Юстон — роуд, 10. Завтра. Полдень.
Три коротких предложения. Долгожданное разрешение на продолжение работы и возможность еще на один шаг приблизиться к желаемому. Осталось лишь только пережить эту ночь, которую я провела без сна…***
Начало последнего утра первого осеннего месяца, ознаменовалось бурым рассветом. Я встречала его стоя около открытого окна, рассматривая пустую улицу. Это утро наступало на город медленно. Остывающее к зиме, озябшее солнце, как в замедленной съемке выкарабкивалось из-за горизонта, нехотя занимая небесный простор. И от этого, постепенно разгорающийся рассвет, казался неярким и бледным. Было тихо. Лишь постепенно бледнеющие, после буйства красок листья, слегка подрагивали от легкого дуновения ветра, хозяйствующего на улице. По небу неторопливо плыли влажные облака, предвещающие днем небольшой дождь. До встречи с Джоном Ватсоном оставалось около шести часов, а я уже мечтала оказаться на улице и направиться на Юстон — роуд, но, увы, нужно было дождаться назначенного времени. Когда я вышла на улицу, направляясь к ближайшей станции метро, свинцовые тучи уже на половину спрятали солнце и на землю упали первые капли дождя. Но только когда я, ненадолго скрывшись под землей, вышла на «Юстон — сквер», вовсю забарабанили по куполу зонта. Поэтому небольшой серый дом по Юстон — роуд, 10, встречал меня уже промокшим. Миновав консьержа и направившись на последний этаж дома, я достигла поставленной на сегодня цели: наконец увидеть знаменитого блоггера. — Джон Ватсон? — обратилась я к нему, после стука в дверь и совершенно непродолжительного ожидания, — Хелен Фрей, очень приятно. Высказав в письме свою просьбу о встрече с этим человеком, я предполагала, что восторг не будет первой эмоцией, которую Джон Ватсон испытает, увидев меня. И это было истинной правдой. На его лице вообще не было никаких эмоций. Совершенное безразличие. Он, молча, пригласил меня войти, пошире открыв дверь, и также, молча, направился в гостиную. Там, я знала, за порогом, меня ждали и плаха и эшафот и лобное место, но отступать было некуда. Задержав на секунду дыхание, я, покрепче ухватившись за рукоять зонта, направилась вслед за ним. — Я надеялся, — начал доктор Ватсон после недолгого молчания, повернувшись ко мне, как только я зашла в комнату, — на Ваше благоразумие, мисс Фрей. Я надеялся, что Вы оставите свою безумную затею и поймете, что я не намерен разговаривать с Вами. Неужели Вам недостаточно электронного дневника, который может прочесть, при желании, каждый уважающий себя человек, имеющий доступ ко всемирной паутине, тем более, занимающийся таким великим делом, как журналистика? — Ваш дневник я выучила наизусть, доктор Ватсон, — не обращая внимания на его колкости, ответила я, — но мне недостаточно данных. — Так придумайте, — повысив голос, ответил он, — Ваше полчище журналистских крыс и не на такое способно. За минимальный кусок любой интересующей Вас информации Вы готовы перегрызть глотку не только себе подобным, упражняясь в словесной войне между друг другом, но и задушить вниманием того, на кого нацелен Ваш остронаточенный карандаш. — Тогда зачем Вы меня позвали? — удивилась я, — мне очень хочется думать, что не для того, чтобы показать свое презрение к моей профессии. Или Вы решили выказать свое недовольство мной? Каждый человек должен выбирать работу по душе, по крайней мере, должен попытаться сделать все, чтобы заниматься тем, что ему нравится. Для меня журналистика является любимым делом, доктор Ватсон, свою работу я выполняю качественно и отношусь с уважением к любому факту, о котором должна рассказать окружающему миру и… — Хватит, — резко оборвав на полуслове и не желая выслушать меня до конца, произнес мой оппонент, — Вы все говорите так в начале, но по пришествие времени уподобляетесь примитивным действиям. Одна из таких как Вы и привела Шерлока Холмса на край крыши. — Если я не ошибаюсь, — уточнила я, — он ее оскорбил, разве я не права? — И