Баскетбол vs волейбол

Это был Ад. Скорая, полиция, спасатели и просто любопытные люди, желающие снять весь процесс спасения утопающей на камеру. Полинка. Полинка Антонова, моя подруга. Остановка сердца, клиническая смерть. Еле-еле откачали, а еще бы несколько минут — и не успели бы. Мозг вроде бы до восьми минут при клинической смерти живет, а дальше всё — необратимые биологические процессы. В лучшем случае — смерть, в худшем — навсегда остаться овощем. Скорая ехала долго. Даже очень. Полинку спасали не медики, а спасатели, курирующие эту местность. Тимур порывался остаться на мосту, присутствовать рядом с Полиной. Соня это поняла… и отпустила. Вот так просто. Мерцалова, похоже, давно догадалась, что Тимка встречается с ней только из жалости. Никаких чувств более дружественных. Дома я рыдала. Истерика, наверное. Мама пыталась меня успокоить, носила теплые чаи. Гелька сидела тихо в своей комнате, не высовывалась. Отчим даже заходил пару раз, хотел что-то сказать, но так ничего и не сделал. Звонил Артём. Говорил, что послезавтра Полину можно будет навестить. Еще звонила мама Польки, Лариса Дмитриевна. Она кричала, поливала меня грязью. Винила в том, что стало с Полькой. А я слушала голос хорошей маминой подруги через какой-то апатичный вакуум, даже особо не вникая в суть слов. Вникла бы — разозлилась и зарыдала белугой. Ну, и поругалась бы с Ларисой Дмитриевной. Приходила Соня. Сидела на краю постели, плакала беззвучно, шмыгала носом. Ей моя мама тоже чай приносила. Не день, а сплошной кошмар какой-то. *** Понедельник выдался на удивление молчаливым. Особенно молчал мой класс. А меня коробило то, что вся эта тишина похожа на могильную. Новость про Полину быстро разошлась по всей школе, поэтому про тот инцидент с мостом не знал разве что ленивый. И оделись еще многие в черные. Хоронят как будто. Тренировки на всю неделю отменила. Сил не было идти заниматься, тренировать других и натянуто улыбаться. — Перила ей голову сильно задели, — говорил Артём. — И обморожение. — Переломы есть? — Да. Полинка. Глупая-глупая Полинка, ну зачем ты туда полезла? В процессе фотографирования себя любимой она окрутила ногами железные столбцы. А при столкновении с водой пошла ко дну. Итог: переломанные ноги, ключица, сотрясение мозга и кома. — Она выживет? — безжизненным голосом спросила я. Артём молчал. Конечно, после такого выживают. Но не всегда. Это как онкология — кому-то везет, кому-то нет. На втором уроке нервы сдали у Сони. Она плакала прямо на истории, хватаясь за голову и качаясь из стороны в сторону. Историк наш, Сергей Андреич, пытался подойти к ней, успокоить, а она царапалась, кричала, орала «Ненавижу!» и просто… истерила. Одноклассники отнеслись к этому с пониманием, а потому без звуков вышли в коридор. Тимур курил. Вообще-то он когда-то завязывал, но сейчас выбирался на крышу, теребил нервно сухие никотиновые палочки и ругался, как сапожник. Каждый переносил боль по-своему. Артём просто побил стенку. До трещин и испуганного оханья Второго Фюрера. Помню, я получила двойку по литературе. Стих не выучила. Хотела выучить в воскресенье, но не до того было. Тёма тоже физику что-то нашему не так сделал. Плевать. Меня выловил Влад. Мой враг взглянул на меня поверх очков (плохое зрение — распространенная проблема современного мира), встряхнул пару раз и предложил свалить с уроков. С чего так? Надо было поинтересоваться, перед тем как я согласилась, но сил не оставалось даже не элементарные вопросы. Морозов не особо меня трогал. Остановился сначала дома, и, пока я ждала его в машине, двадцать минут копошился в своей берлоге. Потом отвез в лес, на открытую поляну. — Будешь кофе? — предложил он. — Горячее, из термоса. - Горячий, — на автомате поправила я, но ручки к кружке всё-таки протянула. — А еда есть? Как бы долго я ни изводила себя диетами, жирочек на ногах и животе всё равно был. Буквально месяц назад я бросила затею похудеть и хомячила всё, что попадется мне на глаза. Морозов часто подкалывал меня по поводу лишнего веса (даже второй подбородок есть, честное слово), но с недавних пор тормошить перестал. — Булочки и круассаны. Борщ еще есть. Мамин. Борщ я