The truth is out there

Собирая по крупицам информацию о Шерлоке Холмсе, я пыталась воссоздать собственный образ консультирующего детектива, навещая раз в неделю миссис Хадсон, и практически каждый вечер, перечитывая блог доктора Ватсона. Анализируя, сопоставляя события, читая о людях, окружающих мистера Холмса, их взаимодействие с ним, я выстроила, сама для себя, миниатюрную модель солнечной системы. По словам доктора Ватсона, Шерлоку Холмсу было совершенно безразлично, как устроено мироздание: находится ли в центре системы солнце, как утверждал Коперник, земля, как утверждали Древние Греки, и вряд ли бы удивился, если ему сообщили, что в центре вселенной зияет огромная черная дыра. Подобная чушь о небесных телах: их вращениях вокруг своей оси, притяжениях и спутниках, не помогала его земных увлечениям, а скорее мешала, и мое сравнение его, как центра системы — солнца, которое окружают люди, находящиеся на собственных орбитах, но зависящие и взаимодействующие с ним, могло быть воспринято холодно и предано сомнению. Первый набросок рисунка солнечной системы был создан, как только сама мысль о подобном сравнении соизволила сформироваться и окрепнуть в моем сознание. Вычерчивая траектории вокруг огромной, пылающей, раскалённой звезды, которая появилась на бумаге спустя два часа кропотливой работы, я четко озвучила для себя задачу, требующую решения: рисуя сейчас планеты, кометы, астероиды, я буду ассоциировать их с людьми, взаимодействующими с детективом, а при встрече с ними буду опровергать или подтверждать правильность ассоциаций. Живописная картинка взаимодействия, яркая и запоминающаяся, все лучше, чем выдавать простые, еще никому не рассказанные факты о детективе. Нарисованная картина будет иллюстрацией к моей проделанной работе, завершающим аккордом к исполненному мной произведению. Эта идея, которую я изложила в письме Птице, сообщив ей, что первый набросок рисунка уже есть, был воспринят положительно, но она не упустила возможности напомнить мне, что подтвердить месторасположение Джима Мориарти, которое я собираюсь отвести злодею — консультанту в солнечной системе будет невозможно. Я попросила ее не беспокоится по поводу положения мистера Мориарти, сказав, что доктор Ватсон, описал его достаточно ясно, словесный образ достаточно четкий, а также упомянула, что собираюсь навестить его родителей и этих двух составляющих вполне достаточно, чтобы не сомневаться в выбранном для Мориарти месте. И это было абсолютной правдой. Доктор Ватсон в одной из записей своего блога утверждал, что Джим происходит из хорошей семьи, получил блестящее образования и от природы наделен феноменальными математическими способностями. Это утверждение — бесспорно. В двадцать один год Джеймс начал писать трактат о биноме Ньютона, но забросил его написание через полгода, чем сильно огорчил отца и маму, так как профессора Кембриджа пророчили ему известность на континенте, как только тот закончит его написание. Преподаватели пророчили брату блестящее будущее, надеясь на то, что однажды один из лучших их выпускников, получит кафедру математики в университете. Но это оказалось не его будущее… …в его жилах течёт кровь преступника, — утверждает доктор Ватсон, — у него наследственная склонность к жестокости. И его необыкновенный ум не только не сдерживает, но даже усиливает эту склонность и делает её ещё более опасной.* А вот это утверждение было абсолютно неверно. Свое генеалогическое древо я знала хорошо. Его взрастил мой отец, отдавая дань уважения одному из своих увлечений — истории. И поэтому с особой тщательностью прорабатывал каждое ответвление родственных связей своих предков. Историю семьи отец считал обязанностью передать своим детям и, если моя память меня не подводит, то нашими предками никогда не были люди, поставившие на себя клеймо «преступник». Да и за то время, которое я провела рядом с Джеймсом, а это всё детство и юность, не замечала проявлений агрессии или чрезмерной скрытности. Зло всегда притягательно. Оно обеспечивает вседозволенность действий и мыслей, но всегда наказуемо. И это брату было известно. Джеймсу исполнилось одиннадцать лет, когда его увлечение великими полководцами и государственными деятелями, которое началось с Гая Юлия Цезаря его завоеваний и стратегий, плавно перетекая из столетия в столетие остановилось на Наполеоне Бонапарте. Джеймс все, что мог узнать о походах Наполеона записывал в специально отведенную для этого тетрадь. Не смотря на феноменальную память, которую он тренировал решением математических задач и способную с одного единственного раза прочтения информации воспроизводить ее с филигранной точностью, не пренебрегал образной памятью. И в тетраде, кроме необходимых важных заметок, были вычерчены схемы походов. Ему одному было ведомо, что обозначают синие штрихпунктирные, красные и зеленые стрелки. Абсолютно все походы были воспроизведены им на бумаге. И, как минимум одна, была разыграна с домочадцами. В тот вечер брат появился на верхней ступеньке лестницы в совершенно нелепом, но в тоже время милом одеянии: на худощавое тело был накинут отцовский пиджак, застегнутый на две пуговице, а на голове красовалась огромная треуголка Наполеона, саморучно сделанная из белой подушки. Джеймс с левой рукой за пазухой важно спустился с лестницы с гордо поднятой головой и направился в столовую. Через несколько минут он вернулся к исходной точки и направился в гостиную. Найдя, наконец, в ней зрителей для своего маленького спектакля, он, взобравшись на кресло возле камина и поправив съехавшую на бок треуголку, произнес: — Гениальные люди — это метеоры, призванные сгореть, чтобы озарить свой век.** — Очень похоже, — отозвался отец, внимательно наблюдая за ним и его действиями, — а для чего ты будешь гореть? — задал он вопрос. — Я хочу управлять всем миром, — ответил Джеймс, спустившись с кресла и поглубже сев в него, поправляя свой наряд. — Это одна из самых невыполнимых задач, Джеймс, — отец также облокотился на спинку кресла, расслаблено положив на его подлокотники руки, — но это хороший стимул для того, чтобы прилежно учиться. — Почему? — серьезно задал вопрос брат. — Мир большой, а ты еще маленький. — Мне одиннадцать, — гордо отозвался Джеймс. — Мир начинают завоевывать в восемнадцать, а до этого времени учатся. И я уверен, что все, что ты сейчас задумал, в будущем, у тебя получится… И у него получилось. Он, набравшись терпения, постепенно достигал своей поставленной цели и, кажется, совершенно не заметил, что постепенно сошел с ума. Мой гениальный брат стал опаснейшим метеоритом криминального мира, сгоревшим рядом с пылающим солнцем, остановившим его намеренья завоевать вселенную.

