь. Один. Два. Три. Три шага, шлёпанье босых ног по паркету. Тишина. – Рёук? "Святой Архангел", – успевает подумать Рё, закрывая глаза, но, собравшись, глубоко вдыхает и оборачивается, встречаясь с растрёпанным, сонно трущим глаза Хёкджэ. Встряхивая белоснежные, слежавшиеся крылья, старший хлопает глазами, проясняя зрение, подходит ближе и останавливается у барной стойки, нахмурившись. Рёук странно одет, он крайне редко одевается во всё чёрное, а тут на нём чёрные джинсы в обтяжку, чёрная водолазка, ботинки, мантия, глаза подведены чёрным… – Куда ты… – хочет спросить Хёк, но так и замолкает, не закончив предложение. Ангелы предпочитают светлые цвета, за исключением тех, для кого чёрный цвет – часть работы. Вукки же всегда любил всё светлое, так с чего бы ему надевать чёрное… – Не-е-ет, – осознавая происходящее, тихо выдыхает блондин, с шорохом опуская крылья на пол, – нет, нет, нет. – Ынхёк пытается пролезть в мысли Рё, натыкается на сильный блок, который пробить не может, и на секунду его сердце пропускает удар. Донсен стал удивительно сильным в последнее время. Но дело не в этом. Тут даже незачем читать мысли, то, как ангел одет, выдаёт его замыслы с потрохами. – Ты… Ты соображаешь, что творишь? Ему хочется кричать, хлопнуть крыльями, хорошенько треснуть брата током, влепить ему пощёчину, чтобы мозг включился, но вместо этого он сжимает кулаки, беря эмоции под контроль, и орёт на младшего шёпотом. – Хён, расслабься, всё под контролем, – отмахивается от него Рёук, и натянуто улыбается. – Рёук! – теперь Хёкджэ шипит угрожающе, открывает крылья, и делает пару шагов навстречу другу, морально давя на него. – Это опасно, понимаешь? И речь не только о тебе, Кюхёна тоже коснётся! – Хёкджэ, – вздохнув, Рё полностью поворачивается к нему, встряхивая крылья, поправляет полы чёрной мантии, и ухмыляется, – я знаю, что делаю. И ты меня не переубедишь. – А если что-то пойдёт не так? – он понижает тональность шёпота, опускает голову, глядя исподлобья, и ещё больше расправляет крылья, неосознанно показывая таким образом, что он крупнее, главнее, авторитетнее, прямо как в животном мире, чтобы задавить донсена. – Если получишь травму? Сломаешь крылья? А если тебя убьют?! – Хён! – Рёук резко распахивает крылья, обдавая старшего ветром и личным ароматом свежескошенной травы, и шипит, обнажая зубы. – Я сам разберусь, – вдруг смягчается парень, вспомнив, что брат всё-таки его на два годика старше, – ты просто… не вмешивайся, – сложив крылья, Рё разворачивается, подходит к стеклянному обеденному столу, отодвигает стул, и чарами распахивает кухонное окно, впуская в квартиру холодный влажный ветер, пахнущий приближающимся дождём. – Серьёзно, Хёкджэ, – он поворачивает голову к белоснежному ангелу и шевелит крыльями, готовясь к полёту, – не переживай за меня. – Я переживаю за твоего человека. После этой фразы Рёук мгновенно меняется в лице. Он серьёзнеет, сжимает кулаки, в его карих глазах появляется опасный блеск, а на сгибах крыльев медленно вырастают когти. Угрожает. Или защищается. Это не к добру. Хёк много раз видел его злым, видел, каким он бывает в моменты опасности, как готовится к бою, как выпускает когти и шипит, будто зверь, отстаивая своё. Но ни разу юноша не делал этого по отношению к нему. Никогда. От того и становится страшно… Старший уже морально готовится к внезапному нападению, просчитывает ходы отступления и чары, которые будет использовать, однако вместо драки Вукки резко отворачивается, наступает на стул, затем на подоконник, и выпрыгивает из окна, сразу расправляя крылья и взлетая ввысь, скрываясь за тяжёлыми серыми тучами, затянувшими небо. Как только звук хлопков теряется вдали, Хёкджэ расслабленно выдыхает и вдруг с удивлением осознаёт, что сам от напряжения всё это время с силой сжимал кулаки. Нет, с Рёуком явно происходит что-то нехорошее. И нужно что-то предпринять, пока он не зашёл слишком далеко. Рассекая крыльями стальные тучи, ангел скрипит зубами от злости, смахивает с лица влагу, сконцентрировавшуюся в наполненных дождём кучевых облаках, и, с трудом взяв себя в руки, снижается, приземляясь на крышу здания Hamilton Hotel, где его уже ждёт чёрная фигура. – Опаздываешь, – подаёт голос мужчина, едва Рёук касается подошвой ботинок бетонной поверхности крыши и складывает