WOAS. Jessica Jones.

[я еще не смотрела Защитников (первая серия не в счет), так что сплошная отсебятина] У нее руки дрожат — крупно, истерически, страшно, совсем не по-похмельному. У нее руки дрожат, и покрытая и без того уродливыми рубцами шрамов душа ноет по-особенному пронзительно. Это новый вид мучения — страдать по кому-то, кого посылала на хрен, стремясь не подпустить к себе близко, чтобы не обжечься. План не сработал — он успел проникнуть под кожу, впитаться в каждую клеточку, наполнить собой (и — смыслом?) каждое мгновение ее существования, дал ей какую-то призрачную, слабую надежду на исцеление и… — Умер, — шепчет пересохшими губами Джессика и опрокидывает в себя очередную порцию виски. Ей приходится крепко держать стакан двумя руками, потому что они в самом деле дрожат так, что это пугает уже не только сидящих рядом в баре любителей скотча, но и ее саму. — Шла бы ты уже отсюда, — почти дружески советует ей бармен, чуть перегибаясь через стойку, чтоб поставить перед ней новую порцию алкоголя. — Отвали, — грубо велит ему в ответ Джонс. С ней, конечно, сегодня будут проблемы: бармен это знает, и она сама это знает, но пойти сейчас домой и добровольно замкнуть себя в четырех стенах она не в силах. Мысли сведут ее с ума. Тоска заставит ее совершить что-то безумное, а отчаяние придаст сил. Черт побери, разве справедливо, что ей так больно? В конце-концов, у них на двоих только странная ревность по инерции: у него к Клэр, у нее — к Люку, которые внезапно решили завести роман века. У них на двоих только ненужные заморочки — у него с Карен, у нее с преследующих ее в кошмарных снах Килгрейвом. У них на двоих ни черта действительно общего — только огромная социальная пропасть, по одну сторону которой он правильный до мозга костей адвокат, а она маргинальная девица в поношенной куртке с извечной фляжкой во внутреннем кармане. — Да что ты прицепился ко мне, Мёрдок? — раздраженно бросила она ему в лицо, когда он в очередной раз заявился к ней домой, показушно простукивая пространство перед собой тростью. — На кой я тебе сдалась в этой твоей команде? Ты что, не видишь, что я просто потасканная жизнью алкоголичка, упивающаяся саморазрушением? — Я ведь слепец, — сдержанно улыбнулся тогда в ответ Мёрдок. — Я в самом деле не вижу того, что видят другие… Но мне доступно иное виденье, Джессика. И я знаю тебя — совсем не так, как знают другие. Ты лучше всего этого. — Клевещешь на мой дом? — хмыкнула Джесс, ее квартирка была той еще помойкой, спору нет, но как тут не съязвить? — А говоришь, что слепец. Может, тут уютно. — Черта с два, — усмехнулся Мёрдок. — Я хороший бардак по запаху распознать могу… И вообще, я не о квартире. Я о том, что ты делаешь со своей жизнью. Все может быть совсем иначе, Джессика. Тебе просто нужен шанс. — И ты мне его, конечно же, дашь? — скептически крякнула Джонс. — Да, — спокойно подтвердил Мёрдок. — И я его тебе дам. Идея слияния их офисов принадлежала ему, конечно же. Как и ремонт в ее квартире являлся его затеей. Как и попытка социализировать ее, таская по каким-то важным мероприятиям и заставляя переодеваться во всякие идиотские платья, в складках которых фляжку не спрячешь даже при огромном желании. — У тебя с ним что-то есть, да? — на одном из таких вечеров ее спросил об этом Люк. Люк, который лишний раз и смотреть на нее не желал. Люк, который трепетно держал за руку Клэр Тэмпл каждую свободную минуту. Люк, который изо всех сил делал вид, что между ними никогда ничего не было. — А тебе-то какое дело? — по привычке огрызнулась Джесс. — Он хороший парень, — пророкотал Кейдж. — Мне твое одобрение не