The Magicians

[— Если я умру, пока он трахается, я буду преследовать его до конца его дней] — Я не трахался, пока ты помирал, — ворчит Элиот, тонкими пальцами лениво полируя корону на своей голове. Он расслабленно развалился на троне (кто бы мог подумать, что эта громадина окажется быть такой удобной, что аж мурлыкать охота), на лице застыло утомленное выражение, но в уголках губ прячется лукавая усмешка. Верховный король один в тронном зале — но, все же, у него есть собеседник. Просто никто его больше не видит: эдакий персональный призрак. Не каждый таким похвастать может, впрочем, Элиот и не хвастает. Это же не новый плащ, и даже не новые украшения — в том случае, он, конечно, не смолчит. С призраком все иначе — отчего-то, Элиот не хочет ни с кем делиться этим своим «приобретением». Оно слишком ценное — и слишком раздражающее, если честно. Но в этом-то и вся прелесть! — Ты жалуешься мне на это каждый раз, как я появляюсь рядом, — хмыкает мертвый Пенни Адиёди. Элиот видел его труп — посиневшее нечто с отрубленными кистями рук. Этот Пенни — пусть и бесплотный, но не синий, и руки его на месте, и он все такой же ершистый и бесцеремонный, вспыльчивый и сексуальный, как и при жизни. — А я не жалуюсь, я просто говорю, — манерно косит глаз на призрака, стоящего у него за плечом, Элиот. — Чтоб ты наконец сказал мне, какого филлорийского хрена терроризируешь меня, хотя я не выполнил обязательных условий. — Считай это просто бонусом, — отмахивается Пенни. — У тебя наверняка до меня таких красавцев не было. — У меня был Майк, — обиженно напоминает Элиот. — Он был дьявольски хорош. — Ни хрена, — возражает Пенни. — У него была короткая шея и морда до того слащавая, что хотелось по ней двинуть. — Не смей оскорблять память любви всей моей жизни! — грозит пальцем призраку раздосадованный Элиот. — Все в порядке, милый? — его кроткая и прелестная жена, которую Элиот все еще называет просто Жена (« Прошло семь недель, между прочим, — ехидно напоминает ведущий отсчет со дня своей смерти Адиёди, — А ты все еще не можешь запомнить имени своей королевы? »), появляется в тронном зале едва слышно. — Ну что ты вечно подкрадываешься, Жена, — выразительно закатывает глаза Элиот. — И вообще, я же велел тебе звать меня Ваше Величество. Не надо вот этой фамильярности, какой я тебе «милый», у нас брак по рассчету. — О, так вы все еще не трахались! — восклицает невидимый Пенни и хохочет — издевательски и с каким-то неуловимым облегчением. — Бедная девочка! А она-то смотрит на тебя с обожанием! Почему ты не сказал ей, что тебе нравятся парни? — Ой, да заткнись ты, — фыркает Элиот томно. — Как пожелаете, Ваше Высочество, — покорно склоняет голову Жена и торопиться удалиться. — Ну ты и сукин сын, — обвиняет короля Адиёди. — Спорим, она ушла плакать? — Спорим, мне все равно? — беззлобно огрызается Элиот. — А что тебя вообще волнует? — складывает мускулистые руки на груди призрак. — Ничего, — отбривает Элиот, а через мгновение прибавляет: — И еще то, почему ты преследуешь меня. — Просто люблю портить жизнь зажравшимся засранцам, — вызывающе усмехается Пенни. — Или ты влюблен в меня, — дополняет Элиот задумчиво. — Или я влюблен в тебя, — неожиданно соглашается Пенни. — Если б ты не был бесплотным, я б тебя трахнул, — вздыхает Элиот. — Если б ты не был таким тупым, ты бы давно уже нашел заклинание, которое сможет облечь меня в плоть на пару часов, — говорит ему в ухо Пенни и исчезает, истаивает гребанной призрачной дымкой, а Элиоту чудится в воздухе его дерзкая ухмылка — словно у него теперь есть свой собственный Чеширский Кот. Его жену зовут Фен — он вспоминает это так четко, будто его когда-то это в самом деле интересовало. На самом деле — нет, но при случае он утрет нос Адиёди. А еще он вспоминает, что в дворцовой библиотеке видел здоровенный талмуд с заклинаниями — может быть, там найдется то самое, о котором говорил Пенни. Совсем не обязательно его использовать, но — кто знает. Если Пенни все-таки не пошутил… На губах верховного короля расцветает мечтательная улыбка — кто бы мог подумать, что все так закрутится. Кто бы мог подумать!