Пять лет спустя
Алеша стоял у окна в тонкой рубашке, ниспадающей на одно плечо, и любовался открывавшимся видом. Теплый ветерок играл его распущенными волосами, нежно щекоча щеки. Боря любовался любимым профилем, невесомо обнимая Алешу за пояс, стараясь не отвлекать его от созерцания открывающегося за окном впечатляющего пейзажа. От вида из окна и правда захватывало дух. Скалы, выдающиеся в море, легкие перистые облака в тонко-прозрачном небе, и полоска рассвета, рождающегося у самого горизонта, словно Венера из морской пены. Южная ночь сегодня была как никогда нежной и страстной. Вдали от нескромных глаз и ушей они могли позволить себе больше. Быть открытыми, шумными, раскованными и бесконечно любимыми в жарких объятиях друг друга. Перед ними лежал Гурзуф. Они вместе вдыхали этот ни с чем не сравнимый аромат моря, гор и счастья уже неделю, но Алеша, впервые увидевший море и красоты южной природы три года назад, до сих пор не мог наглядеться на пейзаж за окном. Небольшой домик они снимали здесь впервые, — раньше останавливались у Вершининых в Ялте, но в этом году к тем пожаловали дальние родственники и пришлось спешно искать новое пристанище. Гурзуф, как и вся Таврия, не были популярны у высшего света. Сюда ездили редкие одиночки, любители края, овеянного древними легендами и преданиями. Очень редко тут поселялись и опальные господа из столиц, и это Алешу с Борей полностью устраивало. Возможность встретиться тут со столичными знакомцами была ничтожно мала, а потому можно было спокойно гулять по скалистым тропам, не боясь быть застигнутыми врасплох. Этой свободы им так не хватало в Москве. Поцелуи под ночным бархатным небом, когда воздух напоён ароматами эвкалиптовых и лавровых деревьев у самого прибоя, или у розовых кустов в садике в знойный полдень, были то неспешными и нежными, то нетерпеливыми и страстными. Зеленые деревья, словно струившиеся по горам, скрывали возлюбленных от реальности, волшебный уют создавали даже огромный Аю-Даг и синее-синее, чистое, и необыкновенно высокое небо, что раскинулось над Гурзуфом. Однажды ночью им удалось выбраться на безлюдный пляж с белым песком и вдоволь накупаться в мерцающей лунной дорожке. Распластавшись рядом с любимым невесомой морской звездой на поверхности воды, Борис вспоминал, как в первый их приезд учил Алешу плавать. Это было увлекательное, волнующее и бесконечно чувственное действо. Быть может, поэтому юный граф сейчас плавал подобно дельфину, значительно превосходя своего учителя если не в скорости, то в красоте неспешных движений. Таманский полуостров понемногу раскрывал им свои секреты. Если в первый свой приезд их везде сопровождал опытный проводник из местных татар, то теперь, два года спустя, справлялись самостоятельно — не зря Борис был опытным наездником и прекрасно ориентировался на местности. Еще в первое своё путешествие они побывали в Керчи, маленьком городке в две улицы, украшением которого были построенная турками крепость Еникале, и несколько обломков колонн и древних статуй. Увидели и Феодосию, где под стенами Генуэзской крепости сохранились древние христианские храмы. Потом им открылся Бахчисарай с его Ханским дворцом, фонтаном, узкими улочками и зелёными уютными двориками, пришедшимися Алеше по душе. Если не прислушиваться к родному говору вокруг, то можно вообразить себя в сердце настоящего восточного города… Пару раз, чтобы размять ноги, любовники совершали неспешные прогулки до дома дюка Ришелье, единственного европейского строения на всём Южном берегу. Ришелье построил его, когда был губернатором Тавриды, но никогда там не жил