The truth is out there

На кладбище, попрощаться с Шерлоком Холмсом, я пришла ранним утром на следующий день после визита к мисс Хупер. Мороз, последний в эту зиму, с каждой минутой становился всё крепче, сжимая ледяной хваткой булыжники подъездной дорожки к кладбищу. Она покрылась тонкой глазурью измороси, которая, когда на нее наступали, издавала тихий, но зловещий скрип, напоминающий каждому живому существу, что здесь, за высоким забором, в лабиринте из гранита и камня царствуют тишина и вечный покой. Я нечасто посещаю кладбища, но если прихожу, то только на рассвете. Не только потому, что так рано здесь нет ни одной живой души, тем более зимой, когда бледный свет дня пробуждается гораздо позже, но и потому что полагаю, что начало дня — это смутное обещание какой-то новой жизни даже там, где влачит своё жалкое существование Смерть. Не просто Смерть как некое общее, абстрактное понятие или констатация факта, а сотканный из тумана дух, охраняющий покой пришедших в негодность и остановившихся человеческих жизнеизмерителей — стеклянных сосудов на каждого живого человека, уже отсчитавших крупицы жизни, которые переливались из прошлого в будущее. Смерть каждый день возвращался сюда, не спеша проплывал между стройных рядов надгробий, костлявыми пальцами проверяя каждый вбитый в землю камень. При этом он бормотал что-то, пристально всматривался куда-то, и наблюдал. Здесь его сад Надгробий был большим, аккуратным и ухоженным, абсолютно мрачным и казался живым людям потусторонним, существующим в местности ничем не обязанной ни времени, ни пространству. Настолько враждебным, насколько и завораживающе прекрасным. Солнце над кладбищем также вставало и садилось, но как будто не следовало обязательной программе, так как темная тень, повисшая над ним, не давала согреть остывшую землю лучами. Всё здесь, пришедшему сюда живому человеку, напоминало, что он — человек — находится сейчас здесь в гостях у смерти, и он его отпустит, но настанет время, когда пришедшему сюда не будет обратного пути. Поэтому, оказавшись на кладбище человек, чувствует себе несколько рассеянным, но сохраняющим самообладание и ощущает себя крошечным безотносительно географии и времени. Такой же крошечной и рассеянной была и я, когда вцепившись в букет алых роз, что принесла с собой, искала нужное мне надгробие с надписью: «Шерлок Холмс». Именно в тот момент, петляя между гранита, мрамора и камня, идея навестить могилу консультирующего детектива показалась мне абсолютно абсурдной и ненужной. Я даже остановилась, решая, что мне делать дальше. Подняла глаза к небу и тут же опустила. Небо не предвещало хорошей погоды. И именно оно усилило мою тревогу, которая не отпускала, с самого раннего утра по пути сюда. Я попыталась сделать шаг назад, сдаваясь и отступая, но внезапный порыв ветра со свистом налетел мне на спину и подтолкнул вперед, от чего мне пришлось зажмуриться. — «Ладно, я иду», — почти шепотом сказала я самой себе и открыла глаза, тут же краем глаза, уловив какое-то движение. Сердце предательски сжалось от страха, но отступать, дав себе слово, было уже нельзя. Спустя какое-то время, я все-таки оказалась напротив нужного мне надгробия. От небольших букв на гладком черном мраморе невозможно было оторвать глаз. Вот он — конец пути. Вдруг над моей головой пронеслась какая-то тень. Я замерла. Ворон. Он тихо пролетел в воздухе и сел на ветку недалеко растущего дерева. Наблюдая за птицей, я периферическим зрением вновь уловила движение, оглядевшись по сторонам никого не заметила, но остро ощущала, что кто-то наблюдает за мной. Нервно и неуклюже опираясь на зонт, я присела