Like father, like son

      Больная, больная, больная, больная!       Как еще можно назвать тетку, которая с трудом держит себя в руках рядом с шестнадцатилетним мальчишкой, дурея от одного только его запаха? Разозленный Поттер, кажется, даже пах иначе, гораздо более возбуждающе.       Не замечать бы его вовсе, но это же невозможно — вопреки своему желанию, не сдержавшись, я стояла у его стола, всячески раздражая, а после, когда ученики покидали класс, запиралась в своих комнатах, спешно расстегивая, почти срывая, мелкие пуговицы, щедро усеявшие ворот строгого черного платья.       Пятый год его обучения был таким, что я его и вовсе вспоминать не хочу — эти драккловы занятия окклюменцией, которые выматывали меня до предела и только лишь злили меня и мальчишку.       Он даже не пытался прилагать никаких усилий, чтобы хоть как-то научиться контролировать свой разум и эмоции — каждая из них была словно открытая книга для меня! Я думала, что если разозлить его как следует, он направит свою злость на достижение результата, но нет — Поттер предпочитал идти по пути наименьшего сопротивления, выплескивая ее на меня, будто это мне нужны эти уроки... Или вот это — «призраки просвечивают»! Пф-ф-ф, дурак, точно такой же, как его папаша!       К счастью, мне удавалось держать себя в руках, хоть это и непросто, когда на тебя огрызается копия Джеймса, такого, каким я его помнила лучше всего. Нет, нет, нет... Я прекрасно сознавала, что это был самообман. Я никогда не позволю себе лишнего, ни за что, тем более что от взгляда в его глаза брала оторопь — оттуда на меня смотрела чертова Эванс. Долбаная мать-кукушка, которая не выжила, чтобы самой следить за своим беспокойным отпрыском, и теперь это приходилось делать мне! Как возможно при этом абстрагироваться и не думать о Дж... кхм... Га-а-арри?       Отложив последний пергамент, я откинулась в кресле и потерла ладонями уставшие глаза. Окинув взглядом стол, поняла, что не помешало бы разобрать его — в противном случае, скоро под ворохом бумаг не смогу ничего найти. Сложив ровными стопками ученические работы, я нашла погребенную под ними старую газету, еще летний выпуск «Пророка», и вспомнила, почему до сих пор не растопила ею камин.       «Бывший директор Дурмстранга найден мертвым» — гласил заголовок заметки на первой полосе. Когда на одном из собраний встал вопрос о каре предателю, многие вызвались исполнить приговор, особенно рвался Яксли, но, несмотря на это, именно мое твердое «Позвольте я, милорд» обеспечило мне этим летом славную охоту.       Одно удовольствие, особенно учитывая то, как эта дичь умело путала следы. Погоня так раззадорила меня, что я решила отказаться от банальной, пусть и эффективной, Авады и поиграть... Мерлин свидетель, Авада не создана для мести, она — акт милосердия. Милосердия, которое мне еще предстояло свершить.       Только вот вопрос: почему все время я?