«Можно мне посмотреть?»
Записка шлепнулась прямо на учебник Эллисон, и Арджент торопливо смела ее себе на колени, пока мистер Хоузи не заметил. Ей удалось даже украдкой развернуть смятый порядком тетрадный лист и прочесть содержимое, после чего она скосила глаза на Романа Годфри, который с видом заправского — липового, да — паиньки внимал монологу мистера Хоузи о важности грядущего теста по истории.
Роман, несомненно, заметил взгляд Эллисон: она поняла это по его дрогнувшим в попытке сдержать довольную улыбочку губам. И, конечно же, он изо всех сил попытался сделать вид, что этого взгляда не заметил6 ему доставляло особенно удовольствие купание в чужом пристальном внимании. Позёр, что с него взять.
«На что ты собрался смотреть?»
Улучшив пару мгновений, пока мистер Хоузи размашисто выводил на доске особо важные, по его мнению, установки на победу, Эллисон быстро вывела ответ чуть пониже строчки, что написал ей Годфри, и запустила запиской уже в него.
Роман, само собой, не упустил шанса потрясенно округлить глаза — мол, чего тебе от меня нужно, Арджент? Но записку сцапал, прочел и даже написал ответ — вот только передать не успел, поскольку пухлая и кажущаяся такой безвольной рука мистера Хоузи удивительно ловко перехватила записку в полете.
— Я не большой фанат чужих секретов, — ехидно возвестил мистер Хоузи всех и каждого, наградив Романа и Эллисон поочередно особенно пристальными взглядами, — Но все когда-нибудь бывает в первый раз. Быть может, я упускаю нечто весьма удивительно, быть может, на меня снизойдет откровение?
Смешки заполнили класс, Эллисон состроила презрительную гримаску, а Роман не удержался от того, чтобы укусить мистера Хоузи в ответ:
— Вот что бывает, когда нет собственной личной жизни, да? Становишься сорокалетним похитителем подростковых записочек. Мы хотя бы получим ее назад, или утащите к себе в холостяцкое логово, как трофей, чтобы откровение снисходило на вас снова и снова?
Мистер Хоузи побагровел и швырнул записку Роману, а затем развернулся и вышел из класса, и сомневаться в том, что путь он держал в кабинет директора, не приходилось.
— Это твое, — Роман, кажется, ничуть не был взволнован перспективой получить хороший нагоняй, он казался даже довольным, когда сгонял с места сидящего перед Эллисон ботана, чтобы устроиться рядом и из рук в руки вручить ей злополучную записку.
— Тебе не стоило так с мистером Хоузи, — Эллисон, так же как и большинство учеников, считала мистера Хоузи претенциозным, но безобидным тюфяком. Он ничем не заслужил большого уважения, но и откровенных насмешек не заслуживал тоже. — Он безобидный, ты же знаешь.
— Я тоже безобидный, — отмахнулся Роман, ничуть не раскаиваясь. — Ну же, прочти, и давай забудем о тонкой душевной организации мистера Хоузи.
— Он спустит на тебя директора, — проворчала Эллисон, разворачивая таки записку.
— Моя мама сожрет и мистера Хоузи, и директора, и весь этот город, если кто-то захочет меня обидеть, — беспечно отозвался Роман, но когда Эллисон подняла на него возмущенный взгляд, то смиренно прибавил: — Если я ей пожалуюсь. Но я не стану, обещаю.
— Ты заслужил эту взбучку, — кивнула Эллисон деловито, а затем прочла то, что было написано в записке и рассмеялась: — Ты серьезно?
— Серьезнее некуда, — заверил ее Годфри, доверительно подавшись вперед, тем самым сократив расстояние между ними и вторгаясь в личное пространство девушки с нахальной самоуверенностью.
Эллисон едва удержалась от того, чтобы щелкнуть его по носу — позёр, ну какой же он позёр!
— Хочешь посмотреть, как я буду выступать на вечере поэзии, значит, — проговорила девушка вслух. — Как ты вообще узнал об этом? Не припомню, чтобы видела тебя в творческих классах. Когда это ты заинтересовался поэзией?
— Примерно тогда же, когда я заинтересовался тобой, — проникновенный взгляд, которым ее одарил Роман, вызвал у Эллисон улыбку: невозможно было сопротивляться харизме этого наглеца, просто невозможно!
— Я закажу для тебя приглашение, — пообещала она. — Но пообещай, что не уснешь хотя бы до моего выступления.
— Только если ты прочтешь стихи о нашей любви, — шутливо поставил условие Роман.
— Ты так много на себя берешь, Годфри, я в ужасе и в восторге одновременно.