крылья. – Прости, задержали, – тяжело дыша, парень склоняет голову, хотя хён его не видит, и оправляет растрепавшиеся волосы и одежду. – Электризуешься, – повернувшись к юноше, Йесон усмехается, глядя на него исподлобья чёрными подведёнными глазами, и отходит от края крыши, откуда наблюдал за людным перекрёстком внизу, – опять поругались? – Не с Кюхёном, – потупив взгляд, бурчит Рё, и кусает губы, когда Чонун оказывается всего в паре сантиметров от него, – с Хёкджэ. – Мужчина молчит, засовывает руки в карманы джинсов, приоткрывает чёрные крылья, будто бы флиртуя, и пытливо смотрит на донсена, выжидая, пока он расколется и выдаст всё, что гложет его душу. И добивается своего. Скосив на него глаза, Рёук выдыхает, надувая щёки, и поднимает голову, встречаясь взглядом с чёрными глубокими глазами хёна. – Это первый раз, когда мы ругаемся. Первый раз за все восемнадцать лет. Он понял, что я прохожу обучение… – Волнуется? – Да. Ему не нравится то, чем я занимаюсь. Как и Кюхёну. Они оба будто сговорились, только муж думает, что я с тобой сплю, а Хёкджэ… Рёук дрыгает ногой, нервничая, не в силах собрать мысли в кучу и выразить их словами, шумно выдыхает и опускает голову, завешивая глаза завившейся от влаги пшеничной чёлкой. Окинув его взглядом с головы до ног, Йесон склоняет голову вправо и прикусывает нижнюю губу. Сколько раз за свои четыреста лет он видел внутренние терзания ангелов, – своих учеников, – каждый неизбежно проходил эту стадию в процессе обучения, когда стоял выбор. Именно на этой стадии кто-то сдавался, выбирая родных и любимых, а кто-то выбирал себя и шёл дальше. Но бывали и те, кто выбирал "идти дальше" ради тех самых "любимых", хотя таких, конечно, было в разы меньше. Как раз на этом выборе в данный момент и застрял Рёук – либо он и его успешное будущее, либо Кюхён. – Ещё не поздно всё отыграть, – тихо, вкрадчиво говорит мужчина, больше походя сейчас на демона-искусителя, нежели на светлого Стража, – ты только на первой ступени, не страшно, если сдашься сейчас. – Нет, – Рёук резко открывает персиковые крылья, поднимает голову, и говорит твёрдо, уверенно, глядя в чёрные глаза друга, – ты знаешь, для чего я учусь. Мне нельзя сдаваться. Ради него… нельзя. Любопытно наблюдать за человеком, делающим выбор. Ещё более любопытно наблюдать как ангел, который всего год назад был тихим, застенчивым, слабым, рядом с ним стал смелым, открытым, сильным и свободным. Решительным. Целеустремлённым. Йесон сам вырастил его, заложил в него то зёрнышко силы, которое так необходимо чистокровным Высшим Хранителям, и поэтому его сердце приятно теплеет, когда он видит непоколебимую решимость в карих глазах своего ученика. – Рад слышать, – Чонун одобряюще кивает, ухмыляясь в лучших традициях демонов, легко подталкивает младшего локтем и, развернувшись, идёт к краю крыши, показывая, что на сегодня его лимит слов исчерпан. Мужчина немногословен, зачастую вообще может общаться предложениями из одного слова, его стиль обучения основывается на принципе "смотри и учись, увидел и не понял – объясню, не дошло объяснение – твои проблемы", но Рёук привык к его странностям, и привык понимать с одного слова. – Хён! – окликает старшего Рё, и делает два шага следом за ним, когда тот останавливается, приоткрыв чёрные блестящие крылья. – Какой план на сегодня? Будем ставить ловушки или облетим город? – Нет, – тихо отвечает Йесон, что в шуме ветра едва слышно, – сегодня я научу тебя… – завесив интригующую паузу, мужчина резко разворачивается и расправляет крылья, удивляя донсена внезапным изменением. Всего в секунду чёрные пернатые крылья увеличиваются в размерах и становятся кожистыми, как у летучих мышей, с когтями на каждом пальце перепонки, из вороха чёрных волос вырастает два огромных витых рога, ребристых, показывающих его возраст, и будто в довершение образа он хищно улыбается, демонстрируя белоснежные, острые как бритва клыки. Перед ним демон. Самый настоящий. – Иллюзии. Хлопнув крыльями, чтобы сбросить иллюзорные чары, Чонун, всё с той же хитрющей ухмылкой, отталкивается от крыши и взлетает, и Рёук, с восторгом выдохнув, взлетает следом за ним, поднимаясь ввысь, за пушистые серые облака, где никто их не увидит. *Триптих – произведение искусства, состоящее из трёх частей (картин, барельефа, статуй), объединённых общим смыслом.