ID работы: 4405456

The truth is out there

Гет
NC-17
Заморожен
214
автор
Размер:
251 страница, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
214 Нравится 30 Отзывы 74 В сборник Скачать

Глава 25 Безответно

Настройки текста
Всё всегда где-то и когда-то начинается. Происходящие с нами события, постепенно складывающиеся в длинные цепочки случайностей, иногда приводят в определенные места. Туда, где нас недолжно было быть. Или с нами происходит то, что не должно было случиться. И когда это происходит, в большинстве случаев, человека преследует непреодолимое желание найти ту точку, в переплетающихся и крайне запутанных нитях пространства и времени, которая может оказаться именно таким началом, или найти то событие, без которого могла не сложиться эта цепочка случайностей. Но, к сожалению, анализировать события, происходящие в жизни, человек начинает, только тогда, когда они уже случились. В моём случае результатом анализа, произошедших со мной событий, стали именно эти записи, в которых я пытаюсь отыскать начало, благодаря которому изменилась моя жизнь. И, надеюсь, что когда я поставлю в них последнюю точку, это будет известно, но это потом, а сейчас… Когда я вместе с Кейт, по заданию мадам Сапсан, отправилась в Швейцарию, тогда еще не подозревала, что менее чем через три недели после этой поездки, мне придётся столкнуться с одним из самых болезненных испытаний в моей жизни. Я даже не успела заметить, как подкралось ко мне это испытание, но оно оставило на мне самую страшную отметину, которая не сравнится даже с ожогом, который можно получить, прикоснувшись к раскаленному железу нежной кожей. Солнце в то утро поднималось медленно, словно не было уверено в том, что это стоило таких усилий. Его скудный, тусклый, но мягкий свет, потерпев неудачу в тщетной попытке согреть утренний воздух, всё же скользил по спящему пейзажу города, иногда ненадолго останавливаясь, уделяя более пристальное внимание небольшим, темным и сырым улочкам, где ночью царила кромешная тьма, а сейчас скользили по углам только её тени. Они выглядели так, словно чувствовали приближение ненавистного им источника света и как будто бурлили, когда начали исчезать. Закончив бесшумное сражение с последней тенью, забившейся в угол на одной из таких улиц, утренний свет с очень медленной скоростью, словно прибой, с бесшумным рокотом, выплеснулся на крыши домов. Он старался оставлять позади себя как можно меньше клякс уходящей ночи. А они, зная, что всё равно сожмутся и исчезнут, так только день вступит в полноправное владение городом в виде взрыва света, в сто раз мощнее утреннего и солнечных луж на черепицах крыш, больше похожих на раскаленное золото, старались поскорее спрятаться до наступления следующей темноты. После очередной бессонной ночи, я встречала это утро, сидя на полу в собственной квартире, поставив себе на колени ноутбук и разложив вокруг себя пару десятков исписанных с двух сторон тетрадных и блокнотных листов. Париж, словно обиженный ребенок, которого оставила так надолго, каждую минуту после моего возвращения из Лондона, требовал внимание к себе. И вот я уже снова поглощена его проблемами и заботами: собираю по крупицам информацию, опрашиваю людей, систематизирую то, что получаю, не сплю по ночам и пытаюсь делать выводы для недописанной статьи. Её я должна была закончить раньше, чем безразличный ко всему, даже к маятнику часов, который сейчас в своё удовольствие дирижировал симфонией тишины квартиры, звонок телефона не оповестил меня о подъехавшему к дому такси. Машина должна была доставить меня к Лионскому вокзалу, для того чтобы я успела на первый рейс поезда следующего по маршруту Париж Лозанна. Медлить было нельзя. И пока телефон молчал, я старалась закончить, то, что было не дописано, пытаясь не отвлекаться на медленное раскачивание маятника