Насмешка судьбы

Проснулся я, как ни странно, в знакомой обстановке - в тюрьме. Толстые железные решетки, холодные стены серого цвета и алюминиевый пол, из которого выглядывали криво забитые гвозди. Блеск. Жёсткий матрас с одним одеялом без подушки, туалет в качестве дыры в полу и умывальник над которым висело потрескавшееся зеркало. К нему я и побрел, открыв кран, где текла лишь ледяная вода, ополоснул лицо, прополоскал рот и, сложив руки в лодочки и соединив их, немного отпил, затем я уставился в своё отражение и крепко выругался. Это не я. Кожа потемнела и стала практически чёрной, карие глаза превратились в миндалевидные фиолетовые, а волосы белые, как снег и стали короче. Нос кукольный, губы уменьшились в объёме, также мои уши слегка вытянулись. Меня сейчас никто не узнает, даже Тревис. Повертевшись, я понял что похудел, мать вашу! От былых мышц, заработанных при разборках и кулачных драках, ничего не осталось, не считая рельефа. Да я в таком виде не то, что удар нанести - убежать не смогу. Хилый и дохлый, как анорексик. Где этот ведущий увидел выносливость? Тут ею и не пахнет! Для того чтобы вернуть прежнюю форму уйдут годы упорных тренировок. И как я раньше не заметил? И ошейник с заклепками. Я хотел его снять, но с каждым разом получал заряд тока. Подняв валяющуюся материю чем-то напоминающую мешок, я одел ее и, пошатываясь, плюхнулся на пыльный матрас и запустил руки в волосы. Это чертовщина какая-то, фантастика. Я в этом ничего не понимаю, я никогда не увлекался чем то подобным. Но ясно было, то, что тот тип в этом как замешан. Устало вздохнув, я прислонился к стене и задремал. А когда очнулся у моих ног лежал поднос с едой: каша и хлеб. Я набросился на неё сметя все за пару минут и все равно был голоден, это лишь раззадорило мой аппетит. Потом, за мной пришли два парня, сказав, что я буду работать на плантациях. История повторяется? Это даже не смешно, издевательство. - Я свободный человек и не буду выполнять ваши требования, идите на хуй. Тот, что был повыше, оскалился и, схватив меня за запястье, вытащил из камеры. Меня волочили по полу и вывели через темные коридоры под палящее солнце, оно не щадило, а обжигало кожу лучами, больше напоминавшее лазеры. - Держи, - мне всучили корзину, - собирай урожай. Иначе будешь наказан. Я ясно выразился? - Да, но меня это не устраивает, - я плюнул ему в лицо и скрестил руки на груди. Знаю, что привлекаю внимание, веду себя безрассудно, но по-другому не могу, это моя сущность. Я уже вряд ли исправлюсь или изменюсь. При давлении я не гнусь, не подчиняюсь, а ломаюсь, разлечусь в щепки, но не предам свои принципы. Таким меня воспитала улица, то место, где я родился и жил. С вызовом смотрел ему в глаза, даже тогда когда мои руки привязали к двум столбам, как при распятии. Он собрал всех тех, кто здесь работал, их кожа была обуглена, а взгляд потухшим, исхудавшие и сморщенные, они взирали на него, как на божество. - Так будет с каждым, кто сопротивляется. Наслаждайтесь представлением и бойтесь, - пафосно разглагольствовал подтянутый мужчина в военке с седыми волосами, указав на меня. Первый удар вызвал сильное жжение на спине, я стиснул зубы и сжал руки в кулаки, второй, будто они отрывают от меня куски мяса. Я чувствую, как кровь струиться по спине и задыхался от новых ощущений. Солнце... Я горю, нахожусь в огне... Мои раны, исполосованная спина плавилась, я начинал ломаться, но упрямо не опускал глаза и оглянул толпу. Они робко переступали с ноги на ногу, жалость исходила от них волнами, и сострадание. Когда то я был тем, кто причиняет боль, а сейчас мы поменялись ролями, я тот над кем издеваются. Снова. Опять. Удары сыпались на меня словно град, я тонул в агонии, вновь проваливался, меня засасывало, я хотел умереть. Я дёргался, вырывался, но все бестолку, те, в форме, они смеялись, подбадривали насильника, и я вспомнил, лицо первой жертвы. Я тогда плакал, ощущал её, её печаль и грусть, я приносил цветы на её могилу по воскресениям. Она любила ромашки, простые цветы, полевые. Алисия - ангел с белокурыми кудряшками и наивными голубыми глазами. Она светилась, когда говорила, притягивала всех своей искренностью и добротой. Потом она погасла, потухла; я вырвал этот светильник из розетки, обесточил её дом, опустошил её семью, единственный и долгожданный ребёнок, я оборвал их провода. - Я не слышу извинений, - с улыбкой громко проговорил главный. Разглядывая его тяжёлые ботинки, я уже мало что соображал. Неплохие, на мощной подошве такими и в грязь и по болотам не страшась можно пройти, со шнуровкой. Добротные и качественные, наверное, они стоят кучу бабок. - Ботинки... Где взял, - прохрипел я, отхаркиваясь красной жидкостью и запачкав его обувь. Мутит, он должно быть зол, еле сдерживается. Аххр, чертова плеть. Я выгнулся и тихо застонал. - Ты,- зарядил в плечо, - запачкал, - в грудь, - мои, - сжал горло,- ботинки - финальный в голову. *** Сейчас должно быть проходит коронация его брата Эшесса, дворец полон именитых гостей, а он сидел один в запертой комнате. Его опасно было выпускать, все кричали монстр, он - мальчик без души. Он питался чужой энергией, поглощал её. Вокруг человека, есть определённое поле, аура, энергия в чистом виде, без неё люди не могут жить, а он был зависим от неё. Но никто не знал, что её можно использовать, структурировать в магию. А у него было полно времени. Он нашёл неиссякаемый источник, который сейчас избивали, он принадлежал Дениору, но он не сможет отказать горячо любимому брату, о котором мало кому известно. Пустые синие глаза зажглись азартом и погасли, он не мог ничего чувствовать, это болезнь. Никаких эмоций, они переполняли его лишь тогда, когда он поглощал, воровал чужие.