Shadowhunters

[нефилимы бессмертны, события сериалов не учитываются или же учитываются весьма выборочно. Алек и Иззи не кровные брат и сестра — Алек усыновлен Лайтвудами] Мальвада стискивает ее плечи по-хозяйски, змеем обвиваясь вокруг нее, и Сантанико лишь горестно улыбается ему в зеркале. Он прижимается к ее спине всем телом, а у нее давно уже нет сил испытывать отвращение. — Я готова, Амансио, — говорит она. — Моя послушная, прелестная девочка, — довольно ухмыляется Мальвада и отступает на шаг назад, выпускает ее из своей мерзкой, но уже такой привычной хватки, и она испытывает печаль и облегчение одновременно. В какой-то момент его ненавистные объятия стали и желанными тоже — даже созданиям вроде нее не чужд стокгольмский синдром. Впрочем, она все равно мечтает быть спасенной — однажды. Ей непременно нужно однажды спастись — ради Алека, ведь это будет обозначать и его спасение тоже. /// — Исключено, — категорично заявляет Лидия Бранвелл и подтверждает свои слова резким движением. — Нефилимы не станут вмешиваться в дела лос кулебрас. — Это не только их дела, — с нажимом подмечает Изабель. Алек молчаливой статуей замер рядом: это не первый отказ, который он получает, и он давно уже научился прятать ярость и горе за показным равнодушием. — Амансио Мальвада не простит нам вмешательства в круг его интересов, — Лидия не желает и слышать ничего, и по-своему она права: ей вверили управление Институтом, и она должна поступать правильно. На данный момент правильно не начинать войны, в которой им не одержать победу. — Мы не станем посягать на его собственность. — Собственность?!. — в голосе Изабель звенит возмущение и праведный гнев, вот она-то свои эмоции контролировать до сих пор не научилась, особенно в ситуациях вроде этой. — Речь идет о живом человеке! — Она не человек, — сухо напоминает Лидия. — Она — одна из кулебрас. — И одна из нас, — дополняет Алек, размыкая губы и прожигая Лидию мрачным взглялом синих глаз. — Но кого это волнует, верно? — Ты прав. Никого, — все так же сухо роняет Лидия и уходит прочь — у нее хватает дел в этот день, как и в любой другой. Быть лидером вовсе не просто, но ей это нравится. Даже тогда, когда приходится отказывать кому-то и причинять этим самым боль. Честно говоря, эта часть ей нравится ей даже больше прочих. /// — Я пойду один, — Алек ласково касается щеки Изабель, и девушка накрывает его пальцы своей ладонью, чтобы продлить прикосновение: — Прошу, Алек… Ты погибнешь. — Если мне это суждено, то — да, — мягко улыбается он. — Я не хочу терять тебя, — шепчет Иззи, стараясь не заплакать. Алек не любит слез. — Ты не потеряешь, — обещает он ей. — Я всегда буду рядом, Из. Ты же знаешь. Всегда в твоем сердце. — Знаю, — Иззи утыкается носом ему в грудь, прячет блестящие от соленой влаги глаза, вцепляется пальцами в его свитер. — Но я все же эгоистично хочу тебя рядом живого. — Я должен спасти ее, Из, — Алек бережно смыкает объятия вокруг своей сестры, которую любит вовсе не по-братски, и легонько целует ее в темную макушку. — Я поклялся, что не оставлю ее. /// Ричи Гекко глядит на нее пустым взглядом — покорный, словно кукла-марионетка. Сантанико отдает приказы и ждет безукоризненного исполнения — раз уж случай подвернулся, отчего бы и не рискнуть. Ей нужна свобода, и если все получится, то так тому и быть. А если нет, то что ж — никто не станет оплакивать Ричи Гекко, разве что его братец Сэт, но это даже не в счет. — Если ты сделаешь это для меня, то я буду твоей. Она так привыкла быть чьей-то вещью, что пообещать нечто подобное совсем просто. Ричи Гекко убивает для нее Мальваду и убил бы еще десяток ему подобных — если бы не Карлос, который убивает самого Ричи. Принадлежать Карлосу в ее планы не входило — но карты снова ложатся не в ее пользу. /// Алек тренировался годами — долго и упорно, чтобы стать лучшим из лучших, чтобы в нужный момент иметь достаточно сил, чтобы сразить любого, кто встанет на его пути. Он отточил свои навыки до смертоносного автоматизма — и он собирался их использовать в полной мере. Он делал это не только из-за клятвы. Клятва, на самом деле, была вторична. На первом месте всегда была любовь — хотя никто не поверил бы ему, если б он сказал это вслух. Он все еще помнил мягкость ее руки, помнил ее родной запах, помнил, как мелодичен ее голос и как пронзителен взгляд. Она должна быть спасена — хоть когда-нибудь она должна познать вкус свободы. Он пришел в «Titty Twister» один, а уйти намеревался с нею, и никак иначе. /// Сантанико Пандемониум бесстрастно оглядела распластанное у ее ног тело — Карлос был мертвее мертвого, кто бы мог подумать, что он так бесславно кончит. — Ты меня недооценила, куколка, — произнес Сэт Гекко, стирая кровь из уголка губ. — И то верно, — согласилась она. — Спасибо, что убил его. — Это ни хрена не акт милосердия был, — холодно отрубил Сэт. — Из-за тебя мертв мой брат. — Ты только что убил его убийцу, — обратила его внимание на очевидный факт Сантанико. — Я не могу больше ничего сделать для того, чтобы твоя жажда мести была удовлетворена. — Я собираюсь убить и тебя тоже, — довел до ее сведения старший Гекко. — Потому что если б ты не задурила Ричи голову… — Он все равно был покойник, ты же знаешь, — справедливо подметила женщина-змея. — Безумец. Он жаждал смерти и искал ее. Если бы не я, то нашелся бы кто-то еще. — Но убить тебя все равно будет правильно. И приятно, — не кривит душой Сэт. Сантанико улыбается — он ей нравится. Иногда недооценивать людей даже приятно. — Ты любил брата, — произнесла она тихо. — Это хорошо, Сэт… Но его больше не вернешь. А вот ты жив. И я тоже жива. Может, начнем все сначала? Представим, что мы не знакомы. Представим, что мы можем помочь друг другу. — Чем ты можешь мне помочь? — Я могу заработать для тебя деньги, — пожала плечами Сантанико. — Много денег. Ты ведь любишь деньги, верно?.. /// Женщина-змея танцует. Под чужими сальными взглядами она извивается, словно языческая богиня: прекрасная и ужасная одновременно. Она обнажается с изящным бесстыдством, глядя в глаза всем и каждому и одновременно глядя куда-то в никуда. Она делает то, что умеет лучше всего — она завлекает, заманивает, обольщает. Алек не может оторвать от нее глаз, зачарованный этим зрелищем. Он пришел спасти ее, но опоздал — она уже спасена. Ее глаза останавливаются прямо на нем, она смотрит на него и будто бы не узнает… — Мама! — хочет крикнуть он, но губы лишь беззвучно шевелятся, ни единого звука не вырывается из груди. — Ты заплатил за вход, парень? — тяжелая рука ложится ему на плечо, и Алек, обернувшись на голос, непонимающе смотрит на мужчину в безукоризненном строгом костюме. — Если хочешь смотреть — плати. Ты в моем заведении, и если тебе не по вкусу моя политика, то проваливай. Алек молча разворачивается и идет к выходу. Сантанико танцует, запрокинув голову и закрыв глаза, пока ее сын исчезает из ее жизни навсегда. Когда-нибудь он поймет… Не всех можно спасти.