и великодушно приказал держать его открытым для всех проезжающих. Большую же часть времени они просто наслаждались тишиной и покоем, объедались виноградом, упивались жарким солнцем, беспечным ничего не деланием и радушием местных жителей. А темной ночью, утомленные любовью, заслушивались шумом морского прибоя, набегавшего на прибрежные скалы. В Ялту к Вершининым они выбирались не часто. Город Алеше не понравился еще в первое путешествие: вместо ожидаемого славного византийского города — небольшая деревня с остатками стен старинной греческой церкви. Но обидеть дорогих друзей было невозможно, поэтому раз в неделю Алеша с Борей садились верхом и по узким извилистым тропам отправлялись в путь через ущелья и пропасти, от вида которых сладко и страшно замирало в груди. Миновав Никитский ботанический сад и проехав Верхнюю Массандру, они попадали в Ялту. Экскурсию по её окрестностям для них с Борей уже не раз устраивал сам Андрей Сергеевич Вершинин. Больше всего Алешу впечатлила Чертова лестница, в течение многих веков служившая единственным путем, соединявшим горный и степной Крым с Южным берегом.***
Сегодня солнце, стоящее в самом зените, уже нещадно палило и Алеше в его светлом жилете и белой рубашке было слишком жарко, но прикупить чего-нибудь сладкого и свежего к чаю все же было необходимо. Его повзрослевшие ученики оставались все такими же сластенами. Стараясь не упускать друг друга из вида, они пошли по главной торговой улице. Алеша засмотрелся на орехи и сладости у одной из лавок, а его спутник ушел далеко вперед. — Боря, Боря! Постой! — Алеша старался нагнать любимого, и спешно пробирался по залитой солнцем улочке. Бывший еще минуту назад совсем рядом, Боря теперь маячил далеко впереди. Его широкая спина в сюртуке цвета слоновой кости была отличным ориентиром. — Ну что же ты меня не ждешь… — Алеша удержал любимого за плечо, но его рука тут же была бесцеремонно сброшена. — Что вы себе позволяете? — О, простите… Теперь Алеша явно видел, что перед ним стоит совершенно незнакомый мужчина. Но тот был поразительно похож на его любимого, особенно со спины: тот же рост, фигура; быть может, походка более стремительна. Высокий лоб, темные волосы, выразительные черты, только глаза не синие, а голубые, да и их выражение было совсем иным — высокомерным и оценивающим, так присущим высокородным аристократам. Незнакомец сжал в полоску тонкие губы и очарование похожести схлынуло. Алеша покачал головой, словно прогоняя морок. Как он мог спутать этого мужчину со своим Борей? — Прошу меня простить, сударь. — Алеша учтиво поклонился. — Я обознался, принял вас за своего спутника. Правильно оценив манеры и воспитание собеседника, голубоглазый оттаял. — Светлый сюртук ввел вас в заблуждение? — И он тоже, — улыбнулся Алеша. — Разрешите представиться. Граф Алексей Самойлов. На лицо нового знакомого всего на минуту набежала тень, но тут же исчезла. — Князь Анатолий Мещерский к вашим услугам. Рад видеть в этом райском уголке, абсолютно лишенном светского общества человека из Петербурга. Вы, должно быть, брат Александра Самойлова? — Вы правы, я его брат. И мне тоже очень приятно с вами познакомиться, князь. — Наслышан о храбрости вашего брата. Разрешите пригласить вас к нам на обед в эту пятницу. Право слово — мы здесь уже третью неделю и просто умираем от скуки. — Не думаю, что это удобно. Вы наверняка здесь с семьей… — Совсем нет, с хорошим близким другом, как и вы… — по Алеше скользнули пытливым взглядом. И тут он понял, что что-то упускает… — Алеша! Вот ты где, я тебя потерял… Выхожу из лавки, а тут… — Борис, наконец, нашел