Все любимые девушки Стива Роджерса

День выдается солнечным. Стив завтракает под звуки радио — ну да, он все еще ужасный ретроград, но позволяет себе такие мелочи. В конце концов, это не музыка тридцатых, а всего лишь постановка Моэма — Стиву пока трудно воспринимать информацию, выделять нужное в этой невероятной современной какофонии, которую обрушили на него телевидение, интернет и даже пресса. Радио привычнее и кажется Стиву куда как более щадящим способом узнать нужные новости, особенно с тех пор как он открыл для себя сеть образовательных радиостанций. Он правда старается. Старк, шумный и навязчивый сын Говарда, подал отличную идею с этим списком, и немного позже Стив обязательно примется и за это. Он не может больше прятаться в четырех стенах. Он уже пробовал похоронить себя, и это было мелко. Никто бы не гордился им за это. Баки бы не гордился им, а Пегги уж тем более. День выдается солнечным, яичница отличная — Стив завтракает чаще всего именно яичницей, поскольку кукурузные хлопья, которыми его перекормила в детстве мама в качестве полезной пищи, он ненавидит, что бы там ни утверждали их производители. С последними вышла забавная история. Он даже чувствует себя теперь немного отмщенным. В первые месяцы знакомства с интернетом приходилось сложно. Всякое попадалось, и однажды ему не повезло больше, чем обычно. Под курсор мышки подвернулся мельтешащий баннер — буквально появился сам, из неоткуда, и в следующий миг экран лэптопа заполонили многочисленные «грязные» картинки, которые он бы при всем желании не смог назвать волнующими. В те годы, когда, чтобы достать нечто подобное, им, молодым парням, нужно было немного потрудиться, вкусы у публики были помягче. Сейчас сложность была лишь в том, чтобы, наконец, выключить все новообразованные окна. И он бы сделал это — но герой одной из тех картинок выглядел как-то чересчур знакомо. Стив, помнится, серьезно разозлился, увидав человека в его форме в порно. Нет, в этом смысле Стив не был наивен, но, тем не менее, не был готов к такому. Увы, решив избавиться от этой чепухи, он в тот же день услышал, что — нет, он совершенно не способен засудить ни тех, кто это снял (хоть бы из-за того, что снимали эти фильмы не в Америке), ни всех других, кто как-нибудь использует его фигуру для своего бизнеса. — Мне очень жаль, сэр, — сообщил ему юрист, — но образ Капитана Америки на самом деле собственность правительства. Использовать его в рекламе большинства товаров может кто угодно, поскольку это делает товар патриотичным. В сорок седьмом году официально было обнародовано, что изображение Капитана в полном облачении и в маске не наносит ущерба личности и авторским правам. Хотя я и сочувствую вашему возмущению, мистер Роджерс. — Да, но этот парень в фильме довольно быстро перестал быть облачен, — уже поняв, что проиграл, с мрачной иронией заметил тогда Стив. — Верно, и, кроме того, он был мулатом. Невозможно было бы доказать, что режиссер использовал ваш образ. А Капитан Америка и вы, сэр, извините — не обязательно одна и та же личность. Могу я еще чем-нибудь помочь вам, мистер Роджерс? Стив поблагодарил. Самое интересное, что после разговора ему стало спокойнее. Возможно, оттого, что, оказывается, кто-то еще, кроме него, держал в уме, что Капитан Америка — не то же, что сам Стив. Не абсолютно то же. Но вот производитель сухих хлопьев, тем не менее, попал впросак, поскольку на упаковке новой линии был именно Стив Роджерс, одетый по моде сороковых годов и с монологами, не оставляющими ни малейшего простора для трактовок. Стиву уже было, на самом деле, все равно — привык и не к такому, — однако кто-то в Щ.И.Т.е помнил случай с фильмом. До суда дела не дошло, а отступные производитель преподнес продукцией. Стив не нуждался ни в деньгах, ни в хлопьях, но парня, что явился тогда с извинениями лично, ему было немного жаль. В итоге в столовой основного офиса Щ.И.