Дальше

      — Напомните ваше звание и номер, которые вы имели во время службы в рядах Братства Стали.       — Паладин Данс, Восточное отделение Братства Стали, личный номер DN-407P.       Сидя в кресле с высокой спинкой, Ротшильд сложил руки на столе, постукивал кончиками пальцев друг о друга. Скупое движение было едва видно, и оно не оживляло каменный облик мастера-скриптора.       Я сидела рядом с ним и боковым зрением видела только четкий профиль мастера-скриптора и еще эти пальцы, что скудно и ритмично двигались в такт каким-то мыслям Ротшильда. Мне даже не надо было угадывать его мыслей — я прекрасно знала этот ледяной тон, и это вызывало какую-то глухую безысходность.       Дансу было тяжело говорить. Но он говорил, хотя по вискам у него катился пот, и во время пауз он непроизвольно сжимал пальцы в кулаки, словно преодолевал сам себя каким-то непонятным никому усилием.       С стороны мастера-скриптора это был практически удар под дых — особенно когда он подчеркнул то, чего уже не было. Лишить допрашиваемого опоры, выбить почву у него из-под ног — разве не это цель любого допроса? Но в отношении Данса это было особенно жестоко.       Изгнанник, смешанный с грязью этим подозрением в измене, в намеренной диверсии...       Я бы поклялась чем угодно — он знал, что так и будет. Ожидал этого.       Непроницаемое выражение лица Данса нисколько не поменялось.       — В каком звании вы были на момент начала боевых действий?       — Незадолго до начала войны с Анклавом я был произведен в звание рыцаря и временно прикомандирован к отряду паладина Кригга. Участвовал под его командованием в освобождении мемориала Джефферсона, через два года был переведен в отряд паладина Тристана. Принимал участие в захвате Рейвен-Рок.       — Звание паладина присвоено вам всего через три года после произведения вас в звание рыцаря-капитана.       — Так точно.       Мастер-скриптор поправил лист бумаги, лежащий перед ним. Не спеша изучил. С тихим шелестом перевернул и снова углубился в чтение. Листы шелестели так тихо, словно сами пугались нарушать гнетущую тишину главного зала.       — Хм...       Папку с личным делом Данса перечеркивал жирный крест и надпись «ПОГИБ».       — «За личные заслуги во время взятия Рейвен-Рок... прошу присвоить досрочно...» — прочитал-пробормотал Ротшильд, — Ваши боевые навыки были высоко оценены старейшиной Лайонсом. — он оставил листы в покое, снова сложил пальцы перед собой. Окинул долгим взором Данса. — О вас положительно отзывался ваш наставник, паладин Кригг, когда подавал рапорт о присвоении вам звания рыцаря. Кроме того — ваша миссия в Содружестве так же была успешной, чем вы заслужили одобрение старейшины Мэксона.       Мастер-скриптор помолчал, изучая Данса пронзительным взглядом.       — Надеюсь, вам не надо разъяснять важность тех сведений, что вы можете предоставить Братству?       — Так точно.       И снова воцарилась долгая пауза.       На столе перед Ротшильдом, кроме папок с документами, лежал странный прибор, похожий на довоенный сканер. Я видела такие только в довоенных руководствах к технике, которой уже не существовало. Раскрошившиеся от времени страницы небогато делились своей информацией и поблекшие, выцветшие фотографии оставляли слишком много места воображению.       Но вот тут лежала та самая технология, новая, сверкающая.       «У меня для тебя кое-что есть, дорогуша, — с ухмылкой сказал мне снайпер, когда винтокрыл уже снижался. Он достал из кармана хромированный сканер, вложил мне в руку и как будто случайно погладил по пальцам, — Прощальный подарочек от синтов-охотников. С их стороны это было очень мило».       Я тогда сжала в кулаке сканер, который был теплым от рук снайпера, и почему-то почувствовала, что мои щеки неудержимо заливает краска. Смеющиеся глаза Роберта Маккриди были такими живыми и теплыми, что я даже растерялась. Уже второй раз.       «И вот это, — добавил он, когда патрульный оттеснил его от меня. Он кинул мне свою винтовку и я машинально поймала оружие, — сбереги ее для меня».       Кровь на щеке и шее Данса запеклась, раненое плечо уже не кровоточило — хоть повязка, которую ему наложили в медблоке, пропиталась кровью, тонкая запекшаяся дорожка отмечала, где бежали багровые ручейки и растекались по браслету наручников. Рукав был пропитан кровью, что давно высохла и матово чернела на разорванной ткани. В сожженных прорехах его рубашки виднелось еще несколько поверхностных ожогов от лазера, но они были некритичны.       Еще там, в воздухе, мне так хотелось сказать Дансу... Хоть что-то сказать, спросить... о чем-то. Я почти не верила, что увижу его снова — и была бы рада не увидеть его здесь, на пути в Цитадель. Не теперь. Привычно преодолевая качку полета винтокрыла, я кое-как стянула края его раны, перебинтовала ее, следом вколола ему стимулятор. Часть пуль прошла навылет, часть — задела его поверхностно, но я могла оказать только такую нехитрую помощь.       Пока бинтовала, поглядывала на него, пытаясь разглядеть на его лице... я не знала, что.       Может, что он всё еще человек?       Кожа под моими пальцами была теплой, даже горячей от недавнего боя, кровь — обычная красная кровь! — багровела на ней и неторопливо впитывалась в повязку. Я помнила, как быстро и без раздумий он принял на себя пули, который предназначались Мэксону, как бросился защищать его. Я когда-то с трудом смогла поверить, что он — синт. Но никогда не верила, что Данс перестанет быть человеком, более того — что он перестанет быть членом Братства Стали.       Данс не мешал мне перевязывать его, но и не помогал. Как будто меня не существовало, смотрел в сторону, в никуда. Возможно, я причиняла ему боль, от воздушной качки дергая бинты сильнее обычного, но каменное выражение его лица нисколько не менялось.       В полете сам Мэксон стоял рядом, опираясь ногой о свернутый трап и держась за поручень. Его взгляд был направлен вниз, на землю, по которой ветер гонял мусор и засыпал им руины. Сверху не было видно ничего, кроме обычной для Пустоши картины — медленное умирание земли, пыль и песок... Но на лице старейшины отражалось разом всё — хорошо знакомое всем выражение безумия, жажды крови, убийства... Словно сам стальной дух чуял чужих, что вторглись на его землю, и он рычал и стремился рвать на куски живую плоть.       