Танец на лезвиях неба

Солнце взойдет. Солнце застанет нас, когда нам будет все равно, что близится гроза.

Гребаное солнце, как ни странно, взошло. После событий ночи Мара сильно сомневалась, что её любимое светило появится. Что вообще день будет, и птицы снова будут верещать, как резаные. Устроившись на подоконнике, демоница то и дело поглядывала на мертвенно-бледное лицо Джарвиса. Перед глазами крутился яркий калейдоскоп. Вчера, обнаружив демона со следом от душеуничтожающего заклятия, она вывернулась наизнанку, пытаясь спасти то, что не подлежит спасению. Телепортировавшись в дом, она кое-как затащила Джарвиса в его комнату, пытаясь сэкономить магический потенциал. Ну, а потом… Магия Смерти может излечить только смерть. По частям собирая душу, восстанавливая природную магию, наполняя кровью вены, демоница ослабевала, материлась, но упрямо продолжала начатое. И она, Тьма подери, смогла. Вытащила из-за грани. Словно вдохнула куску мяса жизнь. И дико устала. Сейчас, сидя на подоконнике и жмурясь от яркого солнца, Мара уже с трудом верила, что всё это происходило всерьёз. И не могла понять — почему так важно было вернуть Джарвиса к жизни? Когда умирала Тэар, её можно было спасти с гораздо меньшими затратами. Но было абсолютно всё равно, есть она или нет. А сейчас творилась странная чертовщина, которую не объяснить. — Что со мной было? От неожиданности Мара подскочила и чуть не ушуршала со второго этажа. Скошенный серый глаз посмотрел за этим всем, а его обладатель даже сумел выдавить ухмылочку. — В тебя запустили оглушающим. Нечего ему знать, что на самом деле тут творится. Поседеет раньше времени. — А чего оно меня так разнесло? Джарвис демонице не поверил. Оглушающие заклинания на него не действовали от рождения. Сбой системы какой-то. И, уж тем более, он бы не провалялся в отключке до утра. Но игра, по всей видимости, не его, и нужно играть по чужим правилам. — Уровня высокого было. Пить хочешь? Удивительная забота. Ну, или намек на неё. Ибо таким тоном лучше было сказать: «чтоб ты сдох». — Нет, спасибо. — Завернувшись поплотнее в плед, Джарвис окинул демоницу взглядом. — А ты сейчас в статусе моего личного врача? Мара, второй раз за утро, чуть не свалилась с подоконника. Да другие бы от такого тона в плен Тьме сдались. А Джарвис ещё и шутит. Нет, таким кадрам язвить нельзя. Хоть с кем-то она нормально поговорить сможет. — Из меня плохой врач. Я в качестве надсмотрщика. Слежу, чтоб всякие демоны не вставали, не двигались и вели себя прилично. — А когда я вел себя неприлично? — И то верно. У тебя времени было мало для того, чтоб показаться во всей красе. Ловя на себе насмешливый взгляд Мары, Джарвис фыркнул и укрутился поудобнее. Ей он напоминал кота, разнежившегося на солнышке. Вот только у котов не бывает таких мышц и огромного запаса ехидства в серых глазах. — Доктор, а доктор, когда мне вставать можно будет? Легко спрыгнув с подоконника, Мара выпустила хвост и задумчиво поводила им у себя же перед носом. — Да хоть сейчас. А колдовать неделю нельзя. Или даже две. — Заметив хищный прищур Джарвиса, демоница проследила за ним. — Даже не вздумай трогать хвост, скотина! Вопль опоздал. Резко выбросив вперед руку, демон сцапнул конец хвоста и, как большой котенок, начал дергать кисточку, вынуждая Мару плюхнуться рядом на кровать. Возмущенно фыркнув, демоница отвесила вконец обнаглевшему Джарвису хлесткую пощечину. — Прости. Рефлексы. Ну неравнодушен я ко всяким кисточкам, помпонам, шарикам, ленточкам и тому подобным. Сразу тянет подергать. — Поняв, что речь должного эффекта не произвела, Джарвис, как можно покаяннее, добавил. — У каждого есть свои слабости. — Да плевать я хотела на твои слабости. Не смей меня трогать, дергать, да и вообще касаться. Резко подскочив с кровати, демоница вылетела из комнаты, захлопнув дверь так, что та благополучно слетела с петель. Ты ж посмотри на него. Нельзя трогать Мару, если вы ей не близкий. А он касается. Ещё и приятно так. *** Всю следующую неделю Мара, как могла, избегала Джарвиса. Патрулирований не было, в саду распустились лилии, требующие ухода, и демоница находила возможность не пересекаться с сожителем. Но, как ни странно, удовольствия или безразличия это