люблю. Украинский, ядрено красный. Бабушка любит такой готовить, когда я приезжаю к ней в родной город Львов. — А чеснок есть? — спросила я сквозь апатичный барьер. Вообще удивительно, как Морозову удалось меня отвлечь от душевных стенаний. — Разумеется, — Влад чему-то улыбнулся. — Я помню, что ты его обожаешь. Нахмурила брови. А! Точно! В классе шестом я на спор съела целую головку чеснока с одним лишь ломтем белого хлеба. Это было в нашей столовой на виду у всех. Поев, я поняла, что мне стало намного лучше. Появились силы, появилось желание кому-то что-то рассказать. Это как держать в себе долго эмоции — а потом резко отпустить и смотреть, что получается. — Ты же была там? На мосту? — Влад смотрит на меня настороженно, пока я ем. — И видела, что с Полиной Антоновой произошло? — Почти не видела, — честно призналась я. — Скрип, крики, наверное, оборачиваюсь — и вижу только ее волосы. А волосы у Польки всегда были длинными. Обожала она их больше собственной жизни. Закручивала по-разному, прически там разные делала. И никакой краски. Влад Полинку никогда за человека не считал. Когда-то давно эти двое даже встречались — самая красивая девочка и самый красивый парень в школе. И Антонова была простой глупышкой. Кроме внешнего вида ее ничего не интересовало, даже какие-то мирские увлечение. А потом ее вроде как торкнуло. У нее появилось странное желание стать умнее, найти новые раскосые тропинки в своей жизни, поменять круг общения. И на волейбол она записалась только потому, что хотела делать что-то новое, что-то ей чуждое. Как я ее гоняла! Ну, не люблю я типичных блондинок и всё тут. А Антонова еще майки с хорошим вырезом носила, так что на нее половина наших ребят заглядывалась. А потом как-то так получилось, что мы стали теснее общаться, вместе ходить к одним и тем же репетиторам, посещать одинаковые концерты. Добило всё это соседние места на концерте одной моей любимой группы. Совпадения. Одни совпадения — и вот нас уже не трое, как было изначально, а пятеро. Как Тимур в нашу компанию затесался — не важно, но раньше он был верным другом Влада. Еще одна монетка в копилку ненависти Морозова. Я ведь у него друга детства увела. — Поедешь к ней? — Разумеется, — киваю я. — Но она до сих пор в коме. И… У нее какие-то проблемы с сердцем. Я никогда не расспрашивала, но может быть… — я всхлипнула. Влад неловко обнял меня за плечи и притянул к себе. Совсем не заметила, как замерзла — а на улице было довольно холодно, — но Морозов, черт его дери, был достаточно теплым, чтобы еще согреть меня. — Она скоро выйдет, — обещал Влад. И нахмурился: — У нее же была клиническая смерть, разве нет? И ее не откачали? Я потрясла головой: мутная история, я всего не видела, что творилось на мосту, а Артём толком ничего не объяснял. — Я ничего не знаю! — снова всхлипнула я. — Совсем ничего! И это злило. Обычно всё находится под контролем, всё можно спасти и предотвратить, а тут… Если бы я знала! Ну вот зачем мы туда сунулись?! Сдался нам этот гребаный мост. Влад обнял меня крепче. Удивительно, в тот момент, когда мне действительно нужна помощь, успокаивает меня мой враг. — У меня игра скоро, — буднично сказал Морозов своим излюбленным вымораживающим тоном. — Если хочешь — приходи со своими дружками Ярость — это всё, что я тогда чувствовала. Я ему открываюсь, а он издевается! Лицемерный, эгоистичный придурок. Я била его по груди, а он не особо сопротивлялся, но удары себе смягчал. Да сделай же что-нибудь! Посмейся, уйди или ударь в ответ! Что ж ты за скотина такая, что даже больно делаешь так… ужасно?! Лучше бы подкалывал, лучше бы шутил прилюдно, чем так. — Успокоилась? — спросил Влад, скрещивая мои руки крестцом над головой. — Истерика прошла? Стало легче? — Угу, — кивнула я и хлюпнула носом. — Спать хочется. Действительно, во всём теле разлилась неприятная усталость. Сейчас бы заснуть в своей комнате, уткнувшись лицом в подушку. А тут только блеклая трава, Влад и машина неподалёку. — Отвезти тебя домой? Задумалась. Геля, отчим и мама, хоть ничего и не говорят, но давят своим молчанием мне в спину. — К себе? У меня сестра уехала, но ее комната как была, так и осталась нетронутой.