исчезнувшего из поля зрения любимого. — Познакомься пожалуйста, Борис, — извиняющее улыбнулся ему Алеша. — Это князь Анатолий Мещерский. Такой же отдыхающий, как и мы с тобой. — Доброе утро, князь. — Борис тщетно пытался скрыть своё удивление за благодушной улыбкой. — Борис Миронов. — Рад знакомству. Странное чувство, когда на тебя смотрит твоя улучшенная копия, неприятно кольнуло Бориса. Элегантно одетый, ухоженный и томно-спокойный Мещерский был именно тем, кем бы мог стать сам Боря, родившись в княжеской семье. Новый знакомый словно не замечал ни палящего солнца, ни пыль под ногами. Подобный холодный принц явно напомнил Боре о прошлом, от которого очень захотелось оградить Алешу. Тело действовало, не повинуясь разуму: рука сама обняла Алешины плечи тут же, смутив этим юного графа. — Значит, я могу рассчитывать на то, что мы с другом увидим вас на обеде, — улыбнулся князь каким-то своим мыслям. — Не отказывайтесь. Еще одну неделю скуки мы с Петром не выдержим. — Мы с радостью примем ваше предложение, князь, — проговорил Алеша, которому просто не хотелось упускать из виду такого интересного человека. — Ну вот и славно. В пятницу к полудню я пришлю за вами своего человека. Скажите куда… Алеша назвал адрес снимаемого домика и учтиво попрощался. — До встречи, князь. — Алеша, ну зачем ты?.. Неужели тебе меня не хватает? — негромко укоризненно произнес Борис, когда новый знакомец исчез из поля зрения. — Мне всегда тебя не хватает, родной, это всего лишь один обед с интересными людьми нашего круга, — обезоружил Бориса своей светлой улыбкой Алеша. — Я очень на это надеюсь. Ведь может статься, что его друг будет совершенно неприятным человеком. — Князь показался мне довольно приятным мужчиной, и я надеюсь… — За две минуты знакомства? — перебил с лукавой усмешкой Борис. — Или это потому, что он очень походит на улучшенный образец меня. — Боря, что ты такое говоришь?.. Пойдем. Вершинины нас уже заждались. Обед у Вершининых как всегда прошел в необычайно теплой семейной обстановке. Борис и Глеб, повзрослевшие, статные юноши, рассказывали самые запоминающиеся истории, что произошли с ними в родной альма матер. Уже год они были курсантами и очень гордились тем, что учились в одном из лучших учебных заведений столицы — Морской академии. Глаза Андрея Сергеевича смотрели на сыновей со свойственной только отцам теплотой и гордостью, но лишь только тогда, когда они этого не замечали. Вершинин считал, что излишняя опека не к лицу будущим морским офицерам. — Я хочу обязательно служить на флоте, — вещал Глеб, филигранно разделываясь с куском запеченной в виноградных листьях рыбы. — А вот Борю больше тянет в экспедиции… — Что же в этом плохого? — вступился за тезку Борис. — Открывать новые земли, узнавать новые народы, чужие языки… Это очень увлекательно и не менее почетно. — Я считаю, — не сдавал свои позиции Глеб. — Где родился — там и пригодился. А чужие земли… Нам тогда придется расстаться на месяцы или даже годы… Борис, до этого молчавший, поднял взгляд от тарелки и, лукаво сверкнув серыми глазами, произнес, обращаясь к брату: — А почему морские офицеры не могут быть исследователями? Одно другому не мешает. Алеша улыбался. Мальчишки росли именно такими, как бы ему хотелось. Любознательными, открытыми, честными, добрыми и благородными. Чистыми. Их близкие отношения с Борисом никогда не казались им чем-то особенным. Быть может, из-за той особенной связи, что свойственна всем близнецам. Они принимали всё вокруг с присущей им сдержанной доброжелательностью, даже Глеб, отличающийся темпераментностью. Алеше так не