AHS: MurderHouse, Asylum, Coven, FreakShow, Hotel, Apocalypse.

— За что ты здесь? Малия вздрагивает — она все еще не особенно хорошо воспринимает человеческие голоса, а особенно те, которые обращаются непосредственно к ней. У парня белокурые и вьющиеся волосы, гладкая кожа и черты лица такие приятные, что кто угодно счел бы его красивым. Малия — не исключение. Ей нравится все красивое. Красота успокаивает. А ей сейчас очень нужно что-то для успокоения — вся ее жизнь в одночасье переменилась, встала с ног (или, точнее сказать, с лап) на голову и все вокруг сбивало ее теперь с толку, тревожило, пугало и угнетало. Ей хотелось забиться в уголок и тоненько, протяжно выть, пока разум и чувства не придут в согласие друг с другом, пока она наконец не ощутит себя своей среди чужих… Но так, к сожалению, нельзя было сделать. Для того, чтобы адаптироваться, ей нужно было находиться среди людей, а не избегать их. Ее настоящий отец — Питер — сказал, что ей придется сломать себя, чтобы научиться жить снова. Марин Моррел, которая упекла ее сюда, убедила всех в том, что у Малии одна из форм легкого аутизма — с легкой руки все того же Питера. На самом деле, Малия просто забыла, как быть человеком — потому что слишком долго пробыла в шкуре койота. — Ты вспомнишь, — успокаивающе произнесла Моррел, прежде чем оставить ее здесь, среди сборища всевозможных психопатов. — Просто для этого тебе понадобится немного времени. Прошло уже две недели, а пребывание в Доме Эха пока нисколько не облегчило существования Малии — честно говоря, белокурый юноша был первым, кто за все это время попытался завести с ней разговор, не считая медперсонала, конечно. — За что?.. — повторила Малия рассеянно, ей понадобилось сделать над собой небольшое усилие, чтобы не удариться в панику и правильно понять вопрос, адресованный ей. Наконец, ей показалось, что она все поняла верно, и на ее губах появилась робкая улыбка: — О, я не… Не сумасшедшая. Просто у меня проблемы с адаптацией в социальной среде. — А говоришь так, будто все окей, — хмыкнул парень, усмехнувшись. — Просто вызубрила фразу, которую мне без конца повторяют здешние работники, — отозвалась Малия. — Я… Плохо уживаюсь с людьми. — Они тебя пугают? — с любопытством поинтересовался парень. Его зрачки казались очень большими и очень-очень черными. — Нет, — ответила Малия, задумчиво покачав головой. — Нет, они меня не пугают. А вот я их — наверное. — На вид ты очень даже приятная, — заверил ее парень. — Меня зовут Тейт, Тейт Лэнгдон. И я совершенно точно пугаю людей. — Ты? — недоверчиво улыбнулась Малия. — Ну уж нет, ты на вид гораздо приятнее не только меня, но и всех, кого я знаю, так что… — Я мертвый, — прервал девушку Тейт, и внезапно Малия осознала, что он ужасно бледен, и круги под его глазами выглядят так, словно он смертельно устал. — Ты не можешь быть мертвым, Тейт, — нервно проговорила девушка, чувствуя, как пробегает холодок по шее, заставляя мелкие волоски встать дыбом. — Ведь я же вижу тебя, говорю с тобой… Тейт молчал долгих несколько секунд, прожигая ее мистическим и немигающим взглядом, и нервы Малии достигли такого пика напряжения, что она уже готова была издать панический вопль и броситься прочь от мальчика-призрака, как Тейт весело расхохотался и хлопнул ее по плечу: — О, да брось, неужели ты реально купилась на это?!. — Придурок! — возмущенно вскинулась Малия, но уже через мгновение хохотала вместе с Тейтом, сама потешаясь над своей доверчивостью. Лэнгдон оказался самой эффективной терапией, которую только мог предложить ей Дом Эха.