Диктатор

      Чесотка, которую я пару дней подряд списывал на отвратительные воспоминания о прикосновении губами к… (Фу! Бр-р-р!), внезапно оказалась совсем не фантомной. А на третий день обсыпавшие меня бледно-розовые пятнышки и вообще совершенно неожиданно вспучились "отличными", можно сказать классическими, сизо-бордовыми прыщами размером с ноготь мизинца.       Вообще-то говоря, такие крупные, налитые кровью и гноем прыщи в Хогвартсе играли приблизительно ту же роль, что и мел в мои школьные годы. Имеется в виду применение этого школьного атрибута в качестве инструмента "сделать гадость ближнему (иногда в буквальном смысле — соседу по парте) своему". Жвачек, бесповоротно портящих одежду, было мало, да и учителя в ужасное советское время за них усиленно в школе гоняли (а дети пойманного на таком еще и все дружно били), а вот измазать форму мелом — это было самое простое и милое дело. И заметно, на синей-то (и на коричневой тоже, каюсь-каюсь) форме; и совсем не сложно провернуть — всего лишь у школьной доски в желоб окунуть кончики пальцев; и без проблем очищается, пусть долго и муторно.       Так и здесь. Выскочившие прыщи — какой еще намек на то, что ты привлек к себе чье-то негативное внимание, может быть проще и понятнее?! Не проходило и месяца, чтобы кто-то из парней не щеголял на завтраке таким украшением. У девушек, в силу немного другого менталитета и очень трепетного отношения к личной красоте, этот период сокращался до пары недель. Та же Грейнджер не с потолка взяла именно такое наказание за нарушение магического контракта… И это все было в, так сказать, нормальном Хогвартсе.       В Хогвартсе генерального инспектора, когда благодаря извращенному уму шалунов Уизли фальшивые акне стали отличным способом откосить от уроков у Амбридж (и не только у нее), действенность прыщей как кары была практически сведена на нет. А уж после того, как особо тупые школьники, накупив у Близнецов их продукции — "лихорадочных леденцов" (причем первую, еще как следует не доработанную (и дешевую) версию), размололи их в порошок и подсыпали в еду всем подряд: как своим друзьям, так и недоброжелателям… От души прочувствовал на себе действие новинки практически каждый ученик!       Но пик таких шалостей к нынешнему дню уже давно спал. Сейчас в ситуации, когда тебя обсыпало с головы до ног, ничего зазорного не было. Так — шутка, да, но несвежая и много раз повторенная, а поэтому уже совсем несмешная.       Надо отдать должное: в кои-то веки раз у Уизли оказалось разработано и произведено в достаточных количествах действенное противоядие к каждой из их выдумок. Хрен его знает — почему. Может, имея в прицеле магазин и, соответственно, широкий круг потребителей, они заранее подумали об этом сами. Может, их накачала нелояльная Министерству, но болеющая душой за здоровье детей администрация, начиная с самого Дамблдора. Может, они просто повзрослели, и их внезапно озарило осознание того, что на противоядии можно поднять не меньше, а гораздо больше, чем на самих "шутках"… Как бы там ни было, но сейчас за пару медных монет можно было либо купить комплектную ядом и противоядием "дозу", либо, уже за целый сикль, получить пропитанную лечебным раствором печеньку. Которую если съесть — через час-другой все наведенные прыщи "как рукой снимет".       Печенье, как мне разъяснили, было выбрано в качестве носителя противоядия для безопасности и скрытности. Ибо бутылочка с непонятным зельем — уже палево и возможное разбирательство, а печенька… Собственно говоря, все остальное из набора "Забастовочных завтраков" только поэтому и было поначалу оформлено именно в виде сладостей. Однако, как это иногда бывает, Близнецам повезло попасть пальцем в небо. С точки зрения маркетинга в форме конфет их продукция действительно будет гораздо более успешна на рынке, чем в какой-либо иной.       