Море впадает в небо

Вону не любит выходить в мир. Ему там совершенно не нравится. У него там никого нет. Он смотрит на них на всех, таких счастливых и глупых, так ждущих следующей встречи с теми, кто всегда ждёт их по ту сторону; смотрит и завидует. Злится потом — на них и на себя. Чем он хуже? Вону уже устал думать об этом. О своей неправильности, ненужности, о том, что там ему никто не рад. Ему всегда хотелось узнать, почему же так вышло, что именно он — не заслужил быть любимым кем-то с той стороны. Ему бы хотелось, чтобы и его ждали, чтобы шептали всякий раз, словно мантру, слова перед самым его приходом. Хотелось бы понять это чувство, это предвкушение, которое он всегда видит в других, узнать, какого это — когда тебе есть к кому возвращаться. Но Вону возвращаться не к кому. И поэтому он приходит в мир с грохотом, шумит так, что там, внизу, у людей закладывает уши. Злится на них, потому что никто из них его не ждёт. Люди Вону не понимают. (Не-люди тоже) Он приходит и волнует ласковое весеннее море. Хансоль в такие моменты ходит хмурый и дёрганный, огрызается на любое сказанное ему слово, смотрит на тёмное небо зло, и всякий раз стряхивает руку Мингю, когда тот кладёт её на его плечо в попытке успокоить. Мингю такие моменты не любит, Хансоль тоже. Вону только усмехается, глядя на них со своей высоты. Ночью Хансоль возвращается в море, возвращается в их вечную солнечную весну, вот только глаза у него совсем не солнечные. Глаза у Хансоля тёмные, неспокойные, как море во время шторма, он на Вону злится, и, если бы тот был кораблём, Хансоль его своими волнами отравил бы ко дну. Но Вону не корабль, и потому он только пожимает плечами в ответ на злые реплики в свой адрес. Говорит: работа такая. Он приходит ночами и поднимает сильный ветер всюду, куда может дотянуться. Джонхан этими ночами рассеянный, усталый, не способный сосредоточиться. Джису улыбается ему всегда грустно, но понимающе — Вону это злит больше всего — и отпускает, говорит: у нас ещё много ночей впереди, мы успеем. И Джонхан ускользает от него быстрым вихрем, растрепав короткую чёлку, исчезает, не попрощавшись. Находит Вону, хлещет его порывами ветра по лицу, злорадствуя. Вону эти удары принимает стойко. Он думает о том, что этой ночью в одиночестве будет не только он. Злость Джонхана мимолётна, он успокаивается также быстро, вздыхает — поток теплого воздуха в лицо — и говорит, что всё это не страшно, ведь у него в распоряжении бесконечное число ночей, он всегда успеет наверстать упущенное. Вону ничего ему не отвечает. Минхао, наверное, тот, кому Вону завидует больше всего. Этот глупый солнечный парень даже не понимает, как же ему повезло. Вону бы за такое многое отдал. Встретить саму Судьбу, которая откажется ради тебя от всего, покажет Путь и подарит, вдобавок к дневному ветру, тёплые ливни. Станет ждать тебя так долго и преданно, сдав тебе все позиции и став обычным человеком, шепчущим в ночи заветные слова. Минхао такой глупый, правда, он ничего не понимает. А может, только делает вид. Хотя они, наверное, оба глупые — никто из них не злится, когда Вону приходит. Минхао улыбается ему каждый раз перед тем, как пролиться на землю стеной ливня, а Джун выходит всякий раз на улицу, промокая насквозь по теплыми каплями, и смеется — городской сумасшедший. Вону их не сломить. Он завидует им всем, злится и приходит в мир с грохотом, сотрясающим землю. У него там никого нет. Вону чувствует себя одиноким. Сынчоль всегда приходит в мир вместе с Вону — работа такая. Сынчолю нравится. Он наблюдает за Вону молчаливо: за тем, как он злится и как злятся потом на него. Сынчоль его не понимает, но жалеет. Вону — темные волосы и одежда, такой глупый, ничего не понимающий ребенок, он останется им, сколько бы сотен лет не прожил. Сынчолю это кажется очаровательным. У него в мире тоже никого нет. Ни в одном из миров. Он знает их всех: Джонхана, Хансоля, Минхао, Чихуна, Чана, Сокмина и ещё сотни других, но у каждого из них есть кто-то ближе Сынчоля. У Сынчоля нет никого. Разве что Вону. Сынчоль наблюдает за ним с какой-то грустной улыбкой, ему о Вону хочется заботиться, объяснять ему, глупому, как устроены миры и как в этих мирах выжить. И он объясняет. Ловит его однажды в короткие теплые объятья, жмурится довольно — Вону застывает в удивлении — и говорит так мягко и тихо: — Не обязательно, чтобы у тебя кто-то был именно там. Главное, чтобы у тебя просто кто-то был. — Усмехается коротко и выпускает из объятий. Сынчоль смотрит ему в глаза и улыбается. — Когда же ты наконец это поймёшь? Вону теряется, молчит, хмурится смешно, и Сынчоль кладёт руки на его плечи и говорит вкрадчиво: — Я устал тебя ждать. Вону смотрит на него так, словно видит впервые в жизни, словно не Сынчоль был с ним рядом все эти бесчисленные годы вечным напарником. Он смотрит на него и удивляется: как же он не замечал раньше? Что рядом с ним всегда был тот, кто рад ему в любой ситуации, кто всегда его ждал. Просто не по ту сторону, а по эту. Сынчоль — короткие выбеленные волосы, белая же одежда и белоснежная улыбка — всегда был здесь. Всегда был на стороне Вону. — Больше не нужно ждать, — в конечном счете отвечает он. — Я здесь. С тобой. Теперь всегда буду. И они обрушиваются на мир вместе: Вону — громом, сотрясающим землю, Сынчоль — молнией, раскалывающей небеса пополам. Ни один из них больше не одинок.