По ту сторону отчаяния

      Из Ваканды в Найроби долетели без проблем, уже через пару часов приземлились на одну из посадочных полос международного аэропорта имени Джомо Кениаты*. Часы показывали около десяти вечера. Пилот сообщил, что самолёт должен пройти техобслуживание, а пассажирам предложат ужин.       Оклемавшийся Баки в предвкушении еды радостно потёр ладони. Стив не прятал улыбку – расслабленный Баки в его последние часы на свободе не думал о предстоящем суде, просто с удовольствием вдыхал ночной воздух, озирался вокруг и ловил ощущение свободы как великую ценность. Он по-своему прав.       Смотреть на него было и радостно, и больно. Отражение его улыбки растекалось бальзамом по сердцу, а в голову назойливо проползало предчувствие грохота чугунной двери с маленьким зарешеченным окном, захлопывающейся за Баки. Стиву казалось, что он буквально слышит этот сухой вибрирующий звук, как будто закрывающий портал в мир, где они с Баки были рядом. После этого увидеть его Стив сможет только спустя несколько недель, в зале суда. Издали. И бессилен будет помочь хоть чем-то, кроме собственных свидетельских показаний. И кто знает, как их переврёт сторона обвинения – с них станется.       Не раз в голове Стива мелькала шальная мысль – угнать к чертям самолёт и увезти Баки, пока тот будет спать, куда-нибудь на край света. Но... нет. Не для того его вынули из криокапсулы, восстановили руку, перекодировали. Не для того Стив разыскал в вечной мерзлоте Сибири подземный бункер, а адвокаты перевернули столько материалов по военной юриспруденции и проработали столько доказательств. Разве сержант Барнс, герой Второй мировой войны, заслужил судьбу изгоя, изолированного от мира только потому, что когда-то ГИДРА десятилетиями плавила ему мозг?       Он уже пережил слишком много. Сколько пыток, физических и душевных, он вынес, и сколько ещё впереди – не знает никто. Нужно покончить с этим. У Баки уже отняли половину жизни, пора бы оставить его в покое. Позволить ему просто жить, не бегая от всех и вся, не прячась в каком-нибудь богом забытом месте от самого себя.       Всё это крутилось в голове Роджерса, пока летели в Судан. Стив не сводил глаз с уснувшего в самолёте Баки. Тот проспал до самого Хартума, а Стиву удалось отключиться всего пару раз, и то ненадолго. Когда Баки сладко потянулся и сонно заулыбался, это был самый счастливый момент за последние несколько недель. В прошлый раз так же радостно щемило сердце, когда левая рука Баки обрела чувствительность прямо в ладони Стива.       В Хартуме всё прошло по плану, но когда на смену кенийскому лётчику пришёл другой, Стив, мягко говоря, удивился: парень не был ни негром, ни мулатом. Европейская внешность.       – Сэр, я Джон Моррисон, пилот международной авиакомпании "Аэроконтракторс", – бодро отрапортовал тот. – Я из ЮАР. Вот мои документы и лицензия, сэр. Меня предупредили, что вы будете удивлены.       – Белый лётчик в Судане – это немного необычно, согласны? – улыбнулся Стив, проверяя кипу бумаг и всматриваясь в оттиски печатей. Всё было в порядке.       Они уже закончили предполётную подготовку и собирались через несколько минут выруливать на взлётную полосу, как вдруг Моррисон нахмурился и запросил у диспетчера повтор информации.       – Капитан, у нас проблемы, – доложил лётчик. – В Нубийской пустыне – пыльная буря и она сильнее, чем ожидалось. Намного, сэр. Мы можем отложить вылет на сутки?       – Это исключено, – нахмурился Стив. – Другой маршрут найдёте?       Повозившись минут десять, Моррисон предложил:       – Можем пролететь над Красным морем. Там пыльная буря потеряет силу, во всяком случае, высоту – водная стихия её частично погасит, мы сможем пройти над ней. По крайней мере, постараемся. Но это только в случае, если нам вообще позволят там пролететь.       – Это международные воды, – сообразил Роджерс. – А есть шанс пересечь границу над этой территорией и пролететь над Аравийским полуостровом?       – Слишком долго ждать разрешения, капитан. Намного дольше, чем просто переждать бурю.       – А если остаться в пределах границ Судана и Египта над Красным морем? – подал идею Баки.       