Все тропы сходятся на вершине

День близится к вечеру, когда Джин устало поднимается на чердак к Ангелу с аптечкой подмышкой. Хотя дел у юной спасительницы невпроворот, она раз в два-три дня приходит к нему, чтобы нанести на его перья лечебный раствор. Мистер Маккой долго и вдохновенно распинался о потрясающем составе, чудесных результатах опытов на лабораторных мышах и быстроте действия, но Джин не запомнила из этого ровным счетом ничего: по биологии у нее был твердый трояк, который она пока не торопилась исправлять ввиду крайней занятости. Зато она воочию наблюдала, что перья Уоррена растут быстрее и становятся заметно больше, хотя он сам ей все нервы истрепал своим недовольством. Но обещание есть обещание, даже если Джин дала его только себе – если уж обязалась помочь, так иди до конца. Поэтому сейчас, когда сумерки уже почти сгустились над школой, она стучит в дверь Ангела и, как всегда не услышав ответа, заходит внутрь. Тот с явным нетерпением сидит на кровати в одних кожаных штанах. «Он кроме кожи вообще хоть что-то носит? Хлопок там, лен, твид, трикотаж, нет?» Сначала Джин, совершенно непривыкшая к виду мужской груди, смущалась, давая Уоррену отличный повод отпускать сальные шуточки, но сейчас она смотрела на него с хладнокровием врача или профессионального массажиста. - Что так долго?- бросает ей Ангел с пренебрежением, глядя на нее исподлобья и привычно хмуря светлые брови. - Помогала с уборкой Ороро,- выдыхает девушка, садясь на пол по-турецки и раскрывая аптечку на коленях. Банки, склянки, мазь от синяков, пластыри и бинты. Джин открывает внушительную баночку с раствором и окунает в него кисть, которой через пару мгновений заскользит по пушистым молодым перьям. Подняв взгляд на юношу, она кивает ему на ковер. - Ну, ложись. Ангел фыркает и устраивается на полу животом вниз, укладывая подбородок на руки. Он почему-то отчаянно не хотел ложиться на кровать с самого начала, упершись, как баран, но Джин не настаивала. Садиться парню на поясницу, будучи на кровати, как-то уж слишком смущало. А ей приходилось на него садиться, чтобы хорошо промазать перья у самого основания крыльев, и поначалу это приводило девушку в ужас. Потом, конечно, привыкла. Малярная кисть осторожно скользит по светлым перьям, тщательно прокрашивая каждое перо. У Ангела крылья вовсе не белые, как представляется некоторым, а скорее кремовые с желтоватым оттенком и проскальзывающими то тут, то там буроватыми пятнами. Это совсем не похоже на крылья ангелов с картин Микеланджело или Караваджо, но для Джин Уоррен все равно выглядит как чудо с небес, каким-то невероятным образом оказавшееся на земле. Стоит девушке провести кистью в каких-то определенных местах, задевая еще чувствительные новые перышки, как Ангел ощутимо вздрагивает под ней, и Джин незаметно улыбается. Сейчас он совсем не выглядит таким грозным и мрачным, как обычно. И хотя он временами поругивается и что-то бурчит, она знает, что он больше не злится. Может, сейчас как раз то самое время спросить, что это была за выходка сегодня днем? - Уоррен,- негромко зовет его Джин, видя, как разворачивается к ней его светлая голова с короткими пушистыми кудрями,- Зачем ты сегодня опять раздразнил Скотта? У меня нет никаких долгов. Ангел нехорошо хмыкает, отворачиваясь от нее. - Потому что мне нравится добавлять тебе проблем. В его голосе нет ни капли иронии, и Джин это шокирует. Впервые кто-то так откровенно признается ей в неприязни. Она даже застывает на пару секунд с кистью в руке, но потом сглатывает и снова склоняется над спиной, пытаясь не придавать особого значения его словам. Он же всех ненавидит, да? Бесцветный раствор ложится на средние кроющие крылья, пока Джин обдумывает ответ. - Ты меня так сильно не любишь?