и его безразличное «тик-так», от которого мороз бежал по коже, словно каждый «тик» и каждый «так» бесцеремонно отрезает каждую секунду от моей жизни. Тогда я даже не предполагала, что маятник в то утро действительно начал срезать секунды моей жизни. Телефон ожил, когда я ставила точку в последнем предложении статьи. Он словно ждал, когда я закончу одну работу, чтобы можно было приступить к другой, при этом не оставляя мне времени собрать с пола разбросанные записи. Оставив всё, как есть и, подхватив собранные со вчерашнего дня вещи, я тут же спустилась вниз. Стоило мне выйти на улицу, как внезапный порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Он налетел и принес излишнее беспокойство и нарастающий ужас. Машины у подъезда не оказалось. В воздухе, несмотря на ослабевшие железные тески зимы и приближающуюся весну парила легкая, снежная завесь. Снежинки, в буквальном смысле, висели, как звезды на небе, а касаясь меня, таяли, вспыхивая электрическими искрами. В такое тихое и красивое утро, очень хотелось вновь прогуляться по городу, который, казалось, очень сильно изменился за время моего отсутствия. Но ни о каких утренних прогулках, или каких — либо иных промедлениях, например, в виде пригоревших тостов, сбежавшего кофе или не прибывшей вовремя машины, у меня не могло быть и речи. Поэтому моё сознание с дюжиной разных эмоций, разом поднялись, чтобы найти решение поставленной задачи. Они мелькали с такой скоростью, что я не заметила, как даже в шерстяном пальто успела замерзнуть. От чего почти всю дорогу дрожала, когда машина все же появилась. Водитель, который наблюдал за мной в зеркало заднего вида, молчаливо извиняясь, включил обогрев салона. Было около шести часов утра, когда такси пыталось подъехать к Лионскому вокзалу, потому что даже в такой ранний час все подъезды к нему были уже заняты. Всеми силами, лавируя между других машин, которые перегородили все тротуары и потока людей, который с каждой минутой становился всё больше, водитель, повинуясь всеобщему напряжению, летающему в воздухе, несколько раз воспользовался автомобильным гудком для того, чтобы продвинуться вперед вне зависимости от того успели ли люди уйти с его пути. Расплатившись с таксистом, что не заняло много времени, я поспешила покинуть машину. Мои первые шаги в сторону входа в вокзал были неуверенными, хотя эта была моя не первая поездка. Ко всему прочему всеобщее волнение, которое всегда присутствовало в местах большого скопления народа, начало передаваться и мне. От чего появились мнимые головокружения и тошнота. Я дрожала, сердце в груди стучало с бешеной силой. Лёгкий саквояж я волокла, словно он весил не меньше тонны. Мне пришлось остановиться, чтобы унять усиливающуюся дрожь. Я глубоко вдохнула и дыхание перехватило. На секунду мне показалось, что я могу упасть в обморок, а люди, не смотря ни на какие трудности, продолжали входить и выходить из здания вокзала. Они о чем-то переговаривались между собой, не замечая меня, что было мне только на руку. Но всё изменилось, стоило мне попасть в здание вокзала. Лионский вокзал завораживал меня. Здесь я чувствовала концентрацию грубой и заразительной энергии вечно копошащегося улья, пересечения тысячи жизней и судеб. Вопреки тому, что именно тут, приезжающие в Париж люди, поддавшись царящему в здании устрашающему хаосу, вдруг понимали, что город далёк от их фантазий. Город романических кафе, букинистов на набережной Сены и Монмартра вдребезги разбивался о реальность: неопрятность, карманники, грязь и прочие опасности, скопление всего самого убогого и порочного, вокзал был похож на гигантскую не прекращающую разрастаться паутину. Я оживала, как только окуналась в этот тугой пьянящий поток, где зазевавшийся новичок мог в два счета захлебнуться. Вокзал был для меня театральной сценой, где можно было