***
Впереди Алеши скакали Александр, Соня и Петр. Нежно голубая амазонка второй кожей обтягивала хрупкую фигурку девушки, делая её похожей на фарфоровую статуэтку. Нежные взгляды бросаемые братом на Софи глухой болью отдавались в Алешином сердце. Он знал, что это малодушие, но видеть счастье этих двоих сейчас было смерти подобно. Борис умчался вперед вместе с управляющим. Алеша усмехнулся. Это к лучшему, он не знал, как бы повел себя, если бы Борис посмел к нему приблизиться. Ударил? Обнял до боли? Сердце кровоточило так, что хотелось кричать. Оказаться бы сейчас в одиночестве, упасть в высокую траву вон под тот раскидистый клен на опушке и уснуть мертвым сном. Алеша встрепенулся. А почему, собственно, и нет. Еще несколько минут и можно будет свернуть к старому охотничьему домику и побыть в тишине. Все равно охота сегодня пойдет в другой стороне. Алеша подозвал к себе брата и, сославшись на недомогание, получил разрешение вернуться в поместье. Александр заволновался, но Алеша уверил, что он просто плохо спал и пару часов крепкого сна вернут ему хорошее самочувствие. Брат покачал головой и отпустил восвояси. Оставшись в одиночестве, Алеша тут же повернул к заветному домику. Пять минут неспешной езды — и он уже у озера. Отпустив на свободу довольную прогулкой Ласточку, Алеша скинул куртку и присел на сочную зеленую траву, что обрамляла озеро душистым ковром. Где-то вдалеке слышался заливистый лай собак, крики загонщиков, но он не обращал на них внимание. Закрыв глаза, снова и снова погружался в воспоминания. Его тело все еще помнило прикосновение горячих сильных рук, а губы глубокий и нежный поцелуй, что навсегда изменил его. Алеша удивился. Плакать совсем не хотелось, как и кричать от боли и бежать куда глаза глядят. Разум наконец проснулся и взял верх над чувствами. Сначала нужно выяснить, какие именно из многоцветья продемонстрированных ему Борисом эмоций истинны, какие именно слова правдивы. Не может человек, с такой нежностью произносивший его имя, в одночасье отвернуться и сделаться холодным, как лед. В мифическое пари Алеша уже не верил и сейчас удивлялся сам себе. Как он мог хоть на минуту усомниться в благородстве человека, чьи поступки вызывали уважение и восхищение почти ежедневно. Успокоившись, Алеша задремал, улыбаясь своим мыслям, отгоняя отчаянье, преисполняясь надеждой. Проснулся он от конского ржания. Наверное, Ласточка звала домой. Молодой граф поднялся с импровизированного ложа и замер, услышав негромкое чертыханье и лошадиное фырканье. Подобравшись от озера поближе к домику и выглянув из-за угла, Алеша почувствовал, что воздуха стало ничтожно мало, а земля предательски уходит из-под ног. У крылечка спешился князь Гагарин, но самым страшным было то, что в это самое мгновение он уверенно стаскивал с седла, запутавшегося ногой в стремени Бориса. Секунда и последний уже на твердой земле в кольце рук Петра, но пристрастному стороннему наблюдателю с широко открытыми шоколадными глазами на миг показалось, что еще чуть чуть и губы мужчин встретятся в поцелуе. Перед глазами полыхнуло алым, и Алексей с трудом удержал себя на месте. Все его самые страшные предположения подтверждались… Эти двое — любовники, а злобные и презрительные взгляды — лишь прикрытие порочной связи или тщательно маскируемой ревности к молодому сопернику. Глаза пекло, в горле стоял ком… И вдруг пелена спала так же быстро, как и появилась. Князь небрежно, даже грубо подтолкнул Бориса к двери и сам пошел следом. Алеша понял, что может дышать, а сердце перестала сжимать ледяная рука ревности. Странно, все совсем не так, как кажется? Алексей рухнул обратно в траву и