***
Его командировка в Лондон была делом решённым. Фридриху отправляться не хотелось, однако выбора не оставалось — герр Кестенхольц был прикован к проблемам Азии, а более никому в Департаменте он не доверил бы разведку дел на острове. — Вы лучше любого из наших дипломатов подходите для выполнения поставленной задачи, Фридрих, — сказал герр Кестенхольц, когда они в последний раз обсуждали предполагаемую поездку Винтерхальтера перед отправлением начальника в Дели. — Вы — чистокровный министерский сотрудник, которого с равной учтивостью примут по разные стороны баррикад. Помимо того, герр Волан-де-Морт уже интересовался вами, притом настойчиво. — Какова будет моя официальная роль в Британии? — уточнил Фридрих. — Наблюдатель от нашего Департамента, готовящий доклад по ситуации на острове для Конфедерации. На деле же… Впрочем, вы знаете лучше других, что мне нужно. — Знаю, герр Кестенхольц. Информация. Его начальнику нужна была информация обо всём, что происходит в мировой политике. Этот его профессиональный интерес в полной мере совпадал с таковым Фридриха. Разумеется, дома весть о его командировке в Британию была воспринята плохо. — Зачем тебе ехать? — сухо поинтересовался отец после того, как Фридрих за ужином рассказал о поездке. — В Департаменте что, нет специалистов? Ты даже не дипломат. — Я — помощник и доверенное лицо директора Департамента, — ответил Фридрих, сохраняя хладнокровие. Ледяное спокойствие, веявшее от сидевшей по левую руку от него Арабеллы, этому прекрасно способствовало. — Ты для него дополнительная пара рук, глаз и ушей, — Конрад поморщился. — И это мой сын. — Герр Кестенхольц высоко ценит работу Фридриха, — рискнула вставить слово мать. Очень зря, как обычно. — Как же не оценить такую раболепную преданность человека, который должен бы смотреть на него свысока? — отчеканил барон, вперив в жену презрительный взгляд. — Мы не должны кланяться министерским чинам. Они должны кланяться нам. — Я не кланяюсь, отец, — возразил Фридрих. — Я жму руки. Те самые руки, которые жмёте и вы на светских приёмах. Отличие между нами в том, что я проделываю это дважды: на приёмах и в министерствах. Отец посмотрел на него сумрачно, но не успел ничего сказать — зашёлся в страшном приступе кашля, согнувшем его пополам. Белоснежная салфетка, которой барон прикрыл рот, быстро намокла в крови. — Дорогой, вам нужно прилечь! — мать вскочила со стула и, бросившись к мужу, заахала над ним. — Эльфы! Быстро сюда! Немедленно перенесите барона в его покои!.. Домовики подчинились, перенесли отца, и мать последовала за ними быстрыми нервными шагами. Вскоре звон её каблуков в коридоре затих, и повисла благословенная тишина. Спокойно вернувшись к фазану, Фридрих был решительно настроен насладиться беззвучием, однако Арабелла спросила: — Насколько правда то, что пишут газеты о событиях в Британии? «Пророк» упоминает лишь о нескольких «загадочных исчезновениях» маглорождённых волшебников и их семей. — Они действительно происходят, — кивнул Фридрих. Глаза Арабеллы блеснули. — А кроме них? Казалось бы, зачем ей знать? Фридрих прекрасно понимал: не для того, чтобы обсудить потом в салоне с подружками. У его жены подруг не было — так, пара приятельниц, но никогда ни с ними, ни со старшими дамами Арабелла не затрагивала политических тем, насколько Фридриху было известно. Она в принципе не любила говорить о важном походя, предпочитая обстоятельное обсуждение. Приятное отличие от прочих дам их сословия. — Было несколько нападений на министерских сотрудников, — Фридрих пока ещё только учился делиться с супругой, и слова дались ему нелегко. — Поступали также сведения о попытках шантажа и дачи взяток. Отдел правопорядка пытается отследить виновных, но пока безрезультатно. — Однако ведь личность того, кто стоит за этим, очевидна, — заметила Арабелла. — Более чем, — согласился Фридрих. — Но Министерство не может открыто пойти против Волан-де-Морта. Его поддерживает слишком много чистокровных, и слишком большая часть Министерства содержится ими. Министру нужны чистки, но всё замаскировано хорошо. Если чистокровные и действуют, но преимущественно тонко и ненавязчиво, меж тем получая, что хочется. — Это развязывает Волан-де-Морту руки. — Я считаю, что он играет с Министерством, пытаясь выяснить, как много министр готова ему позволить. — Как сильно министр зависима от влияния чистокровных, — добавила Арабелла. Фридрих вновь кивнул и против воли улыбнулся. Когда она обсуждала политику, его супруга становилась такой живой, горящей… очаровательной. — Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в Лондон со мной? — слова вырвались прежде, чем Фридрих сумел как следует их проанализировать. Арабелла посмотрела на него с искренним удивлением. — Вы предлагаете мне это всерьёз? — Почему бы и нет? — Фридрих не любил отступать, даже если и совершил оплошность. Кроме того, нынешняя ситуация могла ею и не быть. — Вам интересна ситуация в Британии. Поездка в Лондон в состоянии как нельзя лучше удовлетворить ваше любопытство… Разве что вас больше прельщает сидеть у кровати моего отца. Или вместе с матушкой путешествовать между гостиными в приличных домах и нянчить детей всех матушкиных подруг. — Я не считаю ваш юмор уместным, — проговорила Арабелла, но без обычной холодной резкости. — Я лишь хочу быть уверена, что вы, делая данное предложение, руководствовались не минутной блажью… — Именно ею, — настроение Фридриха улучшалось по мере того, как его жена в удивлении теряла привычную холодность. Вот теперь он верил, что ей всего двадцать два. — И я настаиваю на вашей компании, мадам. Супруга ведь должна следовать за мужем по первому зову, верно? — Нет, — ответила Арабелла, но вместе с ним поднялась. — Однако я поеду с вами в Лондон. Потому что я так хочу. — Чудесно, — резюмировал Фридрих и предложил ей руку.***
