*****
Стив нервно расхаживал по палате в отделении интенсивной терапии, где теперь под капельницей лежал Баки, и растерянно поглядывал на него. Если Стив перестарался в своей попытке вырубить Зимнего Солдата, и Баки схлопотал сотрясение или трещину какой-то из костей черепа, о перекодировке придётся забыть. При таких повреждениях нельзя применять воздействие электродов на мозг – может привести чёрт знает к чему, даже к коме, и тогда перед процедурой понадобится выждать не меньше, чем три недели, которых у них нет. Сроки поджимали, с Министерством обороны шутки плохи, с Военным трибуналом – тем более. С собственным чувством вины перед Баки – и говорить нечего. Наконец, вошла Эмма, у неё в руках была медицинская карта, напичканная результатами компьютерной томографии и УЗИ. По выражению её лица Стив понял: повезло. – Сотрясения нет, капитан Роджерс, кровоизлияний тоже, – вздохнула она. – Обошлось. Кожа на затылке рассечена, но кость только оцарапана, и его оглушило. Крепкая голова у Барнса, на наше счастье, и удар, видимо, получился немного по касательной, оглушил. Правда, повышено давление в капиллярах под затылочной костью в месте удара. Лучшее лекарство – покой и сосудоукрепляющее в капельнице, и это мы ему как раз обеспечили. Вы бы как-то поосторожнее, что ли. – Да мне и самому паршиво. Не представляешь, насколько. Никто не предположил, что он сам себя сможет закодировать, – Роджерс виновато умолк, пялясь себе под ноги, затем спросил: – Когда он очнётся? – Чем дольше проспит, тем лучше. Доктор Чо сказала, до следующего утра пусть спит. Я подежурю. – Не надо. Я сам, – вздохнул Стив, покосившись на Баки. – Простите, но меня назначили, – объяснила она. – И вы не врач. – Ну, тогда составлю тебе компанию. – Как хотите. Эмма пожала плечами и, проверив показания приборов, отошла на время в кабинет дежурного врача, а Стив остался рядом с Баки. Тот лежал, закрыв глаза, бледный, с перевязанной головой, с иглой в вене правой руки, и хмурился сквозь навязанный ему медикаментозный сон. Едва заметно шевеля губами, он вроде бы что-то шептал, но беззвучно. Стив крепко стиснул зубы, присел на край кровати и осторожно взял пальцы живой руки Баки в свои. Пока никто не видит. – Прости меня, Бак. Если сможешь. Он повторит, когда Баки очнётся. Тысячу раз. Только бы обошлось. Что за картины рисовало спящему Баки его подсознание, никогда не узнать, но Стива напрягало другое – перекодировка будет ещё тяжелее.*****
Уже на следующее утро Баки стало гораздо лучше. Он смущённо потирал шею ниже места ушиба и явно плохо помнил, что было. Драка как таковая зафиксировалась в мозгу, но почти без подробностей. Хотя то, о чём ему лучше было бы забыть, он как раз запомнил. – Стив, кажется, я нож метнул в кого-то... ты мог бы узнать, что с тем парнем? Расстроенный Баки смотрел так, что Роджерсу остро захотелось, чтобы тот дурацкий нож вчера попал в него самого – наверняка и шрама бы не осталось уже к утру. – Я выясню, – пообещал он. Поднявшись, нехотя потащился к реанимации. Брёл медленно, чувствуя, как с каждым шагом становится всё паршивее. Если тот охранник, которого ранил Зимний Солдат, не выжил, дело примет крутой оборот. Тем более, что Стив Роджерс не умеет врать. Он дошёл до развилки коридора, нужно было свернуть. Налево – к реанимации, направо – к кабинету доктора Ротмана. Стив повертел головой в обе стороны и шагнул направо. – Да, входите, – отозвался профессор на стук в дверь. – Капитан Роджерс? Не ожидал вас увидеть сегодня. Присядьте. Как там Барнс? – Я всего на секунду, док. Хотел попросить вас не уходить, есть важный разговор. Я только выясню, как дела у раненого в реанимации, и вернусь. – Можете выяснить у меня. Я в курсе и сам всё вам скажу. Мне тут ближе, знаете ли, – объяснил врач. – Состояние раненого стабильно тяжёлое. Если бы оборудование доктора Чо не запаковали накануне и не увезли для отправки в Сеул, было бы проще, конечно. В конце концов, справились и без него. Правда, там ещё понадобится немало потрудиться, чтобы восстановить того пациента. Как будто каменный мешок с плеч свалился. Роджерс шумно выдохнул и сел, наконец, напротив доктора: – Слава Богу. Если бы... не представляю, что я говорил бы Баки. – А он как? – Неплохо, – кивнул Стив. – Только волнуется. Ждёт новостей насчёт раненого. – Можете передать ему всё это. – Конечно. И у меня есть один вопрос, – нахмурился Роджерс. – Вроде бы после кодирования Баки должен был дождаться команды, а не громить всё и всех подряд. Или я неверно понимаю? – Верно, капитан, – ответил врач. – Но тут, видимо, получилось так, что Барнса не кодировали ни вы, ни я. Поэтому он не слушал бы никого из нас. Вероятно, он подсознательно повторял за тем, кто последним называл ему код. И, как я понимаю, просто продолжил выполнять его приказы. – Пожалуй, вы правы, – задумался Стив. – Последним был Земо. Что именно он приказал Баки, мы не знаем, но тогда Зимний Солдат оставлял за собой только неподвижные тела. Разве что сам Земо уцелел, только прикинулся побитым. Ну, и Наташа – ей помог отбиться король Т’Чалла. Отделались парой синяков. – Выходит, дело в Земо, – кивнул профессор. – Если бы там, где Земо кодировал Барнса, работали камеры, можно было бы узнать больше. К примеру, сам код. Тогда мы избежали бы всего этого. – Да, но там всё отключилось – Земо подстроил. Предусмотрительный гад. Роджерс поднялся, поблагодарил доктора Ротмана и медленно направился к выходу. Взялся за дверную ручку и мельком обернулся, замявшись на пороге. – Кажется, вы хотели ещё о чём-то поговорить? – спросил врач. Стив неуверенно глянул исподлобья, помедлил, затем всё-таки вернулся и снова сел за стол наискосок от профессора. Толпа путаных и противоречивых мыслей устроила в мозгах настоящий кавардак. Ощущение, как на минном поле. Не хотелось сделать неверный шаг и испортить многое, если не всё. Прикусив губу, Стив с минуту молча смотрел в никуда, затем тихо сказал: – Доктор, я не вполне уверен, что смогу перекодировать Баки. – Не позволяйте сомнениям давить на вас, – мягко возразил профессор Ротман. – У нас так мало времени осталось. Если Баки закроют в СИЗО на военной базе, нам никто не даст выполнить перекодировку, – напряжённо говорил Стив. – Это возможно только здесь. И я понял, что если у меня не получится, то всё полетит к чертям. – Я вижу, вы волнуетесь, – заметил врач, – но я уже объяснял, почему вы нужнее для этого, чем кто-либо другой. Стив нервно потёр ладонями стриженые волосы, отчего они поднялись торчком, и, вытаращив глаза в стену напротив, тихо сказал: – Это будет намного сложнее и... больнее, чем я думал. Доктор смерил его внимательным, но мягким взглядом: – Может, расскажете, в чём дело? Я так понимаю, вчерашний инцидент – не причина, разве что добавил остроты. У Стива на лбу проступил холодный пот. – Я понял кое-что очень важное... – он запнулся и опустил глаза. – Не могу сказать. – Тогда как я смогу вам помочь? Стив мельком глянул на доктора, затем, упершись локтями в стол, закрыл ладонями лицо и не очень внятно пробормотал: – Это касается не только меня, понимаете? Я не знаю, вправе ли говорить об этом. – Мне – можете. Надеюсь, ваше доверие я успел заслужить. Всё-таки вы сами пришли ко мне. Да и врачебную тайну никто не отменял, – напомнил доктор. – Да, я знаю, – сдавленно проворчал Стив сквозь ладони. Пауза затянулась, и профессор решил немного подтолкнуть его: – Так почему всё-таки вы решили, что у вас не получится? – Я... – он сделал короткий рваный вдох, глядя куда-то в потолок, – понимаете, я люблю его и не смогу провести эту процедуру... эту пытку так, как надо. Он выпалил всё залпом, иначе просто не смог бы сказать. – Не вижу причин, – спокойно ответил доктор. – Ну, как же, – ошалел Стив, – я же сказал, что... люблю его. – Я знал об этом, – профессор Ротман отложил очки в сторону. – И говорил, что вам будет трудно. Но "трудно" не значит "невозможно". – Погодите... что? – у Стива перехватило дыхание, – вы знали? – Конечно, капитан Роджерс, я знал. Чего бы я стоил как психолог, если бы не умел распознавать чувства? Тем более такие сильные, как ваши. Стив обмер. Ни за что бы не подумал, что всё так заметно со стороны. С минуту молчал, затем дар речи понемногу стал возвращаться. – Я сам виноват, – пробормотал он, – вчера краснел и