XXIII глава
26 марта 2019 г. в 23:11
Примечания:
Все плюшки и обнимашки любимому Соавтору, который спас главу и автора, мужественно отбив последнего от реала и весенней депрессии.
Спасибо, Дакоша!
Светловолосый молодой человек блеснул озорными глазами и нехотя выбрался из глубокого кресла, в котором успел расположиться со всем комфортом.
— Ефим? — он отложил нераскуренную сигару. — Ефим, звонят!
К сожалению, на оклик хозяина никто не отреагировал. Молодой человек чертыхнулся и, как был, в распахнутой рубашке и подштанниках, прошел к входным дверям.
Снова неприятно и очень пронзительно зазвонил колокольчик, закрепленный у входной двери апартаментов, расположенных в одном из домов на набережной Мойки.
Распахнув дверь, голубоглазый с интересом воззрился на неизвестного гостя, которого не ждал. С другой стороны двери на него с тревогой смотрел высокий, довольно приятный молодой мужчина с явно военной выправкой и удивительно теплыми глазами.
— Простите, — начал гость. — Видимо, я ошибся квартирой. Я бы хотел видеть Порфирия Дмитриевича…
— Добрый вечер, — голубоглазый распахнул дверь и посторонился, пропуская неожиданного визитера в переднюю. — С кем имею честь?
— Я не представился. Граф Александр Андреевич Самойлов.
— Проходите, Александр Андреевич. Слышал о вас много хорошего, — молодой человек улыбнулся и, его лицо словно озарилось внутренним светом. — Порфирий Дмитриевич скоро будет. Я его кузен Измайлов Григорий Александрович.
Александру помогли снять шляпу и плащ и провели в хорошо протопленную небольшую, но уютную комнату, видимо, служившую хозяевам гостиной.
— Вы, случаем, не родственник Михаила Михайловича*?
— К сожалению, нет, — ответил Григорий, прямо на ходу накидывая на плечи валявшийся на диване шлафок. — Располагайтесь. Могу предложить стаканчик мадейры. Порфирий скоро должен явиться со службы. Вы договаривались о встрече?
— Нет. — Александр уселся в предложенное кресло. — Я утром прибыл из Орловской губернии по личному делу, в котором мне может помочь только ваш брат.
— Понимаю. Порфирий мало говорит о работе, а я и не настаиваю.
— А вы, простите, чем занимаетесь? — проговорил Александр, пряча глаза. На шее собеседника он разглядел очень недвусмысленные отметины.
Измайлов неодобрительный взгляд заметил наверняка, но прикрыться даже не подумал. Наглец.
— Я журналист. Пишу для «Ведомостей» и «Военной газеты».
«Все ясно», — думал Александр. Эта братия отличается вольностью и попранием устоев, но каков Порфирий Дмитриевич… С его родом занятий и характером, никогда бы не подумал… но вслух Александр сказал другое:
— Жаль, но из-за моей жизни в поместье пока не могу читать свежие газеты.
— Можете наверстать упущенное, пока находитесь в Петербурге, — подмигнул ему Григорий. — Последние номера могу предоставить вам для прочтения прямо сейчас.
— Был бы рад, — Александр наконец улыбнулся, потому что господин Измайлов определенно начал ему нравиться.
Уже через полчаса они пили очень неплохую мадейру и очень расслабленно беседовали, словно были знакомы довольно давно.
— Это, должно быть, Порфирий, — сказал Григорий, поднимаясь, когда в передней раздался характерный звук проворачиваемого в замке ключа.
Вскоре до Александра донесся шум снимаемой одежды, тихий шепот и даже смех… а потом старший, видимо, на что-то пенял младшему.
Мужчины вернулись бок о бок, и Александр залюбовался, настолько они гармонично смотрелись вместе. Измайлов успел застегнуть рубашку, но его расцвеченную шею это уже не спасло.
— Если вы не против, то я покину вас, господа. — Григорий сверкнул озорными глазами. — Потороплю Ефима с ужином. Граф, уважьте меня, составьте нам с Порфирием компанию.
Александру оставалось лишь согласиться.
— Добрый вечер, Александр Андреевич, — господин Миров-Лисовский царственным движением опустился в кресло напротив. — Чем могу служить?..
***
Экипаж остановился у одного из самых достойно выглядевших домов недалеко от Сенной площади, и Александр Самойлов быстро вышел наружу.
