Море впадает в небо

Джису стоит на самом краю и смотрит: там, тридцатью этажами ниже, пестрит и шумит оживленная улица, но сюда, на эту высоту, не доносится ни звука. Выше — только темное ночное небо, почти лишенное россыпей звезд и изредка подмигивающее самолетными огнями. Он закрывает глаза и улыбается. Эта крыша была первой из всех, на которые он поднимался, и, наверное — любимой? Тогда, полтора года назад. В этом доме жила — до сих пор, возможно, живёт — девушка, в которую он был в то время так глупо влюблен, что даже думал, будто бы она его любила не меньше. Ошибался, конечно, и понял это, когда она выставила его за дверь с горящим от пощечины лицом посреди ночи из-за какой-то глупой фразы. Стоял, глупый, растерянный, злой, смотрел на свое помятое раскрасневшееся отражение в грязном лифтовом зеркале, а потом, повинуясь сиюминутному порыву, нажал кнопку самого верхнего этажа. Он не встретил там никаких замков, только старую, скрипящую и широкую решётку, что отделяла ведущую на крышу дверь от лестничного пролета. Джису провел здесь тогда всю ночь и встретил рассвет, а после ушел, опустошенный, но ни о чем не жалеющий. И не смог вскоре не вернуться вновь. За первым возвращением пришло второе, потом — третье. Джису сделал здесь как-то несколько снимков: верхушки небоскребов, самолётные полосы, розовое рассветное небо, а потом ловил завистливые фразы в социальных сетях. А потом — стал водить на крыши людей. Не на эту, конечно, эта всегда была только для него одного. Нашел вскоре и другие, в соседних домах, на соседних улицах, на другом конце города: сейчас в его запасе их уже несколько десятков. Лёгкий дополнительный заработок и ни с чем не сравнимое чувство внутри всякий раз, стоит только подойти к краю. Сейчас всё это кажется таким привычным: провести нескольких человек на закате и нескольких — на рассвете, проспать до полудня, сделать задания — обучение на заочном не всегда дается легко — и к обеду поехать в кафе на свою смену. А потом всё с начала. В перерывах между закатом и рассветом — когда первый уже успел закончиться, а второй ещё не успел начаться, Джису всегда приходит сюда. Стоит на краю и подставляет лицо игривому и прохладному ночному ветру. Джонхан всегда здесь с ним. Только вот— Эта ночь, кажется, вышла какой-то совсем безветренной, и Джису хмурится, глядя в тёмное небо — в городах вообще редко увидишь звёзды. В таком как Сеул — тем более. Впрочем, Джису в них и не нуждается. Он стоит на самом краю, оглядывается почти растерянно, смотрит на мелькающую цветными огнями улицу внизу, потом — снова в небо. Вздыхает. И делает шаг вперёд. Всё вокруг на секунду становится ярче, а потом — холодный ночной ветер бьёт ему в лицо, и в спину, и в плечи, треплет волосы. Он подхватывает его так легко и просто — этот ночной ветер. Джонхан держит его за плечи, подхватывает — так легко и просто. — С ума, что ли, сошел? — Нет. Просто соскучился. Джонхан улыбается ему. — А если бы я не успел? — Успел бы. — Джису пожимает плечами, и Джонхан поднимает его выше, оставляя крышу далеко внизу. Здесь холодно. Джонхан похож на Питера Пэна — Джису всё ещё помнит, как спросил его однажды, откуда же он приходит, как добраться до этого странного и чудесного места, а тот, усмехнувшись, ответил «от второй звезды направо и прямо до утра». Они гуляют на этой высоте вдвоём, Джонхан держит его — ему это совсем не в тягость. Ходят по звёздам в этой небесной тишине. Они как-то даже сделали такую фотографию: нашли штатив, поставили телефон. Они на том снимке ходят по небу вместе. Джису даже жаль, что таким ни с кем не поделишься. Джонхан — черная рубашка, подвеска-звезда и чёрные короткие волосы. В Сеуле лето. Делиться Джонханом Джису не хочется совсем. — Ты, наверное, много где был? — спрашивает его Джису. Руки Джонхана чуть прохладные и сильные, держат крепко — не упадешь. — Я был везде, и буду везде. Он молчит некоторое время, а потом добавляет: — Я и сейчас везде. — Пожимает плечами. — Ветер дует где хочет, такова его природа. — Твоя природа? — Уточняет Джису. — Моя. — Соглашается Джонхан. — От заката и до рассвета, я здесь. Повсюду. Джису с Джонханом всегда немного грустно, потому что это сложно — быть с ветром. Он приходит, когда его не ждёшь, и уходит так же внезапно. Его не удержишь. Но— Джонхан вдруг смеётся у самого его уха и говорит: — Я, конечно, везде, но, — наклоняет голову, — с тобой мне нравится больше всего. Джонхан всегда такой: говорит, что думает, ничего не боится, очень открытый, легкий на подъем, улыбчивый, решительный. Джису поначалу думал, ему таким быть положено, но потом понял — Джонхану, в общем-то, наплевать, что там кому положено. Он просто такой — был, есть и, наверное, будет. И Джису каждому его слову верит. И будет верить до самого рассвета. День за днём. Так близко и откровенно. Джонхан всегда здесь с ним.