бледнел, как школьница. Хорошо ещё, что не все видели. – Да, я был несколько удивлён вчера. Но на самом деле, я знал о ваших чувствах к Джеймсу Барнсу уже давно. – То есть... как? Давно? – Вы проявляли их, не задумываясь. Они шли от сердца. Для меня всё стало очевидным довольно быстро, а дальше вы только укрепляли мою уверенность. – Господи... – Стив уткнулся в фейспалм, – мне скоро будет казаться, что все уже давно знают. Разве что я сам толком не понимал. – До недавнего времени, видимо. – До позапрошлой ночи, – признался Роджерс. – Хотя, если честно, Баки давно мне дорог по-настоящему. Ещё до войны... всю жизнь, в общем. Я просто пытался не думать об этом. Он некоторое время молчал, потом украдкой глянул на профессора: – Скажите, доктор, всё так очевидно? – Для меня – да. Для посторонних – вряд ли. А для тех, кто давно и хорошо знает вас – вероятно. Но ваши друзья поймут, я полагаю, – подбодрил врач. – А я не уверен. – Напрасно так думаете. У вас не мимолётная страсть, когда, что называется, приспичило. Не то, что перегорает быстро, потому что не имеет никакой ценности. У вас настоящее чувство. Вы ради него столько всего сделали и готовы пойти на что угодно. У вас это слишком давно, но не только не слабеет – наоборот, становится сильнее. Ни от каких обстоятельств не зависит. Такая искренность не может не цениться. – Спасибо, – почти прошептал Роджерс и прокашлялся, чтобы заставить голосовые связки снова подчиняться. – Но я постараюсь быть осмотрительнее... И ещё, вы сказали, что это – не проблема для перекодирования. А разве нет? – Проблема, но преодолимая, – объяснил профессор. – Да, вам будет больнее, чем вы предполагали. Но подумайте вот о чём: у вас есть другой способ помочь Джеймсу Барнсу в борьбе против кода? Более надёжный вариант, чем этот? – Если и пытаться искать другой, то до суда точно не успеть. – В таком случае, если нет возможности изменить ситуацию, измените своё отношение к ней. Примите это как вызов, к примеру. Это вам ближе. Тем более, в каком-то смысле так и есть. Стив невесело ухмыльнулся и кивнул: – Спасибо, доктор. В который раз приходит в голову, что вы гений. – Благодарю за комплимент, капитан Роджерс, – улыбнулся профессор. – Но я, если позволите, назвал бы гением кого-то вроде доктора Эрскина или, скажем, Альберта Эйнштейна. Я лишь хороший практик с большим опытом. – И надёжный человек, что крайне важно в любые времена, – без тени улыбки заметил Стив. – Уверен, о вас можно сказать то же самое. – Как и о Баки Барнсе, – добавил Роджерс. – Ну, когда он не закодирован, конечно. Стив уже собрался уходить, но кое-что ещё не давало покоя, и он вновь замялся в дверях. – Говорите, капитан Роджерс, – улыбнулся профессор. – Скажите, – Стив невольно опустил взгляд, – а вас не смущает... то, что вы знаете обо мне? – Вы ведь не это хотели спросить, – прищурившись, заметил врач. – И опять вы правы, мне даже неловко, честное слово, – Стив покачал головой и развёл руками, усилием воли пытаясь не покраснеть до кондиции спелого помидора. – Тогда просто скажите. – Джеймс Барнс не знает о ваших чувствах. Но интуитивно догадывается. И он абсолютно верит вам. Он полностью открыт для вас. Используйте это против его кода. Не упустите шанс. Стив кивнул и тихо сказал: – Спасибо, доктор. В палату интенсивной терапии он возвращался медленно, стараясь уложить в голове всё случившееся за последние пару дней, и взять мандраж под контроль, насколько удастся. Ради Баки.*****
Пока Баки шёл на поправку, Стив подбирал слова для нового кода. Многократно прокручивая фрагмент записи сеанса гипноза, он вслушивался в незнакомую русскую речь и старался найти то, что могло бы стать альтернативой. С самого начала он решил, что различие в звучании обеспечат английские слова, которые выбирал, вороша память и просиживая за ноутбуком до глубокой ночи. Наконец, он сообщил доктору Ротману, что всё готово. До конца срока добровольной явки сержанта Барнса под юрисдикцию Министерства Обороны США оставалось трое суток. – Рад слышать, – ответил профессор. – Время поджимает, но из-за последствий вашей драки с Барнсом необходимо выдержать паузу перед перекодировкой. Как