Дальше

      — Может, передохнёшь?       Нора упрямо помотала головой, хотя все её мышцы, кажется, радостно загалдели, упрашивая об отдыхе.       — Угу.       Я пошарил в кармане, нашёл мятую пачку сигарет. С неудовольствием отметил, что сигарет осталось не так уж и много. Обвёл глазами удивительно целый бетонный парапет — и с надеждой выделил глазами кусок металлолома, напоминающего остатки автомата по продаже сигарет. Если повезёт, то там можно будет обнаружить не только куски какого-то мусора, невесть как попавшего туда.       — Ты мой хороший, — пробормотал я предполагаемому автомату. — Папочка сейчас придёт.       Нора подняла на меня глаза, с недоумением посмотрела в том же направлении, но ничего не сказала. И правильно. Ну не объяснять же мне этой цыпочке, что подходящие к концу сигареты меня волновали больше, чем подходящие к концу патроны?       Она прислонилась к остаткам бетонного ограждения мостовой, стащила очки и пыльник, устало вытерла лицо рукавом. Я протянул Норе фляжку с водой, но она коротко качнула головой, отказываясь. Мы шли почти трое суток — если можно назвать этим словом почти постоянный бег. Мне-то было не так уж и трудно. В конце концов, я привык к таким расстояниям. Она же, эта цыпа… Молодец, короче.       Я ухмыльнулся, вытянул сигарету из пачки, щёлкнул зажигалкой. Ещё бы пива холодненького хлебнуть…       — Идём.       Я молча помахал сигаретой, показывая, что в ближайшие пять минут никуда идти не собираюсь, и Нора, только сжав губы, снова присела на край парапета, обхватила себя руками. Это тоже было правильно. Спорить со мной она разучилась ещё тогда, когда нам доводилось вместе наматывать километры по Содружеству. Давно это было — я подсчитал в уме — кажись, с полгода тому…       Когда она подалась в Братство, я особо не спрашивал, зачем оно ей надо. Удивился, конечно, но не привык как-то лезть к человеку в душу, ежели он сам того не хочет. Но Нора сама потом сказала, что Братство напрямую имеет отношение к её поискам, и вроде как выяснила, что к похищению её сына как-то приложил руку сам Институт. Как никто другой я понимал её чувства: сам бы без сына остался, если бы не она. Но, по-моему, дело было безнадёжное, раз уж касалось Института — эта полумифическая организация обросла байками и сплетнями, как я — мхом, пока бухал в «Рельсе». Что-то типа призрака — все знают, что есть, но никто не видел. Хотя мне-то какое было дело? Она платит — я работаю.       Но дура, по-моему, была редкостная. Уж не знаю, насколько мало надо иметь мозгов, чтобы в своих целях пытаться использовать аж целое Братство. С тех пор, как у них там за главного стал Мэксон, они такого наворотили — вся Пустошь разве что сама в себя не зарывалась, когда вдалеке винтокрыл слышала. А если уж на дороге патруль встречался, так лучше его было обойти подальше.       Нет, эти, в силовой броне, никого нарочно не трогали (ну ежели только ты не мутант или гуль), но всё равно вопросов особо не задавали. Открыть огонь для них было даже проще, чем высморкаться — так что, гуль ты или не гуль, они могли начать разбираться и потом. Когда бы твой труп осматривали.       И тут нате вам. В Содружестве появились. Явились — не запылились. И эта сразу встрепенулась: Братство? Здесь? Ради Института? О, и я, и я… и мне надо.       Дура.       Ни за какие крышки я не стал бы приближаться к тем, от кого свалил ещё из Столичной Пустоши — не люблю я подходить близко к тому, что не могу одним выстрелом положить. Так ей и сказал — мол, иди к ним сама. И, говорит, пойду. А ты как хочешь.       И ведь пошла! Упрямая как брамин… И мозгов столько же.       Хотя нет. У брамина мозгов всё же больше — целых два.       Потому что если бы я знал тогда, что она по пути к ним поймает сигнал бедствия — от того же отряда, да ещё и бросится на помощь — не знаю, что бы я сделал. Скорее всего, ничего. Ежели она чего себе в голову вобьёт, так уж ничем не выбьешь.       Мы на тот сигнал бедствия рванули так быстро, как я никогда даже от когтей смерти не бегал. Мы врезались в вонючую толпу гулей, которая облепила довоенный полицейский участок, и по доброй воле я такого не делал никогда, да и вряд ли ещё сделаю. Хоть у кого-то из нас мозги должны же быть.       Я видел, что могут гули сделать с человеком. По одному они страшны разве что своей кошмарной вонью, но когда они напирают валом, топча друг друга, давят всей своей вонючей массой… Нет, я такое не скоро забуду.       Но эти, у полицейского участка, очень даже неплохо справлялись и без нас, а уж тот стальной гигант, который, как потом выяснилось, был у них за главного, по-моему, едва заметил бы и вдвое больше гулей. Или даже втрое. И отстреливался-то так лениво, как если бы никуда не торопился.       