Лондон встретил Винтерхальтеров дождями. Как же Фридрих не любил этот город. Они остановились в «Савойе», отеле, в отличие от самого Лондона пользовавшемся однозначным расположением Фридриха. За годы визитов его успели занести в число наиболее почётных клиентов, выучить привычки, а посему в своём номере Фридрих, едва войдя, обнаружил на журнальном столике стопку газет, кофе и немного коньяка. Вот только на сей раз бокалов было непривычно два. — Вы ведь пьёте коньяк? — запоздало уточнил он у жены. — На мой взгляд, лучшее лекарство от сырости этого города. — Худший враг для холодного разума, — парировала Арабелла, уничижительно взглянув на бокалы. Те побледнели и вместе со всем содержимым исчезли. Фридрих посмотрел на неё недовольно, однако предпочёл не начинать перебранку. Им предстояло уживаться как минимум десять дней — самый долгий срок, что они проведут действительно вместе. Налив себе кофе, Фридрих удалился в кабинет, где обложился бумагами. Позже вечером ему предстояла первая встреча, ужин с главами Отдела правопорядка Краучем и Отдела магических происшествий и катастроф Фаджем. Эти господа и вверенные им подразделения имели прямое отношение к урегулированию ситуации в стране — а та становилась всё тяжелее и тяжелее: всё чаще происходили стычки и дуэли, всё чаще сообщалось об исчезновениях и убийствах. Герр Кестенхольц был обеспокоен и хотел выяснить, способна ли Британия сама справиться с внутренними беспорядками. Для этого Фридриху надлежало встретиться с представителя всех сторон. На ужин оба министерских чиновника пришли с жёнами. Фрау Крауч была нестарой ещё миниатюрной дамой, бледной и утомлённой. Фрау Фадж отличалась от неё, как день от ночи — пышная, розовощёкая и громкая, она твёрдо выражала своё недовольство по поводу решительно всего на свете. — Какие отвратительные у них тут люстры, — начала она застольный разговор, не успел никто из мужчин и рот раскрыть. — И это — лучший ресторан города? Да в старом Хогвартсе менее убогие люстры висят! — Салазар с ними, с люстрами, — процедил герр Крауч, неприязненно топорща усы, идеальная ровность которых была нарушена в этот миг, но быстро возвращена, не иначе как поддерживаемая тонкой магией. — Принесите лучшего вина, — обратился он к подошедшему официанту. — Вы какое предпочитаете, мадам? — Бордо, каберне совиньон, — проронила Арабелла. Фрау Крауч посмотрела на неё с уважением, фрау Фадж — с непониманием. — Мне полусладкого, — бросила она официанту. — Мне то же, что миссис Винтерхальтер, — тихо проговорила фрау Крауч. — Будет сделано, — учтиво улыбнулся официант. — Господа? — Виски, скотч, — пробормотал герр Фадж, нервно поглядывая на супружницу. Полная противоположность герру Краучу, он был всклочен и несколько неряшлив, притом заметно растерян. — Апероль, — сказал Фридрих. — Воды чистой, без газов, с лимоном, — подвёл черту герр Крауч и жестом отослал официанта. — Чистая вода — чистый рассудок! — Ваши бы слова да супругу моему в уши, мистер Крауч! — всплеснула руками фрау Фадж с хлопком, на который обернулись из-за соседних столиков. Герр Фадж позеленел, покраснел и виновато улыбнулся интересующимся. Те, явно узнав его, кивнули в ответ как-то сочувственно и вернулись к своим беседам и трапезам. Вскоре подали напитки и лёгкие закуски. Пока герр Крауч, взявший на себя роль заботливого хозяина, заказывал блюда, попутно давая советы о том, как стоит их приготовить, Фридрих осматривал зал в поисках интересных людей. Как назло, почти никто в ресторане не был ему знаком, лишь нескольких волшебников он порой видел в британском Министерстве, хотя понятия не имел, на каких они должностях. Герр Фадж оторвал его от наблюдений деликатным покашливанием. — Ну-с, как идут дела в Берне, мистер Винтерхальтер? Я слышал, внимание вашего Департамента приковано к Азии в последнее время. — Лишь части Департамента, мистер Фадж, — спокойно ответил Фридрих, сделав глоток апероля. — Другая часть работает над торговыми стандартами для Северной и Южной Америк, которые объединят их в один большой рынок. Но и Европа, само собой, продолжает быть средоточием нашего профессионального интереса. В особенности — ваша страна. — Ах, неудивительно! — воскликнула фрау Фадж, прислушивавшаяся к их разговору. — Такие страшные вещи творятся — люди пропадают среди бела дня! А то и оказываются убиты в своих же постелях, вот как. — Да, ситуация скверная, — промямлил её муж, но быстро повеселел, вспомнив, что убийства и исчезновения — не его сфера ответственности. — Бартемиус, расскажите нам, как успехи Отдела правопорядка в борьбе с Пожирателями Смерти? — Наша последняя облава дала хороший результат, — чопорно сообщил герр Крауч. — Нам удалось выявить и обезвредить группу из шестнадцати преступников, из которых, к вашему сведению, семеро были оборотнями, — он приложился к стакану воды с лимоном, а затем сообщил: — Поэтому я завтра и встречаюсь с министром Дженкинс — теперь у меня есть на руках факты, подкрепляющие моё требование ужесточить политику в отношении оборотней! — Как вы предлагаете ужесточить её, мистер Крауч? — заинтересовался Фридрих. Уже сейчас в Британии существовали едва ли не самые строгие в