правильно сделал. Иногда не следует переступать черту дозволенного. — Неужели, — не хотела сдаваться я, — Вы думаете, что одно неверно напечатанное слово может довести человека до самоубийства. — Одно неверно напечатанное слово, продиктованное Джимом Мориарти. — И только из-за того, что один журналист попался на удочку Дже… Джима Мориарти, — поспешно исправив себя, задала вопрос я, — Вы ненавидите других? — Не только поэтому, — ответил доктор Ватсон, тяжело вздохнув, — так сложилось не сегодня и не вчера, это древнейшая данность. Журналистам не верят, так повелось. А те, кто отличаются от общей массы своих коллег, долго не живут, — горько усмехнувшись, подытожил он. — О, поверьте, доктор Ватсон, я собираю дожить до старости и встретить ее в прекрасном расположении духа, здоровой физически и умственно. — Джон, — вдруг поправил он меня, — называйте меня по имени. — Хорошо, — улыбнувшись, ответила я, — меня зовут Хелен, — доктор Ватсон слегка улыбнулся и кивнул головой в знак одобрения. — И все же, Хелен, я не могу понять, чем могу помочь. Я не художник и это искусство мне не подвластно. Чего Вы хотите на самом деле? — Разобраться, — честно ответила я. — В чем? — интересом спросил он, внимательно рассматривая, как я покрепче ухватилась за рукоять зонта. — Взаимодействие окружающих Шерлока людей очень сильно напоминает солнечную систему, — я смущенно подняла на него глаза, ожидая его реакции, но ее не было. Джон, кажется, решил дослушать меня до конца, и я продолжила, — но совершенно не знаю, какая роль отведена в этой системе Джиму Мориарти? — Да, — в конце моего рассказа произнес, — действительно может показаться, что эта некая система, тщательно спланированная и созданная, но создавал ее не я, а брат Шерлока — Майкрофт. Мне кажется, все вопросы о Мориарти должны быть обращены к нему. А что до меня, злодей — консультант является мусором или, если обращаться к картине солнечной системы — космическим мусором. Слушая доктора Ватсона, я непроизвольно вздрогнула и зажмурилась. Какими бы плохими не были наши отношения с братом, для меня слышать, как чужой человек не очень лестно отзывается о нем, было не самым приятным испытанием. Тем временем Джон продолжал что-то говорить, но я его не слышала. Но получалось плохо. Для того чтобы вновь прийти в себя потребовалось не более двух минут. Но этого времени, кажется, хватило, чтобы напугать доктора Ватсона. Я сидела в кресле, хотя, прекрасно помню, что до этого момента мне никто не предлагал присесть, а доктор Ватсон сейчас стоял рядом со мной и держал в руках стакан воды и тщетно пытался вручить его мне. — Что случилось? — спросила я, машинально протягивая руку за стаканом воды. — Вы резко побледнели, Хелен, — начал говорить Джон. Его голос был спокоен, — и, возможно, на непродолжительное время потеряли сознание, но не упали, так как до обморока крепко держались за зонт и эта трость, — он указал на лежащий недалеко от кресла зонт, — помогла вам. По крайней мере, это было Вашей опорой до того момента пока я Вас не поймал. Иначе, трость сломалась под тяжестью Вашего веса, — он говорил очень медленно, словно пытаясь донести до меня смысл каких-то очень важных слов. Только чуть-чуть позже я поняла, что говорил доктор Ватсон со знанием дела и хотел объяснить мне, как своему пациенту, в чем причина моего теперешнего состояния. — Люблю я свой зонт, — выслушав его, ответила я, но поспешно добавила, — спасибо. Он ничего не ответил и лишь слегка склонил голову в знак принятой благодарности. — Мне кажется, — начал он, направляясь к окну, чтобы впустить в гостиную немного свежего озонового воздуха после дождя, — что мы остановились на обсуждении личности Джима Мориарти, я прав? — он обернулся ко мне лицом, но остался стоять возле окна, внимательно наблюдая за моими действиями. — Кажется, да, — нервно сглотнув, ответила я. — Вы хотите услышать мое мнение по поводу его поступков? — продолжил свою экзекуцию доктор Ватсон. — Кто мы такие, Джон, чтобы обсуждать поступки взрослого человека? — задала встречный вопрос, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. — Хорошо. Вы ели сегодня, Хелен? — Да, но плотным завтраком похвастаться не могу, — я кивнула головой, совершенно не понимая, зачем был задан этот вопрос. — Еще лучше! — заключил он, смотря поверх меня, — я все-таки позволю задать Вам вопрос, — внезапно начал Джон, — хотя меня, если честно, это не сильно интересует, и все же.