Через вторые-третьи руки (все же в моем главенстве в отряде есть не только минусы — нагрузка и ответственность, но и плюсы) я такую печеньку-противоядие получил и перед сном употребил... чтобы наутро увидеть чуть подросшие прыщи на прежнем месте. Единственным заметным последствием стало то, что зуд только усилился. Ощущение было, будто под кожей кто-то ползает… Похоже, дело пахло еще одной печенькой, а то и не одной. А может и концентратом-зельем, которое взять можно было только в одном месте.       Не миновать на этот раз идти на поклон к Уизли лично. Произошедшее, точнее, не произошедшее, не сработавшее противоядие — явный мне от них намек. В конце концов, даже при покупке противоядия через вторые-третьи руки продавцу сложно не догадаться, кому именно оно предназначено. Если в Хогвартсе на данный момент такой красивый один лишь только я.       Собственно говоря, на послеобеденное время и планировался такой вот разговор, сопровождаемый товарно-денежными отношениями. "Быть может, Уизли от меня чего-то нужно, и таким вот способом они приглашают на встречу?" — размышлял я и заранее продумывал беседу… но она так и не произошла. Неожиданная развязка наступила прямо во время обеда.       Произошло все следующим образом. Уже поев, я запивал обед крайне опостылевшим тыквенным соком. Кубок я держал левой рукой, потому что правой машинально ожесточено чесал обнажившееся из-за сползшего вниз рукава мантии левое предплечье. На котором набухал, но все никак не прорывался особо крупный и невозможно сильно зудящий прыщ.       Отвлеченный каким-то вопросом я отвернулся в сторону, и поэтому момент, когда гнойник прорвался, я не увидел, а только почувствовал. Как что-то влажное, потекшее по пальцам правой руки и вниз под мантию — по левой.       Убрав локоть со стола, чтобы не портить аппетит другим, я под столом задрал рукав и стал рассматривать кровоточащее место. Противно, но и… любопытно же! Я собирал кожу вокруг ранки, потом наоборот — пальцами растягивал ее в сторону, вглядываясь… И только что выпитый сок, подпираемый снизу давлением недавно съеденного плотного обеда, с неимоверной скоростью и силой рванулся наружу сквозь крепко стиснутые зубы… и даже через нос. А все потому, что там, на дне кровавого микрократера, шевелился отвратительно белый хвостик чего-то живого…       Прибыв в Больничное крыло, я с омерзением протянул мадам Помфри руку и рассказал, что только что там увидел. Медик со спокойным интересом дала мне выговориться (за время долгой врачебной практики в школе, полной детей-колдунов, ей наверняка и не такое приходилось выслушивать). С любопытством поводила вокруг ранки своей волшебной палочкой. И с все той же благожелательной миной на лице кинула в меня совершенно неожиданное в данный момент парализующее проклятье. И только после того, как мое тело, повинуясь движению ее волшебной палочки, вытянулось на кровати, она позволила части своих истинных чувств (испуга?) проявиться на лице.       Тем временем вокруг меня, все еще парализованного, поднялся невиданный ажиотаж. Для начала, моя кровать отъехала в самый самый дальний угол Больничного крыла. Потом вокруг нее возникли какие-то странно выглядящие ширмы, плотно огораживающие не только с боков, но и сверху (получилась почти что кровать с балдахином). А снаружи поверх них еще были наколдованы какие-то щиты! Появилась даже срочно вызванная помощница Помфри. Случай настолько редкий, что последний раз, который я могу вспомнить, был в конце второго курса.       А потом косяком пошли посетители. Причем какие! Озабоченный Дамблдор. Привычно презрительный Снейп. Расстроенная декан Спраут. Ну и конечно же, Амбридж.       Дурой-то она не была. Про "Забастовочные завтраки", "обморочные орешки", "кровопролитные конфетки", "лихорадочные леденцы" и прочую дурь она точно знала. Но доказать ничего не могла… или пока не хотела? Это было сейчас совсем не важно. А вот что важно, так это то, что мои прыщи она расценила как переход в стан ее противников и явно была заряжена на скандал. Со мной. Сначала. Но с каждым новым словом Помфри (до меня через полог не долетало ни звука, а хоть что-нибудь видеть я мог только из-за удачного взаиморасположения головы и щели между секциями ширмы) привычная приторно-злая улыбка слезала с лица Амбридж, и на ее место приходило… сочувствие?       