А когда винтокрыл приземлился, нас уже ждал вооруженный патруль.       — Взять их, — коротко рявкнул Мэксон, указав на Данса и снайпера, и привычно оттолкнул от себя медика, который возник рядом с ним, стоило ему выпрыгнуть из винтокрыла. — Рокфаула ко мне! — указал он на кого-то из послушников, и тот опрометью бросился выполнять приказ, — Скриптор, сводку по вылетам в квадрат «триста восемь-а»!       Быстрыми шагами, почти бегом он направился в ангар. Несколько медиков и скрипторов последовали за ним.       Всё вокруг в один момент пришло в движение.       — ...и без связи там мы слепы и глухи! — донеслось до меня. — Взорву, если понадобится! Отряд Колвина вернулся?       — Паладин Колвин всё еще...       — Отозвать! Немедленно!       Звук множества бегущих ног, согласный топот от подкованных ботинок наполнил ангар, звяканье оружия, шипение брони, что герметично захлопывалась. На взлетной площадке поднялся ветер от раскручивающихся лопастей винтокрылов, шум двигателей разом перекрыл все остальные звуки.       Данс окинул ничего не выражающим взглядом взлетную площадку, не протестовал, когда чьи-то руки отобрали у него карабин, стащили кобуру с подсумками. Помедлил и протянул перед собой руки — и мне, наблюдавшей всё это, вдруг показалось, что наручники закрылись на запястьях Данса с оглушительным щелчком.       И именно тогда и прилила изнутри горькая волна безысходности, странной тоски и злости на него.       Мы — я и Нора — мы столько сделали для него, и это... Это было зря? Неужели для него, как и для Мэксона, существовало только Братство Стали и его нерушимые истины? Я смотрела на него, на его непроницаемое каменное лицо, и понимала — да, всё так.       Ради Братства он пожертвовал сначала собой, а потом и Норой. Не ее жизнью — этого он не сделал бы никогда — но ее чувствами, стремлениями, мечтами. Зная Нору, шальную, иррациональную, безрассудную, это было одно и то же. Она спасла его — и только за тем, чтобы он снова добровольно отдал себя в руки Мэксона.       Я стискивала в одной руке снайперскую винтовку Маккриди, а в другой руке держала сканер. У меня в кармане лежал чип охотника — и вдруг мне показалось, что он весит целую тонну. Данс мог оставить чип и сбежать, если уж так хотел помочь Братству. Но не сделал этого — как и его старейшина, он ценил информацию дороже человеческой жизни, и даже своей собственной жизни, если на то пошло. Он не мог допустить, чтобы с чипом что-то случилось. Дансу важно было передать его лично в руки скрипторов Братства.       И он знал, что всё так и закончится. Нора туманно рассказала о том, что произошло между ней и Дансом в Ривет-Сити и что он сам привел ее к Мэксону. Но не говорила о том, как так вышло, что Мэксон отпустил Данса — я лишь знала, что старейшина сделал это, и сейчас я видела это своими глазами.       Патрульный отстегнул патронташ с пояса снайпера, и, подталкивая, увел его — Роберт лишь успел, обернувшись, подмигнуть мне. Вел себя так несерьезно, как будто его каждый день брали под стражу рыцари Братства Стали, дурачился. Либо просто я отвыкла уже от проявлений обычных человеческих чувств.       — Старший скриптор.       Командир патруля протянул руку, ожидая, что я отдам ему оружие снайпера.       — Нет, — неожиданно для самой себя я прижала винтовку груди и даже отступила на шаг. И почему-то только сейчас мне пришло в голову, что я стояла и пялилась на Маккриди, как дурочка. — Под мою ответственность, рыцарь-сержант.       Глубоко вздохнула, усилием воли беря себя в руки.       Растеклась в раздумьях как гнилая тошка. Не время и не место для философии и сожалений. Соберись, Хэйлин!       — Рыцарь-сержант, отведите его в медблок, — распорядилась я, указав на Данса и разворачиваясь на каблуках.       Патрульный отсалютовал мне, но я этого уже не видела, поняла только по тому, как за мной всколыхнулся воздух.       — Доложите обо мне мастеру-скриптору, оруженосец, — проходя через тренировочную площадку, я на ходу ткнула пальцем в одного из мальчиков, что прекратили тренировку и во все глаза наблюдали за творившимся в ангаре. — Я в радиолокации, жду его вызова! — бросила я уже через плечо, не дожидаясь ответа. — Подробный доклад составлю позже! И быстрее, оруженосец, быстрее!..       — Скриптор! Координирование один-семь-ноль! — услышала я со стороны рядов связистов.       — Есть!       — Координирование три-пять-восемь!       — Есть!..       Я бегом взлетела по лестнице, команды скрипторам-связистам, отдаваемые резкими выкриками, доносились и сюда.       Перед дверями, ведущими в отдел радиоэлектроники, я остановилась. Надо было отдать им чип, но я помедлила, хотя только что бежала и торопилась. Кое-что пришло мне в голову и надо было проверить.       Я воровато оглянулась по сторонам. Достала из кармана чип, некоторое время смотрела на него, изучая слияние пластика и металла, потом поднесла к нему сканер. Ручка сканера очень удобно лежала в ладони, сбоку было несколько кнопок, но под палец подставлялась одна, я нажала на нее. На стеклянной головке сканера загорелся красный индикатор, с коротким писком высветился знак «положительно».       Положительно. Я отключила сканер, включила еще раз, поднесла к чипу. Снова был тот же результат. Я нахмурилась. Отстегнула от пояса рацию, поднесла к ней сканер — пискнула индикация, зажглась зеленым, подсвечивая знак «отрицательно».       Любой чип синта излучал электромагнитные волны на определенной частоте, у синтов-охотников излучение попадало в высокочастотный диапазон и, насколько мне было известно, эта частота не была стандартной даже для Института. Это я помнила по тому чипу, что приносила Нора еще в Содружестве. Я непроизвольно оглянулась по сторонам, ища еще что-нибудь для проверки. Мне нужен был еще один чип. Или один синт.       К сожалению, в Цитадели не было ни того, ни другого.       В радиоэлектронике меня уже ждали и едва не оторвали чип охотника вместе с руками, и мне, признаться, даже было жаль отдавать им его, особенно после такой находки, как этот сканер... Или как его назвал Роберт, «прощальный подарочек синтов-охотников».       Я мысленно сделала отметку не забыть сделать копии того, что смогут найти в радиоэлектронике... И еще зайти к Маккриди, подумала я. Почему-то эта мысль вызвала непонятное смущение. Мне как будто нравилось думать о нем?       Ерунда какая-то.       