… Для чего Вы здесь? Я первый раз вижу человека, который интересуется Джимом Мориарти прежде, чем Шерлоком Холмсом, вы меня понимаете? — я лишь отрицательно покачала головой. — Для обычных людей консультирующий детектив всегда стоял на первом месте, и только потом все интересовались его друзьями и врагами. Джим был неким приложением к Шерлоку. — Почему Вы так считаете? Центральной фигурой моей картины является Шерлока Холмс! — Но первый о ком Вы спросили, был Мориарти. Кто Вы, Хелен? — он ждал ответа, скрестив руки на груди. — Я журналист, получивший задание выяснить причины противостояния двух людей. Слава, о которых, для кого хорошая, а для кого и не очень распространилась практически по всему миру. Что не так? И если о Шерлоке Холмсе пишите Вы, то о Джиме Мориари никто и ничего не знает. И мне сложно. — Я больше ничего и никогда не напишу о Шерлоке Холмсе, и Вы прекрасно знаете почему. — Но ведь остались истории, о которых не знает еще не одна живая душа? — Остались, и их достаточно много. Вы хотите, чтобы я Вам что-то рассказал? — я лишь закивала. Джон отвернулся к окну и, облокотившись на подоконник, склонил голову. Он не торопился отвечать согласием, но и отказа я не услышала. Я терпеливо ждала. — Мое финансовое положение, мисс Фрей, сейчас намного лучше, чем было до моего приезда в Лондон, — заговорил он тихо, не поворачиваясь ко мне, — тогда, я начинал задумываться, о том, чтобы перебраться на южное побережье, так как мои финансовые возможности были не бесконечны. Более того, врачи, которые пытались поддерживать мое здоровье, чтобы как-то оправдать свою работу и закрепить результат своих стараний, рекомендовали мне морской воздух, который благоприятно скажется на моем здоровье. Мной рассматривался Гастингс, где круг общение намного проще, чем в Лондоне и Брайтон, где цена за жилье намного ниже, чем в Лондоне. Но судьбе было угодно распорядиться иначе, и я встретил Майкла Стэмфорда, который и познакомил меня с Шерлоком. В моей жизни встреча с Шерлоком Холмсом стала поворотным пунктом. Литературных амбиций я никогда не имел и еще несколько лет назад рассмеялся в лицо тому, кто сказал бы, что меня будет читать огромная аудитория. Самого Шерлока никогда не привлекали мои красочные описания, но я думаю, что он не написал бы лучше. Однажды мой друг практически признался в этом, пытаясь описать свое первое дело, ставшее отправной точкой в его карьере «Глория Скотт». И я не побоюсь признать тот факт, что его описания были далеки от эталона писательского искусства. Он никогда не любил витиеватых выражений, для него четкость и понятность были на первом месте в каждом деле. Я нисколько не умоляю его способностей и себя не считаю великим писателем, но смело могу сказать, что только для того, чтобы мир узнал о его гениальных способностей, мне следовало взяться за некое подобие писательского искусства. Да, признаю, именно мне выпала честь обнародовать достижения единственного в мире консультирующего детектива и предоставить на суд полной энтузиазма аудитории около сорока рассказов о нем. Но признание подобного рода, как незаменимого блогера великого детектива не были для меня самоцелью. Но только сейчас, когда Шерлока нет рядом, а рассказы о нем остались, я все острее ощущаю, что дружба с этим выдающимся человеком являлась для меня самым лучшим подарком. С тех самых пор, когда я в полной мере осознал всю горечь потери ближайшего из друзей, мной был сделан вывод, что во многих