А потом внезапно выключили свет.       Очнулся я еще засветло (если, конечно же, это был все тот же день), и первым делом увидел возле моей кровати главного школьного колдомедика.       — И? — спросил я, в то же время обрадовавшись, что снова могу двигаться, говорить и… почесаться! И так много было спрессовано в одном этом простом звуке, что Помфри на секунду смешалась. Но быстро опомнилась, натянула на лицо привычную маску всезнающего врача и села на стоящий рядом с моей кроватью стул. Расправила передник, вздохнула и… начала объяснение.       — Ты попал под серьезное темномагическое боевое проклятье. Точнее, тебя отравили одним весьма специфическим… ингредиентом…       — Каким?       — Это не важно, а…       — Что значит не важно? — совершенно законно взбунтовался я. — Это же мое тело! Это моя жизнь! Если я не буду знать, чем именно меня отравили, то как я узнаю, кому за это снести голову?       — Вот об этом я ничего тебе не скажу. Просто не знаю. Слушай меня внимательно и не перебивай. Итак. Как ты уже понял, внутри тебя сейчас завелись небольшие черви. Личинки, если быть точнее. Личинки магические. Они размножаются, мигрируют внутри тебя и… едят. Да-да, — прочитав в моем взгляде вопрос, ответ на который я хоть и знал, но поверить в него совсем не хотел. — Едят тебя. Они не проедают только кожу и кости, зато все остальное… Жир, мышцы, внутренние органы… По рукописным свидетельствам очевидцев, смерть от этих личинок такова, что жертва о чем-то вроде авады просто молит. Жуткая казнь, применявшаяся к особо провинившимся магам и простецам древними друидами. И, по слухам, она до сих пор практикуется некоторыми шаманами в диких странах.       К счастью, я могу тебя успокоить. Смерть и даже инвалидность тебе не грозят. Я смогла остановить рост личинок, ограничила глубину их проникновения в тело дюймом-двумя, а также вывела и заблокировала их повторное перемещение в некоторые области…       — А все тело нельзя было? — возмутился я.       — Успокойся и дослушай меня. К сожалению, вопрос стоял так, что либо полностью очистить и защитить почти половину тела, но тогда все остальное проели бы насквозь, либо вот так вот, местами. Увы… Я выбрала второе и защитила самое важное…       — Что?       — Два места. Область гениталий, ибо из-за строения мужского организма ты вряд ли вытерпишь такую боль не сойдя с ума. И голову. Ты же не хочешь, например, смотреть изнутри на червей, что едят твои глаза?       — О-о-о дерь-мо-о-о-о-о!       — Да. Согласна. Крайне мерзкое проклятье. Первый раз такое встречаю, тем более, в стенах нашей школы. Все же обычно дети развлекаются как-то попроще…       — Насколько я понимаю, — после долгой паузы спросил я, — есть и плохие новости?       — Хм… Да. Ты правильно догадался. Я смогла купировать размножение личинок, однако те, что уже внутри, не вывести никак. Придется подождать — пока не выйдут сами. Будет больно и очень неприятно…       — Ха! И так уже я чуть ли не на стену лезу…       — Нет, ты не понял. — Помфри пристально посмотрела на меня и чеканя каждое слово произнесла: — Будет. Больно и очень, очень неприятно. Будет. Сейчас — еще нет, — она глубоко вздохнула. — Эх, если бы ты пришел ко мне пораньше… Ладно, — неожиданно экспрессивно рубанула рукой колдомедик, — жалеть о несбывшемся бессмысленно…       — Я так понимаю, мне светит пролежать неделю…       — Дюжину дней как минимум…       — Так, пусть даже две недели, бесчувственным пластом. Накачанным по самые брови обезболивающими. Опять!       — Не совсем, — врач отвела взгляд. — Второй плохой новостью является то, что из-за примененных мной препаратов, которые являются неотъемлемой частью лечения, твое тело стало просто с огромной скоростью привыкать ко всем зельям. В том числе — и к болеутоляющим. Это со временем пройдет, но сейчас…       — А… — хотел было я предложить выход, но Помфри еще не закончила.       — И еще, я не могу тебя усыплять надолго. Магического сна — не больше трех часов в сутки. И нет, все остальные способы тоже не пройдут. Одним из важных аспектов исцеления являются — твоя личная магия, воля и осознанное сопротивление проклятью. А для этого следует быть в сознании. Увы. Больше ничем светлое целительство помочь тебе не может.       — Хм… А темное? — осторожно поинтересовался я. Не может такой фанатик медицины ничего не знать и про другие пути. А вдруг там есть лазейка?       — Темномагическое? Оно, конечно, сможет. Как и все древние пути… впрочем, не будем об этом. Скажу только про один момент. Цена! Ты готов найти жертву, которая бы поделились с тобой всей своей, без остатка, жизненной силой?! — как-то необычно для нее недобро усмехнулась Помфри. — Не заставляй меня в тебе разочаровываться! И да. Этого, — она в отвращении презрительно сморщилась, — я практически не знаю… А что знаю, тому учить не буду. Никого и никогда!       — Понял, понял, — я успокаивающе замахал ладонями.       — Ну, тогда я тебе могу пожелать только трех вещей. Терпения, терпения и еще раз терпения.       Так начался один из самых длинных "полумесяцев" в моей жизни.       Могу сказать, что я очень многое узнал о терпении. Ох сколько я узнал о нем! Предыдущие мои случайные и запланированные неприятности были скорее тренировкой воли, а не терпением. Даже недавняя попытка посопротивляться магии клятвы. Там боль была хоть и сильной, но как бы не всамделишней (и частично блокируемой зельями), к тому же в любой момент легко прекращаемой. Даже круцио — боль резкая, как удар ножом, выматывающая, будто бы вытягивающая каждый нерв в теле, признанный эталон невыносимости, и то не приводит в большинстве случаев к серьезным последствиям. Только фантомные боли некоторое время потом, ничего необратимого, я знаю, о чем говорю…       А тут боль от того, что в теле что-то реально портится; нетерпимый зуд, такой, который даже частично купировать, разорвав кожу и мясо в клочья до самой кости, нельзя; и самое страшное, понимание, что тебя… ЗАЖИВО! СУКИ! ЗАЖИВО ЖРУТ! УБЬЮ!!!       "Уж лучше бы круциатус от Волдеморта, чем такое!" — не раз и не два за это время мечтал я.       Распорядок дня у меня был следующий. Просыпаюсь — боль до обхода. После краткого осмотра и приема лекарств — легкий завтрак и опять боль. До обеда. После гораздо более серьезного обеда — снова отвратительные зелья и жгущие кожу мази и краткий, два часа, магический сон. Потом боль до ужина. После ужина — прием обезболивающего, за время действия которого нужно было успеть заснуть, причем без всякой магии. Самостоятельно. Любой, кому не посчастливилось иметь потребность в использовании серьезных болеутоляющих, знает, какая на самом деле это проблема. Отсутствие боли пронимает так, что даже с операционного стола готов вскочить и бежать дальше по делам. Так, как есть. Например, незашитым…       Если бы не жуткие ощущения, которые в отличие от моих недавних опытов прервать было никак нельзя, а только перетерпеть, то меня бы замучила скука.       Чем заняться? Читать в Больничном крыле нечего. Уроки тоже хрен поделаешь. Волшебную палочку отобрали от греха подальше. Точно так же удалили все остро заточенные перья и вообще все острые предметы. И, скажу честно, правильно сделали. Ибо иногда мысли, хм-м, да, накатывали. Разные. Например, подручными средствами провести операцию по хирургическому удалению посторонних организмов из моего тела.       А вообще, для чего мне палочка и пишущие принадлежности, если все это время я пролежал скованный какой-то медицинской модификацией петрификуса? Из разряда — только для магов. То есть ни пальцем не пошевелить, ни слова сказать, только глаза и двигаются. Конечно, беспалочковая невербальная магия тоже в принципе возможна, но не в таком состоянии!       