— Роман Годфри, пройдите в кабинет директора, — ожила школьная внутренняя связь, вещая из колонок скрипучим голосом секретаря миссис Дэвидсон. — Повторяю, Роман Годфри…
— Я покаюсь, — пообещал Роман прежде, чем ушел, но Эллисон ни на йоту ему не поверила.
Роман Годфри и раскаяние были вещами полярными, это она уже успела уяснить хорошенько.
***
— Он уже позвал тебя на свидание?
Лита Годфри, кузина Романа, была абсолютно очаровательна и абсолютно непосредственна, именно поэтому Эллисон подружилась с ней почти мгновенно.
Лита вообще заводила друзей легко и для нее не существовало разделения на плохих и хороших, богатых и бедных, достойных и не особенно. Ей просто нравились люди, самые разные — ее парнем, к примеру, был цыган Питер Руманчек, о котором в Хемлок Гроув болтали всякую ерунду только потому, что он жил в трейлере в лесу, да семья его промышляла традиционным ремеслом типа гадания и ясновидения. Не сам Питер, конечно — максимум, что способен был нагадать молодой цыган, так это самый низкий балл для себя на грядущей контрольной.
Эллисон в жизнь Хемлок Гроув вписалась поизящней, чем Руманчек — она не жила ни в лесу, ни в трейлере, и семья ее была не из бедных, так что никто не стремился клевать новенькую. Но дружба с Литой оказалась предпочтительнее общения с девчонками-чирлидерами или местными спортсменами. Эллисон никогда не стремилась войти в школьную элиту, ей нравились люди иного склада — как Лита, простые и вместе с тем сложные, со смыслом внутри.
— Он нанял тебя в качестве сводни? — рассмеялась Арджент, когда подруга набросилась на нее с вопросами о Романе во время перерыва на ланч. — Скажи правду, все указывает на это.
— Я просто желаю счастья тем, кто мне дорог, — показала ей язык Лита, дурачась. — Он же влюблен в тебя по уши, ты не можешь этого не замечать! И ты тоже…
— Это так заметно? — усмехнулась Эллисон, показывая подруге язык в ответ. — Где это Питер, кстати? Вы же неразлучники.
— У него сегодня важный тест по биологии, он уединился, чтобы позаниматься во время перерыва, — отозвалась Лита. — Все-таки, он серьезно относится к знаниям.
— Или просто не хочет вылететь из школы, потому что иначе вы будете проводить меньше времени вместе, — поддразнила Эллисон, и Лита шутливо нахмурилась:
— Вечно ты ворчишь, Арджент. Настоящая бука, будь оптимистичнее.
— О, я буду, — пообещала Эллисон, а затем выложила новость, которую Лита наверняка могла оценить по достоинству: — Роман хочет пойти со мной на вечер поэзии. И я собираюсь взять его с собой.
— О, значит это свидание? — Лита ликовала, даже заключила Эллисон в быстрые и крепкие объятия. — Наконец-то, давно пора! Ты позволишь ему поцеловать себя?
— Эй, не так быстро, притормози!..
***
— Так что насчет этого вечера, Арджент? — Роман поймал ее в конце учебного дня в стремительно пустеющем школьном коридоре. Он не выглядел расстроенным разборками с директором, да и не в его стиле было вообще расстраиваться из-за чего-либо — по крайней мере, напоказ. — Во сколько мне за тобой заехать?
— Только смокинг не надевай, — с преувеличенной серьезностью взглянула на парня Эллисон. — Там все будет неофициально, джинсы сойдут.
— Какая же ты ехидная, — усмехнулся Роман, но скорее восхищенно, чем осуждающе. — Окей, буду в джинсах… Так во сколько мне заехать за тобой?
— В семь, — наказала Эллисон и снова хитро сощурилась: — Ты привезешь цветы?
— Ни за что, — в тон ей отозвался Роман. — Впрочем, не знаю, я еще не решил. Ты любишь цветы, Арджент?
— Я люблю поэзию, — Эллисон все-таки не удержалась и щелкнула его по носу, а Роман неожиданно сгреб ее в охапку и поцеловал — быстро, почти по-детски, просто чмокнув ее в губы, но должного эффекта этим он добился: Эллисон опешила и просияла, смущенная и окрыленная, вдохновленная и немного досадующая, что он вот так застал ее врасплох.
— Я буду ровно в семь, — пообещал Роман и утопал прочь по коридору с самодовольной и очень счастливой ухмылочкой, а Эллисон провожала его взглядом и в животе у нее порхали восторженные бабочки первой любви…
