Shadowhunters

[У Джейса и Клэри никогда не было романтических отношений] — Наша сестра снова делает это. Она нарушает правила, — недовольство в голосе Алека было вполне объяснимо: он волновался об Изабель, зная, как просто заполучить ворох проблем в нынешнее неспокойное время. Джейс Эрондейл же недовольно поморщился вовсе по другой причине: ему неприятно резануло слух слово «сестра», вот только, в отличие от Алека, он свое возмущение вслух высказывать не стал. — Иззи нарушает правила так изящно, что ей никто не посмеет сказать и слова поперек, — заверил Джейс Алека тем беспечным тоном, который он использовал каждый раз, когда хотел скрыть свои истинные чувства. — Но, чтоб ты знал, я тоже не в восторге от Мелиорна. — Мелиорна? — переспросил Алек недоуменно. — Джейс, ты безнадежно отстал от жизни, теперь Иззи водит шашни с Рафаэлем Сантьяго. Эта новость заставила Джейса помолчать несколько долгих секунд, а затем Эрондейл обронил почти небрежно: — Что ж, она взрослая девочка, Алек. Просто убьем его в случае, если он заставит ее страдать. — Звучит это так, будто ты на это даже надеешься, Джейс. — Просто не люблю вампиров, ты же знаешь, — криво усмехнулся Джейс. Если бы его парабатай умел читать мысли, или хотя бы не был так отчаянно влюблен в Магнуса Бэйна и потому закрыт для эмоций, бушующих в Джейсе, то он бы давно уже понял, что происходит с Эрондейлом. Дело было не в неприязни к вампирам, фэйри или другим обитателям Нижнего Мира — дело было во всепоглощающей, ослепляющей и удушающей ревности, которая пожирала его днями, неделями, месяцами. Джейс Эрондейл был влюблен в Изабель, свою названную сестру, казалось, уже целую вечность — и столько же тщательно скрывал свой секрет, опасаясь оскорбить Иззи этими чувствами и потерять ее навсегда. Изабель Лайтвуд воплощала в себе все то, что искренне восхищало Джейса: сила духа и храбрость, авантюризм и дерзость, но при этом великодушие и справедливость, преданность и честность, а уж о внешней красоте и очаровании и говорить не стоило. Иззи была совершенна в глазах Джейса — и так же недосягаема, ведь как мог он надеяться на что-то большее, когда она звала его «любимый брат»? «Любимый брат» изнывал и сходил с ума каждый раз, когда у Иззи появлялся новый поклонник — видит Ангел, поток жаждущих ее общества не иссякал никогда! Джейс ненавидел их всех до одного: и тех, кто уже навсегда в прошлом, и тех, кто имеет хоть призрачный шанс держать в своих объятиях точеную фигурку Изабель. Но ненавистней всех, конечно же, были те, кто в настоящем были отмечены благосклонностью его сестры. Сестра! Кто придумал и устроил эту злую насмешку, какой демон приложил к этому руку? Обречь его на жалкое существование рядом со своей мечтой, без малейшего шанса на взаимность — нет, это не могло быть чем-то, запланированным на небесах. Ангелы справедливы и суровы, но разве по душе им чужая агония? А агония Джейса была непрерывной, порой ослабевая, но никогда не заканчиваясь. Чувства к Изабель лишь росли и крепли с течением времени, а желание рассказать ей правду из щекочущей нервы мечты превращалось постепенно в навязчивую идею… Рафаэль Сантьяго стал последней каплей в этой переполненной ревностью и горечью чаше — вампир, мертвец, чертова нежить, и тот достойнее него? Джейс понимал, что это чистое безумие, что он может разрушить то, что имеет, что может навсегда потерять ту особую связь, что была между ним и Изабель, но знать, что она выбирает холодные объятия мертвеца, даже не рассматривая альтернативу, было выше его сил. Да, это станет скандалом. Да, его осудят — он заранее представлял укоризненно поджатые губы Мариз и ее высокопарные речи о позоре и о том, что их семья и без того потеряла свое влияние. Но в его жилах текла не та же кровь, что в жилах Изабель — так в чем же будет заключаться истинная трагедия? Единственное, о чем Джейс думал, поджидая Иззи за полночь в ее комнате, так это о том, что он скорее отправится в добровольное изгнание, получив ее отказ, чем смирится с еще одним ее увлечением.