увидеть туристов, жителей пригородов, деловых людей, обитателей трущоб, полицейский патруль. Наблюдая за этими срезами человечества под стеклянной крышей, я сравнивала этот вокзал с новогодним стеклянным шаром. С Кейт мы договорились встретиться в зале ожидания, где сотни пассажиров образовывали маленькие стайки. Я торопилась, стараясь лавировать между людьми, стараясь их не задеть, но всё же ненароком толкнула обнимающуюся пару и чуть не споткнулась о ноги, расположившихся на полу пассажиров. Кейт уже ждала меня около одного из окон. С тех пор, как я вернулась из Лондона, наши с ней разговоры ограничивались только рабочими вопросами. И с того момента, как я покинула конференц-зал, где проходила планёрка Птицы, отдалились друг от друга на столько, что с трудом теперь можно было найти нам общую тему для разговора. — Кейт, — позвала я, остановившись возле нее. Она стояла спиной к общему потоку людей и не заметила моего появления, поэтому ненароком вздрогнула и повернулась ко мне. — Где ты была? — спросила она, стараясь не повышать голос, но все равно её вопрос прозвучал слишком громко, а в голосе слышалось столько возмущения, что несколько человек стоящих с нами рядом повернули к нам головы. — Сначала машина задержалась, а потом не могла найти здесь место, для того, чтобы припарковаться, — безразлично ответила я, доставая из сумки паспорт и билет. — А инопланетяне по дороге не встречались? — съязвила она. Если бы она задала этот вопрос раньше, до того как наше дружеское общение прекратилось, я бы всенепременно съязвила в ответ или оставила этот вопрос без внимания. Но сейчас в её словах была заметная плохо скрываемая агрессия, с которой сейчас не хотелось бороться. Поэтому слова, поднявшиеся к горлу для ответа, так и не добрались до моих голосовых связок. Они камнем рухнули в сердце, в очередной раз что-то обрывая в нем. Казалось, что именно сейчас от моего самообладания почти ничего не осталось, Мир сузился только до моей серой, искалеченной, обнаженной души. В воздухе повисло тяжелое молчание. — Ладно, — выдохнула она, — надеюсь, оставшегося времени хватит, чтобы пройти эту огромную очередь, — Кейт, нахмурившись, махнула рукой на турникеты, пропускающие пассажиров на перроны, где они сбивались в змеящуюся очередь, — готова? — спросила она, но не став дожидаться моего ответа, подхватила ручку маленького чемоданчика и направилась к одному из турникетов искать конец очереди. — Да, — запнувшись, сказала я куда-то в пустоту, очнувшись, — кажется, готова. У входа на платформы очередь, в которой мы стояли, становилась похожа на удава после трапезы, страдающего ожирением на один бок и очень ленивого. Она двигалась так медленно, что в пору было отчаяться. Становилось нестерпимо жарко. Ожидание начало превращаться в пытку: сухой тяжелый воздух пропитался потными зловоньями, маленькие дети с воплями носились между ожидающих пассажиров, двое престарелых путешественников держались друг за друга, чтобы не упасть. Воодушевления, совсем недавно появившегося, с каждой минутой становилось все меньше и меньше. «Только бы поскорее туда попасть!» — про себя я, глядя на постепенно заполняющуюся платформу. «Будь проклята эта поездка» — давясь отравленным воздухом, чуть не воскликнула я, переживая рвотный спазм. Мы еще четверть часа протомились в очереди, пока не оказались рядом с выходом, где без особой любезности, у нас проверили паспорта. Отчеканив, словно тюремный цербер, слова «Счастливого пути, мадемуазель » служитель вокзала выпустил меня на перрон. Только с последним гудком поезда, оповещающим об отправлении, мы с Кейт наконец-то заняли свои места в вагоне. Для журналиста утренние или вечерние поездки к месту будущей работы были оптимальными вариантом нахождения в пути. Поздний вечер в переездах нередко превращался в глубокую ночь, за