прислушался. До боли знакомый голос князя Гагарина произнес: — Здесь нам никто не помешает, входите. — Я все еще не понимаю, зачем мы здесь, — спокойный голос любимого теплым бархатом коснулся слуха. Мужчины зашли в домик и голоса стали глуше. — Я понимаю, что моё общество вам неприятно, Борис, но выслушать меня вам придется. — Тогда закончим с реверансами, ваша светлость, и перейдем к сути. — Если ты настаиваешь, — в голосе Гагарина появились наглые нотки. Алеша подполз поближе к домику, опасаясь быть обнаруженным, он почти не дышал. И хотя теперь он понимал, что его страхи не подтвердились и этих двоих, судя по тону, невозможно даже отдаленно назвать друзьями, в ушах по прежнему шумело, а руки дрожали — так велико было недавнее душевное потрясение. — Дело касается Самойловых. Теперь когда свадьба моей сестры откладывается на год… Возникли некоторые обстоятельства, в связи с которыми я вынужден вас просить выполнить одну мою просьбу. Алеша весь превратился в слух. Холодный пот проступил на висках, он очень боялся, что вот-вот вернется загулявшая Ласточка и раскроет его недостойное благородного человека положение своим присутствием. — Мне нужен доверенный человек в усадьбе Самойловых, не глупый, расторопный и неболтливый, — продолжил Гагарин. — Вы подходите на эту роль идеально. — Позвольте не согласиться, князь, я намерен просить Александра Андреевича рассчитать меня. Алеша сжал кулаки и позволил себе улыбнуться. Сбегаешь? — Могу я узнать причину? — Она вас не касается. Глухой злой смех ударил по ушам: — Не дерзи, блохастый щенок. — Как вы… — Смею, смею. И причину твою знаю. Звать её Алешей, не так ли? Время для Алеши остановилось на мгновение. Неужели все так очевидно? — Так вот. Ты остаешься, будешь моими глазами и ушами в поместье и выкрадешь для меня кое-что из сейфа в кабинете старого графа. — Что? Нет. — Меня не волнует твое «нет». Ты же знаешь… Если ты хоть о чем-то заикнешься Самойловым, я тотчас расскажу занимательную историю, что произошла в одном из кабаков парижского предместья. — Не посмеете, — голос Бориса был еле различим. — Посмею, мне терять нечего. Да и кто поверит тебе, сироте без роду и племени. Если историю еще и приукрасить… Ты ведь понимаешь, что одна маленькая ложь в ворохе правды не заметна, но весома. И будет у нас вместо ночи страстной взаимной любви с юным корнетом страшная история насилия над несовершеннолетним невинным мальчиком из знатной семьи, отдавшимся сильному любовнику из страха за свою хорошенькую белокурую головку. — Мразь… — Огрызаешься? Ты еще пожалеешь. Твое счастье, что я не бросаю вызовов плебеям… — прошипел Гагарин. — Мне плевать, что… — Смелый… на себя плевать, а на мальчишку? Ты же понимаешь, как можно ославить молодого графа из уважаемой семьи. Учитель-гувернер — растлитель и насильник. — Не смей его трогать, даже пальцем, — голос Бориса звенел от переполнявшей его ярости. — Кто бы мог подумать? У содомитов есть сердце. Гагарин зло засмеялся, и Алеше захотелось заткнуть уши руками. Оскорбительное грязное слово в адрес любимого ударило больней любой пощечины. — А теперь слушай, — продолжил князь тоном, не терпящим возражений. — Ты будешь выполнять небольшие поручения для меня, а я забуду про твои извращенные замашки. Посмеешь сбежать или проговоришься — сам знаешь что будет. И еще, у меня в поместье свой человек, он за тобой присмотрит. Послышались быстрые шаги, скрип распахиваемой двери, удаляющийся конский топот. Все стихло. Лишь кукушка где-то в густой листве монотонно отсчитывала годы. Алеша сидел, прислонившись к бревенчатой стене, и рвано дышал. Тяжелые шаги по скрипучим половицам, словно