Like father, like son

— Ты тоже это чувствуешь? — глаза Игоря испуганно метались, пока сам он держался за левое предплечье.       Я чувствовала, ну конечно же чувствовала. Впервые боль подкинула меня с постели посреди ночи этим летом, и я, не веря своим глазам, смотрела, как извивается на моей руке змея, приобретая все более четкий контур.       Не то чтобы я не знала, что это произойдёт — ещё как знала; но быть готовой к такому, как оказалось, невозможно. Квирелл с сюрпризом на затылке, Тайная комната, тучи дементоров, все это драконье дерьмо, что творилось до этого момента, кричало: он вернётся, не сомневайся! И я уже не сомневалась, не так, как осенью восемьдесят первого. Но даже морально подготовившись снова ощутить жжение клейма на коже, нельзя не испытывать противного животного страха, что всегда шло с ним в придачу.       С тех пор как приняла метку, я не носила одежду с короткими рукавами — никогда, даже ночью. Мне было стыдно, мне самой было противно от вида Знака мрака на моей руке, знака, что когда-то обещал величие, но подарил лишь строгий ошейник и осознание того, что я убийца всего, что мне дорого.       Каждый раз, когда я думала об этом, меня мутило от себя, но кто я такая, разве прорицательница какая, чтобы предугадать? Я всего лишь хотела пресечь взгляды свысока от тех, кому повезло в жизни хоть на йоту больше, и у меня, дьявол их раздери, было все для того, чтобы это сделать! Да вот только кому нужен талант гонористой полукровки, если её нельзя обязать, а нрав усмирить, пообещав...       О тех обещаниях не хотелось и вспоминать — что из них сбылось? И итог один: мне суждено закончить свой, теперь уже, без сомнения, недолгий, век здесь, в подземельях этой драккловой школы, где я сейчас и стояла — в личной кладовой, созерцая перед собой перекошенное лицо Каркарова. — Она воспалилась и почернела, — задрал он рукав мантии, демонстрируя то, чего я уже навидалась в липком страхе.       Только его страх был куда сильнее — он сознавал, что после того, как сдал всех, до кого только смог дотянуться, его век будет несоизмеримо короче моего. Да что там! Короче, чем у любого узника Азкабана при смерти. — Покажи мне свою метку... — хрипел Игорь в надежде, что не повредился рассудком и змея, ползающая под кожей, реальна, а не чудится. — Нет, — скривила рот я, не удостоив его другого ответа. Неужели он думал, я забыла, кто называл мое имя на суде? — Нет?! — его синие глаза сверкнули в полутьме моей подсобки, и он ткнул мне в лицо воспаленную клейменную руку. — У тебя этого нет? Я что, с ума, по-твоему, схожу?! — Нет — значит не то, что у меня нет метки, а то, что мне нечего бояться. В отличие от тебя, — ровным голосом ответила я, поймав жёсткий взгляд. — Северина... — нехороший тон заставил меня похолодеть от испуга лишь на мгновение — меня уже несло. — Так что не понимаю, о чем ты, — припечатала я и отвернулась, спиной чувствуя его злость. Выставить бы прочь... — Можно ведь и по-другому... — раздалось позади, и спустя каких-то пару секунд я оказалась зажата между ним и лестницей, едва успев вскрикнуть.       Возвышаясь надо мной и подняв мою левую руку над головой, он сорвал пуговицу на манжете платья, рывком задрав рукав, и подавился каким-то жалким всхлипом, увидев подтверждение — Лорд вернулся. — Лживая ты злоязыкая сука... — выдохнул он мне в лицо, сверля бешеным взглядом. — Ну ничего...       Он толкнул меня так резко и грубо, что я, казалось, спиной пересчитала ступени стремянки, показавшиеся невозможно острыми. Каркаров, с силой сжав оба мои запястья одной лишь своей ручищей, потянул подол шерстяного платья вверх, к краю чулок, и вклинился коленом между ног, вынуждая их развести. — Нет! — выдохнула я, морщась, и попыталась вырваться, а когда поняла, что не удастся, то отвернулась, слыша треск разрываемой ткани белья и предпочитая глядеть на ряды опостылевших склянок, чем на то, как он возится со своей мантией. — Н-нет... — не смогла удержать полувсхлип-полустон, когда он, не особо беспокоясь обо мне, пристроился, придерживая меня за задницу другой рукой.       Было больно, и, ощутив эту боль, я почувствовала, что моё тело больше не так уж безучастно — оно против моей воли за какие-то считанные мгновения прогнулось в пояснице, подставляясь, закинуло ноги Каркарову на бёдра и подалось вперёд. — Другое дело, — ухмыльнулся он, чувствуя выступившую влагу и становясь за считанные секунды крепче, и толкнулся, заполняя, принося ещё порцию боли, от которой я жадно втянула воздух, ощущая, как пальцы на ногах сладко поджимаются.       Втайне радуясь, что у него хватило ума больше ничего не говорить, сквозь сомкнутые веки различая огонёк свечи, стоящей неподалёку, я вдохнула полной грудью запах острого возбуждения и закусила губу, стараясь не проронить стон.       Игорь резко замер, заставив меня от неожиданности распахнуть глаза, и прислушался. — Там кто-то есть, — тихо шикнул он и кивнул на дверь, отпуская меня так неожиданно, что я едва удержалась на ослабевших ватных ногах.       Расправив смятую мантию, он толкнул дверь, и я застыла ни жива ни мертва — на меня, нахмурившись, смотрел Джеймс, словно бы порицая за распутство. Хотелось провалиться сквозь землю, и только спустя пару вдохов, вернувших ясность ума, я поняла, что передо мной не он, а всего лишь его чертов сын. Каркарова уже и след простыл, и будь я проклята, но, по-моему, мальчишка успел разглядеть метку на его руке до того, как он одернул рукав. — Поттер! — процедила я, заметив, что тот собрался смыться. — Куда ты так спешишь?       Глупо было надеяться, будто беды не случится. Лорд вернется, мое прошлое вернется, все вернется... Вернется и поимеет.