Танец на лезвиях неба

Смерть стоит того чтобы жить

Светловолосый мужчина бессильно прислонился к стене. На его руках, зажимающих глубокую, смертельную рану на груди, стыла кровь. Все правители живут лишь до удара кинжала. Его наносит старость, смерть, предатели или судьба. Но он, рано или поздно, будет нанесен. Тарэн знал это. Он давно разучился бояться, но мысль, что он умрет от руки вшивой шавки Тьмы, даже перед смертью не давала покоя. — Брат… — Говорить было тяжело. Слова лежали в горле свинцовым раствором, не в силах выплеснуться. И подбирался холод. Звенящий, как металл морозной ночью. Сковывал кончики пальцев, руки. — У меня нет… Нет наследников. Тебе придется взять… Слишком, слишком много слов. За каждое из них приходилось расплачиваться мизерным остатком сил. — Тихо. Молчи. Мой целитель должен успеть. — Не городи ерунду. — Осталось самое важное и самое непроизносимое. Холод сменился обманчиво-теплой трясиной. Император Седьмого измерения, великий воин, маг, счастливый муж и отец. Вся жизнь стерлась. — Она… Брат, она жива. Най… Момент смерти был всего лишь моментом. Их сотни тысяч, рядовых, неприметных. Просто под ребрами сердце вспыхивает последний раз, а после осыпается пеплом. И больше не важно ничего. Мордред устало прикрыл глаз. Ему не привыкать к потерям. Об этом свидетельствовала черная повязка, закрывающая левый глаз и огромные, открытые раны внутри. Уже сколько лет, но их края не желают зарастать. Жена, дочь, брат. Кто ещё? Кого ещё?! *** Мара проснулась от бьющего в глаза света. Видимо, вчера она не закрыла плотные шторы, или их сегодня открыл Джарвис. Джарвис? Демоница села на кровати, вспоминая вчерашнюю ночь, и неверяще уставилась на правое запястье. Татуровка там была. И если до этого момента Мара ещё могла подумать, что это все фантазия нездорового воображения, то теперь мозг отказывался отрицать очевидное. Когда подруга Мары выходила замуж, она ляпнула одну единственную фразу глядя на руку: — Окольцевали. Сейчас это, несколько неуместное слово, всплыло в памяти и демоница рассмеялась. Все-таки Эрмеаль выиграла, Тьма её дери! Под рукой шелестнула нечаянно смятая бумага. Взяв листок, Мара аккуратно расправила его. На нем твердым, каллиграфическим почерком было написано следующее. «Доброе утро. Возникли дела, и я не счел нужным будить тебя. Не ищи меня, я в другом измерении. К обеду вернусь, хотя не факт. Моя мать может прийти, буду благодарен, если ты её примешь.» Крайне информативное послание возмутило Мару. Не счел он нужным, видите ли, будить её. Что ещё за новости? Что ещё за дела такие срочные? Зачем к ней придет Вильгельмина? Не утро, а просто сказка голубая! Но если будут гости, нужно одеться, что-то приготовить, а не валяться памятником расслабленности и лени. Вздохнув, Мара легко поднялась с кровати, завернувшись в простынь. Похватав с пола разбросанные вещи, демоница небрежно кинула их на кресло. Порядок порядком — но потом. Накинув привычные бриджи, демоница с неодобрением посмотрела на выцветшую майку. Нет, явно не то. Не годится в таком виде на люди показываться. Хотя Вильгельмина может и не прийти. Но, все же, лучше перестраховаться. Поэтому, когда через пару часов мать Джарвиса все же постучала в дверь, Мара встретила её, затянутая в черные штаны и тонкий свитер, скрывающий запястья. Почему-то демонице не хотелось показывать татуировку. — Здравствуй, Маргарита. Демоница, услышав свое полное имя, слегка поморщилась. Уже непривычно его слышать после стольких столетий. Но эта мысль быстро вылетела из головы, когда она увидела заплаканное лицо Вильгельмины. Её длинная белая коса была измарана непонятным, едко-синим веществом, рукав куртки