Hemlock Grove

[идея та же, что и в фильме, но вместо зомби — упыри] Он называл себя Р. Не то, чтобы Джули стремилась узнать его имя, или вообще хоть как-то с ним общаться, но особого выбора у нее не было. Упырь, который похитил ее, в некотором роде ее же и спас — в ходе той операции, когда большинство ее друзей погибли, а оставшиеся поспешно отступили, попросту бросив ее, Р был тем, кто закрыл ее собою от созданий, брызжущих голодной слюной и бешено вращающих красными глазами на лицах, испещренных черными венами. Упыризм был ужаснее любой проказы, страшнее зомби-апокалипсиса, который так долго пророчили этому миру. Зомби, по крайней мере, были бы медлительны и лишены даже зачатков разума, тогда как мутировавшие упыри были невероятно быстрыми, сильными и способными вести охоту, сбиваясь в группы и действовать слаженно. А еще они были ненасытны и полны ярости — поэтому они убивали и крушили без устали. Джули была одной из тех, кто скрывался в одном из немногочисленных укрепленных лагерей, обреченных на жизнь в постоянном страхе. Они днем и ночью были готовы защищаться от одержимых голодом чудовищ, днем и ночью помнили об угрозе и соблюдали правила, которые каждый заучил вместо «отче наш» крепко-накрепко. Особенно важно было соблюдать эти правила во время вылазок во внешний мир — а вылазки эти были необходимы, чтобы раздобыть медикаменты, провизию, оружие. Джули не должно было быть в том отряде — ее отец не позволял ей участвовать в вылазках. Ее отец — командор Гриджио, глава их лагеря, был очень категоричен насчет безопасности своей единственной дочери. Упыри отобрали у него любимую жену, поэтому дочь он оберегал особенно тщательно. Джули такое положение дел не нравилось — ей хотелось приключений, ей хотелось геройствовать, совершать нечто значимое… Что ж, ее приключение обернулось тем, что она увидела, как в метре от нее парню, в которого она была влюблена, разбивает череп о бетонный пол упырь, и как ее лучшей подруге буквально отрывают голову голыми руками два рычащих монстра с безумными глазами навыкате. Она и сама уже готова была принять ужасную смерть, но тут-то и появился Р в своей красной засаленной толстовке с капюшоном. Он заслонил сжавшуюся в комочек Джули собой и дрался за нее, как истинное исчадие ада. И он отвоевал ее, а затем сгреб в охапку и поволок через весь город, разрушенный теми, кто был подобен ему. Он притащил Джули в аэропорт и спрятал ее в своем логове, которое он обустроил в одном из самолетов. Место было на удивление уютным, как для упыря — кто бы мог подумать, что им нравится окружать себя вещами вроде музыкального проигрывателя, кипы книг, художественными принадлежностями… Что Джули знала об упырях до того, как попала к Р? На самом деле, не так уж и много. Ее отец рассказывал, что упыри не способны разговаривать. Они разумны, но вовсе не так, как люди. Они разумны в своем, монструозном ключе — охотники, одержимые голодом столь страшным, что он стал смыслом их существования. Чем дольше упырь оставался голодным, тем яростнее он охотился, тем сильнее становился, тем бездумнее нападал и шел на риск быть убитым сам. Р казался не типичным — во-первых, он вел себя не как бешеное животное. То, что он защищает ее, Джули поняла не сразу, но когда уверилась, что он притащил ее к себе не для того, чтобы съесть в одиночку, то стала присматриваться к нему, чтобы выяснить, что же ее ждет в будущем. Р приносил ей еду, книги и отыскал для нее теплое одеяло и несколько подушек. Однажды он даже притащил ей чахлый букетик каких-то цветов, и судя по его взгляду он пытался этим жестом расположить ее к себе. Во-вторых, он пытался разговаривать — тыча пальцем себе в грудь, он издавал звук, похожий на «Р», и Джули справедливо рассудила, что он пытается сообщить ей свое имя. Он подолгу смотрел на нее — любовался, не иначе; и если поначалу Джули это пугало и ничего, кроме отвращения, она не испытывала перед своим спасителем-похитителем, то со временем ей стало любопытно. Спустя три недели ее странного заточения, гортанный звук «р» превратился во вполне различимое «Роман», а спустя еще некоторое время Джули проснулась среди ночи от приятного ощущения — чужие пальцы ласкали ее скулу и играли с волосами, и неокрепший и еще скрипучий голос шептал ей «Лита». Нет, она не была Литой — и отчего-то испытала прилив жгучей ревности, когда осознала, что Р — Роман — зовет ее именем той, которую он любил когда-то. Когда-то, когда он ещебыл живым. Был нормальным, таким, как сама Джули. Но теперь-то он был мертв, конечно, и переродился в нечто жуткое. Впрочем, Джули уже была уверена, что именно ее он не тронет — это был ее личный монстр, и тот факт, что он грезит о какой-то Лите, неприятно задел ее. Она даже не думала, что такое возможно. Еще через пару недель Р притащил откуда-то сигареты. Джули сначала подумала, что это очередное подношение для нее, но Р — Роман — принес их для себя. — Люблю… Дым… — теперь он многое мог сказать, и хоть голос его казался каким-то проржавевшим, и хотя ему приходилось нелегко буквально учиться говорить заново, он преуспевал. — Иду… На… Поправку… — он даже улыбаться почти научился заново. Джули больше не пугалась этого оскала, поскольку знала, что угрозы он в себе не таит. — Что ты будешь делать, когда совсем поправишься, Р? — спросила его как-то Джули. — Ты ведь поправишься… Тебе все лучше с каждым днем. — Мое… Имя… Роман… — поправил ее упырь, взглянув на нее глазами, которые стали такими осмысленными и глубокими, что порой Джули казалось, что он не просто разумен, а какое-то высшее существо, и это она перед ним — монстр и недоделыш. — Роман, — покорно повторила она. — Роман… Ты отпустишь меня? — Нет, — просто ответил он. — Мне… Нужна… Лита. — Но я не Лита, — грубо возразила Джули. — Так значит… Станешь… Ею. Это был первый приговор, который он ей вынес — Джули еще не понимала, что грядут большие перемены, и очень скоро уже не он станет жить для нее, а наоборот. К Роману Годфри возвращались его силы. Эпидемия исчерпала себя, но ад для Джули Гриджио еще только начинался.