- произносит она, стараясь, чтобы ее голос звучал шутливо. Яркая вспышка агрессии на мгновение ослепляет ее, заставляя судорожно опереться рукой о пол, чтобы не упасть. Уоррен поворачивает к ней голову, смотря ненавидящими глазами, и его ладони сжимаются в избитые кулаки. - Это ты меня сюда затащила,- низким глубоким голосом говорит он, и Джин видит злобу в его светлых голубых глазах,- Если бы не ты, я мог бы спокойно сдохнуть там, с Эн Сабах Нуром, как Всадник. «А не становиться опять бездомным и никому не нужным фриком». Его голос звучит у Джин в голове, хотя она так отчаянно пыталась заблокировать мысли всех посторонних людей после событий Апокалипсиса. И ведь у нее почти получалось, если только люди вроде Уоррена не испытывали таких сильных эмоций, которые потрясали ее сознание. Она немедленно сосредотачивается, склоняя голову так, что ее длинные волосы касаются его обнаженной спины, и мучительно выдыхает, жмуря глаза. Никакой телепатии, никакого залезания в мысли Ангела, ей только вредящее. Хватит. Она будет решать проблемы по-другому. Уоррен замирает, боковым зрением смотря на болезненно согнувшуюся Джин, но уже через мгновений она выпрямляется и глубоко дышит, дрожащей рукой окуная кисть в раствор. Теперь малые кроющие крылья. Она его бесит до зубовного скрежета. Вся из себя хорошая, старательная, заботливая идеалистка, которая почему-то считает, что этот мир станет лучше, если она будет доброй. И ее мучения – это во благо, конечно. Во благо ему, во благо школе, во благо всем, кроме нее. История стара, как мир, и уж на таких девчонок Ангел насмотрелся сполна. Будь такие у его клетки, то все бы изрыдались, жалея его, несчастного. А ему не хочется жалости. И помощи тоже не хочется. Ему хочется, чтобы с миром произошло то, чего пытался добиться Эн Сабах Нур, потому что ничего другого этот мир не заслуживает, и даже все хорошие девочки на свете его не спасут. Его спасет только очищение от всей той дряни, которой люди его наполнили. Уоррен думает так, потому что он такой же идеалист, как и Джин. Только, в отличие от нее, розовой пелены на глазах у него нет – так он думает. Но и силы, как у Первого мутанта, у Ангела тоже нет, поэтому все, что ему остается, это пить и молотить кулаками по всем, кто подойдет близко. Или сдохнуть, тоже вариант. Джин слышит это в своей голове. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Молочный ворс кисти аккуратно скользит по перьям, и лекарство тут же впитывается в мягкий пух. Она добавляет еще раствора в баночку. - Тогда ты мог бы доставлять неприятности мне одной, а не ребятам,- миролюбиво добавляет Джин, подбираясь к плечевым и лопаточным костям,- Скотт же невиноват в том, что ты здесь. - Его бесить веселее, чем тебя,- отвечает Ангел без тени смеха на лице, но потом его красивые губы растягиваются в издевательской усмешке,- Весь изнервничался, что я тебя трахну быстрее него. А сейчас гнев чувствует Джин, сжимая кисть в руке до того, что костяшки пальцев белеют. Она много чего чувствует в Саммерсе по отношению к себе, но он был и остается ее близким другом. Скотт поддерживает ее, когда ей плохо. И ему не страшно рядом с ней, хотя он знает, что она может прочесть его мысли. Скотт готов поделиться ими с ней, если только так он может сблизиться с Джин. И он не заслуживает таких унизительных слов, как и она сама. Хотя делать больно Ангелу она все равно не будет. «Насилие – худший путь»,- всегда говорил Профессор на своих лекциях: «Если у вас есть выбор, избегайте причинения боли любым способом». У Джин не было выбора с Эн Сабах Нуром, но он есть сейчас. И у нее есть отличный способ поставить Ангела на место, не грохая ему платяной шкаф на спину. - АЙ! Джин довольно ухмыляется, посильнее натирая чувствительное место Уоррена – оно где-то у лопаточной кости между второстепенными маховыми крыльями близко к телу. Пух там очень, очень мягкий, и даже мимолетное прикосновение вызывает у Ангела дрожь. Не то чтобы ему больно… Скорее, и больно, и приятно. Это ощущение для Джин совершенно непознаваемо, потому что оно абсолютно обезоруживает вполне боеспособного Уоррена. Она скользит кончиками пальцев и ногтями прямо по пуху. - Прекрати!