на корточки, стараясь аккуратно положить розы на землю. Во рту пересохло, а руки начали дрожать. В голове вдруг сильно зашумело, а по спине скатилось несколько капель пота. К горлу подступил ком, который в любой момент мог превратиться в крик, но его не последовало, вместо этого моё тело покачнулось вперед, и я потеряла сознание. Только сейчас, когда, то, что я пишу является лишь моим воспоминанием событий давно минувших дней, я могу уверить Вас в том, что это был всего лишь обычный обморок от истощений как нервных так и физических, но тогда мне показалось, что, прежде, чем я смогла вновь очнуться на сырой могильной земле и подняться на ноги на меня обрушился оглушительный удар. Череп хрустнул, а я ненадолго повисла в воздухе, чувствуя как из носа пошла кровь. Всполохи света в глазах сменялись темнотой, хотелось свернуться в клубок и при этом громко закричать, но тело не слушалось, а воздух из легких куда-то исчез. Мне показалось, что я начинаю сходить с ума, потому что именно тогда, находясь в обмороке, я впервые увидела Смерть. Его громадная фигура, целиком закутанная в черное одеяние, возвышалась надо мной. Он не торопился двигаться и уж тем более говорить. Его черные, бездонные, пустые глаза, в которых ничего нельзя было рассмотреть, пристально наблюдали за мной, ожидая чего-то. Как только, после жутких видений и ощущений, у меня появилась возможность сфокусировать свой взгляд на его голом черепе, он протянул мне глянцевую, слегка желтоватую руку — кость, тем самым предлагая мне стать с земли. Я подчинилась, а когда поднялась, то поняла, что не испытываю ужаса смотря в лицо Смерти. — Спасибо? — благодарность Смерти прозвучала больше вопросом, чем признанием факта помощи. Он отступил на шаг и склонил на бок череп, оскалившись в широкой ухмылке. В тот же миг воздух вокруг меня приобрел плотность и жирную глицериновую вязкость. Глубокие тени, окружившие меня, переливались всем спектром темного цвета: от синего до кромешно черного. Живой скелет широким шагом переступил через лежащий на земле букет и двинулся в сторону надгробия Шерлока Холмса. Его черное одеяние шуршало в невысокой траве. И этот звук был единственным оставшимися в живых звуком. Тишина, сопровождающая смерть, сомкнулась над кладбищем, закрыла его, словно гигантский ком плотной ваты. — Смерть? — все-таки решилась уточнить я, когда фигура в черном вальяжно облокотилась на ближайшее надгробье, пристально рассматривая поставленные на него в ряд песочные часы. — ТЕБЯ ЗДЕСЬ НЕТ, — вместо ответа проговорил мерть. Его голос прозвучал у меня прямо в голове. У меня возникло отчетливое ощущение, что хозяина этого голоса тут не было, хотя он был здесь и вовсе не был страшным, скорее унылым. Он небрежно махнул рукой на ряд часов, в которых маленьких крупиц песка оставалось всё меньше и меньше. При этом движении руки, я успела разглядеть, что талию Смерти опоясывает широкий пояс, за которым был спрятан меч со странной рукоятью. — ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ Я НАХОЖУСЬ РЯДОМ С ТОБОЙ? — его вопрос застал меня врасплох. — КОНЕЧНО ЖЕ, — продолжил он, — НИКТО НЕ СПОРИТ, ВНЕЗАПНЫЙ УХОД ИЗ ЖИЗНИ БЫВАЕТ, НО — он остановился, — ОН ТОЛЬКО ДЛЯ ЛЮДЕЙ ВНЕЗАПЕН, У МЕНЯ ЖЕ ВСЕГДА ЕСТЬ ВРЕМЯ ПОДГОТОВИТЬСЯ, ТАК ИЛИ ИНАЧЕ — Смерть пожал острыми плечами, от чего края его одеяния, обнажили длинные костяные пальцы ног. — То есть, Вы проводник в иной мир? — Смерть утвердительно кивнул. — Во плоти? — КАК ЕСТЬ, — безразлично ответил скелет. — Но Вы же смерть! — воскликнула, наконец, я. Шок постепенно отступал, и мне удалось хоть как-то показать своё удивление на происходящие