отношениях был утрачен смысл моего существования. Не первый раз в жизни, лежа без сна, как оно было после моей отставки и отправления домой для восстановления здоровья, я понимаю, что скучаю по нему и до сих пор слышу его слова: «В игру!». Теперь же я, не стесненный в денежных средствах и, к моему большому сожалению, бегу из Лондона и, до встречи с Вами, Хелен, успел пожить и в Брайтоне и Гастингсе. Но столица меня не отпускает, и найти жилье в Лондоне было более чем желательно. Вновь доверившись судьбе, я принял решение снять квартиру на Юстон — роуд, где мы и находимся, — доктор Ватсон, наконец, повернувшись, тяжелым взглядом осмотрел свою гостиную. Он с огромным трудом, словно весь груз мира лежал сейчас на его плечах, прошел к креслу напротив меня и сел в него. Джон молчал, а я ждала продолжения рассказа. — Я уже никогда не вернусь на Бейкер — стрит, не окажусь во тьме и тумане страшных происшествий. И, если честно, мне бы хотелось сейчас оказаться вместе с Холмсем по ту строну жизни, куда попадет рано или поздно каждый из нас. — Хелен, — вдруг обратился он ко мне, — Вы когда-нибудь видели гостиную на Бейкер — стрит? Видели кухню, совершенно непригодную для нормального пятичасового чаепития? — в вопросе доктора Ватсона не прозвучала интереса, он не хотел услышать мой ответ. У меня складывалось впечатление, что сейчас, сидя в кресле, он разговаривает сам с собой. А я стала неким катализатором, спусковым элементом, который всколыхнул его воспоминания, — так вот… эта кухня была полноценной вотчиной Шерлока Холмса и, если бы не миссис Хадсон, которая не позволяла химическим экспериментам ее знаменитого квартиранта распространяться, словно плесень по все квартире, мы бы умерли с голода. И хотя Шерлок имел диплом по химии, а все яды и растворы всегда подчиняются его действиям, себя я считаю химиком, который ищет магическую формулу или филателистом, который не может гордиться своей коллекцией марок, потому что в его коллекции не хватает еще пары строк о Шерлоке Холмсе, — он вновь замолчал. Было видно, что он ведет немую борьбу с самим собой. Джон задержал на мгновение дыхание и, признав свое поражение, вновь обратился ко мне: — И почему я вновь решаюсь говорить о делах моего друга? Вновь собираюсь потревожить воспоминания, которые лучше предать полному забвению? Возможно, это эгоизм, но мой психоаналитик настаивает на том, чтобы я научился жить обычной жизнью после уже не войны, а смерти. Нужно стараться выплескивать эмоции на бумагу, но сейчас я совершенно не в состоянии написать и строчки. Почему я позволяю себе, Хелен, чтобы Вы, все-таки добившись своего, послушать одну из историй, которую я поклялся опубликовать только после смерти Шерлока Холмса. Ну что же, в игру, доктор Ватсон, в игру… — Это было в январе. Горячее дыхание рождественских праздников постепенно остывало, оставляя после себя легкое невесомое придыхание радости и счастья, которое пока никто не смел, нарушить, перекрыть свежесть вступившего в свои права нового года проблемами будних дней. Лондон, вопреки многолетним наблюдениям синоптиков был в плену безжалостной зимы. Люди, спрятав свои лица в объемные шарфы и склонив головы, перемещались по тротуарам улицы словно приведения. На улице стоят такой холод, что казалось еще чуть — чуть и жизнь оставит Туманный Альбион и все, что сейчас нас с Вами окружает, Хелен, замрет или уснет и никогда не проснётся. Наблюдая всю эту картину из окна квартиры на Бейкер — стрит, я был рад, что нахожусь сейчас не на улице, а в знакомом помещении в своей собственной квартире. На удивление многих, знающих неуемный характер детектива и колкость его высказываний, в тот зимний вечер Шерлок вел себя совершенно спокойно. Он, полулежа, расположился в одном из кресел, вытянув ноги по направлению к камину, и ждал. Осознание того, что «что-то» должно произойти и очень скоро, делало из него самого уравновешенного человека в мире. И это «что-то» действительно