Теплый вечер выгнал на прогулку горожан, потому Сашу тут же окружили любопытные мальчишки, с интересом рассматривая экипаж. Проигнорировав их пронзительные взгляды, что так присущи карманникам, Александр наказал кучеру глаз не спускать с экипажа и багажа, и вошел внутрь. Миновав узкую темную лестницу, граф поднялся на второй этаж и, чуть помедлив, постучал.
С другой стороны двери сначала было тихо, пока не послышались быстро приближающиеся шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял тот, кого сейчас Саша был очень рад видеть.
— Ну здравствуй, Борис.
По тому, как на скуластое загорелое лицо легла тень, а глаза вспыхнули удивлённым узнаванием, Александр понял, что его появление на пороге комнаты для Бориса было сродни второму пришествию.
— Александр Андреевич?
— Ты… — Александр чуть помедлил. — Позволишь войти?
— Да, конечно, проходите.
Миронов посторонился, пропуская гостя внутрь довольно темной, небольшой, но уютной и аккуратно убранной комнаты.
— Позвольте плащ…
После того, как Александр разоблачился, его усадили в единственное кресло у окна. Борис остался стоять.
— Ваше сиятельство, почему вы здесь?
— Оставь это, здесь нет сейчас никаких сиятельств. — Александр помедлил, словно раздумывая, как обратиться. — Только два хорошо знакомых человека.
— Как скажете.
— И здесь я не ради тебя, а скорее ради себя и брата.
Александр не отводил пытливого взора, который так напоминал тот, другой, но Борис не стушевался. То, что вырвалось у него, очень порадовало Александра.
— Что-то с Алешей?..
— Успокойся, с ним все в порядке… Он ищет тебя, но не знает, что этим занимаемся и мы с супругой.
— Поздравляю, граф… Софья Дмитриевна чудесная девушка. — Борис смешался, подумав, не сказал ли чего лишнего. Давно уже он не чувствовал себя так неуверенно. Но серьезный оценивающий взгляд Александра заставлял задерживать дыхание. В голове теснились многочисленные вопросы, но главным сейчас был один.
— Ищет?.. Ищете?
Возможно ли?
— Уже довольно давно. С октября…
— С октября…
Сердце Бориса замерло от понимания.
— С октября? Значит ли это…
— Да, именно это и значит… Он ринулся следом за тобою через пару дней. Он бы сделал это и той проклятой ночью, если бы я его не запер.
— Он… — Борис прокашлялся, голос отказывался подчиняться. — Он сейчас в Петербурге?
— Полно, Боря, присядьте и успокойтесь. — Александр указал рукой в изножье кровати.
Борис не стал сопротивлялся и опустился на плотное льняное покрывало.
— Я должен просить у вас прощения, Борис.
Миронов вскинулся и покачал головой, но Александр не дал ему произнести ни слова.
— Мой гнев и нетерпимость не дали мне возможности услышать вас обоих в тот вечер. Но произошедшие позже события заставили меня очень многое переосмыслить. Но об этом позже. Главное, я чуть не лишился младшего брата, а мои родители — сына.
Борис поднял на гостя такой больной убитый взгляд и так стиснул руки на коленях, что задрожали побелевшие кулаки. Александр, не спускавший с него взора, понял, что ему больше не нужны вопросы и ответы. Все, что нужно, он прочитал в этих потускневших от боли и ужаса синих глазах, которые до сих пор были очень красивы. Осунувшийся, серый с кругами под глазами… Таким Александр видел Бориса очень давно, в процессе многодневных изматывающих пеших переходов и ежедневных стычек с неприятелем.
— С ним приключилась беда? — голос Бориса был безжизнен и сух.
Александр понял, что друг мог не правильно понять его последние слова и поспешил исправится.
— Ты не так меня понял… Он жив и здоров, живет у чужих людей, которые за эти полгода стали ему хорошими друзьями, хотя и втянули в некий кружок под названием Союз Рыцарей, что мне очень не нравится.
Борис словно подобрался и мгновенно превратился из откровенно окрыленного хорошей новостью человека в задумчиво собранного.
— Я могу его увидеть?
— Именно поэтому я здесь. — Александр отвел глаза. — Я дам тебе адрес Алеши. Послезавтра в девять утра я снова буду здесь и мы все вместе решим, куда будем двигаться дальше.