Европе законы относительно оборотней и великанов, и их ужесточение могло стать любопытным прецедентом. — Обязательное ношение на одежде опознавательных знаков, проверки сотрудников Министерства раз в триместр, разрешение на поселение лишь в строго отведённых локациях, за нападение на человека — десять лет Азкабана, — ответил Крауч, и глаза его предвкушающе загорелись. Фридрих и Фадж переглянулись. — Драконовы меры, Барти, — проговорил герр Фадж, промокнув лоб накрахмаленным белым платком. — Не озлобит ли их это ещё больше? Герр Крауч отставил стакан и, пригладив и без того ровно лежащие волосы, грозно выпрямился на стуле. — В таком случае, они сами дадут нам повод перейти к более радикальным действиям. За столом повисла тишина. Фридрих нейтрально наблюдал, подмечая, как горит идеей герр Крауч; как страшится столь жёстких мер герр Фадж; как глубоко плевать фрау Фадж на происходящее, платья дам за соседними столиками занимали её куда больше; с каким страхом смотрит на мужа фрау Крауч. Лицо Арабеллы не выражало ничего. Вернулся официант, а вместе с ним ещё двое — подошло время основных блюд. Оценив первоклассный аромат баранины в мятном соусе, Фридрих между тем не торопился к ней приступать. Мысли портили аппетит. Крауч настолько самонадеян и верит в собственный успех, что позволяет себе громко заявлять о подобном плане в присутствии его, Фридриха, представителя международного магического сообщества? Геноцид — а именно его Крауч собирается предложить министру Дженкинс — никогда не поощрялся Конфедерацией. Крауч считает ситуацию в стране настолько экстремальной, что без крайних мер не обойтись?.. — И всё-таки, мистер Крауч, возвращаясь к первоначальной теме. Удалось ли вам захватить кого-нибудь из Пожирателей Смерти? — произнесла Арабелла. Герр Крауч, уже почти донёсший до рта вилку с куском митлоуфа, замер. — Как и сказал, мадам, мы схватили шестнадцать только на этой неделе, — ответил он и принялся жевать. — Вероятно, вы поняли меня превратно, — не отступила Арабелла. — Я имела в виду высшие чины армии Волан-де-Морта, так называемый Ближний круг. — Мы знаем мало о его составе, — пошевелив идеально ровными усами, признал герр Крауч. — Личности этих людей не так-то просто раскрыть, мадам. Арабелла сузила глаза, но промолчала. Легко наклонив голову, принимая ответ герра Крауча, она вернулась к лососю. Официант подошёл, чтобы проверить, всё ли в порядке, и фрау Фадж не преминула выразить удивление тем, что при приготовлении её оленьего стейка не был использован шафран. Пока она говорила, Фридрих сделал официанту знак вновь наполнить бокалы себе и супруге, на что в ответ получил короткий кивок — если бы фрау Фадж заметила, что прислужник уделяет внимание кому-то кроме неё, лекция затянулась бы на дольше. А так всего спустя три минуты юноша удалился в сторону кухни. Улыбка официанта была точно приклеенная. Дальнейший застольный разговор мало чем отличался от любого другого в обществе чиновников любого Министерства магии на планете. Фридрих, наученный опытом, вежливо поддерживал его. Арабелла была втянута фрау Крауч в обсуждение Парижа, но было видно, что она скучает — светские обязанности никогда не доставляли ей удовольствия, это Фридрих знал. А потому после ужина, когда Винтерхальтеры простились с сотрапезниками и вернулись в свой гостиничный номер, серьёзно сказал жене: — Вам следует научиться притворству, Арабелла. От вас презрением разит за милю — это вовсе не помогает мне в переговорах. — Разве это переговоры? — возразила она, усаживаясь на мягкую софу перед камином. Тот красиво горел, но тепла не давал — августовский вечер выдался душным. Ночью быть грозе. — Не думаю, что этим людям есть, что дать вам. Фридрих глубоко вздохнул. Взяв бокал с коньяком, вновь оставленный на журнальном столике, он собрался было сесть в кресло. Передумал, опустился на софу рядом с женой. — От них мне нужна была информация. Ни Крауч, ни Фадж не идиоты, чтобы выдавать её всю, но общие черты можно уловить. Про оборотней же, как я предполагаю, Крауч заговорил неспроста. Он знает, кто мой отец… — Фридрих дёрнул щекой, — кто я. — Вы — чиновник Министерства на невысокой должности, — сказала Арабелла, неодобрительно посмотрев на стакан в его руке. Впрочем, на этот раз испарять не рискнула. — Так что, на мой взгляд, вы были правы в первой формулировке: Крауч знает, кто ваш отец. Фридрих отвернулся и, уставившись в огонь, отхлебнул коньяка. Злость на эту женщину вновь поднялась в нём удушливой волной, и чтобы не ответить резкостью, пришлось крепко сжать подлокотник и сосредоточиться на напитке. Но Арабелла и не думала замолкать. — Я никогда не могла понять, — продолжала она холодно и безапелляционно, — как вам гордость позволяет быть на такой должности. Помощник директора департамента, — Арабелла поморщилась. — К этому времени вы могли бы стать во главе одного из отделов… — И стал бы, — прервал её Фридрих, всё ещё избегая смотреть на жену. — Американского, если быть точным. Герр Кестенхольц прочил мне такую возможность несколько лет назад. Предлагал перевод. Арабелла широко распахнула глаза. — И вы отказались? — Потому что в карьерной гонке нет смысла, — ответил Фридрих, — когда ты по праву рождения стоишь выше начальника любого отдела или департамента. Ястреб не соревнуется с голубями, — он сделал ещё глоток и иронично улыбнулся огню. — Впрочем, скорее всего, никто бы и не осмелился соревноваться со мной. А восходить по карьерной лестнице, когда никто даже не пытается свалить