не приносило. Замечая Джарвиса в окне, читающего книгу, пьющего чай или просто сдувающего (как и всегда) прядь волос, хотелось то ли подойти, то ли поговорить. И каждый раз, замечая порывы к сближению, Мара уходила к лилиям. Темно-красные и синие красавицы — её гордость — словно светились в вечерних сумерках. Догорающий свет солнца скользил по их лепесткам, а лёгкий ветер распространял повсюду свежий, немного сладковатый аромат. — Здравствуйте, красавицы. Я снова пришла. Мара слышала, что не страшно говорить с чем попало. Страшно — если тебе начинают отвечать. Лилии молчали, и демоница не заботилась своим психическим состоянием. По крайней мере — сейчас. Другое дело ночь. Уже три дня демоница не спала. Вернулись кошмары. Вернулась её личная Тьма, которая теперь гасила металлически-серые глаза вместо её души. Тьма давила темнотой, давила её же криком, вернувшимся через столетия. Мара накладывала на собственное горло звукоизолирующее заклинание, чтоб не будить Джарвиса криками. Просидев с цветами до глубокой темноты, демоница отправилась в дом, попутно отмечая, что свет на втором этаже ещё горит. Джарвис читал. Уже неделю он не перемолвился ни словом с Марой. Либо она пропадала в лесу, либо в саду. Но застать её было так же возможно, как и поймать ветер голыми руками. Решив не беспокоить её одиночество, демон, как мог, занимал свободное время. Слава Мраку, библиотека была обширная. Вот и сейчас, прихватив увесистую книгу о методах ведения боя, Джарвис полностью погрузился в чтение. Рядом стояла бутылка вина, из которой он периодически отхлёбывал, ибо слог у автора был тяжёлый. Сверху донесся сдавленный хрип. Потом ещё один. Хрипы становились чаще, надрывнее, словно это был задушенный крик. Отшвырнув книгу, демон вышел из комнаты, морально готовясь к нагоняю. Взлетев на третий этаж, он вошел в открытую дверь, из-за которой доносились хрипы. В комнате на широкой кровати лежала Мара. Скомкав в руке покрывало, она часто дышала, видимо, находясь в плену кошмаров. Не дожидаясь очередного хрипа-стона, Джарвис присел на кровати и потряс Мару за плечо. Оказавшийся возле горла кинжал мало порадовал, как и полубезумные глаза демоницы. — Мара, очнись. Это я, Джарвис. И убери от горла эту железяку. — Джарвис? Ты живой? — А с чего бы мне умирать? Меньше всего оба демона ожидали, что Мара, резко отшвырнув кинжал, прижмётся к демону всем телом. Неловко обняв Джарвиса, она, пожалуй, чувствовала себя ужасней, чем когда-либо. Её личная Тьма снова ожила. Решив уже ничему не удивляться, Джарвис молча обвил руками плечи демоницы. Мара жалась как зверек, которого долго пинала толпа, но нашёлся тот, кто погладит. — Джарвис, пожалуйста, — слова не хотели вылетать из глотки, — расскажи что-нибудь. Просто говори о чём-то. Кажется, в тот вечер демон рассказал ей всё. Поудобней умостив Мару в кольце рук, он говорил и говорил. О том, какими были его родители-алхимики, о том, как в три года он сломал себе шею, и в этот момент прорезались его целительские способности. Он говорил, что долго не мог научиться нормально ездить на лошади и варить сонное зелье. Рассказывал, как поступил в Стражу Покоя, а потом, по-пьяни устроил драку с высокопоставленными особами, из-за чего и вынужден был сбежать. Джарвис вспомнил о рыжем коте, который жил у него на веранде и очень любил молоко, а также о сове, которая мирно обитала у него на чердаке. Сову он называл «Миарра», чудная — на языке Третьего. О том, что он действительно питает слабость ко всему, что можно подергать, и что это увлечение не вяжется с ним самим. Замолчал демон только тогда, когда Мара, стальной хваткой вцепившаяся в его руки, заснула. Её резкие черты сгладил сон, в мертвенном блеске Луны волосы отливали чистейшей смолью. Открытые майкой ключицы и руки, хоть и накачанные, выглядели слишком сглажено и как-то отчаянно. Словно сила была её последним якорем в жизни. Джарвис пытался уложить демоницу в постель и уйти к себе. Но она настолько крепко вцепилась, что встать — означало разбудить, а этого демон допустить не мог. Примостившись рядом, он укрыл худощавую фигурку пледом и поцеловал пахнущие лилиями и лесом волосы. — Спокойной ночи, Мара. На этот раз, действительно спокойной.