разорван, левая рука измазана в крови, а в глазах плескалась боль. — Здравствуй. Проходи. Джарвис говорил, что ты придешь. — Мара уже видела этот взгляд. Несколько лет назад, во время схватки с несколькими Крысами, жена Алахана была взята в заложницы. Не пожелав ставить свои чувства выше общего блага, он, не сказав ни слова, позволил битве продолжиться и смотрел, как Мэллит умирала, пропитывая кровью землю. Но что могло случиться с Вильгельминой? — Пойдем на кухню, выпьем чаю. Демоница выпрямилась, одернула куртку и спокойно взглянула на Мару, вконец растерявшуюся от таких резких перемен. — Не переживай, девочка, я прекрасно себя контролирую. А предложение насчет кухни имеет право на жизнь. Пойдем. Вильгельмина корила себя. Эта демоница — всего лишь напарница её сына. Она не часть семьи, ей нельзя видеть ни переживаний, ни боли, как нельзя знать о их проблемах. Хотя, оглядываясь на чувства сына, скорее всего Мара скоро будет частью семьи. Или нет. Джарвис вообще к длительным отношениям не расположен, как показывает опыт. А там Тьма его знает. За то время, пока Вильгельмина размышляла, втупившись в одну точку, Мара успела сделать чай. Ей происходящее не нравилось абсолютно. Куда-то уходит Джарвис, приходит его мать, явно в расстроенных чувствах. А самое противное то, что она ничего не знает! — Присаживайся. — Вильгельмина наконец сфокусировала взгляд, и демоница невольно вздрогнула под проницательными серыми глазами. Но она может смотреть сколько хочет, а информацию добыть надо. — А где Джарвис? Женщина сощурилась, прикидывая, стоит ли что-то рассказывать. А то сын опять устроит концерт на тему «Какого-черта-ты-рассказываешь-кому-то-о-моих-делах-это-создания-не-имеют-никакого-ко-мне-отношения». — А он тебе ничего не говорил? Мара фыркнула. Да, конечно, соловьем заливался. Рассказал все, что знал, и что не знал тоже рассказал. И сидит она сейчас, вся такая осведомленная, а спрашивает просто так. Раздраженно дергая прядку волос, демоница ответила: — Сказал, что ушел по делам и вернется не скоро. Так где он? Дергая волосы Мара забыла об одной простой детали — рукав, во время активных действий, имеет тенденцию сползать. Вот и сейчас он открыл татуировку. В тот же миг рука была перехвачена, и Вильгельмина, просияв, спросила: — Это то о чем я думаю? Вырвав руку и снова закрыв татуировку, Мара мрачно буркнула: — А о чем ты подумала? Вот было кое-какое настроение, и то сплыло. Сейчас начнется «ты ему не пара» или нечто подобное. Просто обязано начаться! Потому что не бывает все так гладко. Чаще всего, чем больше любишь мужа — тем злее у него свекровь. Точно, это ж она теперь и свекровью обзавелась. Приплыли. Но, к удивлению Мары, Вильгельмина сказала совсем другое. — Ну слава Мраку! — Ослепительно улыбнувшись, она уселась на стул и, отпив чай, сморщилась. — А можно с сахаром? Мара, ты даже не представляешь, как я рада. Нет, я-то видела, что ты нравишься сыну. Но, скажу откровенно, не думала, что он свяжет с тобой свою жизнь. Нет-нет, не потому что с тобой что-то не так. Просто сын — это сын. У него были одни отношения, претендующие на серьёзность. Распались на второй неделе сожительства. — Насыпав в чашку четыре ложки сахара, Вильгельмина продолжила свою «речь». — Но скажи мне, родная, ты же теперь родная мне, на какой руке татуировка у него? Мара вопросительно выгнула бровь. Во время словесного потока Виль, она позволила себе улыбаться. Мать Джарвиса обладала редким умением заражать своим оптимизмом все вокруг. Но какая разница, на какой руке татуировка у демона? — На левой. А это имеет значение? Вильгельмина поперхнулась чаем. Да уж, вот она, молодежь. Ни черта не знают, и от