тебя вниз, чрезвычайно скучно. Фридрих провёл рукой по лбу, волосам, затылку, не прекращая бездумно кружить коньяк в бокале. Какие смешные отговорки, однако, он выдумал. И главное, зачем? Он ведь хочет научиться доверять этой женщине — действительно хочет, потому что это выгодно в перспективе. И она сама хочет того же. Вот только, слишком резкая в суждениях, сумеет ли понять?.. — Но покидать свою должность я не хочу и по другой причине, — тихо сказал он, играя с бокалом. — Я многое приобрёл на ней: навыки, знания, контакты. А также… — он замолчал на момент, борясь с самим собою. — Также я приобрёл человека, мнением которого действительно дорожу. Дорожу разговорами с ним и вниманием. Дорожу как наставником… почти отцом. Он резко допил остатки коньяка и откинулся на спинку софы, запрокинув голову к потоку. В ушах мягко шумело, горели щёки, и глаза положительно не желали держаться открытыми. Было стыдно за откровения, но в то же время потрясающе легко на душе. Ещё бы Арабелла сдержала себя в руках и не стала комментировать… Раздался шорох платья, и на колени Фридриху опустилось приятное тепло. Он быстро открыл глаза и узрел раскрасневшееся лицо жены, её блестящие изумрудные очи. Блестящие от собравшихся в уголках слёз. — У меня… никогда не было подобного человека, — проговорила Арабелла, и её голос был таким тонким, грустным. Она вся казалась по-девичьи хрупкой, беззащитной — и куда только девалась обычная надменная дама? — Вы не могли бы… — она запнулась, — обнять меня, Фридрих? — С удовольствием, — серьёзно сказал Фридрих и прижал Арабеллу к себе, зарылся носом в медовые волосы. Нежная кожа мраморной шеи была так близко, и он не удержался от поцелуя. Получил в ответ сбивчивый вздох. Тонкие пальцы скользнули по его плечам, зарылись в волосы, и Фридрих потерял контроль.***
Дни летели, как быстрейшие чары. Занятые деловыми встречами, ланчами и ужинами — а то и завтраками — с виднейшими людьми острова, Фридрих и Арабелла всё время были вместе. Они, обсудив до начала, что хотят получить в ходе конкретной встречи, учились поддерживать друг друга в беседе и добиваться результата совместными усилиями. Они говорили вечера напролёт, организовывали информацию и составляли заметки — для герра Кестенхольца и лично себя. Повсюду их сопровождали новости — страшные известия о всё новых битвах, нападениях, похищениях. Дошло до того, что пропал глава Отдела магического транспорта. После этого на экстренной встрече у министра, куда Фридрих был допущен как наблюдатель, герр Крауч был бледнее смерти и с маниакальными глазами в десятый раз заявлял, что всё под контролем. Министр Дженкинс, строгая леди с убранными в пучок седыми волосами, казалась в тот день разбитой. По её приказу всех сотрудников, даже курсантов мракоборческой школы, бросили на поиски мистера Гибсона. Его истерзанное пытками тело нашли на следующий день в доме, над которым в воздухе парил дымный череп с высунутой из пасти змеёй — символ организации Волан-де-Морта. После этого сказать, что всё под контролем, не смог даже Крауч. А ещё Фридрих и Арабелла ждали приглашения. Оно появилось на пятый день пребывания в Британии — было принесено эльфом в тёмно-зелёной, расшитой серебряной нитью тоге. Домовик бы вышколен прекрасно, но, кажется, нем — во время доставки письма не произвёл ни звука, лишь кланялся больше обычного. Фридрих отметил это лишь походя, более заинтересованный содержимым конверта. — Передай, что мы будем, — сказал он домовику, и тот с очередным нижайшим поклоном исчез. — Когда? — только и спросила Арабелла. — В субботу в семь, — отозвался Фридрих. — Распорядитесь, чтобы эльфы доставили из дома ваше лучшее платье, мадам. Не каждый день герр Блэк выдаёт старшую внучку замуж.***
Фридриху уже доводилось прежде бывать в загородном имении Блэков, поэтому на восхищение обстановкой он не стал тратить время. Вместо этого, появившись, как и всегда, точно вовремя, чинно повёл жену к не занятому пока никаким разговором Арктурусу Блэку. — Мистер Блэк, — произнёс Фридрих с подобающей учтивостью. — Благодарю вас за приглашение. — Рад, что вы его приняли, мистер Винтерхальтер. Мадам, — герр Блэк легко коснулся губами руки Арабеллы и вновь повернулся к Фридриху. — Прошло долгое время с нашей последней встречи, молодой человек. — Три с половиной года, — подтвердил Фридрих. — К сожалению, дела не давали мне времени наведаться в Британию, — Блэк с пониманием кивнул. — Однако, когда они были в Вене, я встречался с герром Малфоем и герром Мальсибером. Эта встреча минувшей осенью, на которую Фридрих согласился исключительно из приличия, стала весьма любопытной. Герр Малфой, о котором Фридрих мало что слышал до этого, оказался господином весьма прагматичным и вместе с тем находчивым. Он интересовался бизнесом больше, чем политикой и с посредничеством Фридриха надеялся ввязаться в большую европейскую торговлю зельями и артефактами. Герр Мальсибер же, ещё более приземлённый, чем Абраксас Малфой, посетил Вену за компанию со знакомым для того, чтобы проверить свой сейф в венском отделении Гринготтса «на предмет готовности к непредвиденным осложнениям в Британии», как пошутил сам Мальсибер за ужином. Оба герра имели маски Пожирателей Смерти. Арктурус Блэк снова кивнул и бросил короткий взгляд в сторону вошедших в зал старого герра Нотта с супругой. Уловив этот полувзгляд, Фридрих вежливо откланялся и отвёл жену. Взяв с высокого столика по бокалу вина, они стали неспешно обходить зал. — Там вы можете видеть герра