Shadowhunters

[соулмейт-AU, школьное AU] Эрика Рейес была его самой постыдной и грязной тайной. Чертовым несмываемым чернильным пятном на белоснежном смокинге, который он собирался надеть на свой выпускной. Она была его порочной зависимостью, из разряда тех, которые признавать не хочется даже под угрозой смерти. — Какой же ты жалкий в своем снобизме, Лайтвуд, — жарко шептала ему в ухо Эрика, когда они второпях занимались сексом на заднем сидении его дорогущего авто (подарок мамочки с папочкой). Ее ногти намеренно больно вонзались ему в плечи, и Алек раздраженно шипел на нее сквозь зубы и награждал увесистыми шлепками по идеальной заднице. Да, он был жалким — конечно, только кого волнует мнение этой сучки, которая спит со всеми подряд из каких-то дебильных соображений (альтруистка, чтоб ее) и красит губы вызывающе ярко, как самая дешевая шлюха. Шлюха она и есть — это все знают, это любой скажет. Обычная школьная шлюха — просто очень красивая, но что это меняет? Александру Лайтвуду статус не позволяет здороваться с Рейес в коридорах школы — статус ему не позволяет даже замечать ее, но он, черт побери, не может не замечать. Она повсюду — то ли преследует его сама, то ли это его так и тянет следить за нею. Это ниже его достоинства, ему это не нужно, пошла она к чертям собачьим — но факт остается фактом. Стоит лишь голову повернуть — и наткнешься на ее насмешливый взгляд, и ведь эта сука ни за что не отведет глаз первой и будет бессовестно пялиться до тех пор, пока Джейс (лучший друг, которого с завидной периодичностью хочется то трахнуть, то придушить) не ткнет его локтем в ребра и ехидно не расставит акценты: — Она пялится так, будто сожрать тебя хочет. Или будто хочет, чтоб ее сожрал ты. О, они жрут друг друга — не буквально конечно, но иначе и не скажешь. Короткие встречи в случайных местах — каждый раз как неистовая вакханалия, как безумие, как желание уничтожить друг друга посредством секса. После — лишь отчуждение, изнеможение, чувство брезгливости к самому себе… И неимоверное ощущение удовлетворенности где-то глубоко-глубоко внутри — тайна даже для самого себя. — Когда я получу свою метку, тебе придется отстать от меня, — говорит Алек однажды. Они с Рейес только что трахнулись в туалете клуба, который они с Джейсом в последнее время облюбовали, и Рейес стоит у зеркала, с порочной усмешкой подправляя размазавшийся макияж глаз. — Конечно, — соглашается она. Алеку неистово хочется дать ей пощечину: она всегда соглашается с ним, и это отчего-то дьявольски его бесит. — Ты ведь всегда получаешь то, чего хочешь. — Откуда ты знаешь, чего я хочу? — грубо огрызается он, хотя злится даже не на нее, а на себя, потому что никак не может найти сил выйти из гребанного туалета и оставить Рейес здесь одну. — Ты хочешь метку не с моим именем, — спокойно отвечает Эрика, глядя на него через зеркало, и под этим пристальным взглядом ему становится неуютно. — Разве я не права? — Заткнись, — требует Алек и все же порывается уйти, но Эрика останавливает его. Голос у нее томный и спокойный, ее как будто никогда и ничего не может вывести из себя: — Лайтвуд. — Чего тебе? — снова грубит он. — У тебя вся шея в моей помаде, — сообщает она невинно и, бросив в него влажной салфеткой, умудряется обставить его, уйдя первой. Алек ненавидит ее — но, черт побери, как же он на ней сдвинут. * * * Ему исполняется долгожданных девятнадцать как раз в преддверии выпускного. Его праздничной подружкой должна быть какая-то смазливая дура, которая сейчас возглавляет команду чирлидеров: Алек даже имени ее не помнит, да и запомнить не пытался. Он ни с кем не встречался в старшей школе — на кой-черт, если вот-вот получишь метку, и все пойдет прахом, если тебе предначертан кто-то другой. Ни с кем, кроме Рейес — но разве можно назвать отношениями их тайные страсти? Алек так не считает. До тех самых пор, пока на его запястье не вздувается багровым имя, которого там быть не должно ни в коем случае. * * * — Ты знала? — Алек хватает ее за локоть на школьной парковке и грубо тянет к себе. Она приехала с каким-то парнем, и этот парень пытается было отбить ее у Лайтвуда назад, но Алек устраняет проблему одним коротким ударом в челюсть. Эрика прячет улыбку в уголках губ. На ней удивительно скромное для нее по всем меркам платье — хоть и выше колен, но с длинными рукавами, скрывающими запястья. — Знала что? — спрашивает она невозмутимо. Алеку хочется сначала ткнуть ей под нос собственное запястье, обвинить ее хотя бы в чем-нибудь, дать выход своему недоумению и негодованию, но мягкий блеск ее глаз в один миг сбивает с него всю спесь. Отчего она так спокойна? Внезапно Лайтвуду становится страшно: а что, если на ее запястье вовсе не его имя? Так бывает, он слышал. Что, если это момент ее триумфа? Он так долго стыдился ее, был с нею так груб и даже жесток, использовал ее… Что, если сейчас она поставит его на место с помощью самой Вселенной?.. — Ты побледнел, — Эрика тянет руку к его лицу и касается его щеки. Непривычно нежно, непривычно заботливо. Но Алек этого не замечает: все, что он может видеть, это ее оголившееся запястье и свое имя, клеймом отпечатавшееся на ее коже. — Ты знала, — выдыхает он, а затем делает то, чего никогда прежде не делал: он заключает Эрику в объятия и прижимает к себе, словно истинное сокровище, у всех на виду. Она не могла знать, конечно же — никто не знает таких вещей, но… Алеку кажется, что эта сука все продумала заранее. Сука, на существование с которой он обречен — и он до отвращения счастлив, осознавая этот факт.