Моррисон кивнул:       – Тогда специальное разрешение не потребуется. Это – территория Африки, здесь у нас лицензия действительна. Правда, повышается риск быть ближе к буре.       – Удержите такой курс? – уточнил Роджерс.       – Конечно, сэр. Только пограничные вертолёты будут постоянно мелькать по правому борту, следить, не нарушаем ли границу.       – Ничего, пусть мелькают, – ответил Стив.       – Они вооружены, – осторожно напомнил пилот.       – Напугали, – хмыкнул Роджерс.       – В таком случае, можем лететь, сэр. Но вы должны учитывать, что высоту пыльной бури над морем придётся определять прямо на месте, спонтанно и "на глаз", так сказать. И ещё – этот вынужденный крюк, который мы совершим, продлит полёт на два часа. Это как минимум.       Роджерс повернулся к Баки:       – Ничего. Мы успеваем. Запаса времени достаточно.       Тот оттащил его в сторонку и тихо спросил:       – Стив, может, прямо здесь, в Хартуме, найдём Американское консульство?       – Я бы рад, Баки, правда, – покачал головой Роджерс, – но военный адвокат ждёт тебя в Каире. Кроме того, перелёт в Каир обеспечит инкогнито для Т'Чаллы. Его участие в твоём деле не должно афишироваться. Мы оба у него в долгу за всё, что он сделал.       – Тогда я согласен, – ответил Баки.       Обернувшись к пилоту, Стив кивнул:       – Можем лететь.       Взлёт прошёл в стандартном режиме. Через час, выглянув в иллюминатор, Баки заметил:       – Какое же оно бирюзовое, это Красное море.       – А его не за цвет воды так назвали, – улыбнулся в ответ Стив. – У древнего населения этой территории разными цветами обозначали стороны Света. Например, "чёрный" – северное направление, а "красный" – южное. То есть, Чёрное море не по цвету воды так названо, а потому, что для местных жителей оно находилось на севере.       – Я бы ляпнул про нудного зубрилу, Роджерс, – улыбнулся Баки, – но это и вправду интересно – про цвета.       По правому борту жужжали хмурые пограничные вертолёты. То и дело связывались с пилотом, запрашивая данные и номер лицензии, напоминали о близости границ и настойчиво советовали приземлиться из-за угрозы столкновения с пыльной бурей. Бедняге Моррисону приходилось, как попугаю, в который раз отвечать им одно и то же.       Скоро угроза стала слишком явной – пыльная буря летела прямо к ним и, похоже, намеревалась пересечь Красное море поперёк, чтобы обрушиться на Аравийский полуостров.       – Сэр! – выкрикнул Моррисон. – Я на максимальной высоте, но она нас заденет! Приготовьтесь!       Их стало изрядно трясти, снизу всё застелило сплошной желтовато-серой пеленой. После девяти минут сражения техники со стихией лётчик объявил:       – Требуется аварийная посадка, сэр, иначе рухнем!       – Где мы сейчас? – спросил Баки.       – Побережье Египта. Нам повезло – аэропорт Хургада совсем близко, попытаемся дотянуть!       Далеко от Каира, даже слишком далеко, но другого выхода не было. Стив успел поймать себя на мысли, что если самолёт всё-таки станет падать, неплохо бы схватить Баки в охапку и вместе приземлиться на щит, закреплённый на спине... Ага, на щит. Который теперь у Тони Старка. Значит, придётся принять отдачу от удара о землю на себя – для него, Капитана Америка, в любом случае больше шансов выдержать это, чем для Баки. Хватит с него и одного полёта с жуткой высоты без защиты.       Отчаянно кряхтя двигателями, поперхнувшимися песком, самолёт сумел приземлиться на дальнюю недостроенную полосу аэропорта. Коряво, жёстко, но всё-таки. В условиях затихающей пыльной бури, стремительно уходящей на северо-восток, он сел относительно удачно, хотя его здорово занесло, развернуло и завалило на крыло, сломав шасси.       Но теперь это уже не имело значения. Главное – добраться до Каира раньше полуночи. А это как минимум десять часов пути по автодорогам.       Десяти часов у них не было.       – Ладно, Стив, – предложил Баки, – давай так: берём внедорожник в аренду и едем в ближайший крупный город, пока оседает пыль. Если там будет ясное небо, сможем улететь в Каир. Не будет – едем в следующий город машиной, пока откуда-нибудь не улетим. Здесь не так далеко, даже двухместный самолёт дотянет, лишь бы можно было взлететь.       – Ты не теряешь оптимизма, Баки, – усмехнулся Роджерс.       – У меня нет другого выхода.