нужно, козел, — полыхнула на него недобрым взглядом Джонс. — Не лезь в мою жизнь, ясно? Карен Пейдж томно вздыхала, глядя на Мёрдока, и Джессика искренне ее недолюбливала за эти полные щенячьей преданности взгляды — в мире творится всякая хрень, а люди тратят время на чувства. Разве Мёрдок сам не настаивал на том, что они должны сосредоточится на том, чтобы бороться со злом и несправедливостью? Люк и Клэр, раздражающе обожающие друг друга, Карен и Мэтт, никак не способные решить, если ли между ними что-то, или нет ни черта… — Пообедаешь со мной, Джесс? — Нет уж, Мёрдок. Пообедай с Карен — иначе она пересыплет спорами сибирской язвы очередное дело, которое принесет мне на стол, — ехидно поддела его Джонс. — Все так очевидно? — рассмеялся Мэтт. — Более чем, — заверила его Джессика. — Поверь мне, я в таком участвовать не желаю. Ты же предлагал мне стать героем, а не разжевывать за тебя любовные сопли. — Это просто дружеский обед, обещаю, соплей не будет. — Иди на хрен, серьезно. Мы не друзья с тобой. — Это неправда, Джессика. — Ну и что? — фыркнула она. — Мне так легче, Мёрдок. Ты и так заставил меня поступиться половиной моих принципов, оставь мне хотя бы право быть злобной одиночкой. — Извини, не могу, — мягко возразил он и подставил ей локоть, и она взяла его под руку, и они вместе пошли обедать из общего офиса, провожаемые оскорбленным и несчастным взглядом Карен Пейдж. — Ты ревнуешь Клэр? — однажды спросила она, когда Мёрдок пришел среди ночи избитым к ней, а не отправился к Люку, где его раны заврачевала бы их дежурная медсестра Темпл. — Что?.. — стягивая красную маску с головы, переспросил он. — Тебе неприятно видеть ее с Люком, да? — Нет, Джесс, — он улыбнулся ей разбитыми губами. — Мне все равно. Клэр и я… Это давно в прошлом. Он не спросил ее, зачем ей было нужно знать это, а сама она запретила себе думать о причинах, по которым этот вопрос сорвался с ее языка. — У вас с ним роман, да? — Карен Пейдж выглядела подавленной, когда вошла в ее кабинет и потребовала ответа. — Скажи мне прямо, Джессика. Я должна знать. Меня убивает это, я просто… — Тебя убью я, если ты не отвалишь немедленно, Карен, — мрачно пообещала ей Джонс. — Мы с ним даже не друзья. Не впутывай меня в ваши драмы. И словно вишенка на торте — Электра Начиос разъяренной фурией размахивает катаной у нее перед лицом. — Ты не получишь его, ясно тебе? Он мой, Мэтт принадлежит мне! — Да как же вы мне осточертели, глупые сучки! — кривится Джесс, прежде чем убить ее. Впрочем, Электра не из тех, кого убить легко — оказывается, у Мёрдока появился новый вид поклонниц. — Зомби, Мёрдок? — скептически тянет бровь вверх Джонс. — Да ты мачо, что тут сказать. Дальше что, инопланетянки? — Я не виноват в том, что неотразим, — чопорно отвечает Мёрдок, и Джессика ловит себя на том, что впервые за долгое время смеется так непринужденно и с таким удовольствием. Ей нравится его чувство юмора. Главное теперь — не забыть, что они даже не друзья. В ночь, когда он умер (пожертвовал собой, черт побери, он пожертвовал собой!), границы между ними стали слишком размытыми. — Обещай, что уйдешь живой, — потребовал он, касаясь ее холодных пальцев. — Пообещай, что не ринешься спасать меня. — С чего бы вдруг, Мёрдок? — криво улыбнулась она, не отнимая своей руки. — Мы ведь не друзья. — У тебя фляжка с собой? — А то, — фыркнула она. — Неужели хочешь выпить? — Я бы еще пару глупостей сделал, да времени нет, — пожаловался он. Джонс благоразумно не стала спрашивать, о чем он — просто запомнила хорошенько ощущение его пальцев, поглаживающих ее собственные. Наверное, ей стоило поцеловать его тогда — он бы