Та еще полгода кормили кукурузой по утрам. — Сэр, ненавижу вас за это, — сказал Бриан, когда они пытались что-нибудь перехватить после изматывающей ночной миссии. Стив усмехнулся ему так же широко, как парень на коробке. Солнце и радио, прекрасная яичница. И значит, даже скорая благотворительная встреча не испортит Стиву отличного сегодняшнего настроения. Он должен быть там сегодня, произнести речь и немного посидеть на месте, слушая, в свою очередь, речь Тони — но не слишком долго, чтобы тот не успел захватить Стива в вечный блистательный и разрушительный водоворот своей безумной деятельности, поскольку тогда Стив имеет шансы оказаться где-то на Майорке — а он не собирался на Майорку. И, если совсем серьезно, чтобы не очутиться таким образом в незапланированном отпуске, лучше бы вообще не сталкиваться с Тони нос к носу. Споласкивая чашку, Капитан Америка примерно намечает хитрый план собственного спасения. Не то чтобы он избегал общества Тони. После истории с читаури тот вроде как вызывает в Стиве уважение — но настроение, в которое Старка, как правило, приводят все презентации, устраиваемые мисс Поттс — то есть, все те, где нельзя пойти вразнос, на радость журналистам, уже после первого бокала — это настроение грозит множеством бед. Томящийся дух Тони не угомонится, так что к концу вечера мятежный Старк захочет отыграться. Значит, будет выпивка, корреспонденты, девушки, громкая музыка и слишком много слов, чтобы Стив ухитрился просто вставить «нет». Поэтому, когда возле подъезда его дома величественно тормозит лимузин Старка, Стив уже спокойно стоит в очереди возле благотворительного центра среди обычной публики, пряча лицо под козырьком бейсбольной кепки. Так гораздо проще. Длинная очередь неторопливо продвигается. Люди болтают и смеются, группка юных девушек щебечет прямо перед ним, Стив слышит свое имя и имя Тони, кажется, у них идет по кругу чей-то айфон, и Стив почти уверен, что на экране — те несколько фотографий из примерочной. И он очень хотел бы, чтобы в этом прекрасном двадцать первом веке он мог бы сходить в магазин одежды без того, чтобы уже через пятнадцать минут его голая спина мелькала в интернете — но он смирился, что уж тут теперь. Невдалеке от очереди выстроились молодые люди — юноши и девушки, манерой держаться и еще кое-какими мелкими приметами словно знакомые ему. Похоже, что кадеты Щ.И.Т.а, скорее всего, факультет силовиков. Наверное, будут участвовать в закрытой части вечера, но в этом случае им нечего делать перед парадным входом. Разве что они ответственны за безопасность, им ведь даже не нужно маскировки, они со всех сторон, как ни взгляни, беспечные студенты — да они и есть студенты. И, ради Бога, Стива куда больше Интернета пугает то, какой мощной структурой оказался Щ.И.Т. И неизвестно, кого тяжелее будет провести — стайку фанаток или этих без пяти минут агентов, он ведь солдат, а не шпион. — О, молодой человек, уступите место двум бедным старушкам! — Леди? — за ним действительно оказывается пара пожилых женщин. Прежде их здесь не было — растерянное лицо женщины, раньше стоявшей позади него, маячит за их спинами — видимо, ее тоже попросили уступить. «Старушки», между тем, выглядят больше радостно-возбужденными, чем хоть немного «бедными», но воспитание и нежелание привлечь к себе внимание людей, а также шанс еще немного удалиться в тень, подальше от фанаток и кадетов — все это заставляет Стива отступить. — Благодарю, — одна из них, с сиреневыми волосами, даже не глядит на вежливого молодого человека, просто поощрительно похлопывает его по руке и отодвигает в сторону, чтобы вместе со спутницей пройти на его место. — Капитан Америка? Ах ты старая перечница! — ворчит она на спутницу. — В твоем возрасте надо уже думать о душе, а ты заглядываешься на мускулы, как семнадцатилетняя. — Брось, дорогая, ты же его видела, такие мышцы вполне стоят царствия небесного, — отмахивается вторая, — лучше посмотри, что у меня здесь есть. Пока она роется в сумочке, Стив прячется за кепкой, даже не зная, что и думать. Он помнит, что со времени эксперимента больше не краснеет — по крайней мере, хоть не так заметно — но уши у него горят. — Как будто я не знаю, что там может быть, — первой старушке явно интересно, она склоняется к маленькому, усыпанному блестками ридикюлю второй, их плечи смыкаются, пряча искомое от