которою, заснув, можно было отдохнуть и набраться сил, а если этого не получалось сделать, то можно было в вечерней тишине читать давно заброшенную, где-то на середине повествования, книгу. Или оторвавшись от чтения наблюдать, сидя у окошка, как под тихий стук колес за окном поезда проносятся мимо чьи-то дома и сады, а иногда попадаются маленькие ручейки. В такие мгновения наблюдения время как будто останавливалось, но момент продолжал длиться. Мне казалось, что я начинала мечтать. Сердце начинало биться в унисон моменту и замирало, как только за окном вспыхивал закат. Можно было с упоением вдыхать вечернюю прохладу, через открытое окно купе. Ночь — разлом в пространстве и времени, разлом в параллельные вселенные, приостановление жизни, тишина и неподвижность. И не было в ночи вокруг меня той тяжести, которая вдруг начинала давить, как сила тысячелетних скал. Утренние же рейсы таили в себе, кроме призрачной надежды на то, что вечером можно было вновь вернуться домой, незабываемые моменты встречи рассвета следующего дня, который обещал быть либо ясным и безоблачным, либо холодным. Утром небо превращалось в голубой или серый купол, прикрепленный к белой или зелёной простыне мира. И каждый раз, вне зависимости от того каким будет наступающий день, оно производило впечатление своей чистотой и свежестью. Каждое утро вызывало во мне острые приступы восхищения природой и потребность в долгих, одиноких прогулках, даривших очищение, исцелявших от язв цивилизации, потому что, сама того не подозревая, я воевала с суетой и хаосом обреченного на гибель мира. Поэтому я точно знала, что и это утро будет прекрасным. Солнце поднималось в небе слишком быстро и казалось, что оно стремиться сбежать из Парижа, догоняя набирающий скорость поезд. Через какие-то четыре часа мы окажемся в другом городе, незаметно пересечем незримую границу двух стран и я начну рассказывать историю, которая до сих пор кажется мне странной, бессвязной и запутанной. Такими обычно бывают сны людей, которые наяву не принимают большую часть повседневной реальности. История, которая прежде, чем выплеснуться на бумагу была выцарапана на поверхности сердца. Я рассказываю её, потому что сейчас слова переполняют душу, потому что, когда я пишу, возвращаюсь к самой себе прежней, вспоминаю, слова, которые меня тогда терзали и волновали, останавливаю их безумный бег и направляю их отрицательную энергию в другое русло. Пишу для того, чтобы помнить всё то, что когда-то было невысказанной болью и стало легкой грустью.

***

Это был долгий день. Мы прибыли на станцию Лозанна в одиннадцать часов дня и до восьми часов вечера, когда отправлялся последний скоростной поезд обратно в Париж, должны были посетить множество мест. На выходе со станции нас с Кейт подхватила толпа пассажиров и увлекла за собой. Вот мы только что стояли на пустом перроне, а вот уже несёмся с людским потоком к выходу под аккомпанемент стучащих по асфальту колесиков чемоданов, которые как будто вымещали злость на каждом камешке. Дальше следовал калейдоскоп из неудобного такси, сев в которое, мы с Кейт, не сговариваясь, надели наушники, и я на короткое время растворилась в трели соловья и пении прочих птиц. Такси сменилось номером отеля, а из отеля мы отправились за несколькими интервью, которые должны были рассказать, что ждет мировой спорт в будущем в разные концы города, договорившись встретиться за два часа до отправления поезда. — Только прошу тебя, Хелен, не опаздывай! — обреченно вздохнув, напутствовала Кейт. — Где мне здесь задерживаться? — задала вопрос я, утешая себя мыслью, что эта голгофа не продлится больше одного дня. — Не имею представления, где ты можешь задержаться. Я просто даю совет. — Спасибо, Кейт. Но мне кажется, что пока еще рано бороться с желанием сбежать во Францию. — Тогда удачи, Хелен. — И тебе.

