Обреченные на разлуку

Ранним вечером собиравшийся на нежелательную, но необходимую встречу с Гагариным Алеша уже успел укутаться в длинный темный плащ, когда в дверь его комнаты негромко, но уверенно постучали. — Алексей Андреевич! — юноша не без удивления узнал голос старого камергера батюшки Данилы. — Вас в библиотеку срочно требуют. Алеша скинул плащ и открыл дверь. — Что случилось, Данила? Я занят. — Не могу знать, ваша светлость. Батюшка за вами послал. Просил немедля спуститься. — Иди. Скажи, я скоро буду. Старый слуга поклонился и пошаркал прочь, а Алешу вдруг снова накрыло предчувствием беды. Ходики показывали четверть восьмого. Возможно ли, что разговор, для которого его ожидают, как-то связан с Гагариным и злополучным векселем? Алеша подошел к зеркалу. Нужно было взять себя в руки, чтобы опрометчивым поведением не выдать ни себя, ни Бориса. Бледный, с горящими глазами, он выглядел взволнованным и мало походил на себя обычного. Глубоко вздохнув, Алексей оправил сюртук, пригладил волосы и, прошептав краткую молитву, вышел из комнаты. *** — Борис! Миронов торопился в свою комнату, чтобы в её тиши без посторонних глаз дождаться возвращения Алеши, когда его окликнул Александр. Молодой человек удивленно обернулся. — Что случилось, граф? — Батюшка ждет нас для разговора в библиотеке. Я вас искал. — Что-то с Алешей? — спросил Борис, досадуя, что не удалось скрыть волнение в голосе. — Не думаю, — Александр покачал головой. — Ума не приложу, что батюшке понадобилось в столь поздний час. Сердце Бориса учащенно забилось, но он лишь кивнул и последовал на первый этаж за графом. Держать себя в руках он научился очень давно. Лишь бы с Алешей все было хорошо. *** Когда Алеша зашел в библиотеку, ярко освещенную множеством свечей, он едва не покачнулся от гнетущей атмосферы, которая буквально висела в воздухе, а когда увидел в кресле у окна Гагарина — замер в дверном проеме: ноги не слушались. Неужели этот бесчестный человек посмел выполнить свою страшную угрозу? Князь сидел спиной и даже не повернул головы при его появлении, глядя в непроглядную тьму за окном. Из ступора Алешу вывел строгий голос батюшки, расположившегося в своем любимом английском кресле с высокой спинкой. Его поза была напряженной, а всегда излучавшие добрый свет глаза словно потускнели. Лоб пересекали глубокие тяжелые морщины, а губы были поджаты, будто старый граф что-то старательно обдумывал. — Проходи, Алеша. Юноша пересек комнату и встал за правым батюшкиным плечом, как делал всегда, когда хотел поддержать его. — Не сюда, присаживайся. — Граф кивнул в сторону канапе, обитого темным бархатом, на котором любила читать матушка. — Разговор обещает быть долгим. Алеша послушно присел на диван и сцепил подрагивающие пальцы. Тревожная тишина снова наполнила кабинет. Когда через пару минут вошли Александр с Борисом, Алеша почувствовал, как ладони покрылись неприятной, липкой пленкой. Любимый лишь мельком оглядел всех присутствующих, успокаивающе улыбнувшись Алеше одними глазами, и застыл у стены, а молодой граф обратился к хозяину дома: — Отец, что случилось? Уже довольно поздно… — Сядь рядом с братом, — Андрей Петрович был немногословен. Александр, не ожидавший столь сухого приветствия, прошел к дивану и сразу заметил нездоровую бледность брата. — А вы, милостивый государь, извольте ответить на некоторые мои вопросы, — обратился старый граф к застывшему перед ним Борису. Алеша прикусил губу и стиснул пальцы на лакированном подлокотнике, тщетно пытаясь поймать любимый синий взгляд. — Я слушаю, ваше сиятельство. — Каковы истинные причины вашего приезда в Осколково? Старый граф смотрел в упор, пристально и внимательно, словно вознамерился прочитать сокровенные мысли собеседника. — Не могу сказать, что понимаю вас… — Что же тут непонятного… милостивый государь. — Я приехал по приглашению Александра Андреевича. — Это мы все знаем, — старый граф положил руку на левую сторону груди. — А истинная причина?.. — Я не… — Борис, вы человек, которому я очень обязан, чего не отрицаю. Я очень благодарен вам, но это не дает вам права лгать. — Батюшка… — Отец… Два возмущенных возгласа прозвучали одновременно. — Я не давал никому слова! — гневно рыкнул Андрей Петрович. — Итак, если вы продолжаете упорствовать, буду говорить я, а