Солнце почти не грело

В романтических историях принято писать что-то вроде «Все мысли вымело из головы», «Тело зажило собственной жизнью», «Голова полностью отключилась» и тому подобное. А вот мозг Шерлока прямо-таки закипел от всего, что в нем замелькало со скоростью около ста мегабит в секунду. Боже, это, черт возьми, стоило того, чтобы прятать глаза все эти пять лет. Шерлок ошибался, когда думал, что Джон теплый, что Джон — солнечный луч, воплощение уюта и покоя. Ошибка в том, что Джон сам был солнцем, горячим, обжигающим солнцем, неиссякаемым источником тепла и жара, таким, что если смотреть долго, а потом отвести взгляд, перед глазами запляшут цветные пятна. А еще Шерлок именно сейчас понял, что это вовсе не счастливое завершение долгой истории о расстоянии и притяжении. За первой бурей определенно последует вторая, но уже никак не связанная с обоюдным желанием и страстью. Связанная с этой дурацкой моралью. Стоит Джону прийти в себя, как вся она вылезет наружу. Значит, не позволять ему прийти в себя как можно дольше. Как же хотелось забраться ему под кожу, растечься по венам, заполнить сознание, так, что ни скальпелем не вытащить, ни святой водой не изгнать. Как хорошо. Не отпускай. Мой. Дальше все произошло быстро, произошло то, чего он ожидал, но что все равно казалось неожиданным, ошеломляющим, болезненным. Плечи под руками напряглись, а ладони резко уперлись в грудь. Держать его и дальше — почти насилие. И Шерлок позволил себя оттолкнуть. У Джона были ошалевшие глаза и влажные покрасневшие губы. Он смотрел так, как если бы случилось что-то… что-то… что-то такое, что и так уже только что случилось. — Черт возьми, — он провел ладонью по лицу, во взгляд вернулась осмысленность. — Черт возьми, Шерлок… Шерлок никогда не играл в игры, в которых проигрыш был неотвратим, как цунами, но в этот раз решил попытаться. И потянулся за новым поцелуем. — Еще один. Пожалуйста. Господи, как же он посмотрел… будто Шерлок протянул ему нож и предложил вырезать сердце. — Джон. Молчание. — Джон. — Прости, — тихий шепот. — Джон, — в третий раз позвал Шерлок и схватил его за руки. Брат вырвался. — Ты… я просто… не надо жалеть. Поразительно, но слова не слушались. Да и как они могут послушаться, если их почти не было? Сейчас Шерлок был настороже, как охотничий пес — чутко ждал любого оттенка его эмоций, собираясь не то убеждать, не то успокаивать, не то защищаться от возможных ударов. — Шерлок, прости. Вот упрямый! — Джон, послушай… — Я не понимаю… я так давно тебя не видел… думал, все уже закончилось, прошло, — Джон смотрел в сторону, но он хотя бы не собирался сбежать. Он говорил, он хотел говорить. — Я не должен был. О Боже, как я мог? — Джон, — снова его имя, как заклинание. — Ты же знаешь, что я хотел. И ты тоже. — Хотел? Да, черт возьми, хотел, — врать гениальному брату не было смысла. — Но неужели ты не понимаешь, что это не играет никакой роли в нашем случае? Это же, твою мать, почти инцест! — Почему тебе настолько не плевать? — хотелось встряхнуть его, выбить из головы всю эту чушь, забрать только себе, и пусть весь мир катится в ад. — К тому же, это не инцест, это всего лишь поцелуй. — Шерлок, — Джон размахнулся и шарахнул кулаком по стене. — Ты непробиваемый, понимаешь? Неужели непонятно, что то, что случилось — безумие чистой воды. — Я видел безумных, Джон, — он подошел и попытался накрыть сбитые костяшки ладонью. Глупая попытка. — Они совсем другие. Джон отошел к окну. Его пальцы