Лестрейнджа-старшего, его супругу и младшего сына — герр и фрау были на приёме по случаю нашей с вами помолвки. С ними беседуют герр Малфой и герр Роули, — стал представлять он местную знать, с которой Арабелле не доводилось прежде встречаться. — Дети рядом — младший Малфой и обручённая с ним юная фройляйн Блэк, младшая сестра сегодняшней невесты, а также дети наследника Блэков — те двое мальчишек, что спорят… Дальше герр Эйвери с женой и сыном, семья Розье, Макмилланы — супруга герра Блэка из них, хотя в обществе их не слишком жалуют… Та рыжая группа — Пруэтты, замужем за их наследником старшая дочь герра Блэка. Булстроуды, Краучи, Флинты — все тоже связаны с Блэками родством… Хм. — Кто это? — Арабелла вгляделась в даль, чуть прищурившись. — Антонин Долохов, — ответил Фридрих без приязни. — С ним, если мне не изменяет память, фройляйн Кассиопея Блэк. — Почему этот господин машет вам? — Видимо, хочет общения. Он тоже учился в Дурмстранге. С Долоховым и его спутницей они встретились на середине роскошного бального зала, где пока, в отсутствие музыки, люди просто бродили, приветствуя друг друга. Молодые люди и мисс Блэк также обменялись приветствиями, и Долохов заметил: — Приятно видеть вас здесь. Особенно вас, мадам Винтерхальтер, — он оскалился, обнажая ровные белые зубы. Фридрих нахмурился. Арабелла была прекрасна в зелёном шёлке, но это ничуть не давало Долохову право на неё столь откровенно пялиться. — У вас красивые волосы, девушка, — подчёркнуто высокомерно заметила фройляйн Блэк, от внимания которой также не укрылись хищные взгляды спутника. Кассиопея явно не была глупа и понимала, что её золотые годы давно прошли; впрочем, это вовсе не означало, что она готова мириться с сим фактом. — Благодарю вас, мадам, — откликнулась Арабелла и чуть сильнее сжала пальцы на руке Фридриха. Он понял намёк и хотел было начать подталкивать Долохова в необходимом направлении, как к ним подошёл Эмори Фоули, и процесс приветствий начался вновь. — Хороший день сегодня! — благодушно возвестил герр Фоули. — Подумать только, наш бродяга Рудольфус наконец женится. — Да ещё и на ком, — фройляйн Блэк приосанилась. — Моя внучатая племянница — прекраснейший цветок оранжерей Блэков. — Я бы скорее сравнил Беллатрису с артефактом из ваших семейных лабораторий, мисс Кассиопея, — проговорил Фоули, оправляя кружевные манжеты. — Притом и смертельнейшим. — Эмори, — предупреждающе проговорил Долохов. — Прошу меня извинить, неуместные шутки, — скучно протянул Фоули и тут же завёл новую тему: — Вы слышали, дамы, в Косом переулке… Пока он говорил, Долохов незаметно взял Фридриха за рукав и потянул в сторону. Фридрих украдкой переглянулся с Арабеллой, и та выпустила его из собственной хватки. — А ты смел, — заметил Долохов вполголоса. Его русский акцент с годами, проведёнными в Британии, стабильно уменьшался и сейчас почти не был слышен совсем в английской речи, но по-немецки Долохов говорил всё так же грубо, как и когда-то давно в Дурмстранге. — После того, что ты высказал Лестрейнджу, заявиться на его свадьбу… — Меня пригласил герр Блэк, — прервал его Фридрих, ответив вежливым кивком на приветствие герра Малфоя, отсалютовавшего ему бокалом. — Я полагаю, его покровительства достаточно для того, чтобы покинуть этот дом живым. — Само собой, — Долохов притворился удивлённым. — Разве у тебя были опасения? — Нужно быть готовым к любому раскладу, — строго ответил Фридрих. — Но к делу. О чём ты хотел поговорить? — Всё о том же, Фридрих, о том же, — Долохов огляделся по сторонам и продолжил: — Тёмный Лорд по-прежнему заинтересован в тебе. Теперь особенно — ходит молва, будто бы пара лет отделяет тебя от титула Барона-Всея-Европы. Такой человек милорду бы пригодился. — Я могу лишь повторить то, что уже сказал Лестрейнджу, Антонин: когда ваш предводитель будет готов вести со знатью Европы диалог на равных, мы с удовольствием с ним поговорим, — ответил Фридрих с куда большим холодом. — Сейчас наши позиции на континенте крайне прочны — сторонники бредней Гриндевальда и грязнокровки сами вырыли себе могилу. — Не без твоей помощи, как я слышал, — усмехнулся Долохов. — И ещё этого парнишки, Штайнера. Фридрих не ответил, ибо ему было нечего сказать. — Ты откажешься даже посредничать в установлении контактов? — спросил Долохов, вновь становясь серьёзным. — Опять-таки, всё сводится к отношению, — сухо ответил Фридрих. — Чистокровные Европы не будут работать на Волан-де-Морта. Они могут согласиться работать с ним. — Достойная формулировка. Фридрих дёрнулся прочь от вкрадчивого шипения, раздавшегося над ухом. Рука машинально потянулась к палочке. — Милорд, — Долохов поспешил поклониться. — Мистер Волан-де-Морт, — взял эмоции под контроль Фридрих и протянул магу руку. Тот посмотрел на его ладонь с язвительным любопытством. Впрочем, руку всё же пожал: коротко, сильно. — Что ж, мистер Винтерхальтер, — произнёс он, глядя внимательно, въедливо. Фридрих напрягся и как можно скорее выставил сильнейший окклюменционный щит своего арсенала — его не оставляло подозрение, что в определённый момент Волан-де-Морт отбросит приличия и примется за легилименцию. Если не хуже. — Ваш прошлый ответ, данный Рудольфусу, меня… разочаровал. И что теперь? Даже проведя неделю в Британии и увидев, как мы держим эту страну, вы продолжаете отказываться сотрудничать? — Я не отказываюсь от сотрудничества, — возразил Фридрих. — Посыльным быть не желаю. Как и пешкой — чьей бы то ни было. В алых глазах Волан-де-Мотра полыхнул