И что же сделала эта дурочка? Взвизгнула и ломанула прямиком на помощь — к солдату Братства Стали. В силовой броне. На помощь. Вероятно, гули должны были при этом сдохнуть сами. От смеха.       Я щелчком выкинул окурок — тот сделал красивую сверкающую дугу и улетел куда-то за бетонное ограждение, упал в Потомак. Махнул рукой, показывая вперёд, и Нора молча двинулась впереди меня, постепенно переходя на бег.       За последние трое суток я от неё слышал очень мало. На привалах она по большей части молчала, а на бегу как-то особо поговорить и не удавалось. Я внимательно присматривался к ней — к ровным скупым движениям, слушал ровное дыхание — и удивлялся лёгкости её бега да угрюмому молчанию. Умеет Братство дрессировать, ничего не скажешь.       — Стой, цыпа.       Нора тут же замерла, даже ногу поставила обратно. Медленно обернулась ко мне.       Я выдернул из-за пояса бинокль, сделал ей знак присесть. И, когда она послушно опустилась на землю, быстро обшарил местность.       — На-ка, посмотри.       Она взяла бинокль, заглянула и досадливо прикусила губу.       — Ч-чёрт.       — Угу.       Я забрал бинокль, повесил на пояс. Потом перекинул винтовку на колени, сел, прислонившись к остаткам стены, и машинально хлопнул по карману, нащупывая пачку сигарет.       — А твои-то, вишь, как оживились.       — Вижу, — она протянула ко мне руку и вытащила бинокль у меня из-за пояса, чтобы ещё раз посмотреть на открывающийся вид.       Среди кучи обломков, в которые превратился район, отчётливо слышался далёкий топот, к которому примешивалось знакомое жужжание. Бетонные обломки ломались под тяжёлыми шагами, как сухие макароны, издавая такой же хруст. Силовая броня могла быть не только у бойцов Братства — всякие отребье тоже охотно ею пользовалось. Но не в нашем случае — бинокль отчётливо показал хромированную поверхность силовой брони и крылатый меч с тремя шестерёнками.       Я щёлкнул зажигалкой, и Нора бросила на меня неодобрительный взгляд.       — Это сейчас необходимо?       — А что? Они отсюда нас не увидят.       — Не знаю, — она снова поднесла бинокль к глазам, нахмурившись, и прикусила губу.       Я затянулся. Выдохнул. Убил бы сейчас за бухло.       — Ну? — спросил я. Её озабоченно-испуганный вид меня даже смешил. Однако с моей стороны было бы глупо недооценивать солдат Братства — равно как и её опасения. — Погнали?       — Подожди.       — Чего они там делают?       — Ничего. Патрулируют, — она перегнулась через меня, и я невольно скосил глаза ей пониже спины. Она оценивала то, что видела, а я, в свою очередь, тоже оценивал — то, что открывалось мне. Мда. Могло быть и лучше. Её в Братстве вообще не кормили, что ли? Похудела, как брамин у хозяина-алкаша. Хотя, ежели сбоку смотреть, то вроде бы и ничего так.       — Трое их там, — сообщил я ей.       — Я знаю. Два рыцаря и скриптор — это обычный состав патруля.       Я посмотрел ещё раз на то, что мне было видно и без бинокля. Может, ей просто одёжка велика? Что-то она в ней как будто потерялась, как мальчишка в отцовской рубахе. Да и берет этот, под который она всегда волосы прятала, лишь сходство подтверждал.       — Ушли?       — Нет.       — И чего они там трутся? Не иначе как тебя, королевну, унюхали.       Нора метнула на меня гневный взгляд. Убила прям этим взглядом, убила.       — Прикуси язык, Маккриди.       Я аккуратно затушил окурок, положил рядом. Раскидываться и любоваться искрами действительно было бы неуместно как-то. Подумал, скрутил пробку с фляжки.       Вода — это гадость. Пиво было бы куда лучше. Я иногда думал об этом: вот почему, скажем, от радиации какие-то там ящерицы превратились в когтей смерти, а вода в пиво не превратилась? Несправедливо.       И кстати о когтях…       — Слышь, цыпа. Нам бы уйти отсюда до темноты.       — Уйдем… Когда-нибудь, — раздражённо добавила она, глянув в сторону патруля. — Я надеюсь.       Я высунулся из-за стены, которая стала нашим укрытием, и посмотрел на неспешащие удалиться стальные фигуры. Без бинокля они казались маленькими букашками, но обольщаться размерами букашек не стоило.       — Хорошо простреливается, — заметил я. Просто так заметил, ничего не имея ввиду, но Нора вдруг встрепенулась.       — Что? Не вздумай!       Я усмехнулся, поднял руки ладонями вперед, как если бы сдавался.       — Ладно тебе, цыпа! Я ж просто так сказал… Ладно, — повторил я уже серьёзнее. Шутки шутками, а выбираться отсюда надо. Этим-то в силовой броне ничего не сделается. Да и то, как сказать — силовая броня иному когтю что банка консервная. Что уж говорить про нас — про почти готовое мясцо.       