вы меня поправите… Алеша с трудом сдерживал рвущийся из груди крик. Гагарин продолжал равнодушно смотреть в окно, но Алеша отлично видел его хищную усмешку. — Вы приехали сюда как друг и слуга, и, возможно, сначала никакие темные мысли не посещали вашу голову. Но узнав, что мой сын, — мой старший сын, — поправил сам себя старый граф, -…отправляется на государеву службу без вас, решили воспользоваться моей доверчивостью и расположенностью к вам всех домашних, — а особенно Алеши, — и вознамерились меня обокрасть. Александр вскочил на ноги, не в силах более слушать. — Что вы говорите отец? Честнее Бориса… Алеша только часто дышал и не мог вымолвить ни слова. — Это не правда, ваше сиятельство. — Борис прожег взглядом расслабленную спину Гагарина. — Неправда? — старый граф вынул из кармана сюртука поблескивающую при свете свечей россыпью бриллиантов булавку. — Это вам знакомо? — Никак нет, ваше сиятельство. — Странно. А вот князь Гагарин утверждает, что эта вещица выпала из вашего кармана, когда вы спешно покидали мой кабинет. — Нет… — Алеша рывком поднялся, приблизился к отцу, чтобы рассмотреть драгоценность в его руках. — Это гнусный навет, батюшка. Борис никогда бы не посмел совершить подобный бесчестный поступок! — Откуда вы знаете, Алексей Андреевич? — наконец подал голос Гагарин, прожигая сузившего глаза Алешу. — Это же вас этот гнусный недоадъютант заставил раскрыть тайну батюшкиного сейфа. Вы его сообщник. Алеша с трудом удержался, чтобы не высказать все, что сейчас готово было сорваться с его языка. — Неправда. — Юноша задыхался от горечи, чувствуя затылком обеспокоенный взгляд любимого и не смея обернуться. На его плечо вдруг легла теплая ладонь Саши. — Петя, как ты смеешь бросать такие обвинения моему другу и любимому брату? — Алеша чувствовал Сашину злость как свою. — Для чего Борису эта безделица? — Безделица эта, для твоего нищего «друга», — последнее слово Гагарин ехидно выделил, — целое состояние. Тем более, что сейчас он будет вынужден жить на жалование учителя, а не на довольствие военного лейб-гвардии. Алеша слушал и с ужасом понимал, как складно звучит все то, о чем говорит Гагарин, как очерняет его честного и благородного Бориса правдивая ложь. — Это еще надо доказать… — продолжил сложивший руки на груди Александр, сверля глазами Петра. — Да и резона предавать отца у моего младшего брата нет вовсе. — Ошибаешься…- прошелестел Гагарин словно ядовитая змея. Борис метнулся к ненавистному врагу и рванул его за грудки. — Вы не смеете оскорблять Алексея Андреевича! Он не виновен и абсолютно чист перед отцом. Александр попробовал призвать друзей к порядку, но его попытка не увенчалась успехом. Оба впились друг в друга ненавидящими взглядами — Не смей меня трогать, мерзкий содомит. Страшное слово упало каменной глыбой, разбив собою два в унисон бьющихся любящих сердца. Борис брезгливо, словно ядовитую гадюку, отшвырнул от себя скалящегося Гагарина, услышав сказанное страшным шепотом. — Что он сказал? — голос Александра звучал глухо и безжизненно. — Не слушай, Саша. Александр обернулся, чтобы утонуть в темных глазах своего любимого младшего брата и сразу все понять. Всё. Они слишком близки и слишком похожи, одинаково открыты и жертвенны. Шоколадные глаза с потускневшими золотыми искорками были полны ужаса и абсолютной бескомпромиссной решимости. «С таким лицом идут в последний бой, чтобы не вернуться» — промелькнула в голове Александра шальная мысль. — Отчего же. — Гагарин как ни в чем ни бывало поправил потрепанный шейный платок. — Наш юный граф испытывает чувства к своему воспитателю. Александр прожигал глазами, но не Бориса, а Петра, призывая его остановиться. — Что ты такое говоришь, Петя? — старый граф приподнялся в кресле, вмиг утратив всю свою спокойную властность. — Это гнусная клевета. — Боюсь, что это чистая правда, Андрей Петрович, — голос Гагарина излучал злую уверенность. — Алеша… — старый граф взглянул на младшего сына, а тот тут же рухнул на колени рядом с отцовским креслом. — Не слушайте эти наговоры, батюшка. Боря мне друг, он… — Я бы не был так спокоен, ваше сиятельство, если бы у меня не было доказательств. — Взглянув в мертвенно бледное лицо Александра Гагарин поморщился. — У этого тайного греха есть свидетель. Алеша, прижавшийся щекой к теплой