косящегося на них с какой-то оторопью Стива, — наверняка еще одна твоя афишка сорок третьего. Ты в свое время чуть ли не обклеила ими все стены. — Как мы веселились! — довольно говорит вторая. — Но не болтай глупостей, милая, старые афиши я положила в твою сумку — если нам повезет, с подписью Капитана мы их продадим меньше, чем за неделю — не зря же я заставила Бобби завести нам аккаунт на этом Ибее. А у меня есть кое-что получше. Вот, смотри. Аккаунт на Ибее — думает тоскливо Стив. У этих леди есть аккаунт на Ибее. Им лет по восемьдесят. Чем я хуже них? — О Боже, дорогая. Это ты? И Капитан Америка? А почему ты раньше не показывала мне? — Не все нужно показывать подругам, ты бы мне завидовала! Да, это он. Фото на память, первые гастроли по стране. Хочу, чтобы он подписал мне это, наконец, причем, не просто так, а с посвящением. Тогда, болван, забыл, а вот без подписи теперь никто не верит, что это я. Как будто я так сильно постарела, что и узнать нельзя? — Ты же не хочешь, чтобы я ответила тебе? Очередь начинает двигаться быстрее. Стив делает короткий шаг вперед за старыми леди, про себя жалея, что не успел их толком рассмотреть. Кто это может быть? — думает он. Фото с гастролей — он не помнит, есть ли такие даже на именной экспозиции в музее. Хотя, фотографировали тогда много, очень — и для рекламы акций, и для тех афиш. Он вечно позировал с сенатором, и с девушками, с актерами в солдатской форме — как же ему стыдно было первое время… Главное, чтобы это не была Ширли. Или Бетти. И не дай боже, чтобы это оказалась Эми. Потому что Эми была смешливая и милая, но если это она… Она так постарела — как же он взглянет на нее? Она же каждый вечер по полчаса ходила с очередным гадко пахнущим чудо-кремом на лице, боясь первых морщинок. С Эми они фотографировались чаще остальных. Очередь движется. — Конечно, никакой он не актер, — рассказывала леди своей подруге, — солдафон, о чем тут говорить. Поднял меня здесь, неуклюжий негодяй, и даже не заметил, что у меня юбчонка задралась чуть ли не до груди. А мне всю жизнь стыдно за это фото, между прочим. — Стыд, — иронично подтвердила первая старушка, — просто жуткий стыд! Эми, — думает Стив, — конечно, это Эми. Наверное, одно из фото, где она сидит у него на плече, размахивая флагом. Еще были с Бетти — в итоге их и выбрали основой для афиш. — Послушай, милая. Тебе не кажется, что те юные леди могли бы нас с тобой и пропустить? Очередь начинает двигаться быстрее. Если это Эми… Конечно, жаль. Но если это Эми, то ее можно будет расспросить. *** — Ну что, прощайте, Капитан Америка! — Ширли шутливо отдавала честь. Когда он возвратился вместе со спасенными, шоу «Капитан Америка» все еще оставалось в лагере — без основной «звезды» следовать по пути гастролей смысла просто не было. Полковник Филлипс выделил для девочек провизию и пару дополнительных палаток, и заодно несколько человек в охрану — поскольку это все-таки война, и люди здесь другие. Энн потом отчитывалась: Банни и Рози завели себе поклонников среди местных парней, Лили решила вдруг стать санитаркой, и уже договорилась о срочных курсах в Лондоне, а Рут сообразила, что солдатня гораздо больше любит девушек, чем Стива — по крайней мере, если он на сцене — и теперь они готовят собственное шоу. Они будут в нем петь и танцевать — сенатор разрешит им, куда он денется, лучше они без Стива, чем вообще распускать шоу. Сенатору нужны голоса всех этих парней. Ну, тех из них, кто выживет. Они прощались в холоде и сырости туманным утром, незадолго до рассвета. Девушки плакали, смеялись, вешались на шею, окутывали Стива ароматами своих духов — чаще одним и тем же запахом; косметика, наряды и духи были у его девочек вместо боезапаса — общие на всех. — Давайте, Капитан, последний раз! — Бетти слегка попрыгала, как маленькая. Стив легко вскинул ее на плечо и покружил. Фанни рыдала, целовала его в щеки и просила писать, во чтобы то ни стало, и заезжать к ним. Они с рядовым Уилкинсом из сто седьмого уезжали тоже — Уилкинс заслужил медаль за храбрость, госпиталь и, вероятно, возвращение в Америку. Стив узнал от Энн — он оказался парнем Фанни, и