Начну, конечно же, с того, что оба героя избрали для себя в целом схожие роли. Причины этого выбора я разберу несколько позже. А перед тем, как копаться в их душах, нужно обратить внимание на символичность их образов, философскую трактовку, к которой еще не раз придется возвращаться.
Образ шутника/клоуна/комедийного актера архетипичен, но не однозначен. Его исток - придворный шут, который фактически являлся символической тенью монарха, его антиподом. Монарх – олицетворение закона, централизованной власти, порядка. Шут же в этом случае – символ хаоса, произвола, анархии (буквально отрицания власти), что и позволяет ему говорить и делать все, что только заблагорассудится. Поскольку он – «тень монарха», ему позволено обличать самого государя и его приближенных, раскрывать их недостатки и обращать внимание на самые серьезные государственные проблемы под видом шутки. Отсюда второе «назначение» шута – он обличитель, вскрывающий меткими остротами такие темы, о которых никто, кроме него, никогда не заговорит под страхом кары со стороны власти.
Шут в противостоянии с монархом – как наше темное бессознательное с его бесконтрольными инстинктами, противостоящее упорядоченному, поддерживающему строгую цензуру сознанию. Потому его могут рассматривать также как символ безумия. Из этих же соображений шута часто ассоциируют с дьяволом, т.е. снова с темной стороной личности (пример можно найти в литературе: в «Фаусте» И.В. Гете Мефистофель на приеме у короля прикидывается шутом). Но есть и противоречие, связанное в первую очередь с восприятием смеха как энергии жизни. Смех выступает как символ триумфа и победы; также следует упомянуть сменяющие друг друга плач и смех во время похорон в некоторых культурах как архетипичное проявление круговорота смертей и жизней. Психологический смысл первых карнавалов (как и растущей сегодня популярности праздника Хеллоуин) состоял именно в том, чтобы высмеивать нечистую силу и саму смерть, что означало одержать победу над ними (пример в искусстве: картина Константина Сомова «Арлекин и Смерть»).
Как же в таком случае расценивать возникший в западной культуре образ злого клоуна? Отчасти он как бы преодолевает противоречие и совершает небывало грубый и дерзкий поворот назад, к придворным шутам, воплощавшим в себе хаос, произвол, дьявольщину, все темное. Злой клоун разоблачает разрушительную энергию нашего бессознательного, припрятанную за «доброй» социальной маской. Первоначально он ассоциировался лишь с черным юмором. Это юмор жесткий, цель которого – опять-таки высмеивание смерти. Однако с течением времени в массовой культуре этот образ претерпел значительные изменения. В книгах и фильмах ужасов стал широко использоваться образ не просто злого клоуна, а клоуна-убийцы, маньяка (яркий, но далеко не единственный пример: знаменитый Пеннивайз из «Оно» Стивена Кинга). Клоун, совершающий массовые кровавые убийства, теряет свое символическое назначение символа жизни. Жизнь, смеющаяся над смертью, трансформировалась в смерть, смеющуюся над жизнью.
Такое извращение архетипичных тем жизни и смерти теоретически могло спровоцировать широкое распространение коулрофобии – боязни клоунов. На сегодняшний день она встречается очень часто, хотя раньше эта фобия считалась крайне редкостной. Тем не менее, возможно, благодаря такому весьма сильному влиянию на эмоциональную жизнь людей, образ злого, дьявольского клоуна стал отдельным архетипом.
В чем же особая заслуга анализируемых персонажей? В них слились воедино смерть, смеющаяся над жизнью, и жизнь, смеющаяся над смертью. В их поступках проявляется ненависть к жизни, глумление над ней и в то же время черный юмор, пренебрежительное и насмешливое отношение к смерти. Потому именно Джокер и Комедиант стали наиболее полным, не однобоким отражением нашего бессознательного, в котором вечно пребывают в борьбе энергия созидания/жизни и энергия разрушения/смерти.
Эти герои взяли за основу и великолепно использовали образ как злого клоуна, так и придворного шута, но каждый делал это своеобразно, в своем неповторимом стиле. Джокер при этом стоит ближе к клоуну-маньяку, а Комедиант – все-таки к «классическому» шуту. Во-первых, последний служит властям, во-вторых, таким его видит и Озимандиас, «король королей».
