Hemlock Grove

Бытует мнение, что лощеный сноб и мамочкин золотой мальчик Роман Годфри слишком хорош для того, чтобы опуститься до кого-то уровня Мэйв Уайли — но Мэйв считает ровно наоборот. Это она, девчонка с плохой репутацией из трейлерного парка в драных колготках, со облупившимся черным лаком на обгрызенных ногтях, никогда не опуститься до того, чтобы водить дружбу с кем-то, для кого кашемировое пальто значит больше, чем совесть, с кем-то, кто к девушкам относится как к быстро надоедающим трофеям. О Годфри говорят всякое, и то, что он садист и помешанный извращенец — самое невинное из услышанного ею. Эйми Гиббс как-то восторженно нашептывала ей о том, что Годфри носит с собою лезвие и в моменты, когда его страсть приближается к пику, он просит сделать у него на коже небольшой порез, а затем заставляет слизывать его кровь. Роман ей не интересен, он ей не нравится, и пусть он подавится своими дорогущими сигаретами, которые он то и дело оставляет в ее секретной курилке — Мэйв никогда не возьмет ни одной, ей даже дышать одним дымом с этим пижоном противно. Наивный Отис свято верит в то, что Роману нужна помощь — как будто в самом деле не понимает, что Годфри сам способен давать уроки полового воспитания кому угодно, и на нахмуренные брови Мэйв укоризненно ворчит: — Ты слишком предвзята. Дай ему шанс. С Адамом Гроффом ведь все получилось. Мэйв не хочет лишний раз напоминать о том, что с Гроффом не получилось ни черта — точнее, что-то да получилось, но ведь совсем не то, что должно было. Каким должен стать для Отиса идеальный результат Романа она не спрашивает — в конце концов, Годфри исправно платит за консультации и даже внимательно слушает Отиса, пока сама она нетерпеливо переминается с ноги на ногу и курит — свои собственные сигареты, отчаянно дешевые и горькие, игнорируя пачку, оставленную Романом на виду. В разваленной уборной сорняки растут через сколотую плитку на полу, здесь царит запустение и хаос, и в глазах у Годфри вот такой же хаос обитает — разрушающий его потихоньку, но до самого основания. — Ты меня ненавидишь, да? — кажется, Годфри эта мысль даже нравится, и он подлавливает Мэйв одну снова и снова, чтобы спросить об этом. — Много чести, — фыркает Мэйв. — Всего-то капелька презрения, не больше — это все, что у меня для тебя есть. — Капелька презрения — это уже немало, — удовлетворенно хмыкает Годфри и кутается в свое дорогое пальто, как нахохлившийся ворон. Этот его мрачный образ просто гипнотически действует на девчонок типа Эйми или Руби, но Мэйв в своей видавшей виды косухе предпочитает парней, похожих на нее — тех, которые не помешаны на своем внешнем виде и комфорте, тех, у которых есть душа, а не маниакальное желание заполучить все, что не дается в руки. — Нашел бы ты себе жертву по зубам, Годфри, — равнодушно советует она, а Роман только усмехается в ответ: — Мои зубы хотят только тебя, Уайли. Я подожду, у меня полно времени. — Целая вечность, да? — уточняет Мэйв, а он уходит, не ответив, и снова оставляет для нее пачку сигарет. Мэйв их никогда не возьмет — у нее есть принципы, ей не нужны подачки. Роман Годфри же в самом деле имеет в запасе вечность — изматывать жертву странными знаками внимания его новое развлечение, и он намерен отточить его до совершенства.