И... Один-семь-ноль. Конечно же, Мэксон сам рванул зачищать квадрат. Братство Стали уже побывало там, и обычно мы не возвращались туда, где уже уничтожили все ненужные формы жизни. Но теперь ситуация сделала крутой разворот.       Я помнила наизусть содержимое двух потрепанных папок, что добыла Нора — и понимала, что мы катастрофически и необратимо опоздали. И это неожиданное нападение в квадрате «триста-восемь-а» — это было начало.       В моем отделе было тише обычного, по-моему, вверенные мне люди даже моргать перестали — и в отличие от ангара, где шум означал тревогу, в радиолокации о тревоге говорила тотальная тишина. Ровно светили зеленым светом мониторы терминалов, бежали ряды данных.       — Старший скриптор.       — Вольно! — разрешила я, — Что по сигналу диапазоне тэта?       Скриптор проворно вложил мне в руки лист, исписанный вдоль и поперек координатами. Я быстро пробежала по ним глазами и вернула скриптору.       — Азимут антенны Б-68 выше на девять градусов. Расширить диапазон обнаружения до ста сорока герц, снизить порог, — я сорвала обгоревший от лазера капюшон, бросила его на рабочий стол, кое-как пригладила волосы и сказала в пустоту позади себя: — Сводки по разведотрядам за последние сутки, — заскрипевшее кресло и быстрый топор чьи-то ног ответил мне, что мой приказ уже выполняется.       На информационных экранах радара антенны Б-68 медленно проступало еще несколько точек. Тихий писк участился.       Наверное, стоило хотя бы вымыть руки, но я, уткнувшись в дисплей радара, забыла об этом — автоматически села в кресло и придвинула к себе клавиатуру.       Мы не знали, что должны были из себя представлять ретрансляторы, о которых говорилось в документах десятилетней давности. Схемы подробно показывали принцип их работы, но как Анклав собирался разместить их как физические объекты? Пустошь постоянно патрулируется отрядами Братства, всё, что возникло бы из ниоткуда, немедленно привлекло бы к себе наше внимание. А если бы потребовалось, то было бы уничтожено.       Почему-то в голове всплыли несколько рапортов о разрушенных поселениях. Не может же быть, чтобы там...       Я с досадой покусала губу. Я не могла развернуть радары для отслеживания электромагнитной активности там. Часть антенн всё еще оставались направленными на спутники Лост-Хиллс и постепенно, бит за битом, качали оттуда информацию, в которой нуждался Мэксон.       — Хэйлин.       Как сказала Нора, это воровство. Авантюра. Наверно, такая же, как и нежелание Мэксона просить помощи у Лост-Хиллс напрямую.       — Старший скриптор!       — Да, — откликнулась я, хотя не была уверена, что сказала это вслух.       Перед моими глазами на стол со стуком опустилась тарелка с сэндвичами и кружка, и я поморгала, отрываясь от информационных экранов.       — Нора? — на секунду мне показалось, что она каким-то образом возникла из моих мыслей, материализовавшись из ниоткуда.       — Тебе надо поесть.       — У меня мало времени, — сказала я, но тут же схватила один сэндвич и почти целиком запихала его в рот. Кое-как прожевала, запив из кружки. — Мастер-скриптор может вызвать к себе в любую минуту.       «Какая ты грязнуля, Хэйлин, — сказала бы мама, — Брать еду немытыми руками...»       Я машинально посмотрела на свои ладони и вытерла их о штанины. Хорошо, что мама этого не видела.       — Финли погиб, — произнесла она. — Скриптор Олин сказала, что после направленного взрыва у него не было шансов. У него есть родные?       — Их известят, если они есть. — откликнулась я. Когда-то мне казалось, что к этому будет непросто привыкнуть... — Это война, солдат. К сожалению, это не последняя потеря.       Нора осторожно взяла с моего стола снайперскую винтовку, повернула ее, рассматривая. Провела рукой по гладкому прикладу.       — Это война... — задумчиво повторила она.       Нора вернула винтовку на стол, но не убрала с нее руку. Помолчала.       — Мэксона нет, — сказала она. — Мастер-скриптор хочет провести допрос без него.       Я кивнула, досадуя про себя, что Нора увидела именно эту винтовку. И именно сейчас. Несомненно, она узнала ее. Хотя это ничего не изменило бы — в Цитадели сложно было бы сохранить что-то в тайне. А уж о недавней встрече старейшины знали все.       — В отсутствие Мэксона решения принимает паладин Каден, — сказала я, отчетливо ощущая, что ступаю на скользкую дорожку, и раздражаясь от этого, — Но это допрос гражданских, мастер-скриптор может даже не ставить Кадена в известность.       — Хэйлин...       Я засунула в рот еще один сэндвич и принялась старательно жевать, надеясь, что это избавит меня от необходимости спорить и чего-то доказывать. Я не знала, чего, но если уж Нора нависала надо мной, постукивая пальцем по вороненому стволу винтовки, то я была уверена, что придется.       Я подняла руку, жестом приказывая замолчать. Отхлебнула из кружки кофе.       — Хэйлин, я еще ничего не сказала, — Нора нахмурилась, отчего между ее бровями углубилась морщинка, придавая ее лицу мрачное и нетерпимое выражение. — Я хочу присутствовать на допросе.       Я едва не выплюнула свой кофе обратно в кружку. Началось... На самом деле присутствие Норы ничего не меняло, просто это было... Это было не нужно.       — Мэксону не понравится.       — Мэксона нет! — резко возразила она. — Каден допустит меня. Как офицер Братства Стали я имею право присутствовать! Мастер-скриптор не сможет возражать.       Я не ответила. Сейчас лично моя задача была в другом. Я встала, с грохотом отодвинув свое кресло, крошки от сэндвича посыпались с формы на стол. Не обращая на них внимания, я принялась копаться в папках с документами, точно зная, что именно мне понадобится.       — Хэйлин...       Мое рабочее место стояло изолированно от других, но не до такой степени, чтобы никто не слышал нас.       — Не то время, чтобы препираться, — сказала я тише и со всей возможной убедительностью. Однако взглянув на лихорадочно горящие глаза этой женщины, я поняла, что всё, что бы я ни сказала, будет бесполезно. — Нора. Чего ты хочешь там услышать?       — Я... я не... — смешалась она и я воспользовалась этим. Приблизилась к ней вплотную, взяла за локоть, потащила прочь из кабинета.       — Да, Данс здесь, — прошипела я ей на ухо. — Да, под стражей. Сейчас он в медблоке.       — Он ранен?       — Да! — с раздражением ответила я, — Ничего серьезного, наложат пару швов и всё... Прекрати истерику, солдат! — я сжала ее локоть так сильно, как могла. — Или мне тебе пощечин надавать?       Нора освободилась и оттолкнула меня. В конце концов, ей это было несложно. Но моя тирада и правда возымела эффект. Она переплела пальцы, сильно, даже костяшки побелели. Прежняя дикость и безумное упорство отражались на ее лице, сияли как факел.       А уж эту решимость, что сейчас исходила от всего ее облика, я знала слишком хорошо.       Я даже на миг перестала дышать. Если ей что-то приходило в голову, то выбить это оттуда было не под силу даже Мэксону. О том, что у нее могло быть в голове сейчас, не хотелось даже думать.       — Он паладин Братства Стали! — со всей доступной мне убедительностью сказала я. — Что бы он ни решил, он сделал это сознательно, — и меня саму даже передернуло от стальной жесткости, с которой прозвучали эти слова.       Нора выдохнула.       — Ты и сама не веришь в это, правда, Хэйлин? — спросила она тихо, как будто силы покинули ее.       Нет, мне определенно не стоило обманываться этим. Ей было по силам в одиночку найти путь в подземный комплекс Института, суметь обезвредить его, а уж разыскать Данса где-то в Столичной Пустоши, куда вело только призрачное мигание маячка — это вообще было сродни невозможному.       Что могла бы сделать я, обычный человек, с той, над которой оказались не властны ни законы Пустошей, ни Кодекс Братства Стали, ни даже само время?       — Нора, — я потерла сухие глаза, они горели и чесались, хотя за последнее время это стало уже привычно. — Зачем тебе видеть его? Или лучше не так — зачем ему видеть тебя? Ты же...       — Старший скриптор Хэйлин! — донеслось до меня, и я не сразу разглядела послушника в серой форме. В дверном проеме, куда не долетал свет из рабочего зала отдела радиолокации, его форма идеально сливалась с полумраком. Он вскинул руку в приветствии Братства, отсалютовал мне. — Мастер-скриптор Ротшильд приказал вам явиться к нему!       — Сейчас же прибуду, — ответила я так бодро, как могла, хотя эти препирательства с Норой лишили меня и половины тех сил, что я пыталась показать.       Послушник отсалютовал мне еще раз, развернулся на каблуках и вышел, а я зачем-то некоторое время смотрела ему вслед.       Вот оно — идеальное послушание, которое воспитывает Братство. Я не знала имени мальчика, но видела его среди тех, что были в личной «гвардии» у Ротшильда. Он отбирал в обучение только лучших, и был ли Ротшильд согласен с политикой нынешнего старейшины или нет, но он знал своё место и следовал за Мэксоном туда, куда тот вел. Он готовил тех, кто должен был последовать за старейшиной Братства Стали и дальше.       Как мы все. Скрипторы, рыцари, паладины... Никто и никогда не стал бы оспаривать решения Мэксона, чего бы нам это ни стоило. Идеалы Братства всегда были на первом месте у всех нас.       Кроме...       — Это не каприз, Хэйлин, — жестко заявила Нора, когда мы снова остались одни. — И я не просила у тебя разрешения, — добавила она.       Непреклонная воля этой женщины могла бы бросить вызов целому миру — и она это и делала.       Да, она не спрашивала у меня разрешения. Поделилась тем, что было у нее на уме, может?.. Я в который раз подумала, попыталась хоть как-то примерить на себя тот замкнутый круг, в котором оказалась Нора — и не смогла. Но какой бы силой духа она ни обладала, эта сила не была бесконечной.       — Я должна идти.       — Хэйлин, — она поймала меня за руку, сжала запястье, и я почувствовала, как дрожат ее холодные пальцы, — Мэксон дал мне обещание, что не тронет его. Когда... когда позволил Дансу уйти. Но теперь...       Я не отняла у нее свою руку. Напротив, накрыла своей, пытаясь хоть как-то поддержать. Но почему-то вдруг захотелось уйти, не видеть этот трепещущий взгляд.       Я сочувствовала ей, но сейчас, именно сейчас у меня не было права на чувства. Голова должна была быть абсолютно холодной — и я отрешенно подумала, не превращаюсь ли я сама в холодного и бездушного колосса, каким было Братство... Но мысль мелькнула и исчезла.       Я не имела на это права.       Нора не была чужой Братству Стали — она вписывалась в него, как что-то недостающее, те самые чувства, которых у него не было. И как сталь Братство выпивало эти чувства из нее, пытаясь хоть как-то согреться. Как пытался согреться от нее Мэксон.       И сейчас, в тот самый миг, когда дрожащие от напряжения пальцы стискивали моё запястье, я увидела панику. Где-то глубоко на дне взгляда, пылающего мрачной решимостью — там плескался страх. Не за себя. За Данса. Она прекрасно понимала, что теперь ничего не сможет сделать.       Здесь, в стенах Цитадели, она была совершенно бессильна.       — Нора. Держись, солдат. Тебе придется поверить ему.       Старейшина не нарушал своих обещаний. Но я видела его одержимость Норой, видела, каким адским огнем полыхали его глаза, когда он останавливал на ней тяжелый взгляд — и я внутренне содрогнулась от одной только мысли об этом, как содрогалась каждый раз, когда вольно или невольно перехватывала этот взгляд. Если он решит, что Данс мешает ему... Я не была уверена, что старейшина не уничтожит его.       Чтобы попасть в главный зал, надо было пересечь почти всё внутреннее кольцо Цитадели, и я, шагая через тренировочную площадку, почему-то не могла перестать думать о Норе. И Мэксоне.       Мне редко доводилось видеть самого старейшину, когда я была послушницей Ордена Пера, разве что издалека и во время общих сборов. А когда стала скриптором и Данс принял меня в свой отряд, то мы отбыли в Содружество и на долгие месяцы я вообще едва ли не забыла о существовании Мэксона, занятая своей работой.       Но после того, как был одобрен мой рапорт о повышении... Я до сих пор не могла бы назвать причин, по которым старейшина приблизил меня к себе. Да, он подробно перечислил их мне, когда допрашивал в Кембриджском полицейском участке, но до сих пор меня не покидало чувство, что он что-то не договорил. Как будто у него на меня были еще какие-то планы. Но в любом случае — после того, как я стала старшим скриптором, Мэксона я стала видеть регулярно. Мои доклады стали адресоваться ему, а не Ротшильду, отчитывалась я лично перед Мэксоном, а не перед мастером-скриптором.       И вначале это было непросто.       