на самом деле он так и не переставал все время писать ей. Он попал в плен в первый же день на новом континенте. Тонкую стопку его «писем» — тайных, торопливых записок на обрывках от газет, картонках и подобной чепухе, которую парень выпрашивал у пленных, — Фанни теперь носила на груди. — Пока, Стив, — улыбнулась Энн. — Служи отлично. И береги себя, солдат. — Так точно, — сказал он. Ужасно не хотел размыкать руки, выпускать ее. Она прижалась близко, теплая и усталая, и пахнущая сыростью и сигаретами, пудрой, духами, всем на свете… Энн… *** Он не нашел их, никого. Не помня их фамилий, оставив адреса в каком-то вещмешке, посеянном где-то во Франции в спешке погони и уже, наверное, истлевшем. Он ничего не знает о рядовом Уилкинсе, ну, а среди актрисок Бродвея или Голливуда этих лет не было никакой Энн Фуллер. Шоу, конечно, было, и продержалось до конца войны — вот только труппу быстро обновили. И если это Эми — Стив сможет спросить. Капитан Роджерс раздает автографы в тот вечер. Куда активней, чем всегда, стоит признать. Разные люди, очень интересные, очень обычные, веселые и нервные, восторженные или сдержанные — эти даже автографа часто не просят, только разрешения пожать руку или вручить открытку — проходят мимо. Капитан ждет их — двух старых леди, у одной из них целый рулон его старых афиш и фиолетовые волосы. Даже его чрезмерно юная охрана в курсе — Стив предупредил, только на этот раз это были кадеты с факультета связей. «Волонтеры, сэр», — развязно улыбнулся Роджерсу один из тех мальчишек, снимая его маленькой потайной камерой. «Отлично,» — ответил Стив, — «наверное, имеете гражданскую позицию. Две пожилые леди, я сказал». «Да, сэр!» И все равно они подходят чуть ли не последними — отягощенные подарочными майками и кружками, и парой канапе в руке той, что красила волосы в сиреневый. — Здравствуйте, Капитан! — довольно восклицает Эми. Если это Эми. Стив смотрит на нее, и она симпатичная старая женщина, но он почти не помнит лица Эми, он видел ее года три или даже четыре назад за вычетом тех лет, которые провел во льдах. А та теряет весь прежний задор, смущается как девушка и говорит: — Вот, подпишите, если вам не трудно, будьте так любезны. Я, если можно так сказать, всю жизнь очень надеялась, что… Боже, я так взволнована! Стив говорит: — Конечно, — поспешно принимая фото. Переводит взгляд… Фото он помнит. Там, на этом снимке, потрепанном и сильно пожелтевшем, черно-белом, с наспех и по-дурацки выставленным светом, замер растерянный и нервный Капитан Америка. По правую руку от него стоит женщина в нарядном платье, она тоже нервничает. А на руках у Стива… девочка. Младенец. Капитан держит ее так, словно боится, что она сейчас взорвется. Юбочка малышки задралась до самых подмышек, на девочке нет подгузника и ползунков. «Она на вас написала!» — все бормотала ее мать, убитая таким конфузным завершением вечера, и второпях запихивала мокрые тряпки в сумку, — «Мэри написала на ваш костюм, ох, мне ужасно стыдно, мистер… капитан…» «Джонни, снимай!» — поспешно сказал Стив фотографу, и Джонни щелкнул вспышкой. Стив смотрит на нее. А ей семьдесят лет, она совсем седая, лучики морщинок сбегают от уголков глаз к щекам, и она смотрит на него, как смотрят… он не знает даже, как. Он ее детство, — понимает Стив. Он Санта Клаус, только настоящий. — Рад вас снова видеть, — говорит он, — я помню этот снимок. Он улыбается. — Вы Мэри, верно? — Да! — говорит пожилая женщина, даже не говорит, а ахает, голос слегка дрожит. — Я Мэри, Мэри Кэмпбелл! Стив заставляет себя перевернуть фото. Верно, он расписывался на таких снимках, — но в тот раз ушел переодеться и, видимо, просто забыл. Он пишет: «Мэри Кэмпбелл, с любовью. Капитан Америка». Потом подписывает все ее афиши. Их почти двадцать. Полная коллекция. Вечером Стив включает старый джаз и гуглит в интернете архивные видеозаписи и фото шоу военных облигаций. Он находит лица, находит фотографии — немногих из своих, но среди найденных есть Энн — и он узнает Эми… В голове вертится: «Она ждала всю жизнь. А ты, кого ты ждешь?» На следующий день он едет к Пегги Картер. Больше — никого.