***

Было обеденное время, когда я устроилась за столиком на застекленной террасе одного из маленьких ресторанчиков близ Женевского озера. Ветви старой липы посреди небольшого дворика дрожали от легких порывов ветра. Солнце окончательно разогнано серый туман, отчего стало значительно теплее. Почти каждое проведенное мной интервью отнимало у меня большое количество энергии, поэтому сейчас я с вымученным спокойствием наслаждалась принесенным официантом вином. Его вкус был интенсивным, плотным и одновременно мягким, приятно отдававший вишней и черной смородиной. Но, увы, удовольствие от дегустации вина омрачалось скорым окончанием перерыва между интервью. Благо следующее из череды запланированных на сегодня интервью являлось последним, и должно было пройти здесь. Подобное стечение обстоятельств было очень удачным, так как журналисту не всегда удается провести интервью в спокойной обстановке, когда твоего оппонента никто и ничего не отвлекает. К сожалению, так уж сложилось, в большинстве случаев мне приходилось брать интервью на бегу, ограничиваясь тестовыми вопросами, ответами на которые были стандартные «да» и «нет» и никакой конкретики. Сейчас же была возможность никуда не бежать, а внимательно слушать и делать выводы. Ожидая своего визави, я ненароком поглядывала на пейзаж за стеклом. Заснеженные Альпы и их нечеткое отражение на поверхности озера всё здесь было как в другом измерении, но при этом знакомое, умиротворяющее, обнадеживающее, пьянящее бесконечностью и свободой. Ошеломленная изяществом природы, я осознала, что всё, что я сейчас вижу, было исполнено для меня глубоким смыслом. Всё напряжение, накопившееся во мне за последние часы, куда-то подевалось. Я попробовала проанализировать, откуда взялось это благостное ощущение, и была вынуждена признать, что погружение в природу вселяло в меня уверенность, что всё будет хорошо. В ресторанчике чудесно пахло кукурузным хлебом. Официанты, принимая заказы, приносили и уносили блюда: жареная курица, сладкий картофель, горячие гренки, а собравшийся здесь люди больше напоминали узкий семейный круг, чем приехавших за впечатлениями туристов, которые гудели как растревоженный улей. Допивая вино и наблюдая за происходящим, я невольно улыбнулась. Было приятно ощутить себя частью происходящего момента. Мое блаженство было нарушено звуком приближающихся к моему столику шагов. — Мисс Фрей? — протягивая руку для приветствия, уточняет появившийся. — Да — поднимаясь, ответила я, протягивая руку для ответного рукопожатия, — мистер Смитт? *- он, молча, кивнул, устраиваясь напротив меня. — Вы не возражаете? — указывая, на незаконченный обед, спросила я. — Вовсе нет. Я, наоборот, последую Вашему примеру, — он гордо выпрямился, словно нес караул рядом с государственным флагом, и, повернувшись в зал, попытался привлечь одного из официантов. Не получилось. Мистер Смитт сконфужено улыбнулся, повернувшись ко мне. — Думаю, можно начать задавать вопросы, мисс Фрей? — Вы же ничего не заказали? — Обеденный перерыв еще не закончен. Здесь много людей. Не успевают. — Но… — Что? — Мне кажется, это не слишком удобно, если… — я не смогла подобрать правильного слова, описывающего стоящие передо мной тарелку и пустой бокал. — Вы, мисс Фрей, как раз мне поможете. — Чем? — удивилась я. — К Вам, же подойдут это убрать и тогда. — Но это так… трудно, может я смогу, — в этот момент я, не слушая его возражений, сама повернулась, пытаясь привлечь внимание официанта. Как оказалось зря. Именно в этот момент, в этот час и этот день на пороге ресторанчика в городе Лозанна Швейцария, там, я по чистой случайности брала интервью о будущих Олимпийских