— А вы… вы еще не говорили с ним?
— Нет… Хочу чтобы ты сделал это первым. И если… если ваши чувства остались неизменными, я буду рад за вас обоих.
Борис выглядел ошеломленным, его глаза блеснули, он поспешил скрыть замешательство, поднявшись навстречу Александру.
— Вы были правы, я действительно разрушил жизнь Алексею Андреевичу, но…
Александр тоже поднялся.
— Мой брат так не считал… Насколько я понимаю, именно его глубокое чувство заставило его бороться, наконец стать собой, оторвавшись от родительской опеки. Возможно, увидев его, ты поймешь, как изменился Алёша за это время.
— Что бы с ним не случилось, я всегда буду… рядом с ним, если он позволит. И уберегу от любых напастей и скорбей, чего бы мне это не стоило. Обещаю вам.
Такой ответ полностью удовлетворил Александра. Он опустил свою руку на плечо друга и ободряюще сжал.
— Я рад это слышать.
— А я не перестаю благодарить проведение за то что оно свело меня с таким благородным и великодушным человеком как вы, граф.
— Вот и славно. Я рад, что мы поняли друг друга Борис. И вот еще что… Внизу меня ждет экипаж, груженный гостинцами. Я могу оставить их для брата и письма для него? Матушка очень просила.
— Как я могу быть против?..
— Хорошо. — Александр вынул из внутреннего кармана пачку писем. — Передай ему пожалуйста. Кучер занесет сундук с гостинцами.
Борис прижал письма к груди и кивнул.
— А это адрес.- Александр протянул сложенный вдвое лист бумаги — Сегодня туда ехать не стоит, слишком поздно. Дом полковника Вершинина. Алеша живет и работает там гувернером у его сыновей.
— Гувернером? — Борис был ошарашен.
— Это тебя удивляет?..
— Нет, совсем нет. Но его положение и титул…
— Я думаю, ты понимаешь, ради кого он пошел на этот шаг.
Сердце Бориса забилось так, что он испугался, как бы оно не пробило грудную клетку.
Глаза, что были сухи в самые тяжелые моменты его жизни, вдруг предательски увлажнились.
— Понимаю.
— Я рад, что нашел тебя, Борис. Очень рад.
— И я…
— Уже поздно. Я остановлюсь в особняке на Невском. Послезавтра я буду рад видеть вас обоих.
Борис был благодарен, взволнован и растерян, но его тревожил еще один вопрос, который был несколько профессиональным.
— Как вы нашли меня, граф?
— Когда-то я был знаком с вашим начальником, господином Мировым-Лисовским.
— Мир тесен.
— Соглашусь. Я рад, что вы попали под начало такого человека, как Порфирий Дмитриевич. Он о вас очень хорошо отзывался.
— Пустое.
— Никогда не принижай свои заслуги, Боря. И кстати. — Саша вдруг нахмурился. — Какие отношения у вас Порфирием Дмитриевичем? Вы дружны?
— Помилуйте, с чего бы. У нас чисто профессиональные отношения, — откровенно удивился Борис, чем очень порадовал Александра.
— Хорошо.
***
Небольшой уютный домик, окруженный низкорослыми яблонями и кустами смородины словно вернул Бориса в детство, так он был похож на тот, что навсегда сгинул в зареве пожарища. Где-то совсем близко квохтали куры, мычала корова и бренчали железом о железо и чудилось несбыточное: будто сойдет сейчас с крыльца матушка с ведром парного козьего молока.
Но дом был чужой. Здесь теперь жил его любимый. Всего несколько метров отделяли его от человека, который был для него всем. Всегда смелый и решительный, сейчас Борис робел. Как его встретит Алеша? Александр сказал, что тот повзрослел и изменился. Нужен ли этому новому Алеше он? Вот такой. В поношенном сюртуке, худой и бледный, с небольшим жалованием мелкого клерка, темной съемной квартирой, в районе, в который нога юнош, подобных Алеше, никогда не должна ступать. А с другой стороны, по словам Александра, Алеша тоже надеялся, любил и ждал… ждал его.