Я окинул Нору быстрым взглядом. «Ну или кости», — мысленно добавил я.       — Чего они там зависли? Уснули что ли? — не выдержал я. — Уходить надо.       — Пошли, — она вернула мне бинокль, поправила перевязь, огладила её, подёргала за ремешки. — Куда теперь?       — Вперёд.       Она высунулась из-за стены, посмотрела на патруль и перевела на меня недоумевающий взгляд.       — Шутка такая?       — Дорога такая, — огрызнулся я. Пояснить ей, что обходить это место, которое вдруг приглянулось патрулю Братства (чего они там интересного увидели, что зависли и ни ногой с того места?) — это значило бы с одной стороны спуск в метро, а с другой — переправу вплавь через канал?       Метро — не самый плохой вариант, но патроны были на исходе, а откуда мне знать, сколько их там, этих вонючих недотрупов? Да и мутило меня спускаться туда — не мог я видеть метро.       Если переплывать через Потомак, пусть и не в самом широком месте, то где мы столько антирадина возьмём, чтобы не начать светиться?       — Цыпа, ну не будь глупее, чем ты есть на самом деле. Будем прорываться.       — С боем, — кивнула она с насмешливым пониманием. — Мимо патруля Братства. И кто же из нас кого глупее?       — Да упаси боже! С каким боем? Бегом, цыпа, бегом. Ножками. Вот так, — я быстро-быстро перебрал в воздухе пальцами, наглядно демонстрируя ей, как именно следует бежать мимо патруля. — И при этом живенько шевелить своими тощими булками.       — Тощими?       — Пошли, — я закинул винтовку за плечо, попрыгал, возвращая съехавший рюкзак на место. — И быстро, быстро, быстро… Ежели быстро, то они от неожиданности офигеют и нам ничего не сделают.       — Когда бойцы Братства «офигевают», то они обычно сразу открывают огонь.       — Думаешь, Мэксону не понравится, если ему вернут твой труп?       — Юморист хренов, — меланхолично сказала Нора. — Ты же не думаешь, что они…       Она не договорила. Внезапно вздрогнула земля, как от взрыва, и следом раздался мерный топот, как будто бежало что-то большое.       Очень. Очень большое… Прямо на нас.       Воздух разорвал рёв, от которого мы оба машинально пригнулись. Но только на один миг — в следующий мы в ужасе уставились друг на друга. Из-за груды бетонных и металлических обломков, в которые превратились ближайшие здания, в воздух взметнулся фонтан из пыли, кусков арматуры и асфальта.       — Дёру, цыпа! — я схватил её за руку, рванул за собой.       И мы стартовали с места так, как будто за нами гналась сама смерть. Да, собственно, она и гналась. Перепрыгивая черед куски бетона, в которых уже даже не угадывалось того, чем они были раньше, через обломки арматуры и остовы машин, мы ломились напролом через остатки полузаваленного прохода между зданиями, прямо на фигуры в силовой броне.       Нас заметили. Да и сложно не заметить двоих бегущих не разбирая дороги людей.       — Стоять! — донёсся до нас окрик, искажённый переговорным устройством. Путь нам заступил один из них.       — Коготь, мать твою! — заорал я в ответ, едва не впечатываясь в эту металлическую груду. — Коготь! Какой «стоять»?!       Опасения попасть в поле зрения патруля Братства как ветром сдуло — они, по крайней мере, не порвут и не сожрут.       Рёв повторился — аж кровь заледенела. Зверюга учуяла нас, рвалась сквозь бетон, как нож сквозь масло, раскидывала во все стороны ржавыми брызгами.       Рыцарь никуда не убрался. Вскинул карабин, передёрнул затвор, коротко взглянул в сторону, откуда на нас неслась рогатая смерть.       — Сюда, быстро.       И он указал на проржавевшие створки люка, вделанные в стену. Нора затравленно посмотрела на рыцаря и перевела глаза на меня.       «Что, цыпа, не ожидала такого гостеприимства от Столичной Пустоши?» — захотелось сострить мне.       — Быстро! — с нажимом повторил рыцарь. Шлем блеснул стёклами в мою сторону, повернулся к Норе, задержавшись на ней. — Уходите.       Металлические пальцы схватили нас обоих, как котят, и буквально затолкали в люк. Следом загрохотало, будто снова началась война. Нора вцепилась в мою руку с такой силой, какой было бы удивительно ожидать от такого курёнка, в которого она превратилась. В темноте её мертвенно-бледное лицо едва ли не светилось, как и большие от ужаса глаза — будто только они и остались на этом лице.       Звуки стрельбы были практически неотличимы от грохота падающих на дверь люка обломков зданий. Про то, что это могут быть обломки, скажем, силовой брони, думать не хотелось. Что ж, по крайней мере, в этот самый момент нам обоим ничего не угрожало.       