хотелось, чтобы эти прекрасные сердца когда-нибудь разбились о человеческую подлость и предательство, поэтому склонному к гражданскому служению Бориса он всячески поддерживал, в отличии от авантюр романтичного Глеба, не обращая внимания на укоризненные взгляды Андрея Сергеевича. Отдав должное вкуснейшему обеду, мужчины отпустили братьев купаться. А сами устроились на открытой веранде, обращенной к морю, над которым грациозно парили в воздушных потоках чайки и альбатросы. — Есть ли какие-нибудь вести о Кирилле Сергеевиче? — спросил Алеша, когда Настасья подала холодного морса и выпечку. — Увы, нет. Последнее письмо пришло на Рождество. — Мне очень жаль… — проговорил хрипло Алеша. — Возможно ли подать повторное прошение о помиловании? Прошло уже два года, а он все не мог поверить, что человек, когда-то открывший ему свои объятия и признавшийся в глубоком чувстве, теперь осужден на ссылку в далёкий Тобольск. Суд был безжалостен к заговорщику. Пять лет поселения. Ежегодно Андрей Сергеевич подавал прошения о помиловании, но все они были отклонены. Ощущавший свою причастность Алеша попробовал подключить брата, но был резко одернут Борисом. Негоже бросать тень на героя Бородино. Алеша был вынужден согласиться. — Будет снова отклонено, — преувеличенно спокойно проговорил Вершинин, но глаза выдавали его смятение. — Нам остаётся только ждать… Андрей Сергеевич поспешил сменить тему, которая в сердце каждого из присутствующий отзывалась болью. Ведь Алеша не знал, в отличии от проницательного Бориса, что сам являлся косвенной причиной ареста младшего Вершинина. Осужденный Кирилл признался брату перед этапом, что собственная жизнь давно потеряла для него свою ценность. Еще тогда, когда укравший его сердце Алеша выбрал другого. — Как там ваш милейший крестник? — обратился Андрей Сергеевич к скорбно молчащему Борису. — Просто замечательно. В мае пять исполнилось. Чудесный малыш. Бабушка с дедом не нарадуются. — Боюсь подумать, что они сделают с Машенькой. Ей только два года, а она уже вся в шелках и кружевах, — улыбнулся мечтательно Алеша, припоминая пухлые щечки своей малышки-племянницы, что взяла всё самое лучшее от обоих родителей. — Александр старается меньше выезжать в Петербург, чтобы первым услышать первое слово, которое произнесет его сладкий ангел. Павлушу он тоже очень любит, но уже строжит и вольностей не позволяет, — продолжил рассказ Боря. — Таким он со мной никогда не был… — нарочито укоризненно произнес Алеша. — Это наверняка потому, что вы были слабым и болезненным, Алеша. А Павлуша, судя по вашим рассказам, растет крепышом. — Вы правы, Андрей Сергеевич. Очень красивый и сообразительный мальчик. Уже мечтает о карьере военного. Они сидели на террасе, наслаждаясь легким бризом с моря и обществом друг друга, пока на небосклоне не стали загораться первые звезды.***
Дом, в котором квартировал Мещерский, оказался довольно уединенным и ухоженным. Окружённый маленьким садиком, он был надежно скрыт со стороны дороги от посторонних глаз, террасой выходя на морской берег. Хозяин дома в легкой рубашке и светлых кюлотах встретил гостей на увитом диким виноградом крыльце и провел в приятную прохладу гостиной, небольшие окна которой были затемнены плотными шторами. — Вот и мы, Петя… Навстречу гостям поднялся второй хозяин маленького дома и Алеша на мгновение застыл. На них с оцепеневшим за его спиной Борисом смотрел человек, которого они не видели с той самой давней ноябрьской ночи, что только совсем недавно перестала вспоминаться с болью в груди. Князь Гагарин, (а это вне всяких сомнений был он), вежливо улыбнулся и шагнул