WOAS. Этот безумный мир.

Колдеру никогда ее не забыть — тетива лука в руках Мэри-Джин Вале пела песнь смерти так изящно, так завораживающе. Колдеру никогда ее не забыть — ее смоляные кудри рассыпались по белым, хрупким плечам, так красиво и так трогательно, что щемило сердце. Колдеру никогда ее не забыть — как не забыть и ее трепещущего еще сердца в когтистых пальцах Королевы и леденящего душу хохота. Мари-Джин умерла — а он остался жить навечно, но вечность без нее была нескончаемой мукой. И ни секунды в этой вечности он не ощущал себя героем — он ощущал себя убийцей, ведь именно ради него Мари-Джин тогда отправилась на свою последнюю охоту. *** — У меня есть сюрприз для тебя, — улыбнулся Долан, и Колдер оторвался от изучения собственного ежедневника, где вместо того, чтобы делать пометки, он снова и снова рисовал профиль Мари-Джин. Рисовал веками. Его руки уже делали это в совершенно автономном режиме, никак не связывая процесс с мыслительной деятельностью. — Сюрприз для меня? — Колдер улыбнулся в ответ, отмечая, как много новых морщин избороздили лицо его верного друга и советника. Долан постарел — и постарел непозволительно для своей должности. — Новый Долан прибудет уже сегодня, — сообщил старик, и Колдеру стало нестерпимо тоскливо: он знал, что этот момент неизменно настанет. Знал, что ему придется отпустить друга — ему всегда приходилось. Доланы сменяли друг друга, кто раньше, кто позже — но это был непрерывный цикл. Неизменной константой был лишь сам Колдер — последний охотник на ведьм, шагнувший сквозь века, хранящий баланс и карающий тех, кто преступал черту. — Если ты хотел обрадовать меня, дружище, то вышло как-то не очень, — проговорил Колдер, качая головой. — Ты же знаешь, я совсем не готов отпустить тебя и принять замену. — С ней ты поладишь быстро, — загадочно улыбнулся Долан. — С ней?.. — заинтересованно выгнул бровь Колдер, но ему не удалось вытащить из Долана больше ни слова. Старик лишь таинственно улыбался в ответ, да обронил что-то вроде того, что от судьбы не уйдешь. *** У нового Долана волосы черные, как смоль, и спускаются ниже плеч. У нового Долана высокие, изящные скулы, и сильные, цепкие пальцы. Новый Долан встречает Колдера в саду, ведущему к церкви, и спускает тетиву лука, выпуская охотнику под ноги стрелу с серебристым оперением. На стреле высечен герб — и Колдеру он незнаком. — Я знаю, ты привык звать нас Доланами, но я все же предпочитаю свое настоящее имя. Эллисон. Колдер глядит на нее и ощущает, как мир вокруг него смазывается и исчезает. Мари-Джин Вале мертва уже много веков — но вот она стоит перед ним, с луком на изготовку, и дерзко улыбается. У нее на щеках все те же очаровательные ямочки — и Колдер согласен с Доланом, от судьбы не уйдешь. *** Эллисон Арджент — Долан нового уровня. Она принадлежит к старинному роду охотников, которые, по слухам, умертвили Жеводанского Зверя — Колдер не оспаривает этого, оборотни никогда не были его профилем. — Орден хочет, чтобы мы охотились вместе, — сообщает Эллисон. — Доланы не охотятся, — сдержанно улыбается ей Колдер, напоминая непреложную истину. — Но я не Долан, я Эллисон, — в свою очередь, напоминает ему девушка. — Хорошо, — кивает он покорно. — Выпьешь со мной что-нибудь? — А Доланы разве пьют с тобой? — выгибает бровь Арджент. — Ты же Эллисон, — усмехается Колдер. Вечером они встречаются в баре и волосы ее — смоляные, длинные и блестящие — вьются по хрупким плечам невероятно красиво и трогательно. — Я не потеряю тебя, — говорит ей Колдер, зачарованный ее схожестью с Мари-Джин. — Но и не надейся, что я стану твоей только потому, что она — мой предок, — предупреждает Эллисон, поднимая свой бокал с коктейлем. — Хотя ты мне, конечно, нравишься. — Я вообще пользуюсь спросом у женщин, — весело хмыкает Колдер, а затем уже серьезно спрашивает: — Значит, у Мари-Джин были дети? — И муж, — кивает Эллисон, и Колдер не может скрыть своей горечи и разочарования. — Но, знаешь, Колдер… — Только не говори мне, что я был ей дорог, чтобы утешить меня, — качает охотник головой. — Я уже большой мальчик, чтоб переварить, что не был светом в окошке для той, кто была для меня всем. — Я и не стану, — говорит Эллисон, вынимая из сумочки какой-то очевидно древний лист, упакованный в прозрачную пленку-файл. — Просто взгляни на это. Колдер касается листа пальцами, пододвигая к себе по гладкой поверхности стола, и глядит сам на себя: на бородатого, косматого, завернутого в меха варвара, чьи губы трогает едва различимая усмешка. — Это нарисовала она, — Эллисон могла бы и не говорить этого, Колдер понимает сразу. — В нашей семье мы храним это, как память о ней. Ему нечего сказать — в горле стоит ком. Эллисон касается его руки: — Я думаю, тебе стоит забрать это себе.