***

— Джейс?.. — Изабель казалась удивленной, застав его у себя, но не сердитой. Да и за что ей сердиться? Он ведь «любимый брат», со смутным раздражением подумал Джейс, глядя, как Иззи сбрасывает туфли на головокружительном каблуке и высвобождает свои длинные темные локоны из высокой прически, позволяя им свободно струиться по плечам. Зачарованный этим зрелищем, Джейс даже не сразу ответил — он встрепенулся лишь тогда, когда Иззи замерла среди комнаты, устремив на него вопросительный взгляд. — Нет, ничего не случилось, — ответил Джейс на ее немой вопрос, и тут же горько усмехнулся: — Впрочем, нет, кое-что все же случилось, и уже очень давно. — Ты выглядишь напряженным, — подметила Изабель с беспокойством. — Я пришла, и я готова выслушать тебя, что бы это ни было, любим… — Не зови меня больше так, Иззи, — попросил Джейс глухо и поднялся из мягкого кресла в углу комнаты, где он сидел, поджидая Изабель. — Мне невыносимо слышать это, это звучит, как насмешка. Я никакой тебе не брат, Иззи. — Джейс, что ты такое говоришь? — какое-то неясное выражение промелькнуло в глазах девушки, но Изабель тут же яростно замотала головой и принялась убеждать его: — Мы семья, я готова отдать за тебя жизнь! — Эта семья — фальшивка, Из, — покачал головой Джейс и тут плотину прорвало: он говорил и говорил, больше не в силах остановить потока слов, которые слишком долго замалчивались. — Я люблю тебя. Не так, как люблю Алека, нет. Я люблю тебя так, как хотел бы любить кого-то, с кем проведу всю жизнь. Я одержим тобой уже целую вечность, и каждый раз, когда я смотрю на тебя, в моей голове нет ни одной братской мысли. Я хочу обнимать тебя, Иззи. Целовать твои губы. Я хочу знать, что ты моя, и только моя, и никто больше не посмеет коснуться тебя. Я хотел бы стереть с лица земли каждого, кто посмел касаться тебя, просто потому, что сам я удостаиваюсь лишь целомудренных семейных объятий. Я зову тебя сестрой, но мне противно это слово, потому что ты никакая мне не сестра. Не по крови, Из. Не по зову моего сердца. Ты — та, кто должна стать моей женой однажды, вот что я чувствую, когда ты зовешь меня «любимый брат», и эта мысль сводит меня с ума. Потому что ты не станешь, Из, и это убьет меня, понимаешь? Изабель молчала целую вечность, замерев, словно мраморная статуя, ее взгляд был обращен вниз, и Джейс не мог видеть выражения ее глаз, но это ее молчание было таким болезненным и невыносимым, что он не выдержал — шагнул ближе, коснулся ее предплечья, желая услышать любой ответ, только бы эта гнетущая тишина закончилась. Иззи вскинула голову, и Джейс увидел в ее темных глазах слезы — блестящие, вот-вот готовые сорваться с ресниц и окатиться по щекам, и сердце его болезненно сжалось. Изабель разочарована его признанием, Изабель скажет ему, что никогда не сможет ответить ему взаимностью, Изабель попросит его уйти — вот чего он ожидал, глядя на эти дрожащие бриллианты на ее ресницах. Но Изабель внезапно произнесла слова, о которых он и не смел мечтать: — Джейс Эрондейл, что же ты так долго тянул с этим признанием? Я боялась, этого никогда не случится. Ее мягкие ладони коснулись лица Джейса — так ласково и вместе с тем так настойчиво вынуждая его склонить голову. Поцелуй Изабель ему не приснился, он был реален — так же реален, как их бьющиеся в унисон сердца.