На редкость неудачное попадание в Больничное крыло.       Ненавижу магическую медицину!       Парни, конечно, регулярно забегали. Не оставили своего предводителя. Но что они могли сделать? Сообщить свежие сплетни? Рассказать, что изучали на уроках? Так учебник я и так листал в начале учебного года, в ознакомительных целях. Задать вопрос, почему там у них то-то и то-то не получается? И как я отвечу? Вращая глазами?       Но даже такие короткие посещения (не больше десяти минут) хоть немного отвлекали меня. А все остальное время я оставался наедине со своей болью и скукой.       Чтобы не спятить, во время одного из обедов (только для приемов пищи мне "отпускали" рот) я попросил хоть чего-нибудь почитать. Хоть какую-нибудь книжку. Хоть "Я — волшебник" Локхарта! Я был согласен на любой шлак.       Помфри ответила, что "читать в Больничном крыле нечего и незачем". Почти точная цитата. Но в качестве исключения она согласилась поискать что-нибудь, что не повлияло бы лишними эмоциями на процесс моего выздоровления. И такая книжка нашлась. Бородатого года издания "История Хогвартса"… для первокурсников.       Процедура чтения тоже оказалась очень занятной. Домовой эльф из хогвартской общины (Лотту тоже, от греха подальше, до моего обслуживания не допустили) держит руками распахнутую перед моим лицом книгу. Правый глаз зажмурю — страница вперед. Левый — назад. Ограничение от Помфри — "не больше десяти страниц в час". Лежи и вникай в давно известные тебе факты…       Однако даже в таком, чисто развлекательном чтиве совершенно примитивного уровня, оказалось, присутствуют жемчужины полезной информации. Я неожиданно случайно нашел ответ на свой вопрос, "бывают ли среди призраков — не маги". Оказалось, что я совсем забыл про факультетских призраков. Так вот, если дочка Ровены, Толстый Монах и криворукий при жизни и почти безголовый после смерти Ник были магами, то Кровавый Барон — нет!       "Стыдоба! А ведь это привидение моего факультета! Пусть бывшего, но… — с грустью подумал я. — Этот чертов Барон одним только фактом своего существования напрочь херит мою очередную задумку! А как жаль… Такая идея пропала! Избавиться от магии и этим скинуть бремя клятв, обретая нормальное, не рабское посмертие. Избавляться планировалось, естественно, только перед самой смертью от старости лет через сто — сто пятьдесят…       И это уже не первая моя идея, как откосить от воздаяния за невыполненные обеты. Надо в очередной раз признать, что чертовы Основатели знают, как правильно насаживать на крючок. Но ничего! Еще не вечер! Не может быть такого, чтобы совсем не было выхода с этими обетами! Вопрос-то совсем не праздный, ибо когда я найду этого "шутника", мало тому не покажется! И мне будет совершенно плевать, кто он, какую роль играл в каноне и как оценивают его жизнь Основатели! За пусть и неудавшееся, но все же покушение, за попытку убийства, а ничем иным это быть не может, спрос совсем другой!" — и от этих мыслей о сладкой мести мне становилось чуть полегче.       Ненависть, оказывается, не только усиливает заклинания, но и обладает определенным обезболивающим эффектом…       К концу двенадцатого дня, как совершенно правильно предположила Помфри, мои мучения подошли к прогнозированному финалу. Сам процесс, когда вылупившиеся кто-то там из личинок, не знаю, бабочки это были или мухи, вылезали из меня, я провел в милосердной отключке. Что-то врачиха смогла такое подобрать, чтобы вырубить меня на это время. И за это ей отдельное спасибо. Потому что я при одной только мысли о том, как прорывая кожу (СКВОЗЬ КОЖУ! ИЗНУТРИ! ТВАРИ!!!) наружу вылезали… Короче, об этом я даже думать спокойно не мог!       Еще два дня ушло на то, чтобы устранить последствия самого лечения. Те зелья, которыми Помфри травила червей у меня в теле, были ядом не только для паразитов. И теперь следовало лечить меня уже от них самих…       Методика устранения последствий отравления была насквозь узнаваемой. Обильное питье, тертый безоар, уголь, соответствующие микстуры для более быстрого оборота этих лекарств в организме… В дело шло все, что только помогает вывести из организма яд.       