Борис осторожно приоткрыл калитку и попал в чистый ухоженный двор, по которому ходили пестрые куры с цыплятами; на скамейке у крыльца намывался рыжий кот. Где-то в глубине сада слышались приглушенные голоса. Пока Миронов раздумывал, крикнуть ли хозяев, или подняться на крыльцо, из-за угла дома показалась, судя по платью, горничная с корзиной белья.
Борис откашлялся.
— Доброе утро. Я могу видеть хозяина дома?
— Андрей Сергеевич уехали-с по делам. Что желаете передать?
Девушка поставила тяжелую корзину на скамейку и выдохнула.
— А гувернер его сыновей Алексей Андреевич дома?
— Дома, а вы кто такой будете? — девушка вдруг насторожилась. — И зачем вам наш Алексей Андреевич?
Борис улыбнулся… Он не ошибся. Он пришел именно туда, куда нужно. Только один Алеша способен влюблять в себя всех, кто хоть единожды попал под его обаяние. Ну что же, Борис готов был бороться за него хоть со всем миром.
— Не пугайтесь. Я хороший друг графа и был бы вам очень признателен, если бы вы доложили ему о моём приходе.
— У Алексея Андреевича нет никаких друзей, кроме моих господ и Кирилла Андреевича.
Услышав чужое мужское имя, Борис напрягся, но продолжил ласковые уговоры.
— Может быть, мы спросим его самого?
— Так они с мальчиками в саду упражняются. — Горничная оттаяла, словно преисполнившись гордости и, как заправский дворецкий, важно качнула головой. — Следуйте за мною.
Борис шел за ней по новеньким чистым мосткам, наслаждаясь запахами цветущего сада, и тихо просил Господа дать ему сил вынести желанную встречу достойно.
Оказавшись за домом, Борис увидел двух раскрасневшихся мальчишек в рубашках и сюртуках, которые с упоением отрабатывали все новые и новые финты и выпады на отполированных до блеска деревянных шпагах. В нескольких шагах от них стоял он. Алеша. Его вечная любовь и боль.
Он похудел и как будто вытянулся. На нем тоже не было плаща, лишь рубашка и сюртук зеленого сукна. Каштановые локоны отросли до лопаток и теперь были присобраны в хвост шнурком. Короткие пряди у лица легко трепал майский ветерок, заставляя Алешу то и дело заправлять их за ухо.
Молодой гувернер наблюдал за своими подопечными с легкой улыбкой. Но разве это гувернер? С грацией, статью и профилем Алеши, который, в сколь бы простую одежду он не был облачен, всегда оставался для Бориса его благородным графом с внешностью сказочного принца. А ведь он еще не видел тех заветных золотых искорок в шоколадных глазах.
— Спасибо, дальше я сам. — Борис положил ладонь на плечо идущей впереди девушки и, предвидя недовольство, благодарно улыбнулся: новая работа научила его обращаться с людьми.
Девушка не осмелилась возразить такому красивому и учтивому господину и, кивнув, бесшумно удалилась.
Борис дал себе еще пару минут на любование и восстановление сбившегося дыхания. Но вдруг, словно что-то почувствовав, его чудесное видение повернуло голову.
Алеша застыл, и Борис застыл тоже. Тело не подчинялось разуму, слова не шли с языка. Мир вокруг пошел рябью и словно померк, поглощенный тишиной. Исчезли все запахи и звуки. Остались лишь два человека и две пары глаз. Глубокие синие и шоколадно-золотые.
В одном взгляде плескались бесконечная любовь и нежность, а в другом — неверие нерешительно переплавлялось в безумную радость.
— Боря, это правда ты…
— Алеша…
— … Или я уже окончательно обезумел?
Борис не мог больше этого слушать. Так хотелось прикоснуться… Заключить в объятия и никогда уже не отпускать. Он не понял, как оказался рядом, дрожа от желания дотронуться и не смея этого сделать под перекрестным огнем любопытных глаз оборвавших тренировочный бой мальчишек.
— Боренька…
Его любимый мальчик был смелее — он тут же переплел их встретившиеся пальцы, до боли втиснув свои ладони в ладони любимого.
Борис уткнулся лбом в плечо Алеши, чтобы скрыть сумасшедшую счастливую улыбку, и прошептал:
— Это действительно я, любимый мой.
Вверху шумно выдохнули, но ладоней не отпустили.
— Борис, Глеб, познакомитесь, это мой самый лучший друг Борис Степанович Миронов. - голос Алеши дрожал.