Я перевёл дыхание и принялся осматриваться — если скорое пожирание нас откладывалось, то можно было бы и посмотреть, чем тут можно поживиться.       Очень хотелось курить. Пачке-другой сигарет я был бы очень и очень рад. Небольшая кучка крышек тоже бы не помешала — лучше, конечно, большая, но сигареты сейчас были бы нужнее.       Сверху грохало и ревело, и от каждого упавшего на люк куска Нора сжималась в испуге, ещё сильнее подтаскивая к себе мою руку. Инстинктивно она отступала дальше от люка, вглубь этой серо-чёрной бетонной кишки, тащила за собой, едва не отрывая мой рукав.       Глаза немного привыкли к темноте. Нас окружали серые стены, изъеденные временем и с отвалившимися целыми кусками штукатурки. Темнота не окружала нас целиком — она уходила тоннелем куда-то вглубь и вниз. Метро? Да нет, бред. Спуск в метро — под стеной здания? Бомбоубежище — вот что это.       Выстрелы стали удаляться. Грохот — тоже. Я хотел подняться и посмотреть, куда вёл этот коридор, но не смог вырвать свой рукав из судорожно сжатых на нём пальцев.       — Ну хорош, цыпа. Они там без нас разберутся, — я подёргал рукав. — Твои ребятки не лыком шиты, небось.       — Роберт, — негромко проговорила она, глядя на меня круглыми как блюдца глазами. — Они же там… одни. И… Коготь…       — Цыпа, блин, — раздосадовано сказал я и рывком выдернул у неё свой рукав. Не отрывая взгляда от люка, она моргнула — медленно, как будто с трудом осознавала, где находится. Сдернула с плеча карабин, дёрнула предохранитель и качнулась в сторону люка. — Ты серьёзно, что ли? — я заступил ей дорогу, довольно бесцеремонно толкнул в другую сторону. — Ну давай ещё, дёрни к ним. Спасать. Как тогда, к Дансу — он бы тогда, чай, без тебя прям пропал бы. Гули бы его порвали и сожрали. Вместе с силовой бронёй.       От моей болтовни в её глазах стало проступать некое осмысленное выражение. Стрельба внезапно прекратилась, и стало так тихо, как если бы заложило сразу оба уха.       — Ну ежели бы не подавились, гули-то, Данса жрать — это как же оголодать надо, — добавил я, сдёргивая винтовку с плеча и загоняя патрон в патронник. Осмотрел прицел, осторожно снял с него пылинку. Ненавижу пыль на прицеле. — Снимай с предохранителя, цыпа, — сказал я и глазами указал вперёд. — Нет, фонарик не включай — нам сейчас лишний свет ни к чему. И туда не смотри даже. Туда, — я кивнул в сторону дверки люка, — нам тоже ни к чему. Даже если когтя завалили, то твоим ещё как-то надо будет объяснять, кто мы такие. А они могут не так уж быстро поверить в то, что мы — простые поселенцы… Давай, давай. Пошла.       Она послушно отпустила свою пищалку и обошла меня, не переставая оглядываться на люк. Я пропустил её на несколько шагов вперёд; Нора повозилась с револьвером, и я услышал звук взводимого курка.       — Куда мы идём? — спросила она вполголоса.       — Понятия не имею, — ответил я, напряжённо осматривая тёмные углы. — Мы идём не «куда», а «откуда». Скажи спасибо когтю смерти, а то нам и правда пришлось бы заливисто врать, рассказывая, что мы тут вообще случайно проходили.       Вскоре под ногами стали прощупываться ступени — уводили вниз, и мне это не нравилось. Такие глухие места особенно любили гули. То, что они могли ориентироваться в темноте лучше нас, мне тоже не нравилось.       Бомбоубежища всегда имели только один выход — он же вход. Но оставалось надеяться, что где-нибудь там что-нибудь отвалилось от стены, и, может, образовалось нечто, через что можно выбраться наружу. Если это, конечно, бомбоубежище.       Темнота вскоре перестала быть такой густой и чёрной — мы почти на ощупь шли вперёд в серой туманной мгле. Даже ставить ногу было боязно — казалось, что вот-вот провалишься в серую мягкую массу, окружившую нас.       Я судорожно, со знакомым чувством поджавшихся внутренностей принюхивался, пытаясь уловить вонь гулей, но пока чувствовал лишь плесень и спёртый застоявшийся воздух, в котором ощущался тонкий запах какой-то химии. Это немного обнадёживало — если нет гулей, то уже не все так плохо, а с остальным можно было бы попытаться договориться.       — Роберт, — услышал я шёпот. Так меня называла только она — и по большей части тогда, когда хотела сморозить очередную глупость. — Роберт, как ты думаешь, с теми… тем патрулем… что с ними?       — Не знаю, — ответил я, хотя на языке вертелся другой ответ. — Либо они завалили когтя, либо он — их.       — А… ну…       — Лучше закрой рот, цыпа. Так ты умнее кажешься, — Нора промолчала, отвернулась. Сжала рукоять револьвера обеими руками. Я вздохнул и сказал ей в спину: — Потерпи. Ты устала, я знаю, но нам надо выбраться отсюда. Тогда и отдохнём.       