не был против, наверняка не был бы. А теперь вот не осталось ничего, кроме этого призрачного ощущения прикосновения его пальцев — каковы были его губы на вкус ей уже не узнать никогда. — Умер, — шепчут пересохшие губы. — Умер. Виски никак не желает ударять в голову, легче совсем не становится, но вот бушующая внутри ярость утихает. Джессика уходит из бара еще до того, как кто-нибудь заведет ее и спровоцирует драку. Это не ее стиль, но, ей-богу, ей хочется посидеть в тишине и поплакать. Почему она идет в офис? Да кто его знает. Может, чтобы просто посидеть среди его вещей и наконец признаться самой себе в том, чего упорно не хотела признавать уже долгое время. — Я люблю тебя, — шепчут пересохшие губы, и в груди словно лопается натянутая струна, и слезы свободно струятся по лицу, и дышать невозможно, но в то же время так гораздо легче: наконец она честна сама с собой. В офисе горит свет, и Джонс думает, что это Карен Пейдж — кто еще может быть здесь посреди ночи? Наверняка оплакивает Мэтта, делает то, чем собирается заняться сама Джесс, и едва ли Джонс может винить ее за это. Вот только это не Карен — это даже не Фогги, который тоже мог бы сентиментально пускать слезу по лучшему другу в тишине и одиночестве. Это, мать его… — Мёрдок!!! Ее вопль вполне достоин зваться безумным — она наверняка спятила, потому что своими глазами видела, что Сорвиголова мертв. Благородный идиот, который пожертвовал собой во имя добра и одному ему известно чего еще. Он умер, умер, умер… И он сидит за своим столом в своем кабинете, избитый и с заплывшим лицом, кривит израненные губы — пьет виски из горла, и губы неимоверно жжет… — Привет, Джесс, — хрипло говорит он. — А я… Как раз думал о тебе. — Думал… Обо мне?.. — слабо переспрашивает Джонс и сползает по стене безвольной тряпкой, все еще не в силах разобраться, чудиться ей это все, или это в самом деле он, Мёрдок: пусть не здоровый, но живой. — Прости, что заставил тебя думать, будто бы я… Ну, знаешь… — Умер? — как во сне, подсказывает ему Джесси моргает: глаза сами собой становятся стеклянными. Это, наверное, и есть шок. — Так было нужно, — несколько виновато поясняет Мэтт. — Я бы пришел к тебе, я как раз собирался, я бы ни за что не… — Мёрдок, ты гребанный эгоистичный, черствый, чокнутый кусок дерьма! — наконец, взрывается Джесс, и новые слезы струятся по ее лицу. — Я тебя ненавижу, сукин ты сын! Я убью тебя своими руками, вот только найду силы встать, и тогда… Тогда… Тебе конец, ты понял?!. — Хочешь немного виски? — Мёрдок улыбается, и эта побитая, кривая улыбка на далеком сейчас от того, чтоб зваться симпатичным лице, делает Джессику счастливой. Она только кивает головой — давай, тащи сюда пойло, чертов дьявол Адской Кухни, и он тащит. И пойло, и свою хромоногую задницу, и тяжело плюхается рядом с ней на пол, обнимает ее за плечи и шипит от боли: ребра сломаны, ну конечно, это классика жанра. Джесс утыкается лицом ему в шею и долго-долго вдыхает его запах, на самом деле не нужен ей никакой виски, когда она слышит, как бьется его пульс. Жив. — Я люблю тебя, Мёрдок, — бормочет она. Мэтт смеется — этот теплый смех зарождается у него в груди, Джесс чувствует его, слышит его, и это какое-то волшебство, ей-богу. — Мы ведь даже не друзья, Джонс, — напоминает он ей, когда Джесс запрокидывает вверх лицо, чтоб посмотреть на него. — Заткнись, — велит она, улыбаясь на редкость безмятежно. — Как скажешь, — покорно отвечает Мэтт. — Я все равно никогда не хотел дружить с тобой. У его губ металлический привкус крови — но это всего лишь их первый поцелуй. Джессика уверена, со временем вкус изменится — станет лучше.