произошло. Дело, словно запоздавший подарок от Санта — Клауса, спустилось по дымоходу и оказалось в его руках, — не бойтесь, мисс Фрей, — увидев мою растерянность, произнес Джон, — даже в такой лютый холод никто бы не посмел, даже таким странным способом, прийти к нам за помощью. Миссис Хадсон зашла в гостиную на Бейкер — стрит с подносом наисвежайшей, постродрождественской выпечки и, придав своему голосу очень деловой тон, сообщила, что Шерлока Холмса хочет видеть женщина, хотя, возможно, ей следовало обратиться позже, и она очень сильно извиняется за то, что беспокоит детектива именно сейчас. Терпеливо выслушав квартирную хозяйку, не меняя положения в кресле, Шерлок, довольный словно кот, вылакавший всю миску молока, улыбнулся и выразил готовность принять клиентку. — В этом году преступные элементы Англии проснулись на три дня двенадцать часов сорок восемь минут и три секунды раньше, чем в прошлом, — с благоговейным трепетом произнес он, меняя положение. Он был готов к работе и считал секунды до появления женщины. Как позже выяснилось, миссис Карлтон приехала к консультирующему детективу из Кембриджа. И никакие стихийные бедствия, катаклизмы погоды, а также чрезвычайные ситуации, не смогли бы повлиять на ее решение остаться дома. Она должна была увидеть Шерлока Холмса именно сегодня, даже если бы ей пришлось пройти все шестьдесят шесть миль, которые разделяют Кембридж и Лондон, пешком. — Дело, с которым Вы пришли ко мне, — обратился к женщине Шерлок, — настолько важно для Вас, миссис Карлтон, что Вы, торопясь, не стряхнули снег с рукава пальто, когда выходили из метро. Возможно, Вас совершенно случайно толкнули, но смею предположить, что все же, вы поскользнулись, — Шерлоку не удалось скрыть довольную ухмылку, когда женщина, в спешки, начала себя осматривать. И, стряхнув с себя уже почти растающий снег, произнесла: - Это последнее, на что мне сейчас стоит обращать внимание, мистер Холмс. — Тогда Вам лучше присесть и рассказать, что привело Вас ко мне. Шерлок в предвкушении работы довольно потер руки и, торжественно улыбнувшись, сцепил их в замок, когда миссис Карлтон начала свой рассказ: — Я нашла своего мужа мертвым в собственной ванной неделю назад. В воду был брошен электрический прибор. Детективы из Скотленд-Ярда констатировали смерть вследствие неправильного обращения с электроприборами. — Что ж, может быть, — отозвался Шерлок, — но Вы с этой версией не согласны? — Я не допускаю сомнений в работе Скотленд-Ярда, но у меня есть веские причины не согласиться с подобным заключением. Шерлок ждал. — Понимаете… — миссис Карлтон не решалась продолжать и молчала очень долго. — Рассказывайте абсолютно все, — начиная терять интерес к делу, произнес Шерлок, — я не смогу Вам помочь, не зная, за что могу ухватиться. — Особенности в развитии моего младшего сына Юджина мы с мужем мы начали замечать, когда ему исполнилась шесть месяцев. Юджин практически никогда не обращал внимание на погремушку, которой мы его баловали. Практически никогда сам не переворачивался и редко улыбался, увидев знакомое лицо. Вы можете подумать, мистер Холмс, — обратилась она к нему, — что ничего страшного в подобном поведении ребенка, нет, однако прогноз врачей был совсем не утешителен. — Аутизм? — осторожно спросил мой друг. — К сожалению, да, — подтверждая, женщина кивнула головой, — все силы были брошены на то, чтобы хоть как-то смягчить этот «приговор». Хорошо, средства на это были. Они и сейчас есть, но все чего мы смогли по прошествии пяти лет достигнуть, пока, не может сдвинуться с мертвой точки. Юджин не говорит, но улыбается когда видит знакомых и семью и даже иногда держит сам ложку, но не часто, — миссис Карлтон замолчала, чтобы перевести дух, — постепенно развиваясь, у Юджина появилась привычка «играть» на кнопках электрических приборов — это методическое переключение практически всех кнопок, которые он может найти в доме. И только по этой причине все приборы всегда