человек с огромным трудом заставлял себя продвигаться вперед, вновь скрипнула дверь и, выглянувший из-за угла, Алексей увидел Бориса. Значит, первым умчался негодяй Гагарин. Борис подошел к Мавру и, потрепав его по гриве, зарылся в неё лицом. Алеша задохнулся. Его смелый, сильный и сдержанный любимый человек в отчаянии, а он ничего не может сделать… Так хотелось выдать себя, подойти и обнять, поцеловать в висок, где бьется трепетная голубая жилка. Но он не мог. Как объяснить свое присутствие, да и захочет ли Борис слушать его, человека, узнавшего, чем именно его шантажирует Гагарин?.. Давно все стихло. Борис умчался прочь, оставив Алешу в растрепанных чувствах. Молодому графу хотелось плакать и смеяться. Плакать от боли за любимого и смеяться от облегчения. Его не предавали, не унижали, только старались оградить, спасти от самого себя, от подобных подонку Гагарину. Его любят, ведь иначе не пытались бы защитить ценой своей чести и достоинства, соглашаясь на слежку. В груди разливалось тепло, а на лице блуждала рассеянная улыбка. Лишь упоминание о белокуром корнете заставляло губы кривиться и робко удивляться глухой ревности, что явила себя во всей красе. Но и это чувство было сладким, как первый сентябрьский мед. Алеша почувствовал небывалый прилив позитивной энергии, с сердца осыпались последние холодные осколки, а душа пела. Его любят! Те нотки искреннего беспокойства и откровенного страха за его благополучие и всепоглощающей ярости на Гагарина в голосе Бориса лучше любых слов говорили об истинных чувствах. Алеша легко вскочил на Ласточку. Бешеная скачка по полям должна была освежить голову и вернуть самообладание. Сейчас он как никогда нуждался в свежем взгляде на ситуацию. Теперь Алеша знал очень, даже очень много и, сложив все кусочки картины, мог получить… Ему не хватало опыта и знания человеческих пороков, но делать выводы он умел. Петр Гагарин отчаянно нуждался в деньгах, по словам Софи, а так как скорая свадьба сорвалась и до новой оставались долгие месяцы, то князь решил руками Бориса добыть необходимые ему средства для расплаты с должниками. Грязный шантаж — и в руках необходимая сумма. Но… Алеша так резко рванул поводья, что Ласточка, заржав, чуть не встала на дыбы. Но если все не так и дело не только в деньгах, а Гагарин хочет обвинить Бориса в краже. Алеша чуть не задохнулся от внезапно пришедшей в голову немыслимой, но при ближайшем рассмотрении очень даже здравой мысли. Как же поступить? Попросить поддержки у батюшки и брата? Это значит породить новые вопросы, на которые Алеша отвечать был не намерен. Придется говорить с Соней, заручиться её помощью и поддержкой. Кто знает брата лучше, чем его родная сестра? Но Софи не должна знать реальную историю, нужно сочинить для неё правдоподобную легенду, и тогда, вполне возможно, вместе они смогут вычислить шпиона и вывести Бориса из-под удара. Кивнув самому себе, Алеша отправился в обратный путь в поместье.***
К вечеру вернулись довольные охотники. Молодой кабан был отправлен на кухню. Мужчины поспешили в жарко натопленную баню, а затем окунулись в пруд. Алеша же, сославшись на плохое самочувствие, отыскал уставшую, но лучащуюся счастьем Соню и увлек её в сад. Им предстоял тяжелый, однако необходимый разговор. — И зачем мы здесь, Алеша? — расположившись на скамеечке под яблоней, Соня подняла глаза на друга. — Я хотел поговорить о Петре. Тот человек, представитель кредиторов, больше не появлялся? — Нет, а почему ты спрашиваешь? — Хочу убедиться, что у вас все в порядке. И тут Алеша вдруг ясно понял, что не может сказать ни одного плохого слова о любимом брате своей дорогой подруги, да