Она даже не кивнула, а просто молча опустила голову. Я услышал, как её дыхание прервалось, Нора всхлипнула и пошла вперёд — как-то тяжело, ссутулившись.       И мы шли, ползли в этой мягкой серой мгле, а я слушал тихие всхлипы и не знал, удивлялся или нет. Или, может, сочувствовал. Кем бы ни были эти люди, для неё они имели гораздо большее значение, чем я предполагал. Нора никогда не видела тех, кто был в патруле, так отчего же она так переживала за них? Не потому ли, что они тоже были частью Братства? Хотела она или нет — они были частью ее семьи, той самой, которую у неё отобрала война?       Самому было странно, что у меня в голове вдруг появились такие мысли. Почему вдруг Нора и Братство связались в них в единое целое? Не потому ли, что после нашей не такой уж долгой разлуки я со странными чувствами заметил те изменения, которые на неё наложило Братство? И дело не только в той воинской выправке или в том, что у неё между бровями появилась морщинка, которая её не портила, но придавала лицу суровое и замкнутое выражение. Я не мог сказать, была ли она раньше красива — но любом случае теперь эта красота стала какой-то диковатой. Какой-то… очень на любителя.       Когда ко мне в «Рельсе» подсели за стойку, я даже поначалу обрадовался — особенно когда этот визитёр вдруг обрёл женские очертания. Вдруг забрезжила смутная надежда, что я буду сегодня спать не один.       — Роберт Маккриди? — спросил меня тонкий и до того официальный голос, что надежда на то, что мою постель будет греть тёплое женское тело, разбилась вдребезги.       Во-первых, тело, которое подсело ко мне, хоть и было женским, но явно не из того разряда, которых можно уложить, заплатив некоторое количество крышек. Во-вторых, на теле имелась форма с нашивкой, которая была мне знакома и уже давно и прочно не нравилась — крылатый меч с тремя шестерёнками, будь они неладны. И в-третьих, от тела вдруг повеяло неприятностями — или будущими, или настоящими — я ещё не понял точно, какими, но чутьё в этом вопросе меня никогда не подводило.       — Пообщаться хочешь, дорогуша? — спросил я вместо ответа и качнул стаканом в сторону бара. — Выпьешь? — ну не бежать же мне от неё было.       А она вдруг посмотрела мне прямо в глаза и ответила, серьёзно так:       — Хочу. И выпить, и пообщаться.       Я отставил стакан и вдруг подумал, что члены Братства Стали, оказывается, могут иметь облик не только металлических чурбанов, но и милых девушек со светлыми бровями.       Что-то коротко и неприятно-знакомо щёлкнуло, врываясь в мои мысли, и я услышал себя даже прежде, чем сам сообразил, что делаю:       — Стоять! — Нора замерла на полушаге, медленно, с ужасом посмотрела вниз. — Не двигайся, цыпа. Тьфу! Что ж ты под ноги-то не смотришь?!       Я обошёл Нору, посмотрел на маленький невзрачный кусочек металла с красным индикатором, на котором аккуратно стояла её нога.       — Ежели ты так везде ходишь, то как ты вообще умудрилась до сих пор быть живой? А?       — Хожу, — она облизнула пересохшие губы и беспомощно посмотрела на меня. — Как-то хожу…       — Ни разу на мину не наступала? — я сбросил рюкзак и винтовку, наклонился над её ногой. — Не двигайся… Вот ты курица глупая! Это ж надо умудриться… Во мы вляпались!       — Роберт…       — «Роберт»! — передразнил я её. — Стой смирно. Я мины обезвреживать не умею, но ежели нам всё одно помирать, то могу и попытаться.       — Роберт, уходи, — вдруг спокойно сказала она. — Сейчас.       Ну началось… Снова у неё в голове Братство включилось. Я не поленился подняться и отвесил ей несильный, но вполне раздражённый подзатыльник.       — Слышь, ты стой, молчи, что ли. Геройствует она… Дай я посмотрю, — она ненадолго замолчала, похоже, от удивления. Потом что-то пробормотала. — Чего? Да не шепчи ты. От того, что ты вслух скажешь, эта хрень не взорвётся.       — Уже бывало, говорю.       Я достал нож, сунул кончик лезвия под нажимную пластину, осторожно пошевелил её, пытаясь выяснить, насколько велик у неё свободный ход. Злился, да — на себя, скорее. Мог бы и сам под ноги посмотреть, а то замечтался. Не этой же дамочке было под ноги смотреть — у неё там слёзы-сопли, переживания всякие.       — Да тебе всё одно ничего не сделалось бы, — сказал я. — Ежели с тобой везде целая переносная крепость таскалась.       Она не ответила. Наклонила голову, глядя на то, что я делаю.       — Дай шпильку, — сказал я. Рядом со мной упал маленький металлический прутик. — А первый? Не поверю, если скажешь, что была одна.       — Не скажу. С Дансом.       