выключены, во избежание короткого замыкания. Поэтому, у меня есть веская причина утверждать, что все приборы в доме, на момент случившегося, были выключены. — Вы уверены в этом? -Абсолютно. В ванную комнату сын тоже заходит. Играет с выключателем света. — Вы говорили об этом детективам? — Да, но… — она не успела ничего сказать, так как Шерлок ее перебил. — Миссис Карлтон, а Вы уверены, что Ваш сын увлечен только кнопками и выключателями? — Мистер Холмс, я за его действиями наблюдаю пять лет. В них ничего не изменилось, поверьте. — И не должно было поменяться, — задумчиво произносит мой друг, сцепив перед собой длинный пальцы и упираясь в них лбом. — Что Вы имеете в виду? — спрашивает женщина, но Шерлок, внезапно поднимается с кресла. — Мне нужно подумать, миссис Карлтон и, если можно, я бы хотел увидеть Вашего сына в домашней обстановке? — Можно, — лишь произносит женщина. — Я возьмусь за Ваше дело. Езжайте домой, а мы скоро Вас навестим, — женщина ушла, а Шерлок весь оставшийся день и полночи провел со скрипкой в руках, играя на ней и размышляя. Мой друг страстно увлекался музыкой. Он был не только очень способный исполнитель, но и незаурядный композитор. Весь вечер и ночь, перед поездкой к миссис Карлтон, просидел он в кресле, держа в руках смычок: его мягко улыбающееся лицо, его влажные, затуманенные глаза ничем не напоминали в нем тогда детектива, о безжалостном ко всем преступникам Шерлоке Холмсе. — Как мне кажется, — прервал свой рассказ Джон, — его удивительный характер слагался из двух начал. Мне часто приходило в голову, Хелен, что его потрясающая своей точностью проницательность родилась в борьбе с поэтической задумчивостью, составлявшей основную черту этого человека. Он постоянно переходил от полнейшей расслабленности к необычайной энергии. Каждый раз перед делом Шерлок, с каким — то бездумным спокойствием отдавался своим импровизациям на скрипке и нотам, а следом его охватывала охотничья страсть, способствующая разрешению проблемы. Наблюдая за ним в тот вечер, с какой полнотой душа его отдается музыке, я чувствовал, что он не верит в несчастный случай, произошедший с мистером Карлтоном и готов доказать обратное. — Следующее утро прошло для моего друга в приятном возбуждении, — продолжил доктор Ватсон, — за прошедшую ночь дело, если и не полностью, но было решено. И Шерлок практически светился от радости и мечтал скорее увидеть подтверждение своим предположениям. — Что ты об этом думаешь? — спросил он меня, когда поезд, набирая ход, тронулся с перрона Кингс — Кросс. Подобная манера разговора была самым обычным явлением, когда консультирующий детектив работал. Он, выхватывая из своей головы вопросы, совершенно не задумываясь, понимают ли, о чем идет речь окружающие его люди, задавал их. Он был поглощен делом и не всегда придавал значение тому, что кто-то о его деле совершенно не думал. — Шерлок, я военный врач и терапевт. Мои познания в неврологии общие. Глубоких познаний в этом вопросе у меня нет. — Что ты знаешь? — Дети аутисты другие. У них слабые социальные связи. Они живут в своем мире и не любят, когда в него вторгаются. Выполняют определенную последовательность действий, которую выбирают сами. И никогда ее не меняют. — Почти никогда, — уточнил он. — Что это значит? — Ты прав. Это расстройство возникает вследствие нарушения развития головного мозга и характеризуется выраженным и всесторонним дефицитом социального взаимодействия и общения, а также ограниченными интересами и повторяющимися действиями. Повторяющиеся действия для таких детей — это своего рода «ритуал». Причины заболевания досконально не известны, но относят их к генетическим, влияющим на созревание синапрических связей* в головном мозге. При аутизме изменяются все участки головного мозга, но как это изменение развивается также не известно. И да, ритуал можно нарушить, но только если самому ребенку предлагаемое «новое» действие понравится. — И ты хочешь проверить