вокруг меня события. — Вы ходите и занимаетесь тем, что убиваете людей, но при этом спрашиваете, у меня — человека, что Вы здесь делаете? — от волнения воздух в легких закончился, и я на последнем слове выдохнула его остатки. — Я УБИВАЮ? — безрадостно усмехнувшись, спросил он, явно чем-то оскорбившись. — МНЕ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ПОКАЗАЛОСЬ, ХЕЛЕН, — он ждал от меня реакции на произнесенное имя, но её не последовало, так как я ждала объяснений и не хотела пропускать ни единого слова, — ЧТО КОГДА Я НАШЕЛ ТЕБЯ ЗДЕСЬ, ТО УВИДЕЛ ЧЕЛОВЕКА УМНОГО, НО, ПОХОЖЕ, Я ОШИБСЯ. — И всё же? — настороженно спросила я, не обратив внимание на неприятную колкость. — Я НЕ УБИВАЮ ЛЮДЕЙ, МИЛОЕ ДИТЯ, — он вновь улыбнулся, отчего новые тени окружили меня, заставив вздрогнуть, — Я НЕ ПРИЧИНА, И, ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ НЕ СЛЕДСТВИЕ. ВСЕГО ЛИШЬ ПРОВОДНИК. ЖНЕЦ. — Причина? Прежде, чем ответить, Смерть вновь глубоко и тяжело вздохнул. Ему, как показалось, было очень трудно оправдываться за то, что он не делал, но все его в этом ванили. — УБИЙСТВА, БОЛЕЗНИ, ДУРНЫЕ ПРИВЫЧКИ, ДАЖЕ САМОУБИЙСТВА. ВСЁ ЭТО — ПРИЧИНА, СОБЫТИЕ. ЛИЧНОЕ ДЕЛО ЛЮДЕЙ. НАД ПРИЧИНОЙ Я НЕ ВЛАСТЕН. Я ПОЯВЛЯЮСЬ ПОСЛЕ ТОГО, КАК СОБЫТИЕ СОВЕРШАЕТСЯ. И ОСТАЮСЬ С ЛЮДЬМИ С МОМЕНТА СВЕРШЕНИЯ ПРИЧИНЫ И ДАЛЬШЕ. И МНЕ НЕ ПОНЯТНО, ПОЧЕМУ СЕЙЧАС Я СТОЮ ПЕРЕД ТОБОЙ И ТЕМ БОЛЕЕ РАЗГОВАРИВАЮ С ТОБОЙ, КОГДА ТВОЕГО ИЗМЕРИТЕЛЯ ЖИЗНИ СРЕДИ ПРИШЕДШИХ В НЕГОДНОСТЬ НЕТ, — он кивнул на все тот же ряд на надгробие. — Может у меня, все-таки, имеется причина? — О, НЕТ, ДИТЯ, ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ И ВОЗМОЖНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ В НЕЙ Я СЛЫШУ. И ПОВЕРЬ МНЕ, ТВОИ ЧАСЫ НЕ ПОВРЕЖДЕНЫ И НЕ СЛОМАНЫ. ТЫ НИКОГДА НЕ ДУМАЛА О САМОУБИЙСТВЕ, ПОЭТОМУ ТЕБЕ РАНО БЫТЬ ЗДЕСЬ. — А ему? — я указала на мрамор с надписью «Шерлок Холмс». — ВЗБАЛМОШНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. — Вы его видели? — ОН БЕСКОНЕЧНОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗ СМОТРЕЛ МНЕ В ЛИЦО. — Я тоже сейчас смотрю в Ваше лицо. — И ЭТО НЕПРАВИЛЬНО. ЭТО МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬ РЕАЛЬНОСТЬ. — Я не совсем…. — ХОТЕТЬ УВИДЕТЬ СМЕРТЬ, — Смерть оборвал меня на полуслове, как будто знал, что из сказанного им мне не понятно, — ЭТО ЗНАЧИТ РАНО ИЛИ ПОЗДНО НАЙТИ ПРИЧИНУ. НЕ ТОРОПИ ВРЕМЯ. НЕ ИЩИ ПРИЧИНУ РАНЬШЕ, ЧЕМ ОНА ДОЛЖНА НАСТУПИТЬ, ДИТЯ, ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ О НЕЙ. — А если всё- таки причина есть? — выпрямив спину, спросила я, но почему-то сразу сгорбилась. Мне вдруг захотелось спрятаться, хоть как — то защититься и, наконец, очнуться, открыв глаза.  — ТЫ ДУМАЕШЬ НЕ О ТЕХ ПРИЧИНАХ, ХЕЛЕН. СЕМЬЯ, КОТОРАЯ НЕ ПОНИМАЕТ? РАБОТА, К КОТОРОЙ ТЫ ОТНОСИШЬСЯ СЛИШКОМ СЕРЬЁЗНО? БРАТ? СОВЕРШЕННО НЕ ТЕ ПРИЧИНЫ, ДИТЯ, ЧТОБЫ... — Чтобы что? Но ответа на этот вопрос не последовало. Вместо этого Смерть, вновь улыбнулся. — ТЕБЕ ПОРА, ДИТЯ, — в тот же миг в ушах у меня пронзительно зазвенело, вновь появились вспышки света и темноты, и я очнулась в поту. Холодно. Вокруг не было не одной живой души, кроме черного ворона пролетевшего надо мной. Мой мозг вновь пытался работать, но пока отказывался что — либо осознавать. Где-то звонил телефон. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что эту звуковую какофонию издает мой телефон, лежащий в кармане брюк. Дрожащими руками я нащупала дребезжащий аппарат, стиснула его в кулаке и замерла. Я слишком устала, чтобы сделать хоть еще одно движение. Но телефон продолжал верещать. Для того, чтобы ответить мне требовалось хотя бы сесть, но прежде, чем я успела это сделать желудок свело болезненным спазмом. Глаза в страхе расширились, и мне пришлось склониться к земле, чтобы из горла полилась сначала желчь, а следом рвота. Второй спазм был менее болезненным, поэтому я успела придержать волосы рукой, чтобы окончательно их не испачкать. В кармане вновь ожил телефон. Стерев остатки желчи и рвоты с губ рукавом, я не глядя на экран телефона, ответила на звонок. — Хелен Фрей, — чересчур бодро ответила я в трубку. — Хватит, — вместо приветствия, шипел голос мадам Сапсан, — чем бы ты сейчас не занималась, чтобы не делала, немедленно возвращайся в Париж. Её голос и интонация напомнили мне на мгновение маму, которая, пыталась вразумить дочь, таким же способом. Как только моё увлечение чем бы то ни было, казалось неуместным. Именно так напоминали мне о необходимости вернуться к тому, что считалось действительно правильным. — Но я не готова вернуться, — возразила я, но в душу начало просачиваться мрачное чувство стыда, за то, что самостоятельно не дала знать мадам Сапсан о своих дальнейших планах. Точно такое же чувство я испытывала каждый раз с собственной матерью. Я повернула голову в сторону. На секунду закрыла глаза, стараясь справиться с собой. Несколько капель пота сбежали по спине вниз. Я вздрогнула. Пытаясь найти слова для возражения неминуемой меня участи, вытерла тыльной стороной рукава лоб, набрала в легкие воздух и продолжила, — по крайней мере, не сейчас. — Крайняя мера, Хелен Фрей, случилась именно сейчас. Не желаю слышать никаких возражений. Завтра же должна быть в редакции. Есть новое задание. — Какое? — в моём голосе появилось недовольство. Протест, который всегда присутствовал при разговорах с мамой, но никогда не достигал нужного результата, так как все равно приходилось сдаваться и делать то, что говорят. — Мисс Беккер расскажет. Завтра. — Хорошо, — безо всяких эмоций согласилась я, подняв глаза к небу. Я вновь проиграла. И это, к сожалению, уже не пугало. Не вызывало неясную ярость, когда начинаешь тяжело дышать и слышишь, как в висках стучит кровь. В тот же момент на моём лице появилась вымученная улыбка, которую можно было назвать жалкой. Вся я казалась себе в тот момент жалкой, — я только заберу свои вещи и постараюсь завтра быть в редакции. — Завтра в девять и без опозданий, — и разговор был завершен. Некоторое время я еще сидела на холодной земле, собирая последние остатки сил, чтобы встать. И как только мне удалось подняться, ноги свело невыносимой болью, поясницы ломило, а в голове будто бы надули воздушный шар. Захотелось снова сесть, но я усилием воли заставила себя этого не делать. Чувствуя, как колотится сердце, я с трудом сделала первый шаг в сторону разбросанных роз. — «Что ж, — убеждала себя я, покрепче ухватившись за зонт и разглядывая золотые буквы на мраморной плитке, — я совершила долгое, тяжелое, но увлекательное путешествие. Некоторые могли бы назвать мое поведение настырным или одержимым, но я предпочитала называть это настойчивостью. Мне не удалось найти то, чего мне так хотелось. Даже сам дух Смерти не захотел со мной разговаривать. Но это не значит, что я не справилась с задачей и, может быть, то, что мне удалось сделать, было не зря». Тень скорбного одиночества, окружившая меня на кладбище, не покидала меня до самого порога, казалось бы, родной парижской квартиры. Звук поворачивающегося в замке ключа, не принес облегчения. Всё в пустой квартире казалось чужим, отталкивающим и пугающим. Когда я сидела в темной прихожожей, мне казалось, что новый день никогда не наступит, а грядущий сон не принесёт облегчения. Никогда.