Я разогнул шпильку и один конец сунул под нажимную платину, пытаясь нащупать патрон с детонатором. Только бы получилось его подцепить… Ага. Нашёл. Теперь целый капсюль…       — Вот ему досталось… У него в башке последний предохранитель не слетел часом? — я вытащил шпильку и зубами согнул один её конец, превратив в крючок.       — Скорее, его броне досталось — он… он меня собой прикрыл. Вернее, прикрывал. Несколько раз.       — Несколько?       — Много раз. Данс говорил, что ко мне надо было бы приделать металлоискатель, чтобы я не наступала на мины, раз уж я не смотрю под ноги. Разозлился, наверное.       — Ба. Он же непрошибаемый как… не знаю… А ты и его довела-таки. И отчего же я не удивляюсь?       Она не ответила. Помолчала, потом спросила:       — Что ты делаешь?       — Я бы тебя на его месте сам убил, чтобы по минам не ходила, — ответил я, просовывая в узкую щель крючок и подцепляя им винтовой бочок капсюля. Осторожно покачал, напряжённо прислушиваясь — поддается ли? Нажатая пластина мешала, но если отпустить…       Надо мной раздался тихий нервный смешок.       — Поверь, не только ты.       — Да уж точно. Ты же кому хошь мозг вынесешь, — сказал я, понимая, что в данный момент нам гораздо вернее мозг может вынести вот этот маленький кружочек металла. Капсюль поддался. Чуть-чуть. Я покачал его сильнее, сдвинул на пол-оборота. Ещё немного… И ещё…       — Что там? — спросила она. Спокойно так, как будто я ей шнурки завязывал.       — Ногу чуть-чуть подними… Чуть-чуть, я сказал! Ага, — я провернул капсюль ещё на треть оборота. Когда он, наконец, зашатался, я выпрямился, отполз от её ноги и сел прямо на грязный пол. Махнул рукой.       — Убирай ногу. Всё.       — Всё?       — Да всё, сказал же. Не будь ты таким щуплым курёнком, то мы бы уже взлетели ко всем чертям.       Нора помедлила.       — Щуплым курёнком… — пробормотала она. — Точно всё?       Я снял кепку и вытер ею пот со лба.       — Да, цыпа, зли меня ещё больше! Чтобы тебе ещё раз по башке твоей дурной прилетело! Мы дальше идём, или ты будешь стоять тут?       Я пошарил в кармане, с досадой извлёк последнюю сигарету, закурил. Руки тряслись так, что мне даже прикурить удалось не в первой попытки. Чёрт, да что ж это за грёбаное место, что тут даже бухла нигде нет?       — Ты сказал, что не умеешь обезвреживать мины.       — А я и не умею, — я затянулся, по-прежнему сидя на земле. Сигарета как-то внезапно кончилась, а больше у меня не было. Затушил окурок, в последний момент подавив порыв швырнуть его в стену. — Это всего лишь осколочная мина. Я просто знаю, как её разобрать.       Я без надежды покопался в кармане, извлёк оттуда что-то продолговатое — жевательные пастилки. Фу. Адово место — ни курева, ни бухла, ни крышек. И наверху прям все радости. Хочешь — коготь, а хочешь — патруль Братства Стали.       — Это не одно и то же?       Патруль и коготь? Для меня-то сейчас — почти однозначно. Если хоть половина из того, что она мне рассказала, правда, то Мэксон в случае нашего провала… Мда. Ей-то ничего не сделается, а меня он даже не пристрелит — порвёт как тот коготь смерти, от которого мы едва умудрились спастись.       — А хрен его знает…       «…Какого я вообще ввязался в эту авантюру», — закончил я про себя, глядя на раскрученную мину, имея в виду и мину, и Нору, и Данса, и Мэксона вместе с его Братством.       Не договорила она… ох и много не договорила, но я ж не совсем идиот, чтобы кое-что и так не понять. Хотя как сказать — не идиот: сижу, обливаясь холодным потом над каким-то чудом не рванувшей миной, таскаю по Пустоши чужую бабу, которая сбежала от своего хахаля, чтобы разыскать другого мужика, который технически и не человек вовсе, и которого, поди, уже на шестерёнки разобрали.       Разве не идиот? Я в сердцах хлопнул кепкой об колено, вытряхивая.       Да хрен его знает, зачем я рванул вообще в Столичную Пустошь! То ли мох стряхнуть, которым уже до ушей оброс, то ли крышек захотелось — хотя ещё и те крышки до конца не пропил, которые с этой же цыпой наколотить удалось. То ли задница приключений захотела.       Я встал, натянул кепку, заботливо протёр винтовку от пыли полой плаща, осмотрел прицел. Пыль. Фу.       «Бросил я тебя, моя хорошая, когда одна глупая овца на мину наступила, — с нежностью подумал я о винтовке. — Бедненькая моя, золото моё, как я с тобой нехорошо обошёлся». Сдул с прицела пыль, протёр ремень и повесил винтовку за спину, следом приспособил рюкзак.       — Очнулась, что ли? — спросил я у Норы, не поворачиваясь. — Ну потопали, потопали. Не музей тут.       Она прислонилась к стене, перевела дыхание, будто только теперь до неё дошло, чем угрожал нам тот негромкий сухой щелчок под её ногой. Но после моих слов Нора открыла глаза, откачнулась от стены, одновременно оглаживая перевязь и ремни рюкзака — и я снова невольно восхитился дрессировкой в Братстве Стали. Не начала вешаться на меня в истерике, не свалилась от потрясения.       