мелко дрожали. — Послушай, — Шерлок развернул брата и прижал пальцы к его вискам, заставляя смотреть себе в глаза. — Ты никому ничего не должен. Ты, черт возьми, никого не убил. Почему вы, люди, закатываете истерики по поводу и без? Джон сжал зубы и вырвался из захвата. — Непробиваемый, — прошептал он. — Совершенно непробиваемый. — А чего ты хочешь? — Шерлок, похоже, тоже начал закипать. — Мне зарыдать? Посыпать голову пеплом? Затвориться в монастыре? Я этого хотел. Хочу и теперь. Почему иногда люди не поддаются столь логичным доводам? Все ведь просто, как дважды два. Как жаль, что люди поступают порой настолько неразумно. Джон поступал неразумно. А руки его все еще дрожали. — Мне нужно уехать. — Нет. — Сейчас. Он схватил со стола ключи от корыта, которое по ошибке называл своей машиной. — Ладно, — Шерлок тронул его за плечо. Джон вздрогнул. — Уедешь утром. Я… не потревожу тебя, обещаю. — Сейчас. И брат пронесся мимо, хлопнув дверью. Даже вещи не забрал. Казалось, Шерлок пробежал, не останавливаясь, пару миль. Не хватало кислорода. Не хватало сил. Не хватало Джона. Уже не хватало. Мчаться вдогонку — идиотизм. Хватит. В конце концов, разум превыше чувств, превыше желания, превыше… любви? Черт… можно считать это провалившимся экспериментом. Ведь можно считать это всего лишь провалившимся экспериментом? Шерлок упал на кровать, все еще пахнущую Джоном, и совсем немного — красным вином. Свернулся в позе эмбриона и замотался в покрывало, стуча зубами. Без солнца холодно. Мозг отказывался думать. Странно: сейчас бы искать возможные выходы, составлять алгоритмы возможных действий, продумывать возможные варианты развития событий. Но нет. Выхода не было. Ни возможного, ни даже самого невероятного. Шерлок проснулся, когда услышал, что снизу зовет мама. Проснулся? Он не заметил, как уснул. Он не думал, что вообще сможет когда-нибудь уснуть. — Шерлок, ну где же ты, где ты? — в мамином голосе слышались слезы. Он поднял тяжелую голову с подушки. Кажется, он спал несколько часов. За окном все еще было темно. Он ссыпался с кровати и вышел из комнаты… чтобы через пару секунд попасть в объятия заплаканной матери. — Шерлок, милый… я так… Джон, — всхлипывала она. — Это так ужасно, Боже… так ужасно. — Что…? — Нам нужно ехать, — отец был бледен и сжимал зубы так, что под кожей играли желваки. — Это Джон, сынок. Он попал в аварию. В ушах зазвенело. Это Шерлок дал ему уйти. Это Шерлок его отпустил. — Что случилось? — собственный голос был льдисто-спокойным. — Он очень пострадал? — По пути расскажу, — отрезал отец. — Едем. Шерлок был спокоен всю дорогу. Информации удалось получить немного, но общее представление о состоянии Джона он получил. Выходила не слишком-то радужная картина: палата интенсивной терапии, потеря крови и многочисленные повреждения. Вот что бывает, когда не сбрасываешь скорость на опасном повороте. — Почему он был таким невнимательным? — без конца спрашивала мама, утирая слезы. Шерлок знал почему. И от этого становилось совсем гадко. К Джону не пускали. Зато его можно было увидеть сквозь стеклянные двери палаты. Мама снова разрыдалась, когда увидела сына в кровоподтеках и опутанного трубками капельниц, будто щупальцами гигантского кровососущего спрута. Отец сжал кулаки и увел ее в сторону дивана, где можно было ждать… и не дождаться. А Шерлок так и остался стоять, почти прилепившись лицом к прохладному стеклу. Солнце почти не грело. Солнце просто устало греть. И снова было холодно.