навстречу. — Ну здравствуйте, господа. Давно не виделись, — ни нотки сарказма не сорвалось с его губ. — Князь… — ошарашенный Алеша с трудом заставил себя держать лицо. — Не ожидали вас здесь увидеть. — Пути Господни неисповедимы, Алеша. Борис, в свою очередь, заметив как напряглась спина любимого, поспешил поддержать его, разрядив обстановку. — Мы очень признательны вам и вашему другу за приглашение, князь. Думаю, что старые обиды между нами уже забыты. — Борис смотрел на былого недоброжелателя спокойно, даже равнодушно, словно не замечая жадного взгляда, устремленного на него. — Я был бы рад этому, Борис. — Вот и отлично, господа! — вступил в разговор молчащий до сего момента Мещерский. — Пройдемте на террасу. Думаю, немного вина и фруктов нам не помешает. — Да… Конечно. На протяжении тех двух часов, что они прибывали в гостях у Мещерского и Гагарина, Алеша не мог заставить себя расслабится. Мысли метались в голове испуганными пичугами. Не то чтобы он был не рад видеть Гагарина, — но здесь и в такой компании… Мещерский был явно не другом по оружию и не просто собутыльником. Раньше о князе Алеша ничего не слышал, но не нужно быть особо проницательным, чтобы понять какие, отношения связывают этих двоих. Но почему? Как получилось, что Гагарин, по словам Саши всегда предпочитавший в постели исключительно женский пол и имевший славу ловеласа, вдруг переключился на мужчин, и не просто на мужчин, а на мужчину, удивительно похожего на его Борю? Быть может, иные манеры и голос, но все остальное словно скопировано с его любимого мужчины. Борис же держался в новой компании непринужденно и преувеличенно спокойно. Поддерживал разговор с Мещерским, делился впечатлениями об отдыхе, вспоминал Петербург. Когда жара спала и прогулка по набережной уже не казалась выходкой самоубийц, хозяева решили проводить гостей, прибывших верхом. Алеша понимал, что другого случая для разговора с Гагариным по душам ему не представится, а потому решил держаться к тому поближе. Неспешно выехав за пределы города, Алеша с Петром, не сговариваясь, вырвались вперед на свежих застоявшихся лошадях, оставив позади о чем-то дискутирующих, а потому — неспешно следующих следом Бориса с князем. — Не молчите, Алеша, — улыбнулся Гагарин. — Ваше нетерпение заметно невооруженным глазом. Последние часа три вы не сводите с меня взгляда и явно желаете задать множество вопросов. Былой юный граф Алеша давно бы зарделся и принялся бы отрицать очевидное, но молодой преподаватель Алексей Самойлов не стушевался. — Вы правы. Кем для вас является князь? — О, — Петр вскинул брови. — Не ожидал, что вы будете столь решительны. Он мой любовник. — Но почему? — Что, простите? — Гагарин знакомо усмехнулся. — Почему любовник или почему именно Анатоль? — И то и другое. — Вам не дает покоя их внешняя схожесть, Алеша? — Возможно. — Алеша до боли в ладонях стискивал повод, нервируя этим смирную лошадь. — И какой ответ приходит в вашу голову первым? — Я не мастак угадывать, князь… — Не стану вас мучить… Я действительно никогда не… не интересовался мужчинами до Миронова. — Что? Борис… Но вы же всегда ненавидели его…презирали. — Тогда я сам не знал, что это… Осознание обрушилось на Алешу вместе с красноречивым молчанием Гагарина. — Он просто копия или… — Мы вместе с Анатолем уже два года, — Петр покачал головой. — Если это о чем-то вам скажет, граф. Я не собираюсь афишировать наши отношения, вы же понимаете… — Поэтому вы отдалились от Саши? Он очень переживает. — Алёша нервно дернул подбородком. — Он же так много для вас сделал, а вы ни разу не навестили их… Как можно быть