- воет и бьется под гибким телом Джин юноша, содрогаясь и упираясь накаченными руками в пол,- Слышишь, сучка?! Еще одно оскорбление? Ну, держись, Уоррен Уоррингтон, ты сам на это подписался. Она тут же увеличивает напор, подключая вторую руку и зарываясь тонкими пальцами в пух другого крыла. Джин еще никогда не пробовала делать это так сильно в двух местах одновременно, но она уверена, что это неопасно. И потом, она над ним вовсе не издевается, это, как мистер Маккой говорит, называется «долгим и трудным воспитательным процессом». Ангел переходит на самый настоящий ор. - АААААААААААААА!- он оглушающе барабанит ладонями по полу со всей дури, как будто хочет проломить его и рухнуть на этаж ниже,- ПЕРЕСТАНЬ! ЖИВО! ЖИ-И-И-И-И-ИВО-О-О-О! Его низкий грудной голос звучит так громко, что Джин тут же прекращает, испуганно прижимая руки к себе и непонимающе посматривая на Уоррена. Ведь не так уж и больно было? Нет ведь? Когда Ангел оборачивается, она видит его взмокшее и раскрасневшееся лицо, как после хорошего спарринга. Он тяжело дышит, даже светлые кудри вспотели, да и по вискам и переносице тоже скользят капельки пота. Уоррен скидывает ее со спины во мгновение ока, разъяренно обнажая белые зубы, пока Джин охает и хватается за аптечку, попутно задевая баночку с раствором и разливая его на ковер. Мощные мышцы парня приходят в движение. - Держись, стерва,- цедит Ангел сквозь зубы, резко поднимаясь на ноги и наступая на оторопевшую от испуга Джин. Девушка быстро-быстро отползает назад, когда он, растрепанный и мокрый, приближается к ней босыми ногами по полу. Она сделала что-то очень неправильное? Ангел уже нависает над ней, злой, как черт, не замечая внезапно открывшейся двери, зато хорошо слышит сухой голос Мистик. - Что здесь происходит? Она мгновенно ухватывает Джин за плечо и помогает подняться, по факту просто с силой поставив ее на ноги и смерив юношу предостерегающим взглядом. Тот явно хочет пуститься в драку, но Рэйвен смотрит на него волком. Она худая, даже не мускулистая, хоть и жилистая, только убить может голыми руками, и Уоррен это знает. А еще она сейчас правая рука Профессора Ксавьера, благодаря которому крылья Ангела снова отрастают. Ему не нравится ни филантроп Чарльз, ни эта его школа с детками-конфетками, но крылья нужны Уоррингтону позарез, так что к Мистик ему лучше не лезть. Тяжело дыша, он выжидающе смотрит на женщину. Его ноздри гневно раздуваются, как у быка. Рэйвен поворачивает голову к бледной Джин и скользит оценивающим взглядом по ее лицу, суживая глаза. В этой форме Мистик не отличается от любого другого человека, а страх нагоняет хлеще зверя Хэнка, и девушке совсем не хочется испытывать терпение той. Рэйвен не добрая школьная учительница. - Ты ее насиловать собрался?- ледяным тоном спрашивает она, переводя взгляд на Ангела. Вопрос совершенно сбивает Джин с толку. - Нет-нет, я…- начинает было она, но Мистик не дает ей закончить. - А его стояк говорит об обратном. Джин открывает рот на пару секунд и тут же его закрывает так быстро, что слышно клацанье зубов. От шока ее барьер в который раз прорывает, и чужие чувства снова наполняют ее голову доверху, не оставляя места для своих. Боль и похоть – вот, что за ощущения создает терзание мягкого чувствительного пуха у лопаточной кости, теперь она знает это наверняка. К ним примешивается презрение Рэйвен, питающей острое отвращение к насилию над женщинами. И они оба весьма рассерженны. Только Мистик этим чувством не горит, а у Ангела бы уже кости расплавились, будь они железными. Этого всего слишком много для головы Джин. Когда они идут по почему-то безлюдному коридору, оставив разгневанного Уоррена в одиночестве, девушку трясет. Рэйвен смотрит на нее мрачно и осуждающе. - Какого ты черта играешься со взрослыми мужиками, Джин? Та обхватывает себя руками, чтобы унять дрожь, и смотрит в пол. Искать себе оправдание глупо, как и говорить что-то вроде: «Я не хотела, оно само!». Ага, само возбудилось, конечно. Она умная девочка, так что читать ей морали Рэйвен не будет (да и уж кому, но только не ей это делать). А вот предупредить стоит. - Следи за тем, что ты делаешь. Никому не доставит радости соскребать остатки этого дурака со стен,- резко произносит она и сворачивает в сторону зала Церебро. Девушка сглатывает, пытаясь удержать душащие ее слезы. Конечно. Ведь это не Уоррен угроза для Джин.