этого же страдают. А сын-то подбрасывает сюрприз за сюрпризом. — Мара, скажу прямо, я в шоке. Татуировка на левой руке означает, что избранница становится чем-то большим, чем даже любовь. Не знаю, радоваться тебе или печалиться, но фраза «Любовь до гробовой доски» это про него. Ты теперь не сможешь ни уйти, ни разорвать вашу связь, ни даже находиться с ним в разлуке больше, чем на полгода. — Посмотрев на огорошенную демоницу, Вильгельмина ухмыльнулась. — Ну-ну, расстраиваться не стоит, хотя ты влипла как муха в смолу. Во всей этой ситуации Мару беспокоило только одно. И с татуировкой, и с её влиянием можно разобраться потом. Да все потом. — Где Джарвис?! — Занят он! — Почти прикрикнула Вильгельмина. Ты ей про море — она тебе про болото. — Вот скажи честно, Мара, тебе заняться нечем? Не получится у тебя участвовать во всех делах сына, больше тебе скажу, о половине их ты вообще знать не будешь. Джас — весь в отца. Они оба не терпят непрошенного вмешательства и малейшего контроля. Мара резко встала, почти отшвырнув стул. Любит, не любит, она имеет право знать. И узнает любыми способами. — Ну и пусть не терпит. Я должна знать! Почему он так резко исчез? Причем в другое измерение? Почему ты пришла в расстроенных чувствах? Обстановка накалялась, но ответить Вильгельмине не дали. — Потому что Император Седьмого измерения убит. — Синхронно повернув головы к двери, демоницы увидели замерших в дверном проеме Галахарда и Джарвиса. Оба — мрачные, сосредоточенные, руки лежат на рукоятях мечей. Джарвис, в темном наряде, и с серебряным венцом, плотно обхватывающим голову, его отец в охотничьем костюме, заляпанном кровью, и в длинном плаще. Галахард продолжил. — Он пал от руки приспешника Тьмы, на руках своего единокровного брата. Сегодня же в Седьмое измерение прибудет Мордред Эллир для обряда погребения. Мара побледнела. Только не это, вот, пожалуйста, только не это. *** — Галахард, спасибо, что так быстро прибыл. Здравствуй, Джарвис. Давно я тебя не видел. Низкий, глубокий голос разносился по просторному тронному залу. Говоривший — высокий, светловолосый мужчина, с черной повязкой на левом глазу, чуть склонил голову, приветствуя своих собеседников. Джарвис поклонился. Когда посреди ночи его вызвал отец, он не успел даже предупредить Мару. Пришлось оставить записку, и сейчас демон надеялся, что она все поймет. Хотя то, что творилось здесь, было гораздо важнее каких-то там ещё не случившихся ссор. — Здравствуйте, Император. Мордред улыбнулся уголком рта. Усталая, вымученная улыбка. Да, император. Но этот проклятый титул не сохранит ни его, ни близких. — Я слышал, вы осели в Седьмом Измерении? Галахард скривился. Море знал все, всегда и про всех. С одной стороны — титул обязывает, а с другой — раздражает неимоверно. — Твои соглядатаи следят за мной? — Нет. Просто у них было задание в Седьмом. Ты случайно попал в поле зрения. Галар, не буду ходить вокруг да около, ты мне нужен. В прошлом, Галахард был никем иным, как советником Императора. Вот и аукается прошлое. Двор он забросил, когда встретил жену, и не жалел ни капли. Свобода, любовь, любимое дело, что еще может быть лучше? Но, в глубине души, жила тоска по прошедшим дням. — В качестве кого? — Мой брат мертв. — Вот так, спокойно, даже холодно иной раз можно сказать то, что рвет на куски изнутри. — Я не смогу контролировать два измерения сразу. Ты долгое время был моим советником, твой сын, насколько я знаю, наследный князь и член Легиона тишины. — Мордред бросил взгляд на Джарвиса, и тот кивнул, подтверждая сказанное. — Мне нужны проверенные люди. Займись политикой и экономикой, а Джарвис пусть опекается армией и вообще военной