настолько черствым и неблагодарным? — Вы многого не знаете. — Гагарин обреченно вздохнул. — Я испортил жизнь ему и вам… Всем. Лучше вам держаться от меня подальше. — Но Софья?.. Пожалейте её и вашу матушку. — Я ошибся, — неожиданно тепло заметил Петр. — Вы совсем не изменились. Всё такой же Алеша. Великодушный и прямой. Борису несказанно повезло. — Но… Их прервали поравнявшиеся с ними Анатолий с Борисом. — Ну что же. Я думаю, мы вполне выполнили долг хозяев и можем возвращаться, — шутя проговорил первый, раскланиваясь с гостями. — Да. Думаю, да… — отозвался Гагарин. — Был рад увидеться. — Я думаю, что в столице мы еще встретимся, — открыто улыбнулся Анатолий, словно не замечая хмурого лица любовника. — Я тоже на это надеюсь, — произнес с улыбкой Борис, мгновенно подмечая нервозность любимого.***
Ночь, как и всегда бывает на юге, накрыла Гурзуф внезапно, опустившись темным шелком с серебристыми вкраплениями созвездий. Измотанный поездкой больше душевно, чем физически, Алеша быстро ополоснулся в медном тазу и даже не воспользовавшись полотенцем, юркнул на влажные простыни. Наблюдавший за задумчивым любимым Борис не нарушал тишины, которая повисла между ними с момента расставания с Гагариным и Мещерским. Алеша сам начнет разговор, когда посчитает себя к нему готовым, а ему остается только ждать. Прикрыв ставни, Борис тоже отправился в кровать. Притянул к себе любимого и уткнулся носом в пахнущие вереском кудри. — Доброй ночи. — Доброй. По ощущениям Бориса уже минула полночь, а Алеша все не спал, дышал тяжело и прерывисто, ворочался, нервно потирал переносицу и смотрел невидящим взором в темную пустоту спальни. — Хватит, Алеша. Перестань себя терзать, — Борис приподнялся на локтях и сел, опираясь на подушку. — Что сегодня произошло между тобой и Гагариным? Скажи. Мы же давно решили ничего друг от друга не утаивать. — Я не понимаю… — Чего, родной? — Борис подтянул к своему горячему боку Алешу и обнял его за плечи. — Как он мог сделать такое с тобой если… — Если испытывал ко мне чувства? — Что? — Алеша отшатнулся и уставился в кромешную тьму широко открытыми глазами. — Ты… Боря, ты знал?.. — Твой брат поделился, взяв с меня обещание ничего тебе не говорить, — поймал темный силуэт в свои объятия Борис. — Но как? Он не признался тебе, но признался Саше — немыслимо! Был готов отправить на каторгу любимого человека… Сердце Алеши бухало в ушах. Если бы на улице был белый день, он бы наверно сбежал, постарался осмыслить все в одиночестве, но сейчас выбора у него не было. Он лишь крепче прижался к Борису, переживая дрожь эмоционального потрясения. Родные теплые руки успокаивали, неспешно поглаживая спину и плечи. — Это жизнь, Алеша. Она непредсказуема. — Он по прежнему любит тебя… Он даже пошел против своей природы и всего света. — И что это меняет для нас? — Борис оставил невесомый поцелуй за мочкой изящного уха. — Мы по-прежнему любим друг друга, а с ним больше никогда не встретимся, если, конечно, князь не захочет вернуться в семью. — Он не захочет, — вздохнул Алеша, утыкаясь носом в широкую грудь. — Он вернул все долги и сейчас занимает скромный пост в военном ведомстве. — Вот и отлично. И, родной, перестань пытаться облагодетельствовать всех вокруг. Или я решу, что ты опять ревнуешь. — Нет, конечно же нет. Просто в будущем… Не дав любимому развить мысль, Борис заставил его замолчать нежным успокаивающим поцелуем, бесцеремонно устроившись между широко разведенных длинных ног. — Молчите, ваше сиятельство и наслаждайтесь настоящим… Глухой сладкий стон Алеши был ему ответом. — Люблю тебя… — И я тебя, мой ангел.