внутривенно

- Сильно голова болит? - спросил Мирон, поглаживая друга по голове, попутно укрывая его одеялом. - Терпимо... - сказал Андрей через заложенный нос. Янович посмотрел на бледное лицо Пирокинезиса, которое излучало боль. Мир говорил ему, что гулять под дождем было лишнее, но парень не слушал, и продолжал поднимать голову к мокрому и серому небу, даже не надевая куртку. А потом, когда с утра разноглазый не смог даже встать с кровати, жалуясь на головную боль и температуру, он, наконец, признал, что нужно было слушаться и одеваться теплее. Федоров взял с тумбочки бутылку чистого спирта, откручивая крышку с характерным звуком. - Ты бухать решил без меня? - саркастично спросил Андрей, потирая горячий лоб тыльной стороной ладони. - Нет. Тебя лечить буду, снимай майку. Андрей ухмыльнулся, понимая, что это "лечение" может далеко зайти, но все таки стягивает прокуренную футболку, откладывая ее в сторону и пытается прикрыться, ощущая озноб, что пробирал до костей. Голубоглазый опустил теплое одеяло до пояса, выливая спирт на ладонь. Пирокинезис вздрогнул, когда прохладная ладонь коснулась горячей груди, втирая жидкость. Андрей сразу почувствовал тепло, которое начало разливаться по всему телу. Парень слегка раскрыл рот, в попытке вдохнуть спасительный воздух, которого сейчас так не хватало. - Переворачивайся на спину. - мягко сказал Мирон, снова увлажняя руку противной жидкостью. Федорову нравилось ухаживать за другом, охранять его ото всех и знать, что ему хорошо. Но ему было не хорошо. Он страдал из-за Карима, который все еще старался дозвониться любимому. Страдал, потому что чувствовал себя виноватым во всем и сейчас главное доказать ему обратное. Мирон растирал спирт по выпирающим лопаткам, позвонкам, ощущая мягкость его кожи. Андрей, не выдержав, издал чуть слышный стон, понимая, что это уже нихуя не дружба. Они уже давно не друзья друг другу. Это всего лишь маска, которая помогает им сохранять репутацию. Слишком часто они засыпают рядом, слишком часто берут друг друга за руку, слишком часто смотрят в глаза. Даже их диалоги давно приняли не дружественный характер. Но меж тем, Андрей продолжал внушать себе, что это просто доверие и понимание. Что никакой любви и быть не может. Тоже самое делал и Мирон, каждый раз обращаясь к Андрею: "Друг, братан, чувак", но никак иначе. Это еще больше загоняло разноглазого в тупик, доказывая, что он не умеет любить и быть любимым. Янович усмехнулся такой реакции на этот недо-массаж и продолжил сжимать в ладонях хрупкие плечи Андрея, каждый раз выбивая из него порцию сладких стонов. Хотелось отбросить все моральные принципы и заняться тем, чем они так давно хотели - сексом. Но каждый раз оба пугались факта измены, нарушения их нежности и невинности. - Мирон... - прошептал, сбиваясь на стон Андрей, выгибаясь в спине, преодолевая головокружение, - Пожалуйста... Я никому не расскажу... Эти слова звучали, словно во сне, где-то отдаленно. Голубоглазому казалось, что Андрей просто бредит и скоро отойдет, но при каждом движении его тело становилось все мягче и горячее. Мирону вдруг захотелось коснуться этой спины губами, провести языком по выступающему позвоночнику, оставить засос на шее, погладить поясницу, спуская с друга штаны. Но это слишком нереально, слишком больно и опасно. Никто не хотел портить отношения, никто не хотел ссориться. - Один раз... - сквозь уже накатившие слезы, шептал Пиро, переминая в руках подушку, - Всего один, Мирон, прошу... Эта просьба, звучала, как обычная просьба обнять, или сделать кофе. Но смысла в ней было много. Достаточно, чтобы Мирон тяжело вздохнул и, наклонившись к шее "друга", прикусить тонкую кожу, а после провести по месту укуса языком. Андрей шумно выдохнул, дрожа то-ли от холода, то-ли от возбуждения. Миро не знал, продолжать или уйти из этой душной комнаты, покурить и забыть все, что только что было. На языке был горький привкус спирта, но от этого не хуже. Даже наоборот, хотелось еще и еще, словно это конфета. Янович снова коснулся пухлыми губами шеи Андрея, только уже выше, за ушком, затем мужчина прикусил мочку, облизывая ее и всем телом ощущая дрожь "друга". Он продолжал плакать, ему было тяжело все это принимать, но, казалось, жизненно необходимо пойти на такие жертвы. Казалось, что без этих легких покусываний не возможна дальнейшая жизнь и существование. Будто от этих мимолетных касаний губ всем становилось легче и спокойнее. Будто даже болезнь отступила на задний план, оставаясь далеко позади. Федоров скользнул пальцами по ребрам парня, а языком продолжал выводить узоры теперь уже на плечах Андрея, слегка покусывая и всасывая кожу. Слишком больно. Слишком приятно. Мирон отстранился, наблюдая за реакцией Пиро. Тот разочарованно и одновременно благодарно вздохнул, расслабляя мышцы всего тела и довольно прикрывая глаза. - Спасибо... - прошептал Андрей, засыпая. После того, как Пирокинезис окончательно заснул, мужчина провел рукой по его волосам, улыбаясь. - Кот. - заключил Мирон, поднимаясь с постели, - Маленький, милый кот.