И дело было даже не в том, что Ротшильд как-то мешал мне. Он не мешал — если не считать его бесконечно снисходительного, презрительного прищура, с которым он оглядывал любой мой промах. А уж эти поджатые губы с выражением скорби и порицания... Впрочем, Мэксона, который выдернул меня, обычного полевого скриптора, с поля и сходу кинул в штабную работу, вверив к тому же в командование целое подразделение, вообще не интересовали мои промахи и отношение к ним — ему нужны были только результаты.       Просто поначалу было нелегко. А потом... Потом не стало легче. Я так и не смогла привыкнуть к гнетущей энергетике старейшины, что всегда окутывала его грозовым облаком.       К этому нельзя было привыкнуть.       И вот теперь мы сидели ровным полукругом в главном зале, собравшись по приказу мастера-скриптора. Мы — это скрипторы из Ордена Пера, и ни одного из доверенных паладинов Мэксона, хотя по крайней мере Сумрак осталась в Цитадели ждать дальнейших приказов старейшины, да и сам Каден...       По факту в их присутствии необходимости не было, но я еще не поняла, хорошо это или плохо, что сейчас в зале нет никого из вояк Мэксона.       Я знала наверняка, что Ротшильд захочет допросить Данса. Роберт Маккриди вряд ли интересовал его так же — всё же гражданский в его глазах оставался гражданским, пусть и работал когда-то на Стрелков. К тому же мастер-скриптор этого не знал, а я предпочла умолчать об этом факте в своем докладе.       Бывший же когда-то одним из паладинов Братства Стали, синт, побывавший в лаборатории Института... Вот это было для Ротшильда гораздо любопытнее.       Послушница в серой форме подняла голову, оторвавшись от стенографии, искоса глянула на Ротшильда. Мастер-скриптор аккуратно выровнял перед собой листы с данными, не спеша сложил пальцы. Поднял на Данса острый взгляд.       — Расскажите о причинах вашего пребывания в данном квадрате, — осведомился он, и эти слова звякнули ледышками, упали в тишину главного зала, перьевая ручка стенографистки проворно заскрипела по бумаге.       Официально Данс уже не состоял в рядах Братства Стали. И опять же — официально еще ни разу не бывало такого, чтобы кто-то уходил из Братства и оставался при этом живым. Ни разу не бывало, чтобы в рядах Братства состоял синт.       И этих «ни разу» было очень много. Слишком многого.       После операции в стенах Института, где Данс сыграл ключевую роль, Мэксон объявил его погибшим. Никто и никогда, включая наверняка и самого Данса, не мог даже подумать, что он останется в живых.       Нора рассказала то, что знала сама: о своем сыне, об отключении чипа... О путешествии по Пустоши. Много всего. У меня не было причин подозревать ее в том, что она что-то утаила — то, что она не сказала, скорее, просто не знала сама. У нее в голосе звенели слезы, но лихорадочно блестевшие глаза были сухими — Нора просто говорила, говорила... Как будто пыталась избавиться от своей невыносимой ноши. Она составила подробный рапорт об этом, изложив всё, что ей удалось узнать — и это было очень информативно, очень полезно для Братства, но тогда... Тогда она просто говорила.       Допрос шел уже третий час.       Ротшильд по-прежнему сидел в кресле, едва поменяв позу за это время. Во всем его облике жили только старческие, похожие на пергамент пальцы, что сухо переворачивали листы документов.       Как глава гражданского состава Братства Стали Ротшильд имел полное право на этот допрос, и ему даже не нужно было разрешение Кадена. Я знала, что этот допрос будет — и мне было важно перехватить инициативу, поэтому и доклад я предоставила мастеру-скриптору как можно скорее.       — Цель была указана проводником. Я мог лишь предполагать об ожидаемом объекте.       Данс всё это время стоял перед нами, глядя прямо перед собой — жесткий, несгибаемый, как закаленная сталь. Его руки сковывали браслеты наручников — но даже это унижение не могло затмить его внутреннюю суть.       Даже так он оставался достойным бойцом.       — Расскажите о вашем проводнике.       Тихо гудели лампы дневного света, им так же тихо вторило скрипение перьевой ручки.       — Хорес Пинкертон, агент Подземки. Это всё, что я знаю, — ровно ответил Данс. Так же как и я, он прекрасно понимал, что это всё Ротшильду уже известно. В конце концов, он сам достаточно занимался получением информации из разных источников. В том числе и тех, что не желали давать ее добровольно.       — Почему его не было с вами?       — Он мертв.       Ротшильд помолчал, намеренно растягивая время. Свет главного зала, холодный, синеватый, бросал блики на наручники, когда Данс слегка поворачивал руки в запястьях, затекших от браслетов.       В наручниках не было никакой необходимости. А даже если бы и была — вряд ли они удержали бы его.       Окно, выходившее на тренировочную площадку, не могло полностью изолировать все звуки снаружи. Сначала оттуда были слышны резкие выкрики наставников, гоняющих оруженосцев и послушников по площадке, доносились выстрелы со стороны стрельбищ, но потом всё стихло — за окном неторопливо и вязко пополз зеленоватый радиоактивный туман, все тренировки прекратились.       — Какое отношение вы имеете к агентурной сети Подземки?       — Я не имею к ней отношения.       Мастер-скриптор поджал губы, словно был чем-то недоволен, не торопясь открыл лежащую перед ним папку. Разложил перед собой листы и выровнял каждый из них, медленно двигая по столешнице с сухим шуршанием.       — С вами связывались ее агенты?       — На территории Столичной Пустоши — нет. В Содружестве... приходилось иметь с ними дело.       — Вы принимали участие в зачистке их главного штаба?       — Так точно.       — До этого вы сами искали контакты с ними?       — Никогда.       За окном заметно стемнело. Солнце скрылось за зеленоватыми радиоактивными облаками, что изредка освещались вспышками электромагнитных разрядов. Счетчик Гейгера на воротнике формы вяло потрескивал в ответ на каждую вспышку молний. Стены Цитадели защищали от радиоактивных штормов, но даже они не могли защитить полностью. Всё же это были не прозрачные туманы Содружества.       — Вы вызвали старейшину, используя известную вам конфиденциальную частоту. С какой целью?       — У меня не было цели связаться со старейшиной. Целью была передача скрипторам Братства чипа охотника.       — По чьей инициативе вы отправляли сигнал?       — Это было мое решение.       Вопросы следовали один за другим. Некоторые мастер-скриптор повторял, меняя формулировки. Я присутствовала на допросе, когда на этом самом месте стояла Нора. И насколько невесомым и хрупким выглядел тогда ее тонкий силуэт, настолько же сейчас отличался от нее Данс. Под глазами залегли темные круги, по вискам ползли капли пота, но он не выглядел ослабевшим. Был таким, каким я его всегда знала. Нерушимый как скала.       Как сама Цитадель, когда-то воспитавшая из него воина.       Я всегда восхищалась им, он мне казался воплощенным духом Братства Стали — и сейчас тем более.       — Что вам известно про недавнюю атаку?       — Я предполагал, что мы можем быть атакованы, так как увидел что-то похожее на телепорт. Это был стационарный телепорт, не мобильный, насколько я могу судить. Где может быть его вторая точка сборки, мне неизвестно.       — Откуда вы получили рабочий чип синта?       Данс отвечал. Ему было нелегко, но он говорил, преодолевая сопротивление, скрытое от наших глаз. Может, он и держался на пределе своих сил, противостоял самому себе, но этого никак не было заметно.       Это же Данс.       Ему неведомы вспышки гнева, неведомы усталость и изнеможение.       — ...ими руководило лишь желание взять старейшину живым.       — Почему вы так полагаете? — размеренно осведомился Ротшильд. Его голосом могли говорить сами стены Цитадели. Холод. Мрак. Древняя нетерпимость к врагам Братства.       — Кто бы ни атаковал нас, делали они это неумело. Они могли бы нас перестрелять — тем более на таком открытом пространстве. Если бы они удерживали свои позиции и непрестанно вели огонь, они победили бы только за счет большей огневой мощи.       Вспышки молний за окном уже прекратились. Тускло зеленел радиоактивный туман, рваные седые кольца расползались по стеклу, постепенно редели, проступала обычная ночь Столичной Пустоши. Счетчик Гейгера угомонился, в тишине главного зала слышно было лишь скрипение перьевой ручки в те моменты, когда Данс замолкал.       Мастер-скриптор откинулся на спинку кресла, убрал руки в рукава робы.       — Вам удалось уничтожить обоих охотников? — спросил он.       — Так точно, — ответил Данс.       Это был лишний вопрос, потому что он только что подробно об этом сообщил. В процессе Ротшильд задавал такие же вопросы, чем вынуждал повторять одно и то же, иногда говорить очевидные вещи.       Данс отвечал на них, не выказывая ни раздражения, ни удивления. Его внутренний стальной стержень не могло сломать ничего — он когда-то стал основой отряда «Гладиус», благодаря лишь невероятной силе духа Данса мы смогли выжить и выполнить нашу миссию. Я гордилась тем, что мне довелось служить под его командованием, а в этот момент особенно.       — По приказу проктора Квинлана старший скриптор Нерия проводила идентификацию ДНК синта М7-97, которая полностью совпала с вашей ДНК. — мастер-скриптор помолчал, неторопливо постукивая пальцами друг о друга, — Зная о своем... хм... происхождении, вы тем не менее подали запрос о рекрутинге в ряды Братства Стали. С какой целью это было сделано?       — Я не знал о своем происхождении.       — То есть вы согласны с тем, что вам были вживлены ложные воспоминания?       Данс не ответил. Его взгляд скользнул по бумагам на столе, он едва заметно нахмурился и это было первое проявление чувств с его стороны. Но как выяснилось, ответ и не требовался.       — Когда и кем это было сделано?       — Мастер-скриптор, если позволите, — вмешалась я. Поднялась со своего места, и где-то внутри себя даже ошалела от собственной наглости.       Ручка прекратила скрипеть по бумаге, послушница подняла на меня глаза, в растерянности посмотрела на Ротшильда, не зная, записывать ли это. Ротшильд повернулся ко мне, и на его лице отблеском ядерного взрыва сверкнула неприязнь. Взгляд Данса тоже вперился в меня — он словно едва ли не впервые обратил на меня внимание.       На самом деле я знала его достаточно, чтобы точно сказать — он просто не хотел привлекать ко мне лишнее внимание. Я служила в его отряде, когда случилась эта история с беглым синтом М7-97, Данс тогда как мог постарался защитить нас, оставшихся членов отряда «Гладиус», от гнева Мэксона. Он и сейчас это делал.       Я на секунду прикрыла глаза. С тех пор, казалось, прошло уже сто лет. Данс больше не был моим командиром, но он так и остался тем, кем был всегда — старшим наставником, другом... Теперь была моя очередь защищать его.       Злость, безысходность, всё, что я испытывала — это сейчас не имело значения.       «Соберись, солдат!»       — Мастер-скриптор. Целью Подземки в Столичной Пустоши была адаптация синтов к жизни среди обычных граждан. Они полагали, что синт, не знающий о своем происхождении, гораздо более приспособлен к жизни среди поселенцев.       — Операция в Содружестве показала иные результаты, — возразил Ротшильд. Он отвернулся от меня, сложил руки в рукава робы, как будто показывал этим, как мало для него значат мои слова.       — Так точно, — я подвинула Ротшильду одну из бумаг, которую извлекла из своей папки, положила прямо перед ним. — Здесь отчет о ликвидации Подземки на территории Бостона. Учредителем и куратором Подземки на территории Бостона был Институт, он же сформировал ее как свою агентурную сеть. Однако, — я подвинула ему еще один лист, — Связей между Бостонской Подземкой и Подземкой на территории Столичной Пустоши нет. Как скриптор отряда «Гладиус», я предоставила вам исчерпывающие сведения на этот счет, здесь — дубликаты отчетов. Столичная Подземка не имела и не имеет отношения к Институту.       Несколько пар глаз смотрели по очереди то на меня, то на мастера-скриптора. Старшие скрипторы разных подразделений присутствовали в главном зале, в том числе и я, но только я в открытую выступила против Ротшильда. И не в первый раз.       И он тоже помнил это и, видимо, простить не мог.       — Старший скриптор, — спустя долгую паузу проронил Ротшильд, — я понимаю вашу признательность своему бывшему командиру, — он подчеркнул слово «бывшему», — но уверяю вас, защищать потенциального предателя и диверсанта значит ставить под сомнение вашу лояльность Братству Стали. Это может плохо сказаться на вашей... хм... репутации.       Мне пришлось выдержать паузу. Изнутри прилила волна ликующей злости, даже захотелось рассмеяться. Он угрожает мне последствиями для репутации?       