есть ли у мальчика новое действие? Какое? — Джон, пожалуйста, подумай хоть раз, — раздраженно ответил он мне. — Ты хочешь сказать, что Юджина кто-то научил бросать электроприборы в воду? — А вот это уже похоже на правду. И оно ему понравилось, так как, если люди начнут нарушать ритуал аутиста, он может проявить агрессию. Но если этого не делать, он будет вести себя совершенно спокойно. — Господи, — ужаснулся я, — пускай это будет несчастный случай. К сожалению, моя импровизированная молитва Господу Богу не была им услышана. И причастность маленького мальчика к гибели собственного отца была доказана Шерлоком в течение часа, после прибытия в дом миссис Карлтон. Оставалось лишь выяснить, кто осмелился сотворить из ребенка некое подобие безвольного оружия. Наблюдая за Юджином, Шерлок затих, но восторг, застывший в его глазах, говорил, что этот мальчик является самым важным подтверждением его мыслей, предположений и догадок. При всей своей занятости наблюдением мой друг не забывал и о возможных подозреваемых. Он попросил миссис Карлтон составить список проживающих в доме: от членов семьи до обслуживающего персонала. На этом мы простились, обещая вернуться с готовым ответом. Энергично шагая по дорожке, засыпанной снегом, мой друг все же не удержался от колкого замечания: — Скотленд-Ярду впредь нужно сначала подумать, и не один раз, а потом говорить. — Чтобы ты сейчас не знал и говорил — отозвался я, — Скотленд-Ярд не так хорошо разбирается в подобных заболеваниях, чтобы, посмотрев на мальчика, выяснить, что он орудие преступление в чьих- то руках лишь только потому, что к повторяющимся действиям, которые никто не может нарушить, все же смогли прикрепить еще одно звено. Поэтому, Лестрейд здесь сделал все, что смог. — Вот он, как раз, нам и поможет, так как процент безнадежности в его сознании меньше пятидесяти процентов. — Шерлок, прошу тебя, перестань. — На правду никто не должен обижаться, а инспекторы Скотленд-Ярда тем более. И если Шерлок постоянно был недоволен умственными способностями Скотланд-Ярда, то жаловаться на их оперативность, он не имел не малейшего права. Нужная информация была предоставлена в самые кратчайшие сроки. Поэтому к вечному беспорядку в гостиной на Бейкер — стрит прибавились ксерокопии личных дел семьи Карлтон и их помощников. Шерлок в лихорадке искал нужную только ему информацию, подбрасывая прочитанный лист вверх, и принимаясь за новый. Это было похоже на листопад. К концу недели гора смятых, упавших и ненужных листьев, всё же нашла свое пристанище в мусорном ведре, а мой друг удовлетворенный проделанной работой, рассматривал дело некой мисс Харпер, работающий у Карлтонов помощницей по хозяйству. — Все оказалось весьма просто и в то же время сложно, Хелен. Мисс Харпер, как, оказалось, приходилась дочерью мистера Карлтона от первого брака. Студенческое увлечение, а следом взаимное желание вступить в брак и как итог появление на свет милой дочурки. Но карьера мистера Карлтона требовала от него больше заинтересованности в делах, нежели в семейном кругу. И, не сумев договориться с собственной женой, мистер Карлтон подал на развод. Он обещал содержание собственной дочери, но гордая женщина отказалась от помощи и запретила его общение с малюткой. Неизвестно, что именно говорили этой девочке, но в доме она появилась с совершенно темными мыслями. Ее мать умерла от рака и мисс Харпер, во всем обвинив отца, отыскала его и совершила собственное правосудие. Девушка, первые несколько минут, отрицала какое-либо отношение к преступлению, но пораженная доводами консультирующего детектива сдалась на его милость. Шерлок, перед тем, как вынести вердикт, прочел лекцию о детях аутистах, делая акценты на никому не известных, даже мне, как врачу, медицинских наблюдениях. — Как Вы считаете, мисс Фрей, мне нужно останавливаться на подробном описании? — обратился ко мне доктор Ватсон. — Думаю, стоит, — согласилась я. — В любой науке, чтобы правильно