"Невинный" Мелло

      Мужик, как послушная собачонка, полностью разделся и лёг на кровать. Мне оставалось лишь хмыкнуть и пройти к нему. Я слышал, что некоторым людям нравится, когда ими управляют в постели. Что ж, это я могу, управлять у меня всегда явно выходило лучше, чем подчиняться.       Сзади немного ноет, слегка тянет. Видимо, я немного перестарался, но в принципе терпимо. Я даже вполне могу не думать об этом и сосредоточиться на теле мужика перед собой, как бы неприятно это ни было.       Забираюсь коленями на кровать и только сейчас чуть замедляюсь, опускаю взгляд на стояк жирдяя. Снова кольнула мысль, а что я, собственно, делаю, и главное — зачем? Выхожу из транса, слыша нетерпеливое ёрзанье на кровати. Чуть дёргаю головой — сейчас не время заморачиваться, с ним мне придётся разобраться в любом случае.       Перекидываю ногу через его толстое, вонючее тело и радуюсь хотя бы тому, что моих растяжки и роста хватает на то, чтобы оба колена лежали на кровати. Мужик тянет ко мне руки, и от ощущения пота чужих ладоней на моём теле меня передёргивает. Гладит меня, проводит руками по рёбрам, по груди, касается живота и тянется дальше, обнимая за поясницу. Мне кажется, я стал мизофобом, потому что физически ощущаю, как его грязь переходит на моё тело. Места, которых он коснулся, горят огнём, создаётся впечатление, что он испачкал меня своей липкой похотью, и я еле сдерживаюсь, чтобы не попытаться стереть с себя это отвратное нечто.       — Что же ты медлишь? Давай, — выдыхает он хрипло, видимо, от желания и нетерпения. Хотя я не удивлюсь, если его связки просто уже не способны выдавать более чистый звук.       Прикусываю себя за щёку изнутри и немного привстаю на коленях. Я не сразу понимаю, что не так, и приходится опустить взгляд, чтобы сообразить. Член. Надо направить его в себя. Надо дать ему войти внутрь. Я вдруг очень чётко осознал, что мыло, которым я смазывал себя в кабинке, уже высохло и совсем нескользкое. Дёргаюсь, делая попытку подняться — и вот тут чувствую его хватку на своих бёдрах. Я шумно втягиваю носом воздух, игнорируя слабость в коленках, и поднимаю взгляд на мужика.       — Пусти, — выдаю сквозь губы, пытаясь не показать вдруг накатившего страха. Только сейчас понимаю, что руки держу на уровне груди, брезгуя опустить их на него. Но теперь уже не мешкаю и кладу их сверху его ладоней. Надавливаю.       — Я и так ждал чёртову вечность, пока ты поковыряешься в своей заднице, — шипит в ответ и сжимает руки так, что подвздошные косточки начинают ныть, — так что отрабатывай мои деньги своей задницей, блондинчик, я больше не намерен терпеть.       Липкий, сковывающий страх беспомощности и безвыходности накрывает с головой, проходит вдоль позвоночника и оседает в паху. Дыхание участилось, стало быстрым и поверхностным, и уже мои собственные ладони становятся влажными. Я чувствую слабость во всём теле, но стараюсь не поддаваться панике. Смотрю в глаза напротив, пытаюсь заставить его понять, как сильно я ненавижу его и всех ему подобных. Сглатываю и предпринимаю ещё одну попытку выскользнуть из чужих рук.       Попытка оказывается полным провалом. Мужик теряет терпение, рычит что-то неразборчивое и резко тянет меня на себя так, что я сваливаюсь на его жирную тушу, задыхаясь одновременно и от силы хватки, и от вони потного тела. Дёргаюсь, и вдруг чувствую, как сзади в меня что-то упирается. Долго думать не приходится, и я теряю остатки обладания, начиная яростно вырываться. Пытаюсь царапаться, но толстокожий сальной ублюдок не реагирует. Кусаюсь — на что он ругается и хватает меня за волосы одной рукой. Это мой шанс. Выпускаю солёную плоть, отдающую привкусом железа после моего укуса, и со всей силы делаю попытку перекувырнуться. Выскользаю из хватки внизу, встаю коленями на кровать, но не могу отцепить его руку от своих волос. Шиплю и морщусь, держу собственные волосы, чтобы не дать выдрать их с корнем. Зажмурившись от боли, я пропускаю роковой момент, когда оказываюсь снизу. Теперь мне уже не вырваться.       Жирдяй придавил меня всем своим весом, так что мне снова нечем дышать. Отпускаю волосы и упираюсь теперь в его грудь и плечи, но не могу сдвинуть эту тушу и на сантиметр. Сердце бьётся в бешеном темпе, я дышу так часто, словно только что бежал марафон, а в ушах гудит, будто меня с силой огрели по голове. Так ощущается страх. Безысходность.       Я мало помню, что делал дальше. Кажется, я продолжал попытки выбраться, продолжал кусаться и царапаться, продолжал бороться — но это ни к чему не привело.       То, что я помню хорошо — это боль. Острая, пронзающая, проходящая словно через всё тело. От этой боли я не мог дышать, не мог кричать — но это только первое время. Я помню, как слёзы боли застилали мне глаза, мешая лицезреть эту жирную морду. Помню его руку на моей шее — видимо, я всё же мешал ему своими попытками освободиться. Помню, как не мог дышать и захлёбывался рыданиями. Я и понятия не имел, что там может быть так больно. Не знал, что такую боль можно нанести самым обыкновенным половым органом. Я знал и знаю, что если расслабиться, то боли будет меньше, но я посмотрю на того, кто и правда сможет расслабиться в такой ситуации. Я дрался, напрягался всем телом и сжимал в себе этого конченного жирного ублюдка, а он трахал меня, матерился и стонал от удовольствия и всё не прекращал эту пытку.       Когда он кончил, сил на сопротивление у меня уже не было. Опухшими глазами я смотрел, как вязкая белёсая жидкость расползается по моему животу и стекает на кровать. Следующее воспоминание из моей памяти уже не вырезать: триумф удовольствия, перекосившего и так уродливого жирдяя в жалкое подобие на человека. Он смотрел на меня, наслаждаясь своим оргазмом. Именно в этот момент я чётко увидел, как убью его.       Так я лишился анальной девственности.