играх и о спорте в целом, стоял Майкрофт Холмс. — Господи, — сквозь зубы процедила я, — ну и дела — я напряженно выдохнула потрясённая происходящим, — это слишком глупо, Господи, как же глупо, — едва сорвавшись с моих губ эти слова, приводят меня в ужас, но уже слишком поздно. — Честно говоря, я не уверен, что вполне понимаю, о чем Вы говорите, мисс Фрей, — голос мистера Смитта звучал откуда-то из далека. — Мисс Фрей, — он позвал меня настойчивее, стараясь привлечь моё внимание, — Вам плохо? — Что? — переспросила я, стараясь ухватиться и сосредоточиться на звуке его голоса. Потрясение от неожиданной встречи разбило моё спокойствие на острые осколки, разбрасывая их горячими электрическими уколами по рукам и груди. На несколько мгновений я ощутила прилив неприкрытого ужаса, но делаю глубокий, медленный вдох и снова пытаюсь связно думать. — Вы побледнели. Вам нехорошо? Может быть нужен воздух. — Нет, — я прищурилась, — если не возражаете, я хотела бы вернуться к теме нашего разговора. На чем мы остановились? — Мы еще не начинали. И, учитывая Ваше состояние, я не рекомендую начинать. — Мистер Смитт, — попыталась возразить я, — я не хочу привлекать к себе внимание людей, которые находятся в этом заведении, — на последних словах в моём голосе прорезается болезненная хрипотца, которая, конечно же, слышатся мистеру Смитту. — Я не предлагаю Вам этого делать, — мистер Смитт продолжал меня уговаривать, — я предлагаю выйти на воздух и продолжить наш разговор на улице, — он указал на открывающиеся каждую минуту двери ресторанчика, которые, то впускали, то выпускали посетителей, — позвольте помочь, — говорит он и протягивает мне руку, чтобы я могла на неё опереться. В течение долгой секунды, я пытаюсь осознать, что происходит, — поверьте, если Вы упадете в обморок, то привлечете к себе больше внимания. Идемте, мисс Фрей. — Он прав, а я начинаю злиться, потому что он прав. Знаю, что это не правильная реакция на его помощь, поэтому до боли прикусываю губу и стараюсь не начать спор. — Хорошо, мистер Смитт, — наконец-то соглашаюсь я, — спасибо за помощь и прощу прощения. — Вот и славно. Лавируя между людей, мы пытаемся выбраться на свежий воздух. Я иду медленно, задержав дыхание, в горле пересохло. Укрывшись оболочкой молчания, я практически ничего не слышу, но незаметно озираюсь по сторонам, опасаясь чего-то кружащего в воздухе и. чтобы успокоиться, постоянно твержу себе, что все закончится, как только мы покинем это помещение. Но в таком состоянии время растягивается до бесконечности, и я не сразу понимаю, когда лучи солнца начинают слепить мне глаза. И машинально прикрываю их рукой от яркого света только тогда, когда мистер Смитт легонько тянет меня за локоть, направляясь к небольшой деревянной скамье рядом с входом в ресторан. Наш разговор течет медленно, плавно и спокойно. Я задаю вопросы, а он отвечает. Когда наступает время прощаться, о чем напоминает трель телефона в кармане мистера Смитта, он аккуратно сжимает мне руку на прощание, желает здоровья и оставляет одну. «Что ж, — резко выдыхая воздух из легких, думаю я, — всё могло быть гораздо хуже». Я закрыла глаза и облокотилась за спинку скамьи. Свежий ветерок дул прямо в лицо. Негромко шелестела листва деревьев, пахло сырой землёй, где-то вдали, если прислушаться, можно было услышать плеск волн. Этот город был спокойнее, чем большинство городов, которые мне посчастливилось посетить и увидеть. Не было здесь суеты, которая охватывала большинство городов и их обитателей, похожая на раковую опухоль, поглощающую всё на своём пути и природу и людей. — Как тесен мир, неправда, мисс Фрей? — скучающий голос