разобраться в изучаемом, то, что изучается лучше всего классифицировать. Поэтому и аутизм не стал исключением. И основой этой классификации, ту, что привел Шерлок, стало взаимодействие детей с миром и защиты от него. В этой классификации выделяют четыре группы, — Джон выпрямился и аккуратно, подбирая слова, как будто преподаватель диктует конспект студентам, продолжил, — Первая группа: Полная отрешенность от происходящего. Дети этой группы оказываются от активных контактов с внешним миром. Они не откликаются на просьбы и ничего не просят сами. Они не используют речь, мимику и жесты. Это наиболее глубокая форма аутизма, проявляющаяся в полной отрешенности от происходящего вокруг. Вторая группа: Активное отвержение. Дети этой группы более активны и менее ранимы в контактах со средой, однако для них характерно неприятие большей части мира. Для таких детей важно строгое соблюдение сложившегося жесткого жизненного стереотипа, определенных ритуалов. Их должна окружать привычная обстановка, поэтому наиболее остро их проблемы проявляются с возрастом, когда становится необходимым выйти за границы домашней жизни, общаться с новыми людьми. Третья группа: Захваченность аутистическими интересами. Дети этой группы отличаются конфликтностью, неумением учитывать интересы другого человека, поглощенностью одними и теми же занятиями и интересами. Они обладают большим словарным запасом, однако говорят сложными, «книжными» фразами, их речь производит неестественно взрослое впечатление. И последняя группа: Чрезвычайная трудность организации общения и взаимодействия. Проблема детей этой группы — недостаточность возможностей в организации взаимодействия с другими людьми. Для этих детей характерны трудности в усвоении двигательных навыков, их речь бедна и грамматична, они могут теряться в простейших социальных ситуациях. Это наиболее легкий вариант аутизма. Внимание аутичного ребенка, кроме тех, что относятся к первой группе может неожиданно и надолго привлечь какой-либо яркий предмет. Этим и воспользовалась мисс Харпер, нарушив «ритуал», ярким предметом, который понравился Юджину. Ему было и не вдомек, что электрический прибор в его руках, стал опаснейшим оружием. Мы покинули дом Карлтонов вместе с задержанной Лестрейдом мисс Харпер. Обратный путь до Лондона прошел в гробовом молчании. Тишина сковывала, погружая во мрак возможность, не думать ни о чем, кроме, как о семье Карлтонов, на которую щедро сыпались беды, постепенно погружая их в безысходность и неотвратимость происходящего. Они душили надежды, парализовывали веру и губили любовь. Лондон распахнул нам свои объятья, как старый знакомый, который был рад видеть прибывших друзей. Вдали от Кембриджа, от мрака, поглотившего одну из английских семейств, стало легче дышать. И уже садясь в такси, я все-таки решил задать своему другу вопрос, боясь не услышать на него ответ: — И откуда ты все это знаешь? — общаясь с человеком, иногда начинаешь подражать его манере общения, но я знал, что Шерлок понимает, что я имею в виду. — Пришлось изучить, — пожав плечами, ответил он. — Зачем? — Потому что Майкрофт когда-то изучал этот вопрос, — холодно, но все же ответил он. До Бейкер- стрит мы доехали, молча и, переступив, порог квартиры, где неизменно пахло свежей выпечкой, которую миссис Хадсон решила вновь приготовить, вздохнули с облегчением, ожидая новых дел. На этом доктор Ватсон замолчал и глубоко вздохнул. — Все, все, Хелен, я заканчиваю свое повествование, — через несколько минут заговорил он вновь, — и заканчиваю его с тяжелым сердцем. Я словно пережил эту историю вновь. И знаете, что? Мне было приятно вновь оказаться рядом с Холмсом, следовать за ним всегда на шах позади и наблюдать вблизи за его работой. Я считаю, было редкой привилегией наблюдать за действиями Шерлока, поэтому я не имею право на Вас сердиться, Хелен, за то, что заставили меня рассказать все это. А еще я помню, как Шерлок играл в тот вечер на скрипке…