гнев — этот маг явно не привык, чтобы с ним разговаривали таким образом. Фридрих понимал. Здесь перед Тёмным Лордом все пресмыкаются, как бы высоко ни было положение человека в обществе — это говорило о нём, как о сильном волшебнике… об истинном Тёмном, у кого не может быть союзников — лишь небольшой круг последователей и безмолвные слуги. С такими тяжело договариваться, потому что Тёмные бескомпромиссны, редко способны вступать в полноценные переговоры, а не надиктовку собственных условий. Фридрих знал… и не хотел связываться. Тем более теперь, на пороге баронства. — Приношу извинения за прямоту, — произнёс Фридрих, желая разрядить обстановку. — Однако мне кажется необходимым, чтобы мы друг друга правильно понимали, мистер Волан-де-Морт. Вы ратуете за соблюдение традиций здесь, в Британии — я нахожусь в центре такой же игры в Европе. Мы можем помочь друг другу, потому что боремся за единое дело. Однако с поправкой. У нас, на континенте, предпочтение отдаётся дипломатии и политическим ходам, а не насилию. На насилие люди вроде тех, кто сражался в армии Гриндевальда, будут тявкать больше. Мы стараемся убедить их, что главенство чистокровных им нужно. Волан-де-Морт прищурился. — Это займёт даже не годы — десятилетия, — прошипел он. — Вы готовы, молодой человек, до старости лет протаскивать в министерствах свои реформы? Я не готов. Я не стану тратить время на эту возню. — В таком случае, континентальная Европа и Британия пойдут своими самобытными путями, — сказал Фридрих. — Вершите революцию здесь, и удачи вам с ней, сэр. Мы же на континенте продолжим свою, как вы изволили выразиться, возню. История рассудит, чей подход более оправдан. — История рассудит, — бросил Волан-де-Морт и удалился. Фридрих стался один в тёмном углу зала — Долохов исчез, едва засвидетельствовал почтение своему хозяину. Фридриха разбирала злость, но он держал себя в руках. Чёрт с ней, с Британией — пускай местные чистокровные решают свои проблемы, как заблагорассудится. Он, Фридрих, больше не попытается втянуть их в альянс. Оставит этот промозглый остров со всей его самобытностью на суд потомкам. Его руки коснулась иная, нежная, прохладная, и в мысли пришёл покой. — Как прошло? — вполголоса спросила Арабелла. — Как и ожидалось, — отозвался Фридрих, через зал следя за движениями Волан-де-Морта. На его пути к Блэкам и Лестрейнджам почти каждый маг низко склонил голову. — Мы не договоримся. — Тогда не будем зря тратить время, — по-деловому сказала Арабелла. — Сейчас будет выход жениха и невесты, и дальше оставаться нет смысла… — Мы должны соблюсти приличия до конца, — возразил Фридрих, подхватывая с подноса проходившего мимо домовика два бокала. — Пусть нам это и не нравится… Возьмите шампанское, и пойдёмте к герру Малфою — мне кажется, как раз-таки с ним можно серьёзно поговорить о делах. Не политике, быть может, но хотя бы о бизнесе. — Пойдёмте, — тяжело вдохнув, согласилась Арабелла и вошла рядом с мужем в толпу.***
Остаток командировки прошёл блекло — по всей стране случались всё новые происшествия, в которых страдали маглы и грязнокровки, но Министерство пока не могло ничего толком ответить на агрессию армии Волан-де-Морта. Единственное, в чём оно преуспело на данный момент, так это в предотвращении хаоса в стране и миграции волшебников за рубеж. Покидая Лондон, Фридрих не оглядывался. Он искренне не любил этот город и надеялся, что видит его в последний раз. Вернувшись в родовой замок, первым делом Фридрих осведомился у эльфа о здоровье отца. Ответ был неутешительным. Барону стало хуже. — Полагаю, это означает, что к ужину он не спустится, — протянул Фридрих, поглядывая на высокие башни замка и тёмные окна в них. — Накрой стол на террасе на нас двоих. Арабелла, — он повернулся к жене, — вы же не возражаете? — Поддерживаю, — ответил она и взяла его под руку. Зной августовского дня уже отступил, ему на смену пришла расслабляющая прохлада. Прекрасно пахли розы и гортензии на клумбах. Пройдя между ними, Винтерхальтеры вступили на длинную террасу, опоясывающую замок, с которой открывался прекраснейший вид на горы. — Здесь невероятно красиво, — остановившись у парапета, произнесла Арабелла, скользя взглядом по долине внизу. — Все эти реки, долины, то, как облака цепляются за вершины гор… — И скоро всё это станет моим, — задумчиво сказал Фридрих, чувствуя силу в тени родового замка. — Мой отец в последнее время совсем плох. Он скоро умрёт, а мать, полагаю, переселится в наш особняк в Ницце — ей никогда не нравился горный климат. Здесь будет такая тишина… — Любопытно вы рассуждаете о последствиях смерти родителя. — Я всего лишь хочу спокойствия и умиротворения в своём доме. Арабелла отвернулась и вновь посмотрела на горы. В её глазах пылало такое знакомое, родственное чувство… — Род Кроненберг умрёт вместе с моим отцом, — проговорила она наконец. — Люди Гриндевальда обеспечили это, убив моих сводных братьев. — Ваша мать ещё довольно молода, — заметил Фридрих, — и, как он сам говорил, ваш отец надеется на рождение ещё одного ребёнка. — Этим разговорам уже много лет, — отозвалась Арабелла, изящным движением поправив перчатки. — Кроме того, моему отцу скоро семьдесят. — Моему начальнику почти сто. — У Кроненбергов мужчины умирают к восьмидесяти, согласно нашему фамильному древу. Моей матери же всего сорок два. Она прекрасно понимает, что если похоронит супруга в ближайшие десять лет, то всё ещё сможет вполне удачно выйти за какого-нибудь ровесника-вдовца. И балласт из маленького