ладони отца, решил не выдавать Бориса и любым способом отвести от любимого подозрения, вдруг моментально напрягся. Свидетель? — Данила, впусти! — крикнул Гагарин и в комнату боком протиснулся тот, кого Алеша меньше всего ожидал увидеть: Никитка… — Скажи барину что видел ночью, — мерзко ухмыльнулся Гагарин. — Да правду говори. — Ну! — это старый граф, прекратив удерживать ладонь младшего сына, вышел из оцепенения. — Говори. А то выпорю. И только попробуй соврать — шкуру спущу. — Я… — мальчишка опустил голову, запинаясь. — Это… К комнате его благородия приставлен, так…ночью давеча пошел я, значит чтоб проверить, не забыл ли барин свечи погасить на сон, а то так и пожар… — Ну!.. — Я покамест замешкался у двери, гляжу — молодой барин из комнаты его благородия выходят в рубашке одной и туфли в руках… Я тогда подивился, ночь ведь на дворе, и не стал в комнату-то, боязно… «Запорю насмерть, мелкая мразь!» — дивился своим мыслям ослепленный яростью Алеша.  — Пшел вон! — выкрикнул очнувшийся Александр. И мальчишка шмыгнул прочь из комнаты. Алеша с ужасом ощутил, что теплая отцовская ладонь сжавшись в кулак отстранила его от колен. — Встань… Значит, все это правда? — Нет. — Алеша держался из последних сил, глядя в глаза отца. — Врешь. Никогда не умел лгать и учиться поздно… Хорошо, что матушка не видит. — А ты… — тяжелый умный взгляд царедворца Екатерины Великой пригвоздил Бориса к месту. — Ты предал наше доверие и если бы не твои заслуги, лежать бы тебе закопанным в овраге. — Нет, батюшка! Нет! — Алеша снова рухнул на колени, понимая, что своими действиями полностью признает вину и обвиняет любимого, но молчать уже не мог.- Это моя вина… Старый граф на Алешу даже не посмотрел, лишь бросил посеревшему Борису: — Убирайся и не смей больше появляться рядом с моим сыном, не то прокляну. Ты вор и мерзкий богоотступник. — Нет, отец, пожалуйста!.. — Алеша то цеплялся за колени отца, то поднимал полные слез глаза на словно в одно мгновение постаревшего брата. — Встань, не прис…- старый граф схватился за сердце и стал неуклюже заваливаться на бок, терзая шейный платок пальцами. — Отец, отец! — Батюшка! — Алеша вскочил на ноги. — Сердце…опять. Капли… — Данила, пошли за доктором! — Александр бросился к отцу, на ходу отдавая указания слуге. — Алеша, отойди, нужно перенести его в спальню. — Я могу поехать за лекарем… — Борис с болью смотрел на обмякшего в кресле старого графа, в один миг из грозного главы семьи превратившегося в уставшего и убитого горем человека. — Ты слышал, что сказал отец? — Александр сжал кулаки. — Убирайся. У тебя есть час, чтобы собрать свои вещи. — Нет, Саша…- Алеша с тревогой смотрел на троих дорогих ему людей. — Иди сообщи матушке, — бросил Александр брату. — Я надеюсь на твое благоразумие. Алеша беспомощно оглянулся на застывшего Бориса и умчался к матери, а Александр с помощью слуги понес тяжело дышащего отца в его спальню. — Я тебя предупреждал. — Раздалось за спиной Бориса. — Не стоит становится у меня на пути. Тот расправил плечи и медленно обернулся. — Мне безразлична моя судьба, князь, — тихо, но уверенно произнес он, глядя в глаза Гагарину. — Но за Александра Андреевича и Алешу я перегрызу горло любому. Если я узнаю, что вы посмели причинить им боль, я клянусь, что найду вас и уничтожу. — Не смей мне угрожать… Но Борис уже не слышал, он направился к своей комнате. *** — Я мог бы во многом упрекнуть тебя, Борис, — часом позже говорил ему Александр, не глядя в глаза. — Мог бы сделать тебе очень больно. Обвинить в растлении моего наивного брата и воровстве у старика, полюбившего тебя как сына. Но я промолчу во имя тех чувств, которыми к тебе проникся Алеша. Я увидел их в его глазах. Это для него лишь первая влюбленность одинокого ранимого юноши, а потому я боюсь причинить ему боль. Ты должен быть до смерти благодарен ему… твоя жизнь искуплена его слезами. — Но, — внезапно вспомнив слезы в золотисто-карих глазах, Борис запнулся и склонил голову. — Молчи! — повысил голос Александр. — Но если ты снова появишься в жизни нашей семьи, тебя не спасут никакие слезы. Убирайся! Тяжелый приступ отца тоже на твоей совести! — Александр Андреевич! — Борис справился с голосом и вскинул голову. — Выслушайте!.. — Нет. У тебя есть время до полуночи, Борис. Собери вещи. Мавра забери… Он — моя благодарность за спасение жизни брата. Александр развернулся и скрылся в комнатах отца, а Борис так и остался стоять. Хотелось вырваться из этого тяжелого кошмара, проснуться и понять что последние часы были лишь безумно реалистичным страшным сновидением. После нервного напряжения Бориса охватила сумасшедшая апатия. Руки и ноги были тяжелыми и словно чужими, в висках стучала кровь, а сердце словно онемело. Чувства притупились, угас пожар ярости, который полыхал в нем еще час назад. Хотелось только одного — увидеть Алешу, попрощаться навсегда… Но тут же включалась проклятая совесть, навязчиво шептавшая о совершенном грехе и о том, что подобное отношение он заслужил и потому должен быть благодарен, что остался жив и здоров при той черной неблагодарности, которой он отплатил за щедрость, доброту и любовь этой благородной семьи. *** Алеша не сразу понял, что угодил в ловушку. После того, как они с Сашей убедились, что отцу стало легче, и он, испив лечебные капли, сумел забыться тяжелым сном, брат проводил его в комнату, не дав даже слова сказать в оправдание Бориса и… запер. Алеша в замешательстве дернул массивную дверь раз — другой, разразился проклятиями в адрес вероломного брата и затих. Не хотелось будить батюшку и пугать матушку и так сверх меры взволнованную ухудшением здоровья супруга. Страх за любимого и батюшку не отпускал, но он уже не мальчишка и истерика не выход. Слезы иссякли, как и горячие мольбы и беззвучные молитвы, осталась лишь тянущая боль у сердца и горечь на губах. Алеша рванул с себя сюртук, откинул прочь шейный платок и упал на кровать лицом в подушку. Как бы много он сейчас отдал за одно мгновение рядом с Борисом, одно касание ладонями, один мимолетный поцелуй. Юноша тонул в потоках мыслей и чувств, страстно желая всем сердцем, чтобы его недолгое счастье не закончилось в одночасье и понимая разумом, насколько безумно это желание. Закрыв глаза Алеша вспоминал бесценные моменты: вот они вместе сидят молча в тишине библиотеки, собирают яблоки к вечерним пирогам, вот смеются над байками старого графа… А вот он прижимается спиной к горячей груди, в то время как их руки переплетены на эфесе и отрабатывают новый прием нападения; вот ощущает теплую руку на талии, когда его, потерявшего равновесие, ловят практически у самой земли; вот чувствует невесомое прикосновение, когда ласковые пальцы заводят шелковистые темные пряди за его зардевшееся ухо; вот горячие губы покрывают поцелуями его подрагивающий живот… — Боря. Боренька!.. — шепнул Алеша, зарываясь лицом в подушки. — Я никогда не отрекусь от нашей любви… *** Борис покинул дом, который уже почитал вторым родным, еще до полуночи через задний двор. Уходить через хозяйские покои он себе запретил. Сердце просто разрывалось от желания попрощаться с Алешей, сказать последнее прости, но Борис не обманывался, любящий старший брат сейчас наверняка рядом с ним и желанный разговор наедине просто невозможен. Оставалось лишь одно — уходить, не оборачиваясь, и чем быстрее, тем лучше. Не терзать душу, не изводится муками совести, а бежать, бежать немедля от своей любви, от человека, что украл его сердце и душу и вечно молиться о его благополучии и счастье. Небольшой холщовый солдатский мешок вместил в себя лишь смену белья и пропитание на пару дней. Не взяв ничего, — кроме того с чем приехал сюда пять месяцев назад, — в память об Алеше, Борис увозил лишь шоколадную прядь, срезанную украдкой и крошечные цветы льна, вложенные в старый молитвенник, в память о том бескрайнем, залитом солнечным светом поле, где они когда-то так жарко целовались под высоким голубым небом и были абсолютно счастливы. Застоявшийся Мавр встретил хозяина призывным ржанием и добродушным фырканьем. Борис порадовался что никто не караулил его в конюшне, слишком благороден для столь низменных поступков Александр Самойлов, а Петр Гагарин, видимо, празднует победу. Повинившись перед верным другом, Борис вывел его в тьму, холод и пронизывающий ветер октябрьской ночи. Неподходящая погода для путешествия верхом, но сейчас для Бориса это не имело никакого значения. Только вперед. Прочь. Как можно быстрее. Не сметь оглядываться на заветное окно на втором этаже, чтобы разглядеть, как его провожают в дальний путь самые любимые глаза на всем белом свете.