Я стояла, отчего получалось, что я нависала над мастером-скриптором, смотрела на него сверху вниз и, может, от этого же отчетливо ощущала свое превосходство. Он сбился на угрозу вместо того, чтобы приводить разумные доводы.       — Моя репутация не имеет значения, мастер-скриптор, — стараясь, чтобы это звучало твердо, заявила я. — Я лишь пытаюсь указать Братству на ложный путь. Паладин Данс подал запрос о рекрутинге в Братство Стали более десяти лет назад. Никаких данных о существовании Бостонской Подземки за тот период нет, она была создана намного позже, о чем свидетельствуют архивы, извлеченные из их внутренней сети, — я подала ему еще один лист, но мастер-скриптор даже не взглянул на него.       Вместо этого он повернулся ко мне, лицо его на миг исказила гримаса злости и нетерпимости, но он овладел собой.       — Он синт, — раздельно произнес Ротшильд. Вероятно, только он умел говорить так — не повышая голоса, тоном, от которого леденело всё вокруг. Он плавно взмахнул рукой, сухой палец ткнул в сторону Данса. От воздуха, что потревожили рукава его робы, бумаги разлетелись по столешнице, нарушая идеальный порядок. — Технически его перепрограммированием мог заниматься тот, кто являлся впоследствии агентом Анклава. Вы понимаете меня? Вы все, — он обвел царственным взглядом всех присутствующих. — Речь идет даже не о Подземке.       Что ж, и этого я тоже ожидала. Невозможно было не ожидать.       — Я понимаю вас, мастер-скриптор. Но перед вами — член Братства Стали, который неоднократно проливал за него кровь. Который доказал множество раз свою преданность — и не было ни единого повода, чтобы сомневаться в его лояльности к Братству. Его заслуги подтверждены старейшиной Лайонсом. В свою очередь старейшина Мэксон не назначил бы его во главе разведотряда. Последней его миссией была добровольная сдача в руки Института с последующим отслеживанием поискового сигнала, — я говорила с нажимом и мой голос непроизвольно набирал силу. Причем, я уже явно говорила лишнего. Простому скриптору, каким тогда была я, явно не полагалось знать того, что накопали мы с Норой в обход Мэксона. Но сейчас это было неважно. — Если бы не происхождение паладина Данса, нам не удалось бы ввести Институт в заблуждение.       Я совсем не была уверена, что стоило в эту речь включать и старейшину Мэксона. Как бы он ни ценил Данса, но это не помешало ему отдать приказ о казни.       Ротшильд же по крайней мере искал причины.       — Не кажется ли вам, старший скриптор, что Институт или же его альянс с Анклавом могут сейчас вводить в заблуждение нас? Тем, чтобы подбросить нам свою технологию? Живую, заметьте, технологию. Шансов на выживание у паладина Данса не было, — Ротшильд сделал упор на том, что упомянул звание Данса. — Не так ли? — обратился он к Дансу. — Как вы можете объяснить свой благополучный исход из лабораторного комплекса?       — Благополучный исход — это случайность. Если я смогу принести пользу Братству, то я это сделаю, — ровно ответил Данс. Он помедлил, а когда заговорил снова, в его голосе впервые пробились какие-то чувства. — Если бы я знал или хотя бы подозревал, что меня можно использовать как оружие против Братства, я бы не допустил этого!       Похожие на пергамент пальцы неторопливо побарабанили по папке с личным делом, словно указывая на надпись «ПОГИБ». Мастер-скриптор, о чем-то поразмышляв, царственным утомленным жестом дал знак стенографистке — перьевая ручка остановилась. Повинуясь еще одному неопределенному движению пальцев, послушница подала Ротшильду последний лист, и тот углубился в чтение.       В тишину упало несколько мгновений, долгих, тянущихся... Какое-то нехорошее ощущение возилось в груди, мерзкая смесь беспокойства и злости... Может, еще чего-то, чему я пока не могла дать названия. Ядовитое, гнетущее, как будто я хлебнула радиоактивной воды из ручья. Эта беспомощность раздражала, но, к сожалению, ничем не могла помочь.       Это был не конец. Я слишком хорошо знала мастера-скриптора       Я глянула на Данса. Не меняя позы, он стоял, глядя прямо и даже не повернулся в мою сторону. Он не выглядел, как человек, которому нужна защита или поддержка. Или как тот, о ком следовало бы беспокоиться.       — Я благодарю всех за присутствие, — наконец объявил мастер-скриптор, откладывая стенограмму и обращаясь к присутствующим. Показал, что собрание окончено. — Все свободны, можете возвращаться к работе.       Зашелестели робы скрипторов, зашуршали отодвигаемые стулья. Всё тихо, молча. Ни у кого не возникло вопросов, да собственно Ротшильд ни у кого не поинтересовался, нет ли их, этих самых вопросов. Послушница собрала листы стенограммы, сложила в стопку и вложила в требовательно протянутую руку мастера-скриптора. И поспешно удалилась после того, как Ротшильд что-то тихо сказал ей и коротко кивнул, разрешая удалиться. Я тоже поднялась и направилась вместе со всеми к двери.       — Старший скриптор, — окликнул меня мастер-скриптор, когда я обошла стол и поравнялась с ним. — Задержитесь.       Он взмахом руки отослал охрану, показывая, что он еще не закончил, и указал мне на стул.       — У меня есть несколько вопросов, — ледяным тоном сообщил он, когда я остановилась — и остановилась не столько от его приказа, сколько от того, как резко у меня всё поджалось внутри, — к нашему... хм... общему знакомому. Думаю, что вам тоже будет любопытно услышать ответы.       — Слушаюсь, мастер-скриптор.       Нехорошее предчувствие, смешанное с бессильной злость, окрепло и разрослось. Я вернулась на место, подвинула себе стул и присела на самый краешек, как будто готовилась к тому, чтобы моментально бросится в атаку. Не исключено, что так и пришлось бы.       Ротшильд помолчал, обстоятельно выравнивая документы перед собой. Подождал, пока последние скрипторы покинут зал. Послушники проворно поправили столы, расставили стулья в идеальном порядке — всё молча, повинуясь одному лишь взгляду мастера-скриптора.       Наконец все вышли и охранник прикрыл дверь. Стало тихо — и теперь тишину даже не разбавлял скрип бегущей по бумаге ручки.       — Возможно, — заговорил мастер-скриптор, обращаясь к Дансу, — вы хотели бы сказать мне что-то без постороннего присутствия?       Я пока не понимала, куда он клонит. Данс, видимо, тоже, потому что он едва заметно нахмурился.       — Надо ли вас понимать так, что от вас не зависело ваше... хм... чудесное спасение? — спросил он. — Что-то вмешалось? Некий... человеческий фактор?       Время стало тягучим и неповоротливым. Оно заледенело и кололось тысячами игл, словно играя с нашей беспомощностью.       — Человеческий фактор... — повторил Ротшильд спустя целую минуту тишины. — Вы согласны?       Целую минуту тишина заполняла собой всё пространство вокруг, как бездонное море, широко, необъятно. Как зеркало отражала, вырисовывала унижение и неприглядность происходящего.       — Расскажите о нем. О том самом человеческом факторе.       В облике Данса ничего не изменилось, но я отчетливо ощутила, как он замер в мрачном оцепенении. Может быть, что-то промелькнуло в его взгляде, который был устремлен на мастера-скриптора, сверкнуло быстрой тенью — что-то пугающее, лютое, чудовищное... Чего я никогда не видела.       Нора... Он будет защищать ее до конца. Едва усмотрев в нем самом предателя и диверсанта, всесильный механизм Братства может перемолоть его в труху, и он без возражений примет это решение. Но она... Ее саму он не подставит под удар никогда.       — Это была случайность, — повторил Данс, понизив голос, отчего в нем послышался далекий отзвук угрозы. Может, послышался не только мне.       Ротшильд приподнял бровь, пальцы перестали постукивать по обложке папки.       — Поясните эту... случайность.       С лязгом натянулась цепь наручников, пальцы Данса сжались в кулаки.       — Вы не хотите отвечать? — промолвил мастер-скриптор и немного подался вперед.       Данс молчал. Я излишне резко повернулась в сторону Ротшильда и он, неправильно истолковав это, вытянул руку в моем направлении, грубым жестом заранее пресекая любые мои возражения.       — Быть может, Братству пояснить этот факт мог бы кто-то другой?       Я ожидала чего-то подобного, но все равно вздрогнула от ощущения вылитой на меня холодной воды. Только сейчас до меня окончательно дошло, чего пытался добиться мастер-скриптор.       Словно подтверждая это, оба охранника у двери синхронно звякнули оружием, вытянулись по стойке «смирно», приветствуя вошедшего.       — Входите, паладин, — не поворачиваясь в ту сторону, сказал Ротшильд.       Данс напрягся, браслеты наручников впились в его запястья, оставляя на коже белые полосы. Он не обернулся, но ему, казалось, это и не было нужно. Вместо этого его убийственный взгляд вонзился в Ротшильда.       Деревянно и заторможено Нора приблизилась к нам. Холодный свет облил ее бледное лицо, подчеркнул темные круги под глазами. Расширенные глаза отражали голубоватые блики, трепещущий взгляд метался от меня к Ротшильду, разбрасывал высверки безумия... Прежняя дикая суровость легла на ее черты, ожесточила их. На миг я даже испугалась.       — Мастер-скриптор, вы вызывали меня, — ровно сказала она.       В Цитадели едва ли можно было найти кого-то безоружного, даже оруженосцам с двенадцати лет выдавалось огнестрельное оружие. Но у Норы его не было — старейшиной был наложен запрет на ношения ею любого оружия, включая ножи. Поначалу это казалось просто прихотью, желанием привязать ее к Цитадели любыми средствами.       Но теперь, когда я видела неуправляемое буйство шторма в ее взгляде, которым она посмотрела на впивавшиеся в запястья Данса наручники и следом на мастера-скриптора — теперь я поняла, что запрет на оружие был правильным и дальновидным. Нора машинально провела по тому месту, где должна была быть ременная перевязь с кобурой — и от меня не укрылся этот бессознательный жест.       Я сидела на месте, стараясь не ерзать, и лихорадочно думала.       Со стороны мастера-скриптора это была провокация, наглая и топорная, но оттого действенная.       Едва ли не впервые я пожалела, что Мэксона нет на месте, да и помогло ли бы его присутствие? Допрос давно перестал быть формальной передачей информации от гражданского лица — значит, надо было по крайней мере известить об этом Кадена.       Мастер-скриптор поэтому задержал меня здесь. Только я могла поставить в известность кого-нибудь из доверенных паладинов Мэксона и прекратить этот фарс. Остальные либо получили прямой приказ от мастера-скриптора к тому, чтобы ничего не предпринимать, либо просто не станут этого делать.       Возможно, понимание как-то отразилось на моем лице, потому что Ротшильд, глянув на меня, слегка улыбнулся. И я не выдержала:       — Мастер-скриптор! — я вскочила и повысила голос, уже не сдерживая гнев, — Если это уже допрос подозреваемого в подготовке к диверсии, то вы обязаны...       — Соблюдайте субординацию, старший скриптор! — перебил меня Ротшильд. — Иначе я обвиню вас в сокрытии и подлоге фактов. Вас. Обеих. — он по очереди указал на меня и Нору. — А вы, старший скриптор... Возможно, старейшина Мэксон и закрыл глаза на некоторые ваши злоупотребления своим положением в Содружестве. Я же этого делать не стану.       Едва ли не физически я ощутила то, как Нору отпустила эта деревянная скованность. Она сделала один стелющийся плавный шаг к мастеру-скриптору. Глаза ее недобро сузились, на секунду метнулись к охранникам у дверей главного зала, явно примериваясь к одному из карабинов. «Ах ты...» — прочитала я по ее губам.       Данс, до этого неподвижный как Скалистые горы, заступил перед ней, не давая совершить непоправимое.       — Нора! — рявкнула я.       Увидев этот порыв подобравшейся тигрицы, я забыла про всю мыслимую субординацию.       — В любой момент я могу позвать охрану, паладин, — холодно произнес Ротшильд. Он не двинулся с места, невозмутимый, прямой, правильный. Положил руки на стол, соединив пальцы. — Не думаю, что на этот раз вас хоть что-то спасет от обвинения в измене.       — Выдвигать такие обвинения имеет право лишь старейшина. Но никак не гражданское лицо, как вы, мастер-скриптор, — сказала Нора. Ее голос звучал твердо и ясно, словно и не было мгновения назад сверкания молний безумия и дикости в ее взгляде.       — Или Совет, — добавил Ротшильд. — Лост-Хиллс с удовольствием выслушает запрос о помощи... И на это моих полномочий вполне хватит. Вы же не хотите подрывать авторитет старейшины Мэксона?       Лост-Хиллс... И я впервые за время этого допроса растерялась окончательно.       Запрос в Лост-Хиллс мог подорвать гораздо больше, чем авторитет старейшины.