и она совершенно точно не поверит в гадкую грязную историю, в которой погряз Петр. — Все совсем не плохо. Петр повеселел, сегодня даже был похож на себя самого. Смеялся и шутил, как раньше. Алеша скрипнул зубами и еле удержался, чтобы не врезать кулаком по ни в чем не повинному стволу дерева. Конечно, сегодня было чему веселиться. Гагарин растоптал чужую гордость и практически сделал послушным слугой такого свободолюбивого и честного человека как Борис. Чем не повод для веселья? Алеша отогнал грустные мысли и сказал совсем иное. — Я рад Соня. Хочу попросить тебя. Будь пожалуйста осторожна, и если у тебя хоть на минуту появятся нехорошие мысли или предчувствия, то сразу иди ко мне. — Но что случилось, Алеша?! — Софи вскочила и обхватила собеседника за плечи. — Все отлично. Я просто хотел тебя просить… Верь мне, что бы ни случилось. — Тот посмотрел подруге прямо в глаза. — Я всегда… — Поклянись. Что бы ни случилось, чтобы ты ни увидела и ни услышала, ты всегда будешь верить мне и доверять. — Хорошо. — Софи непонимающе моргнула. — Я всегда буду верить тебе. Клянусь. От дома послышались торопливые шаги и обеспокоенный голос Александра позвал невесту и брата к столу. Софи поспешила на голос любимого, а хмурый Алеша двинулся следом.***
Темной прохладной ночью Алеша сидел у окна своей комнаты, бездумно перелистывая томик Шекспира, подаренный Соней, и смотрел на догорающую свечу. По его щекам текли слезы, слезы облегчения и очищения, которых он не замечал. Признаюсь я, что двое мы с тобой, Хотя в любви мы существо одно. Я не хочу, чтоб мой порок любой На честь твою ложился, как пятно.* Как же безумно прав этот Шекспир… Эти же самые слова произнес Борис, отражая оскорбления, направленные на него Гагариным. В них не было этого ужасающего пафосного трагизма, но смысл, смысл был тот же… Любимый не мог допустить, чтобы Алеши коснулось дыхание порока, не мог дать греху замарать их светлые чувства, потому и отвернулся, разя сарказмом и безразличием, чтобы потом встать на защиту и пойти против друга и благодетеля, подставляясь под удар. Большой дом давно спал, и лишь редкий скрип половиц и шуршание чижей под крышей нарушали тонкую тишину. Сон к Алексею не шел, зато в голове роилось множество мыслей. Постепенно они складывались в план действий, главным и, пожалуй, самым сложным их которых был разговор с Борисом. Но Алеша уже не боялся, не ненавидел, не презирал и даже не ревновал, как молодой глупый щенок, — он боготворил, трепетно и бережно собирая в самом заповедном уголке своего сердца все лучшее, что было в его отношениях с Борисом. Вспоминая день за днем, минуту за минутой с самого первого дня их знакомства. Каждый жест любимого, его пристальный взгляд, теплую улыбку, ласковое слово, неуловимый поцелуй или даже строгий выговор за невнимание на занятиях — все, что придавало сил и уверенности, напоминало о том, что он не безразличен, что любит и любим. Эта копилка чистых трепетных воспоминаний будет его броней в борьбе за счастье. Далеко за полночь томик Шекспира опустился на льняное покрывало постели, а тяжелая растрепанная голова на подушку. Глаза слипались, но в голове Алеши все еще звучали строки английского поэта, написанные столетия назад, но словно о них двоих: Пусть нас в любви одна связует нить, Но в жизни горечь разная у нас. Она любовь не может изменить, Но у любви крадет за часом час. Как осужденный, права я лишен Тебя при всех открыто узнавать, И ты принять не можешь мой поклон, Чтоб не легла на честь твою печать. Ну что ж, пускай!.. Я так тебя люблю. Что весь я твой и честь твою делю! * ________________________________ * У. Шекспир Сонет 37