В данных процедурах приятного тоже было мало. Совсем не было, если сказать точнее. Ибо иногда сложно было понять, каким именно местом в первую очередь следовало приникнуть к ведру. Но после всего недавно испытанного — это, в самом деле, такая не стоящая даже легкой досады мелочь…       После лечения у меня по всему телу (кроме заранее очищенных от паразитов областей вроде головы и других мыслительных для мужчин органов) на коже остались короткие, тонкие, бледные шрамики. Которые, насколько я понимаю магическую медицину, теперь останутся со мной на всю жизнь. Издержки поражения магическими предметами и существами. В мире медицины магического, во всех смыслах, эффекта лечится, к сожалению, далеко не все. На каждый щит найдется свой меч. Сильванус Кеттлберн Полуцелый гарантирует это…       Рассматривая себя в зеркале, я размышлял не об очередных украшениях на и без этого далекой от гладкости коже, и даже не о неминуемой жестокой мести, а о том, что следует как-то поблагодарить Помфри за все то, что она для меня сделала. Ведь, если подумать, она уже который год за мизерную зарплату непрерывно изо всех сил латает этих дурных школьников (и меня в том числе), ежедневно прикладывающих невероятные усилия, чтобы не дожить даже до СОВ. И никто (кроме меня) ей даже простого "спасибо" за это не скажет! А если и скажет (и говорю), то достаточно ли этого? Да, конечно, насколько я знаю, не покладая рук трудится она здесь не столько ради огромной любви к детям, сколько из профессионального интереса, но отличной работы и возвращенного здоровья это не отменяет!       "Нужно будет как-то по-особенному поблагодарить Помфри. Но что ей подарить? Списаться, что ли, с тем гильдейским врачом?" — подумал я, оделся и провожаемый удовлетворенным ("Это была интересная задача. Можешь идти ломаться дальше…") кивком Помфри отправился на обед.       Символично. С обеда ушел — на обед вернулся…       Парни встретили меня с радостью. Постучали по плечу, посадили по центру стола, пододвинули тарелку и наложили туда побольше, сетуя, что от их любимого Крэбба злая Помфри оставила почти что один скелет. Что было, конечно же, образным преувеличением, но далеко не крупица истины в этом была. Сейчас, после болезни и промываний, меня не то что человеком "в теле", а даже парнем обычного телосложения не назовешь.       — Дзинь-дзинь-дзинь, — именно такой звук раздался по всему Большому залу, когда Дамблдор неожиданно постучал ножом по краю своего пустого кубка. Естественный шум, который сопровождал каждый прием пищи (скрип перьев по пергаменту в спешном порядке доделывающих уроки на сегодня, тихие беседы, стук ложек и вилок о дно тарелок, чавканье и хлюпанье особо нетерпеливых и бескультурных), медленно затих.       — Кхм… — кашлянул и прочистил горло директор. — Я как никто другой понимаю и ценю смех и хорошую шутку. Однако я хочу привлечь ваше внимание к следующему. Никакая шутка не должна переходить незримую черту, за которой лежит серьезный вред здоровью или, не дай Мерлин, что похуже. И если такое случится, я буду вынужден принять самые суровые меры к нарушителю школьных правил. Очень серьезные…       — А меры, которое примет Министерство, — добавила в тишине Амбридж, — будут намного более жесткими. Как не раз повторял министр магии, "главное достояние магического мира — это наши молодые волшебники. И их правильное воспитание…"       О чем там продолжила токовать Амбридж, мне было совсем неинтересно. Было притихшая злоба от слов Дамблдора вспыхнула с новой силой.       "А ты помнил об этом, когда пострадавшим был не член Палаты лордов, а обычная школьница-полукровка?" — билась у меня в голове мысль. Взбесившись от такого откровенного лицемерия, я рефлекторно перевел взгляд на стол Гриффиндора. Туда, где сидели первые и основные подозреваемые…