***

Сестру Влада зовут Сеня. По фотографиям на стене сразу понятно, что она — веселая личность, любительница шумных компаний и просто хороший человек: от на одном снимке она в клубе, на второй — где-то на природе с детьми-инвалидами и волонтерской службой, на третьей — вообще семейный снимок. — Она обожает печатать фотографии, — тихо рассказывал мне Влад, пока я с любопытством рассматривала Сенины вещи. — Это ее помешанность. Основная часть ее денег с зарплат уходит именно на печать. — Она работает? — удивилась я. Такая молодая — больше семнадцати и не дашь. — Ей двадцать четыре. Вообще-то она успешная вокалистка и музыкантка, но год назад села в офис. Влад сделал такой взгляд, что сразу понятно — что-то скрывает. — Это не обычная работа с кучей офисных планктонов, ведь так? — полюбопытствовала я. — Если она такая энергичная, то не могла просто всё взять и побросать. — Уф, — парень сделал страдальческое лицо, — она секретарь одного… веселого паренька. Он — довольно неординарная личность, так что работа у них всегда в темпе. Знаешь, я могу вас познакомить: тебя и Сеньку. Она, конечно, — Влад сделал задумчивое лицо, — со своими тараканами, но, в принципе, довольно сносная. Что ж, надеюсь, Сеня не обидится, если я позаимствую некоторую ее одежду. Звонить матери не имело никакого смысла. Она поплачет, покричит из-за того, что я сбежала с уроков, отчиму нажалуется. А оно мне надо? Нет, нет и нет. Тем более, шестьдесят два пропущенных от мамы и двадцать восемь от отчима. Хорошо, что телефон «домашний» — этот номер известен только семье. Ангелина взяла трубку сразу. Ждала что ли, что я позвоню? — Привет, — испуганно прошептала она. — Почему шепотом? — Там такое было! Приходил Тим и Соня. Спрашивали про тебя. Испугались, узнав про твое отсутствие. И тетя… мама тоже расстроилась. — И что надумали? — Они поругались. Очень сильно. Но поехали на набережную. «Зачем?» — крутилось у меня в голове. — Папа твой труп высматривал. Спасателей привлекли. И дядька Боря, папин одноклассник, ему помогал. Он в полиции работает. Оу. — Скажи моим, что я дома у… приятеля своего, Гель. Филиппова хихикнула. — У какого именно? — А это им знать необязательно, — сама не заметила, как мои губы растянулись в улыбку. — Допытаются же, приедут. Выволочку устроят. Ангелина как-то печально вздохнула. Что там еще? — Тебя половины школы ищет. Зайди на «Подслушано». Старшаков отпустили с уроков, чтобы они тебя искали. Фюрер сказал, что Влад тебя первым искать ринулся — его просто никто не видел. Ой-ой-ой! Что же там мои родители наворотили! Так стыдно стало. Держа Гелю на связи, я залезла в соцсеть. — Обалдеть! — воскликнула я вслух. На мой вскрик прибежал Влад. Он хотел уже было что-то спросить, но я вовремя приставила палец к губам. — Двести двадцать три сообщения! Ребятки, да вы там ошалели! Ангелина хихикнула. — И всем из-за тебя уроки отменили. И те… мама знает про двойку. — И они думают, что я из-за этого пойду прыгать в реку, да? — скептически спросила я. Дурррдом. Сплошной дурдом. — Мы еще обыскиваем все общественные места, подъезды, парки и прочее. Туристы не досчитались одной верёвки. Оо, Боже, прошу, убей меня! Как я смогу жить с таким позором? — Тебе конец. — Я уже поняла, — мрачно буркнула я и отключилась. Плохо дело. Выволочка будет масштабных размеров. Не только от мамы, но еще и от половины города.