можно дольше. Мы ведь применим электрошок, а это – не самая подходящая процедура после удара по голове, который он получил. – Знаю. Самое позднее – послезавтра. Иначе мы сильно подпортим шансы его защиты в суде, – мрачно напомнил Стив. – Значит, послезавтра, – согласился доктор. – Накануне сделаем томографию, проверим, как он. Если не найдём противопоказаний, предлагаю назначить перекодирование на 11.00, чтобы подготовить всё без спешки. Настраивайтесь. Предстоящая Баки электрическая пытка давила на Стива всё сильнее. Он не мог перестать думать об этом, хоть и старался изобразить на лице хотя бы видимость уверенности – насколько получится. Нужно было сообщить Баки время перекодировки по возможности спокойно. – Ладно, – мимолётно усмехнулся в ответ Баки. – Хоть одна хорошая новость за сегодня. – А что, есть плохие? – Доктор Чо вызывает Эмму в Сеул, – Баки вяло глазел по сторонам. – Приходила спросить, хочу ли я, чтобы она осталась. Стив присел рядом. – Что ты ответил? – А что я мог ответить? – горько ухмыльнулся Барнс. – Что я псих с раздвоением личности, у которого впереди трибунал и, скорее всего, расстрел? Трибунал у нас добрый, казённой пули им не жаль. Бесплатный подарок герою войны за все послевоенные подвиги. – Зачем ты так, Баки? – мягко упрекнул Стив. – Не сдавайся заранее. Адвокаты там землю роют. Они – цепкие бульдоги. – Не нужно ей всё это. У неё своя жизнь, – Баки помрачнел. – Она врач, учёный, в хорошей команде. Пусть едет. – И где она? Пакует чемоданы? Барнс пожал плечами: – Наверное. Может, хотя бы попрощаться зайдёт. – Баки, у тебя впереди перекодировка, – осторожно напомнил Роджерс. – Это тяжёлый процесс, а ты себя ещё и накручиваешь. Не надо так. – Знаешь, её нет с утра, – Барнс покачал головой. – Сейчас уже вечер, но она так и не зашла. Уехала, не попрощавшись? А я-то думал, что значу для неё хоть что-то. – Погоди... то есть, молча уехала – и всё? – Похоже на то. Вот, сижу, думаю и даже не верится. Всё так просто? Как-то это не вязалось с переживаниями Эммы за Баки, которые Стив сам замечал за ней сотню раз. Втайне надеясь, что у них всё не слишком серьёзно, он ждал их расставания, предполагал, что оба будут нервничать, обижаться, мучиться, орать друг на друга, но что девушка молча бросит Баки, самого лучшего в мире парня – пусть с кучей проблем, но всё-таки – такого Стив не предполагал. Баки был расшатан изнутри, выбит из колеи, и только это сейчас имело значение. – Не знаю, что сказать, – покачал головой Роджерс. – Я от тебя точно никуда не уеду. Какое-то время они сидели в полной тишине. – Вот я идиот. Не поверил, – вдруг горько усмехнулся Барнс. – А он, оказывается, был прав насчёт Эммы. – Стоп. Кто был прав? О чём он вообще? Баки не успел ответить – послышались быстрые шаги, приближающиеся из коридора. – Простите, опоздала на ночное дежурство на три минуты. Меня задержали, чтобы сказать, что Джеймс Барнс может вернуться в свои апартаменты в отделении реабилитации. Давали распоряжения на этот счёт. – Эмма? – опешил Баки. – Я думал, ты уехала. – Я бы не смогла, – её голос дрогнул. Она смотрела на Баки во все глаза, а Капитан Америка превратился в невидимку. Похоже, для них обоих. Ну, сегодня, видимо, его очередь. – Ты не обязана, – ответил Баки. Дальше Стив не слушал – он потихоньку покинул палату интенсивной терапии и медленно пошёл прочь по длинному изогнутому коридору. Вышел из здания, дошёл до парковки, машинально сел за руль и покатил по трассе. Из-за рассеявшегося внимания едва не столкнулся на перекрёстке с микроавтобусом, но обошлось – только оцарапал кузов. Он притащился в пустую, пропитанную ночными сумерками квартиру. Свет не включал, просто рухнул на кровать и с широко открытыми глазами лежал без движения, без единой мысли. Сердце испуганно рвалось куда-то, а воображение не к месту рисовало картины происходящего в комнате Баки – в той самой, где ещё совсем недавно раздавленный тяжёлыми воспоминаниями Баки метался, бил стёкла, крушил, что мог, а Стив изо всех сил удерживал его и сумел-таки привести в чувство. Сейчас Баки там тоже не один. Уснуть в ту ночь Стив Роджерс смог только под утро.