мистера Холмса, который я не ожидала услышать, заставил меня открыть глаза. Майкрофт Холмс стоял рядом со скамьёй, на которой я сидела, и смотрел куда-то в сторону. — Мистер Холмс? — зачем-то уточнила я, прищурившись, — что Вы здесь делаете? — Надеюсь, Вы не требуете от меня подробного отчета? — он продолжал задавать мне вопросы, но смотрел при этом в другую сторону. — Вы следите за мной? — Это не в моей компетенции. Вы позволите сесть? — указывая на скамью, просил он. — Зачем? — опешила я. — Я ожидаю служебный автомобиль. — И все? — передо мной сидел человек состоятельный, уверенный в себе, великолепно одетый, привыкший ко всему самому лучшему. Привыкший вращаться в самых влиятельных кругах и нашептывать важные сведенья на ухо самым могущественным персонам, поэтому я не совсем понимала, что происходит и как мне на это реагировать. — Как протекает Ваше расследование, центром которого является мой брат? — Я закончила. И это не расследование, — возразила я. — Правда? — усмехнулся он, — я читал всё, что было Вами написано. — И что не так я написала? — возмутилась я. — Я думал Вы настойчивей. — Что я должна была сделать? - Наблюдая за Вами или скорее за Вашей работой, — уточнил он, — я пришел к выводу, что Вы, Хелен, выполняя свою работу, стремитесь, стать частью маленького мира, который я с особой тщательностью создавал для своего брата. — Что Вы хотите этим сказать? Простите, мистер Холмс, но я Вас не совсем понимаю, — я критически рассматривала себя как человека в целом и в частности как к отдельной единице, названной «Хелен», поэтому была удивлена подобному выводу. Абсолютно не соответствующему истинному положению дел, но решила не перебивать, а слушать внимательно. — А разве не хотели? — удивился он. — Это всего лишь моя работа. Я хотела сделать всё правильно. Я хотела получить результат достойный Вашего брата. Почтить его память. И услышать всех, кто находился с ним рядом до самого последнего шага с крыши. Даже Вас, — от нарастающего волнения мой голос дрогнул на последнем слове. — Я Вам напомню, мисс Фрей, под моим присмотром целая страна. Я не мог, как бы ни хотел, уделять Шерлоку слишком много времени. Поэтому я подобрал людей, которые должны были окружить Шерлока с особой тщательностью. Каждого следовало обучить, каждого направить, подсказать. — Но вы же его брат…  — И? — удивился он, но слушать моего ответа не стал. Вместо этого он резко поднялся со скамьи, наблюдая как ко входу в ресторан, подъезжает сверкающий, как бриллиант автомобиль. — Идемте, мисс Фрей. — Куда? — У меня, кажется, входит в привычку, подвозить Вас. Филипп, мой водитель, — уточнил он, видя мою растерянность, — немного задержался, но я уверен, что мы сможем доставить Вас туда, куда Вы скажите. — Это бесплатно? — усмехнувшись, уточнила я. — Абсолютно, — отозвался он, — где Ваш зонт? — спросил он, пропуская меня вперед, когда мы подошли к машине, а Филипп открыл перед нами дверь машины. — Оба зонта дома. В Париже, — ответила я, как только за Майкрофтом закрылась дверь. — Вам удобно? — поинтересовался он. — Да, спасибо, — ответила я, стараясь не обращать внимание на скорость, с которой менялись темы нашего случайного разговора. Тем более к одной из них я хотела вернуться. — Вы абсолютно в этом уверены, мисс Фрей? — Мистер Холмс, а вы не могли бы уточнить, что сейчас не так? — Вы сидите на одной из моих папок, мисс Фрей? — Ой! — сдавленно воскликнула, я, стараясь как можно аккуратнее сначала достать папку, а потом положить её на свободное место. — Отдайте. Я передам её Филиппу. Так будет безопаснее. — А что там? — Мне пока неизвестно, мисс Фрей. Инспектор Лейстрейд, надеюсь, не