Мальчишки отложили свое ненастоящее оружие и поздоровались.
Борис заставил себя высвободить одну из ладоней из жаркого плена, чтобы развернуться к мальчикам и поклониться.
— Очень рад познакомиться с учениками Алексея Андреевича и узнать, что один из них мой тезка.
Стеснительный Борис зарделся от удовольствия и задал провокационный вопрос:
— А вы точно друг Алексея Андреевича?
— Абсолютно точно, молодой человек.
— Тогда где же вы были всё это время? — вступил в разговор решительный Глеб. — Ему было очень грустно и тоскливо одному без друзей… только дядя и отец.
— Перестаньте, Глеб. Сейчас вы ведете себя неприлично. — вступился за любимого оглушенный счастьем Алеша. — Нельзя безосновательно обвинять человека.
— Почему это безосновательно?
Борис пришел на помощь:
— А потому, молодые люди, что я не знал, где искать вашего учителя, а как только узнал, сразу же пришел сюда.
Теплая рука благодарно сжала его кисть и Бориса затопила волна незамутненной, яркой как эти солнечные лучи, радости.
— Аааааа… — протянул Глеб. — Тогда мы, может быть, вас простим. Если простит Алексей Андреевич.
— Глеб, как ты себя ведешь?
— Так простите? — спросил младший Боря, сверкая серыми глазами.
— Я и не обижался. — Алеша улыбнулся уголком губ. — Правда.
— Хорошо, — расцвел маленький Боря. — А почему вы за руки держитесь?
Борис не выпустил попытавшуюся улизнуть любимую ладонь.
— Потому что очень скучали друг по другу.
— Мы же тоже так делаем, когда на целый день расстаёмся, — тоном умудренного опытом мудреца проговорил Глеб.
— Тогда можно, я украду у вас вашего учителя до завтра?
— До завтра… — Глеб снова насторожился.
— А где он будет ночевать? — спросил его брат.
— В моей квартире или в особняке его брата… Александр Андреевич тоже очень соскучился и хочет его видеть.
Алеше понадобилось вся его выдержка, чтобы не сорваться и не начинать целовать любимого прямо на глазах учеников, которые своим недостойным поведением снова доказали, как любят его, трогательно оберегают и откровенно ревнуют. Он задыхался от накрывающих с головой эмоций. Крики радости рвались из груди, словно ему вновь было тринадцать. Любимый, брат… и оба совсем рядом. С трудом взяв себя в руки, он почти спокойно произнес:
— Я напишу вашему батюшке записку с объяснениями, а вы передадите.
— Хорошо. — В унисон проговорили мальчишки. — Вы ведь нас точно не бросите?
— Что вы такое говорите, мальчики мои?
— Простите, Алексей Андреевич! — вместе ответили опять повеселевшие ученики.
Совсем скоро они убежали в дом и Алеша, наконец, позволил себе расслабится в раскрытых ему объятиях.
— Как же я ждал тебя, Боренька. Как молился за тебя.
Ответом ему был нежный поцелуй в висок.
***
Маленькие хозяева, обняв Алешу на прощание, проводили их до калитки и скрылись в доме, торопясь к сладкому пирогу. Боря быстро окликнул извозчика и помог любимому забраться во внутрь, спасая от нескромных взглядов и ярких солнечных лучей. И столько было в его движениях нежности и едва сдерживаемой страсти, что человек на другой стороне улицы содрогнулся от прошившего его понимания. Никогда Алеша не будет его, потому что его хрупкое тело так же звенело и отзывалось на прикосновения того, другого — красивого, молодого с военной выправкой и пронзительным синим взглядом. И этот другой не был изнеженным аристократом, скорее наоборот — человеком далеким от высшего света, но в этом и заключалась проблема. Этот человек из народа, который смотрел на Алешу как на личное божество, никогда не выпустит его из своих объятий, скорее умрет за него, но не отдаст.
_______________________
*Изма́йлов Михаил Михайлович (1719—1800, Москва), генерал-лейтенант (1762), сенатор (1775), московский главнокомандующий (1795—96), начальствующий гражданской частью в Москве и Московской губернии (1796—97), действительный тайный советник (1775). Состоял на службе камергером при Высочайшем дворе. С 1768 возглавлял Кремлёвскую экспедицию дворцовых строений. В 1795 назначен московским главнокомандующим.