подготовкой. Галар, больше не будет мира. Если падет Седьмое — до смерти остальных измерений долго ждать не придется. И здесь он был прав. И отец, и сын понимали его и в молчаливом согласии склонили головы. — И я, и сын согласны служить тебе, — уверенно ответил Галахард, успевший мысленно переговорить с Джарвисом. — Кстати, а кого ты искал в Седьмом? Мордред немного поколебался, прежде чем ответить. Скорее всего, сейчас его сочтут сумасшедшим. Но брат не мог сказать ему неправду, умирая. — Дочь. — Но она же… — Она жива. *** Галахард успокаивающе поглаживал плечи прильнувшей к нему Вильгельмины. Она явно переживала, а когда узнала, что он снова заступает на госслужбу, еще и расстроилась. Не в добрый час это, не в добрый час. Но сейчас оба демона из старшего поколения наблюдали за разборкой поколения младшего. — Почему ты мне ничего не сказал? Маре очень шел гнев. Её глаза словно горели изнутри, лицо приобретало каменно-идеальные черты, а сама она источала немыслимую внутреннюю силу. Но сейчас эта сила разбивалась о твердую, нерушимую скалу. — Я оставил записку. — Джарвис, так не пойдет! Ты не можешь держать меня в неведении. Демон поморщился. Вот чего-то такого он и ожидал. И эта разборка изрядно злила. Какого черта нельзя относиться ко всему проще? — Я все могу. У меня будет ещё уйма дел, о которых ты даже знать не будешь. Ты не будешь разгребать мои проблемы. Я твои — да, но никак не наоборот. По исказившемуся лицу Мары, Джарвис понял, что его занесло. — Ну уж нет. Для вот такой жизни — заведи себе овцу! Она будет мила, ласкова и обходительна, а еще не будет лезть в твои дела. На глаза набежали слезы. Демон сильно обидел её. Словно зарвавшейся девочке указали место. Сиди, мол, у окошечка, вышивай крестиком. — Мара, не нужно утрировать. — Иди в Тьму, Джарвис Хард. Выйти из комнаты Маре не дали, схватив за руку и прижав к себе. Игнорируя попытки вырваться, Джарвис крепко обнимал демоницу. Да, погорячился, да, сказал лишнего. — Прости меня. Прости, любимая. Мара притихла. Непривычно было слышать такое, да еще и по отношению к себе. Да и обида отступила. Ну как можно обижаться, находясь с теплом кольце сильных рук, слыша его голос, чувствуя, как под ребрами стучит сердце. — Не нужно так больше делать. А если с тобой что-то случится? Беседу прервал Галахард холодным: — С ним случится, если он будет и дальше жить с тобой. — В ответ на три недоуменных взгляда, он выколдовал образ женщины. Среднего роста, с длинными черными волосами и синими глазами, мягким контуром лица, в мшисто-зеленом платье и с короной императрицы. — Позвольте представить, Кьярансали из рода Проклятых, в браке — Эллир. Погибла в год Кровавых рек. Ты знаешь её, Виль, а ты, сын, слушай внимательно и поглядывай на свою «любимую» — Рядом с женщиной возник образ Мордреда. Моложе и без повязки на глазе. — Как вы поняли, её муж. — Усмехнувшись, Галахард выколдовал ещё один образ, и Мара знала, кого там увидит. Молодая демоница, черноволосая и синеглазая, в длинном, в пол платье, похожая и на Кьярансали, и на Мордреда. Девушка улыбалась, теребя кончик длинной косы, перекинутой на плечо. — А это уже наша Мара, правда, в издании помоложе. Закрыв лицо руками, демоница отошла от Джарвиса. Как Галахард узнал её? Как он узнал в Маре Блэтт молодую и счастливую Маргариту Эллир. Звёздочку, которую любили и родители, и подданные. Проклятую, которая расплачивалась за грехи прапрадеда. Потерявшую отца, похоронившую мать, позволившую себе связать судьбу с тем, кого полюбила. Тьма заберет её, как забрала всех из её рода. — Мара, что это все значит? Отступая к двери, Мара смогла прошептать только одно: — Прости меня, Джарвис. Пожалуйста.