***

— Хелен, — позвала миссис Хадсон, отвлекая меня от раздумий. Я вновь гостила у нее на Бейкер- стрит. Я не стала пренебрегать ее просьбой и гостеприимством и как только появлялась свободная минута приходила к ней в гости. После того как квартира 221Б опустела, Джон уехал почти сразу же после похорон Шерлока, ей было не с кем поговорить, и она всегда была рада меня видеть, — выглядишь бледнее, чем обычно. Что-то случилось? — Нет, — отрицательно покачав головой, ответила я, — ничего. — Точно? — разливая чай, уточнила она, — может я смогу чем-то помочь? — Я сегодня не спала, — ответила я ей, — всю ночь рисовала, — этот визит состоялся после моего решения визуализировать собственную солнечную систему и размышлений о том, какое место занимает в ней мой брат. — Вы рисуете? — поинтересовалась она, присаживаясь напротив меня. — Да, — смущенно ответила я, — рисование можно назвать моим хобби. Это помогает отвлечься от ненужных мыслей и настроиться на работу. — А что Вы рисуете? — Солнечную систему, но это сложно. — Конечно это сложно, — согласилась она, — зачем Вам взаимодействие планет, Хелен. Вы их во всемирной паутине не видели? — Это звучит странно, я знаю. Но эта иллюстрация помогает мне видеть взаимодействие Шерлока с окружающими его людьми. — Почему — то я не удивлена, — пожав плечами и покачав головой, ответила она, — и как, получается? — Почти. Я читаю блог доктора Ватсона и отталкиваюсь от его описаний. — Джон владеет словом, это точно. Я думаю по его рассказам о Шерлоке можно фильмы снимать, Вы не находите? — Фильмы? — удивилась я, — мне показалось, мистер Холмс не любит чрезмерного внимания к своей персоне. — О, Хелен, это не так. Просто никто не мог правильно преподнести талант Шерлока зрителям. Мне казалось, что и Вы, как и Джон, хотите того же, разве не так? — Так. — Что Вас останавливает? — Ничего. — Вот видите, — слегка всплеснув руками, сказала миссис Хадсон. — Но… — я остановилась, не зная, что собираюсь сказать. — Скажите Хелен, Вы любите свою работу? — вдруг серьезно спросила меня миссис Хадсон. — Безусловно, — не задумываясь, ответила я, — но мне все чаще начинает казаться, что ничего нового миру о Шерлоке Холмсе я рассказать не смогу. — Не правда, — отрицательно покачав головой, сказала миссис Хадсон, — Шерлок непредсказуем, уж поверьте моему опыту. И как Вы сказали, каждый может рассказать о нем что-то новое и свое. — Нет, я знаю, с кем бы мне хотелось поговорить. И это практически каждый, кого упоминает доктор Ватсон в своем блоге. — И Джона не забудьте. — Куда же без него. У меня как раз к нему есть парочка уточняющих вопросов для своего рисунка. Я написала ему письмо и жду ответа. — Своеобразный способ поговорить с человеком, упомянув возможность нарисовать картину. — У меня есть редакционное задание, и я должна его выполнить. И приложу к этому максимум усилий. — Передавайте привет Джону, Хелен. Я давно его не видела и, признаюсь, сильно скучаю. Теперь он боится Бейкер-стрит как огня. Я совершенно его не виню в этом, но все же… — миссис Хадсон глубоко вздохнула. — Я обязательно передам привет доктору Ватсону, — пообещала я ей. Для миссис Хадсон оба ее квартиранта были слишком дороги. И теперь, когда обоих не было рядом, ей было не по себе. Она скорбела по Шерлоку Холмсу и очень сильно переживала за Джона Ватсона. — Да, хорошо. — А Ваша история об ограблении банка, миссис Хадсон, отправлена в печать, — сообщила я ей, чтобы чуть-чуть отвлечь от мрачных мыслей. — Вы дали второе дыхание практически нераскрытому делу, Хелен, — отозвалась она, — история преступлений иногда бывает очень увлекательна. Надеюсь, Ваши статьи найдут своего читателя. — Мне тоже хочется в это верить. Я покинула Бейкер - стрит в приподнятом настроении, когда солнце уже клонилось к закату. Спускаясь в метро, я надеялась, что, придя домой, уже получу ответ от доктора Ватсона и завтра смогу продолжить свою работу, и приблизиться еще на один шаг к тайне противодействия двух человек.