Слова Озимандиаса о Комедианте в графическом романе «Хранители»:
...Я был слишком труслив, чтобы взглянуть в лицо собственному беспокойству, и суть черной комедии жизни пришлось разъяснять для меня самому Комедианту – когда провалилась идея о «Борцах с преступностью» в 1966. Вы наверняка помните. Он говорил о неизбежности ядерной войны, описывал мою роль в будущем как «первого умника на пепелище»... и открыл мне глаза! Это удается только лучшим из шутов.
При этом он ни кто иной, как именно обличитель, сорвавший маску с общества, в котором ему довелось жить.
Монолог Роршаха о Комедианте в х/ф «Хранители»:
... Жизни, полные насилия, насилием и заканчиваются. Блейк понимал: люди – дикари по своей природе. Как бы мы ни старались это скрыть или приукрасить. Блейк видел истинное лицо общества и предпочел быть пародией на него, анекдотом. Я как-то слышал анекдот: «Мужчина приходит к врачу, жалуется на депрессию. Говорит, жизнь груба и жестока, что он чувствует себя одиноким в угрожающем мире. Врач предлагает простой рецепт: «Великий клоун Палияччи сегодня в городе. Сходите, это Вас подбодрит». Мужчина взрывается слезами. «Но, доктор, - говорит он, - я и есть Палияччи!». Хороший анекдот. Все смеются. Барабанная дробь... Занавес.
Джокер также обращался к ипостаси шута, но в другом значении – в противопоставлении анархии власти, хаоса порядку. Привнести анархию в общество ему удается с помощью паники, и в стремлении сеять эту панику он впадает в маниакальное состояние безо всякого контроля, без правил.
Монолог Джокера в х/ф «Темный Рыцарь»:
Я похож на человека, у которого есть план? Я, знаешь, кто? Я пес, бегущий за машиной. Я бы не знал, что делать, если б догнал. Поэтому я делаю и все. <...> Планировщики пытаются контролировать свои тесные мирки. Я не планировщик. Я пытаюсь показать, насколько жалки их попытки все контролировать. <...> Никто не паникует, когда все идет согласно плану. Даже если план чудовищен.<...> Совсем немного анархии, нарушение установленного порядка – и все вокруг повергается в хаос! Я – носитель хаоса. И знаешь, что является основой хаоса? Это страх...
Джокер, как истинный дьявол, вступает в битву «за душу Готэма», и его действия, как наваждение, подталкивают даже самых «правильных» личностей нарушить свои правила. Он любит использовать людей с серьезными психическими отклонениями, потому что с ними невозможно договориться, их невозможно вразумить - они находятся вне человеческого порядка, такова уж структура их личности. Но Джокер убежден, что любую сформированную личность можно низвергнуть до того же состояния, что он и пытается сделать.
Диалог Джокера с Бэтменом в х/ф «Темный Рыцарь»:
Для них ты просто псих. Как я. Сейчас ты им нужен, а надоешь - они тебя выкинут, как прокаженного. Их принципы, их кодекс - всего лишь слова, забываемые при первой опасности. Они такие, какими мир позволяет им быть. Я покажу тебе. Когда дело плохо, эти... Эти цивилизованные люди сожрут друг друга. Я не чудовище. Я вижу их насквозь. <...> У тебя же есть правила! <...> И сегодня ты нарушишь свое единственное правило.
В итоге Джокер добивается своего - Бэтмен становится нарушителем своего единственного правила. Да, фактически последний никого не убивает, однако он сам принимает решение, чтобы жители города думали иначе. Теперь для них и Бэтмен становится ненадежным, и потому его решение вряд ли может стать стабилизирующим, ведь мир без правил - это мир без надежд и гарантий, мир зашкаливающей, неконтролируемой тревоги, мир хаоса. Так чьей же после этого стала душа Готэма?
Это необычайно важные особенности. Хоть роли персонажей и похожи, они использовали различные стороны одного и того же образа-символа: Джокер идентифицировал себя с вселенским хаосом, с безумием, с дьяволом, Комедиант же принял роль жестокого обличителя темной стороны наших душ.