слишком торопиться с решением проблем и может чуть-чуть подождать. — Инспектор Лейстрейд? Вы теперь ему помогаете вместо Шерлока? — Можно и так сказать, мисс Фрей. Дальше, почти до самого отеля, мы ехали молча. Я несколько раз пыталась продолжить разговор о Шерлоке, но предпочитала молчать, а он, так же молча и с интересом, наблюдал за моими попытками, но не стремился помочь. — И всё же, — не выдержала я, когда мы проезжали по набережной озера, сворачивая в переулок, — Вы, мистер Холмс, неправы. — В чем Вы меня обвиняете, мисс Фрей? — задал вопрос Майкрофт, интерес, звучащий в его голосе, казался неподдельным. — Нет, мистер Холмс, вы не совсем меня поняли, — спохватилась я, наконец-то сообразив, кому я пытаюсь высказать свое мнение. — Не желаете объяснить? — спросит он, расправляя плечи, непроизвольно вздрогнув. — Я должна постараться. — Я жду, мисс Фрей. Я стойко выдержала его непроницаемый взгляд, судорожно вздохнула и после секундного колебания, рискуя вызвать его гнев, начала свой рассказ. Увлеченная своими мыслями о Шерлоке, я не заметила, как несколько раз, пока я говорила, по лицу Майкрофта Холмса пробежала тень беспокойства. Закончив говорить, я посмотрела в его сторону, он с неподдельным интересом разглядывал моё лицо. Я гордо подняла голову. Его взгляд скользнул дальше, изучая каждый дюйм моего тела, словно пытаясь найти хоть какую-нибудь неточность. Я смотрела, как его лицо приобретает довольное выражение, когда он эти неточности не находил. И именно в этот момент, сама не понимаю как, Майкрофт Холмс наклонился и со вздохом прижался к моим губам. Боже мой! Я закрыла глаза. Окружающая нас действительность на несколько долгих мгновений словно исчезла. Он инстинктивно подался вперёд, и не встретив от меня видимого сопротивления, приоткрыл рот. Я судорожно вдохнула его теплое, влажное дыхание и ответила на поцелуй. Тихим эхом отозвалась в теле дрожь от его действий. Казалось, Майкрофт Холмс вынимал мою душу изучающе-статичным поцелуем, оставив её неприкреплённой к моему телу витать в воздухе. И теперь только от его действий зависело, вернётся ли она её владельцу или заберет себе в беспрекословное пользование. Автомобиль, тихо следующий по заданному ранее маршруту, незаметно остановился, заглушив тихое урчание двигателя. В этот момент я поняла, что во мне что-то с непостижимой быстротой изменилось.  — Я не тот Холмс, который Вам нужен, мисс Фрей. Вам пора, — сказанные им так спокойно слова, словно прорвав платину тишины и спокойствия, звенели для меня колоколом. Меня поразило, с каким хладнокровием он держался, как будто ничего не произошло. Его спокойствие при этих обстоятельствах казалось страшным. Он как будто подчинился судьбе и шел ей навстречу и с полным самообладанием. Холодно и задумчиво смотрел он на меня, словно ждал, что я буду делать. Это было ужасно. Я почувствовала, как снова впадаю в состояние паники и напрягла все оставшиеся силы, чтобы не поддаться пустоте и мраку, стремившимся поглотить меня. Снаружи послышались шаги и чей-то голос. Открылась дверь. Водитель Майкрофта терпеливо ждал, когда я покину машину его босса. — Спасибо, мистер Холмс, — оставалось ответить мне, на что он, молча, кивнул. Меня слегка пошатывало, когда я шла к входу в отель. Никто из прохожих не интересовался мной и только швейцар, слегка наклонивший голову при моем появлении, нахмурился, когда увидел меня. Я прошла дальше, надеясь, что мне хватит сил добраться до своего номера, не упав в обморок. Что ж, штормы забрасывают в нашу судьбу другие жизни в напоминании о том, что мы не одни и мы уязвимы.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.