Хотя чего я удивляюсь? Она неспроста в Братство подалась — кажись, и до Братства башка стальная была — как у Данса. Ну того хоть таким с конвейера спустили, а эта, поди, последние мозги в убежище отморозила.       Мимо нас снова поплыли серые стены коридора. Нора шла впереди, сжимая револьвер, я — следом. Следил за ней, думал. Понимал, что рванул бы за этой отчаянной тёткой, даже зная, что меня ждёт наперёд. Как она тогда пошла за вакциной — вот так же, впереди меня, на нижние этажи той больницы. Хотя не надо было даже гадать, что нас там ждёт — вонь гулей шибала ещё на подходе к этажу.       Коридор начал петлять, и мне это не нравилось — не только потому, что у меня кончились сигареты. Я не любил такие выросты перед собой, которые мешали нормально прицелиться.       — Роберт…       Коридор сделал поворот, и Нора на пару секунд скрылась с моих глаз. Когда она окликнула меня, признаться, я был готов ожидать чего угодно — и мину, и когтя смерти, и патруль Братства — или всех сразу. Но увидел всего лишь обычную металлическую дверь с винтовым замком.       — Ты видишь? — Нора отодвинула «шторку» с замка, указала пальцем куда-то вглубь, в сердцевину запирающего механизма. Затем включила зеленоватую подсветку пип-боя и поднесла к замку, и я увидел обычный шестиугольный паз для ключа-болта, с полустёртой буквой «Е», обведённой кружком из звёздочек.       — Круто, — восхитился я. — Знаешь, что это означает?       — Анклав? — шёпотом спросила она, непроизвольно отходя от двери.       — Это, цыпа… — я подёргал дверь, постучал по замку, прислушиваясь, не посыпалось ли внутри него что-нибудь. — Это… — я вынул нож и поковырял вокруг замка. В пазах, видимо, скапливался конденсат и они начали ржаветь — в отличие от остальной двери, которая выглядела ещё очень даже целой. — Это значит, что там могут быть сигареты. Или крышки. Или и то, и другое.       — Тьфу ты. Сволочь ты, Маккриди. Я думала…       Я рассмеялся и от её реакции, и от радости — старый склад Анклава дорого стоил. Даже бродящий где-то на поверхности коготь смерти как-то сам собой отошёл на задний план вместе с патрулём Братства. Я подковырнул замок ножом, раскачал.       — Отойди, цыпа. Тут шпилькой не взломаешь, — я загнал нож глубже, примериваясь к тому, чтобы как-то сместить замок в сторону. Туда, где от паза отвалился кусок ржавчины.       — Да не шпилькой.       Нора оттеснила меня, и я сообразил, что она хочет сделать, едва ли не в тот же самый миг, когда прогремел выстрел. Я машинально пригнулся, руки сами собой взметнулись прикрыть голову. Револьверный выстрел в закрытом пространстве — это всё же не детская хлопушка.       — Дура, что ли? — крикнул я, но самого себя даже не услышал. Она, по-моему, тоже не услышала. Даже не взглянув в мою сторону, немного отступила от двери — и невозмутимо саданула по ней сапогом, целясь каблуком аккурат в замок.       Дверь отлетела, шибанулась в стену с другой стороны. Внутри что-то упало, покатилось по полу. А Нора, наконец удостоив меня взглядом, сделала мне приглашающий жест внутрь.       Братство Стали, чтоб вас… Узнаю ваши методы.       Я на ходу подёргал себя за уши, пытаясь вернуть слух и как-то вытряхнуть звон из головы, перехватил винтовку удобнее и зашёл. Внутри темно не было — всё ещё работали аварийные лампочки, судя по тому сероватому свету, который они испускали.       — Тут как будто… хмм… живут, — шёпотом сказала Нора, озираясь по сторонам. Вокруг неё ползло пятно зелёного света от пип-боя.       — Вряд ли.       Я перевесил винтовку за спину и перевернул ближайший ящик прямо на пол. Недавнее присутствие людей ощущалось, но таким вещам я не мог доверять сполна: по всей Пустоши таких закрытых бункеров, складов и схронов оставалось великое множество — такое множество, что меня нисколько не удивила наша находка. В закрытых подземных бункерах время как-то необъяснимо останавливалось — как будто хранило не только вещи, но и само присутствие некогда живших тут людей.       Из ящика посыпались какие-то бумажные листы, ручки, карандаши, линейки. Неинтересно. Я отбросил ящик, перевернул следующий — те же листы, только аккуратно упакованные в папки. Даже в этом неверном свете на папках отчётливо были видны печати с той же самой буквой «Е» в круге из звёзд. Я отшвырнул их ногой в сторону и повернулся к следующему ящику — он был явно тяжелее, и когда я его перевернул, послышался знакомый звон. О, а вот это уже интереснее! Патроны… Ещё патроны… Патроны — это хорошо. Их много не бывает.       — Роберт…       — Угу, — я открывал коробки, осматривал патроны в скудном свете, отбирал те, которые пережили долгое хранение. Старательно рассовывал по карманам. Как-то не до разговоров было. — Сигареты нашла?       — Что? А, нет, — Нора подняла одну из папок, рассмотрела её. Видимо, хотела сломать печать, но передумала и аккуратно срезала её ножом. И начала раскладывать листы на столе. — Мне кажется, мы нашли не просто склад, а… лабораторию? — она шелестела листами, просматривала их, некоторые откладывала в сторону.       — Ага, — я перевернул следующий ящик. — Ага! — издал я радостный вопль, когда из него вывалился целый блок сигарет.       — Судя по виду, — Нора, не глядя, повела листом бумаги вокруг себя, — этому месту далеко до того, чтобы быть лабораторией.       Я прислонился к нагромождению ящиков, сполз по ним на пол, по пути стаскивая обёртку с коробки. Вытряхнул пачку.       — Впрочем, — она некоторое время задумчиво рассматривала листы с какими-то записями и чертежами, собрала их, засунула обратно в папку. Бережно вложила туда же срезанную печать. — Вон там ещё одна дверь. Как думаешь, что за ней?       Я прикурил, затянулся, едва не теряя сознание от удовольствия. Курить в бункере, может, и было плохой идеей, но мне было плевать. Некоторое время Нора молчала, шуршала своими бумажками, затем вновь обратила внимание на дверь.       Я пожал плечами, затушил окурок и вытянул ещё одну сигарету.       — Да какая на хрен разница? Хоть бордель… Нам всё одно отсюда уходить как-то надо будет. Мы же здесь не жить собираемся.       — Да, — в серо-голубом свете её лицо стало казаться лицом призрака. Осунувшееся, с тенями под глазами. Когда она наклонялась над столом, то серые тени ложились на неё неровными мазками, углубляя морщину между бровями. Впечатление усиливалось из-за зелёного пучка света, что исходил от пип-боя. Нора рассыпала на столе содержимое ещё одной папки, бегло осмотрела, прикусив губу и нахмурившись. — Чёрт, это же что-то ценное! Я в этом ничего не понимаю… Скрипторы разобрались бы.       — А то как же. Братство со всем разберётся, — откликнулся я. Поднялся с пола, отряхнулся. — Но прежде бумажек, оно разберётся с тобой. Так что бросай этот мусор для растопки и валим отсюда.       — Да, да, — пробормотала она, нахмурилась, не отрываясь от листов. — Идём… Уже… идём… — добавила она, собирая листы в папку и заталкивая обе папки себе в рюкзак.       — Любишь ты хлам собирать, — сказал я, но больше не добавил ничего. По опыту знал, что это невозможно — отнять у неё хоть одну вшивую гайку.       — Это не хлам. Это чертежи… не знаю, чего. И какие-то цифры, расчёты что ли… Статистика… Не знаю, — она натянула рюкзак, закинула карабин за спину. Заправила под берет выбившиеся волосы, вытащила револьвер из-за перевязи и взвела курок.       — Хлам, — подытожил я. — Бросила бы ты эту кипу. Всё равно так прямо в Братство не заявишься. Вот, мол, нате вам бумажки и меня в придачу. А то, поди, Мэксон заждался. Замерз в своей одинокой постельке, — ядовито добавил я.       И дуло револьвера живо повернулось ко мне, уставилось чёрным глазом мне в лоб.       Да что ты, какие мы обидчивые!       — Заткнись, Маккриди, — холодно и вполне серьёзно сказала она, прикрывая один глаз, как если бы и правда собиралась выстрелить. — Я сделаю то, что должна. И ты…       — …И я могу отправиться в расход вместе с тобой, — спокойно сказал я. Умирать не хотелось вообще. И даже не потому, что на этом свете оставалось ещё очень много не выпитого бухла. Просто сдохнуть под градом лазерного огня, да ещё и по глупости какой-то девчонки, которую непопутным ветром занесло в самую задницу Столичной Пустоши.       Я вызвался быть проводником, и свою работу делаю, но я не намерен впадать в пафос, как эта дурочка с идеалами Братства Стали в голове, и жертвовать своей жизнью ради них же.       Нора помедлила и вдруг выдохнула, опустила револьвер, её плечи поникли. И сама она ссутулилась, как будто ей стало невыносимо тяжело. Провела по глазам тыльной стороной ладони и отвернулась.       — Прости, — негромко проговорила она. — Я… не подумала.       — Принимается. Теперь идём?       — Да, — она взяла меня за руку, сжала. — Роберт, я тебе очень благодарна, но дальше мне лучше одной.       Ну вот опять! И я, выдернув у неё свою руку, отвесил ей ещё один подзатыльник.       — Иди уже, а? — я развернул её и подтолкнул вперёд, шлёпнув пониже спины прикладом. — Одна она дальше… Овца глупая.       Я пропустил её и пошёл следом. Сбежала она от Мэксона, от Братства, как же.       Дура.       От своей же головы не сбежишь.