ребёнка ей вовсе ни к чему. — Зачем вашей матери вовсе за кого-то выходить? — полюбопытствовал Фридрих, провожая взглядом пронёсшуюся над лугом стрекозу. — Вдова герра Кроненберга не может нуждаться в деньгах. — Это не так, — спокойно сказала Арабелла, и её тон создавал впечатление, что говорят они о ком-то совершенно постороннем. — Моя мать — вторая жена отца, притом не родившая ему сыновей. Так что в его завещании я указана единственным наследником. — Вот оно как, — протянул Фридрих, задумчиво посмотрев на жену. — А так как вы — моя супруга… — Все активы Кроненбергов рано или поздно соединятся с состоянием Винтерхальтеров, — подтвердила Арабелла. — Деньги притягивают деньги, — усмехнулся Фридрих. — Это будет крупнейшее состояние в Европе. — Знаю, — откликнулась Арабелла. — Вопрос в том, как мы распорядимся им. Фридрих ответил не сразу — всё ещё рассматривал вновь ставшее флегматичным лицо жены, размышляя. — Вас это не беспокоит? — прямо спросил он. — То, что ваш род окончит жизнь? — Ничуть, — сказала Арабелла, и у Фридриха не было причин ей не верить. Однако… — Мне сложно это понять. Неужели вы в самом деле не испытываете никаких чувств относительно того, что ваша семья попросту растворится, перестанет существовать? — Моя семья не дала мне ничего, кроме строгого воспитания и договорного брака. Это наследие я не хочу передавать потомкам. — Тема детей… — Фридрих запрокинул голову к высокому небу и скользящим по нему пушистым облакам. — Моя мать в последнее время стала очень настойчива в желании выяснить, почему вы до сих пор не беременны. Обращалась с этим даже ко мне перед самой командировкой. — Вы говорили ей, что это наше сознательное решение? — Говорил, а что толку? У неё только одно на уме: как она будет в своём роскошном салоне на виду у приятельниц нянчить «маленького ангелочка», — Фридрих скривился. Арабелла повернулась к нему. — Я могу поговорить с ней. — Лучше поберегите нервы и сохраните время для чего-нибудь более продуктивного. — Это забота или недоверие? — уточнила Арабелла. — Забота, — поддаваясь порыву, Фридрих взял её за руку. — На серьёзный разговор с моей матерью терпения не хватит и у святого. — Любопытство вашей матери причиняет нам неудобства, — возразила Арабелла, однако руку не вырвала. Фридрих улыбнулся жене. — Тогда предлагаю спор: если вы сможете отвадить мою мать от темы наследника, я обязуюсь выполнить любое ваше желание. Если нет, соответственно, наоборот. — Согласна, — со всей серьёзностью кивнула Арабелла. Как видно, разговор она не стала откладывать в долгий ящик. Уже на следующий день, вернувшись из Департамента, Фридрих застал в своей спальне жену. — Поговорили? — догадался он, сбрасывая с плеч рабочую мантию. Магия эльфов тотчас же подхватила её и перенесла в прачечную. — Поговорили, — кивнула Арабелла. — Могу показать в Омуте памяти, если вам интересно. Фридриху было, поэтому он приманил из своего кабинета требуемый артефакт; тот завис между ним и Арабеллой, и чернота внутри Омута переливалась, приглашая заглянуть в неё. Арабелла коснулась кончиком волшебной палочки виска и медленно извлекла нить воспоминания, которую затем опустила в Омут. Сделав приглашающий жест, Фридрих пропустил жену вперёд, а затем и сам последовал за ней в воспоминание. Они оказались в салоне матери. Дитлинд полулежала на оббитой кремовым бархатом кушетке и пролистывала альбом. Арабелла изваянием замерла в кресле. — Фридрих в детстве был настоящим ангелом! — сама себе заметила мать и слегка повернула альбом как бы к Арабелле. — Вы только посмотрите! Можете ли поверить, что ваш мрачный супруг двадцать лет назад выглядел столь очаровательно? Арабелла ответила блеклым подобием вежливой улыбки. Взгляд Дитлинд сделался въедливым. — Дети — это прекрасно, моя дорогая, — сказала мать и сделала затяжку через мундштук. Дым сигарет теперь постоянно витал в этой комнате, где прежде господствовал аромат благовоний. — Вам пора и самой это познать. Я понимаю, вам может быть страшно взять на себя такую ответственность, но бояться тут совершенно нечего. Я вас уверяю! — Дело вовсе не в страхе, а в трезвом рассуждении. Мы с вашим сыном оба ещё молоды и не готовы к тому, чтобы завести детей, — возразила Арабелла. — Вы можете не переживать на этот счёт, дорогая! — мать расплылась в одной из самых мерзких своих сладких улыбок. — Ведь у вас есть я, и я с удовольствием займусь внуками! — Когда у нас появятся дети, вы будете максимально далеко от их воспитания. Дитлинд опешила. Затем нахмурилась. — Прошу прощения? — Вы всё расслышали верно. — Мне кажется, вы забываетесь, — проговорила мать, голос которой как всегда при возмущении стал особенно звонким. — Всего лишь озвучиваю наше общее с Фридрихом решение, — хладнокровно произнесла Арабелла. — Ни вы с бароном, ни мои родители и бабушка не будете воспитывать наших детей. Предвосхищая вопрос: видеться с ними вам никто запрещать не станет, само собой. — Да как вы смеете разговаривать со мной таким образом?! — Я разговариваю с вами, как с членом семьи, — парировала Арабелла. — Открыто и честно. Я не хочу с вами ссор и обид из-за недопониманий. Поэтому я прямо сказала, чего вам следует и не следует ожидать. Я не говорю, что у нас с Фридрихом не будет детей совсем — их не будет в ближайшие годы. Мы знаем, чего хотим от своей семьи, и для достижения поставленной цели нам предстоит ещё много работы. Мы приведём в этот мир новую жизнь только когда будет уверены, что не сломаем её. Её спокойная речь, произнесённая без