T h e O r i g i n a l s

Известие о некоем Хенрике, который зовет себя Майклсоном и разыскивает свою семью, настигло Никлауса в канун Рождества. У него и без того было мало причин для радости и хорошего настроения: Элайджа и Ребекка объявили ему настоящую холодную войну из-за нелепицы, Кол в очередной раз сорвался в пучину безумия и потрошил жителей Французского Квартала без разбору, Хейли и Джексон сбежали, прихватив с собою Хоуп, а Финн и Фрея плели какой-то идиотский заговор, изображая из себя паинек — так теперь еще и самозванец объявился. Новый Орлеан пел и танцевал от заката и до рассвета, переливаясь разноцветными огнями и уходя в тревожную праздничную полудрему днем: здесь даже шоппинг начинался преимущественно вечером, когда жители города отсыпались после бурных ночных увеселений. А Никлаус даже отоспаться не мог: в дневные часы он был еще более уязвим, чем ночью, потому что две змеи, Фрея и Финн, свились клубком прямо в его доме. Рассказать им о ком-то, кто зовет себя Хенриком, было бы безумием: эти двое немедленно притащили бы самозванца в семейный дом и короновали бы наследным принцем. Самозванец наверняка был опасен: Никлаус подозревал, что он подослан кем-то из его могущественных врагов, навроде Тристана Де Мартеля. Ребекке и Элайдже он так же не спешил сообщать новость — эта парочка отсиживалась по ту сторону реки, в притоне у Марселя, который внезапно стал им ближе родного брата, и они так же могли использовать этого лже-Хенрика в своих целях. Кол, наверное, был единственным, кто не сделал бы попытку саботировать брата при помощи каким-то чудом воскресшего Хенрика — но только потому, что был слишком занят праздничной резней, так что тревожить и его новостями Клаус не стал. Единственным правильным решением было действовать одному — и действовать быстро. К счастью, у него все еще была небольшая армия из верных ему гибридов, которые хорошо знали свое дело, так что в самый сочельник Никлаус уже знал, что «Хенрик» прибыл в Новый Орлеан и даже знал, где этот «братец» остановился. Дело оставалось за малым — и он не стал откладывать свой визит, но сделал его максимально тайным. * * * — Воскрешение пошло тебе на пользу, Хенрик. Или мне стоит сразу назвать тебя «брат»? Гляди-ка, твои плечи шире моих, а скулы свидетельствуют о мужественности. Вот только подбородок несколько безвольный… Но это наша семейная беда — стоит поблагодарить отца. Насмешливый тон, которым Никлаус обратился к мужчине, который выглядел куда как старше Кола, хотя погиб в возрасте гораздо более юном, без сомнений выражал недоверие. — Насколько я знаю, отцы у нас с тобой разные, Никлаус, — отозвался мужчина, выдержав тяжелый взгляд Клауса и одарив первородного гибрида равнозначным. — Но мне, к слову, не полагается быть осведомленным об этом. — Учитывая то, что ты погиб до того, как гадкая правда о неверности нашей матери всплыла наружу, то — да, — подтвердил Клаус с обманчивым дружелюбием. — Но это такие мелочи… Обнимемся? — Если воткнешь кинжал мне в сердце, то лишишь шанса объясниться, — предупредил Хенрик, пятясь от гибрида, попытавшегося сократить между ними расстояние. — О, да брось, — рассмеялся Клаус. — Я и не собирался убивать тебя. По крайней мере, не до того, как услышу твою наверняка печальную и вместе с тем удивительную историю. — Моя история проста, — отозвался Хенрик, отражая еще один колючий взгляд. — И ты имеешь право в нее не верить, но я все же искал тебя и остальных в надежде, что у меня будет шанс объединиться с вами. — Ближе к делу, братец, — велел Никлаус нетерпеливо. — Меня ждет праздничный ужин в кругу предателей, зовущихся моей семьей. Не могу пропустить сервировку индейки, знаешь ли. — Далия, — произнес Хенрик. — Опять эта старая грязная горгулья! — усмехнулся Клаус. — У нее была прямо-таки нездоровая тяга к детям, не находишь? Она отобрала у матери Фрею, но этого ей было мало, и она покусилась и на тебя тоже? — Она была безумна, — коротко проговорил Хенрик. — Она держала меня рядом и растила до тех самых пор, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы… — Сейчас будут постыдные и невероятно грязные подробности? — попытался предположить Никлаус с сардонической ухмылкой, и ответом ему был мрачный взгляд. — Я всегда знал, что нездоровые отношения в нашей семье начались задолго до того, как мы сами стали принимать в них участие. Значит, ты был рабом Далии? Но прошла тысяча лет, а ты все еще жив, и молод, и полон сил… В чем твой секрет? Старая ведьма дала тебе волшебного эликсиру?  — Она проделала со мной то же, что и наша мать со всеми вами, — ответил Хенрик напряженно. — А затем погрузила меня в искусственный сон, как делала это с Фреей. Вот только пробуждался я лишь в те моменты, когда был нужен тетке. — Достаточно жутко звучит, — оценил Клаус почти весело, но его взгляд был цепок и пытлив. — И достойно сочувствия… Далия мертва, ты свободен. Зачем ты ищешь нас? Прошла тысяча лет, с остальными мы стали чужаками и врагами даже не находясь в разлуке, на что же надеешься ты? — На то, что мы все обещали друг другу, — проговорил Хенрик тихо. — На «всегда и навечно», Клаус. * * * Поверить ему было сущим безумием — но что-то дрогнуло в бессмертной душе Никлауса Майклсона, когда Хенрик напомнил ему о клятве, которую юные дети викингов дали когда-то друг другу. Быть может, позднее выяснится, что он и в самом деле самозванец, и даже придется убить его с особой жестокостью, но до тех пор… Стоял сочельник, и Фрея с Финном позаботились о традиционном ужине с индейкой, Ребекка с Элайджей покинули ненадолго Марселя и пришли для того, чтобы нарядить елку в просторной гостиной семейного дома, и даже Кол утер с губ кровь своих жертв и явился домой, чтобы провести праздник с семьей. Никлаус привел Хенрика в дом, и назвал его утерянным и чудом уцелевшим братом, и обнял его перед всеми. У них, пусть и ненадолго, снова было то самое «всегда и навечно» — как когда-то они все вместе и поклялись.