единого скачка тона, ввела мать в такое для неё редкое состояние полной растерянности и молчания. Женщины сидели так, глядя друг на друга, минуты две — и вдруг Фридрих с удивлением заметил, что глаза его матери блестят от слёз. — Ох, моя дорогая… Настоящая Арабелла, всё это время молча стоявшая рядом с ним, аккуратно взяла его за руку и потянула Фридриха прочь из воспоминания. — Дальше не было ничего, стоящего внимания, — пояснила Арабелла, отступая от Омута памяти. — Лишь много сожалений и слёз. Впрочем, по итогу ваша мать согласилась оставить нас с вами в покое и не поднимать больше тему продолжения рода. Фридрих слушал её и не находил слов. Эта женщина способна творить чудеса. — Признаю своё поражение, вы справились блестяще, — сказал он, не скрывая улыбку. — Спор есть спор. Итак, чего вы хотите, Арабелла? — Я хочу, чтобы в наших отношениях появилась одна ложь. Фридрих вскинул бровь. — О чём вы? — Это… — Арабелла запнулась, и Фридрих впервые увидел румянец смущения на её щеках, — это может показаться вам странным и неуместным, однако, пожалуйста, не отказывайтесь сразу. — Я ведь обязался исполнить любое ваше желание в случае проигрыша. Говорите. — Я хочу, чтобы мы притворились, что любим друг друга, — Фридрих удивлённо посмотрел на неё и открыл было рот, но Арабелла не дала ему времени сказать ни слова. — Пожалуйста, дайте мне закончить. Вы знаете, Фридрих, что в моей семье между родителями нет любви, как нет её и в вашей. Это, а также бездушность, в которой нас взращивали не людьми — наследниками влиятельных родов, сделало нас такими, какие мы есть сейчас: закрытыми от мира, думающими лишь о выгоде и ненавидящими людей, которые произвели нас на свет. Вы можете решить, что во мне говорит женское начало, но я не хочу, чтобы наши дети выросли так же, как мы, думали так же. Не хочу казаться сыну фарфоровой статуэткой или назойливым насекомым, а дочь учить лишь тому, как удачно выйти замуж. Я хочу… — Семейного счастья, — закончил за неё Фридрих. — Крепкой семьи, связанной чем-то большим, чем долг перед родом, — тихо сказала Арабелла; так редко прячущая глаза, сейчас она отвела их, глядя то ли на горы за окном, то ли внутрь себя. — Нельзя заставить себя чувствовать, однако чувства можно придумать. Демонстрировать, играть — и в конечном итоге это войдёт в привычку, и каждодневная забота, интерес друг к другу вместо обычного для семей нашего окружения равнодушия войдут в нашу жизнь как её неотъемлемые части. Мы создадим комфорт между собой, уют, которым можно будет поделиться с детьми… Это ведь перспективно и с точки зрения выгоды: ненавидящие родителей дети могут неповиноваться, как мы с вами замышлять нечто, но если дети будут видеть в нас поддержку… — Довольно, — Фридрих взял супругу за плечи, развернул к себе. — Не оправдывайтесь, это вам не идёт. — Однако мне стыдно за эти сантименты, — сказала Арабелла, по-прежнему не глядя на него. «Она прекрасна», — подумал Фридрих, замирая. Холодная, как горы вокруг, и вдруг трепетная, что те цветы на лугу — кто на свете может сравниться с этой строгой, нередко бесчеловечной молодой женщиной, которая сейчас так очаровательно смущена и зла на себя за то, что обнажила слабую, чувственную сторону? Фридрих наклонился и поцеловал её. — Я выполню ваше желание, Арабелла, — сказал он, проводя рукой по её волосам, медовым каскадом струившимся по спине. — Во всяком случае, действительно постараюсь это сделать, потому что ваши доводы резонны. Кроме того, — добавил он, решившись озвучить мысль, тревожившую последние недели: — я считаю, что если и могу кого-то полюбить, то только вас. Арабелла улыбнулась ему — с мягкостью, пока искусственной, но ведь у них есть время, чтобы исправить это. Заглянув в её глаза, Фридрих осознал, что ещё немного — и он будет готов развязать войну с любым, бросить весь мир к ногам этой женщины, если она попросит. Что самое удивительное, в этом Фридрих не видел ничего дурного.***
Тридцатого августа отец Фридриха был госпитализирован в Берн — его состояние резко ухудшилось до критического. В ночь на первое сентября барона Конрада фон Винтерхальтера не стало. Похороны прошли закрыто и без единой пролитой слезы. Мать, кажется, исчерпала их запас за годы брака и теперь дышала почти с облегчением; она уже заявила сыну о желании перебраться в Ниццу и пригласила его и Арабеллу на Рождество. Фридрих пообещал быть, несмотря на угрюмый взгляд жены. Сам он чувствовал, в отличие от матери, отнюдь не облегчение. Глядя на свежую могильную плиту, Фридрих ощущал себя так, словно все тонны родового замка вдруг обрушились на него. Он ведь к этому шёл, готовился, ждал — но только теперь, когда отец испустил дух, осознал на самом деле груз ответственности, свалившийся на него. Ответственности перед гордостью, честью и процветанием рода. Перед Швейцарией, перед настоящими магами и мировым порядком, который необходимо поддерживать. — Господин барон, прибыл барон фон Эсслер, чтобы лично выразить вам соболезнования. Раболепный писк домовика оторвал его от размышлений. Фридрих вздрогнул, осмотрелся. Мать уже ушла с кладбища, лишь Арабелла стояла рядом, молчаливая и поддерживающая. Заметив его взгляд, она едва ощутимо улыбнулась и коснулась его руки. Фридрих улыбнулся в ответ и переплёл с ней пальцы. Теперь всё будет так, как они захотят. — Хозяин? Фридрих расправил плечи и перевёл взгляд на домовика. — Передай министру, что я встречусь с ним через четверть часа. Эльф почтительно поклонился. — Да, господин барон.