*****

      Охрана здания посольства США в Каире примерно в 23.40 по местному времени окружила пыльный джип, притормозивший недалеко от ворот. С водительского места вышел неизвестный в цивильной одежде. В ответ на требование автоматчиков он поднял руки и назвал своё имя:       – Сержант американской армии Джеймс Бьюкенен Барнс, армейский номер 32557038. Объявлен Министерством Обороны США в международный розыск. Пришёл добровольно сдаться.       Его обыскали. Оружие ни при нём, ни в машине не нашли. Через несколько минут к нему вышел майор Аллен, военный адвокат, ожидавший его появления в посольстве ещё с утра.       – Вы заставили поволноваться, сержант Барнс, – сказал он, назвав себя.       – Пыльная буря, сэр, – коротко ответил тот.       – Я в курсе, сержант. Тут из-за неё у всех проблемы. И мне уже звонил капитан Роджерс. Теперь вы под моей защитой. От заключения я вас пока не избавлю, но буду следить за законностью мер, применяемых к вам до суда и во время процесса. Я – глава адвокатской группы и теперь представляю ваши интересы. Сейчас я должен отойти, найду вас через час. Необходимо документально зафиксировать, что вы явились добровольно, без моего содействия, и прибыли до полуночи.       Для начала Баки надели наручники, закрыли в небольшой пустой комнате, приставили к нему вооружённую охрану. Он даже не взглянул на солдат, просто сел на скамейку, закрыл глаза, откинулся спиной на стену и позволил памяти вернуть его на полчаса назад.       В эту же минуту в конце квартала, где расположено здание посольства США в Каире, одинокий силуэт замер в тени деревьев, глядя издали на высокую кованую ограду. В голове Стива Роджерса мелькали яркие картинки случившегося совсем недавно. На сердце ныла свежая рана.       Ещё одна.       Чуть больше получаса до окончания срока добровольной явки сержанта Барнса по требованию Министерства Обороны США. Американское посольство уже близко, рукой подать.       Они сумели. Смогли. Успели.       Стив Роджерс останавливает арендованный автомобиль в трёх кварталах от цели их путешествия в ночной тени деревьев городского парка в Каире. С трудом заставляет себя выйти из машины. Разворачивается спиной к капоту, опирается на него и смотрит себе под ноги, дожидаясь, когда Баки подойдёт попрощаться. Чувствует, как щиплет глаза, горло сдавливает ком, а сердце дёргается, будто нашпигованное иглами.       Сейчас Баки уйдёт. Снова.       Баки останавливается в одном шаге прямо перед ним. Его ладонь ложится на плечо, и Роджерс изо всех сил сжимает зубы, чтобы его удручённый вид не расстраивал Баки ещё больше. Ему точно труднее.       – Стив, да ладно тебе. Не навсегда же прощаемся.       Роджерс невольно вздрагивает и напряжённо глядит в глаза Баки, такие ясные даже в кромешной тьме.       Не навсегда? Кто знает.       Вслух он этого, конечно, не скажет. Но Стиву Роджерсу редко бывает по-настоящему страшно – только тогда, когда знает, что нечем помочь.       – Баки, я хочу, чтобы там, куда тебя увезут, ты помнил, что я рядом, – дыхание у Стива перехватило, и голос так дрожал, что было бы неловко, но сейчас наплевать. – Я никуда не уйду. Всё время буду неподалёку. Так близко, как позволят. Не знаю, что решит трибунал, для себя я давно всё решил. Что бы там ни было, Баки, я с тобой до конца.       – Как и я с тобой, – грустная улыбка Баки прожгла сердце насквозь.       Стиву хотелось обнять его крепко-крепко, до хруста в рёбрах, уткнуться в плечо изо всех сил, ощутить, как колкая щетина трётся о шею... но Стив позволил себе только мимолётное объятие, почти такое же, как тогда, перед уходом Баки на войну. Ничего больше, потому что это просто невыносимо – его губы так близко и... невозможно далеко.       Из-под дрожащих ресниц Стива поблёскивают подступившие слёзы, и когда он смотрит в глаза Баки, то понимает – скрыть их не удастся. Неважно. Баки знает, это – не слабость.       Он уходит, чтобы доверить свою жизнь военному трибуналу. Так надо, но от этого не легче. И сейчас Стив должен запретить себе даже думать о поцелуе. Он не вправе. Пока нет.       Стив запомнит тепло этих коротких объятий, блеск глаз Баки, садящегося за руль, и его взмах левой рукой на прощание. Теперь всё, что осталось у Стива – воспоминания и невидимая борьба за жизнь и свободу для Баки Барнса против машины военного правосудия.       Боже, дай ему сил.

*****

      Решение было осознанным, но происходящее всё равно давило, а потому в начале разговора Баки потерял внимание. Неважно, его адвокат как раз перешёл к главному.       – Перелёт в Штаты предстоит долгий, сами понимаете, сержант Барнс, – разъяснял ситуацию майор Аллен. – И наручники снять с вас не могут, пока не закроют в военном следственном изоляторе при Министерстве Обороны. Это под Вашингтоном. Зато мне удалось добиться, что вы будете в камере один, там будет спокойно. Я буду приходить к вам ежедневно, а если окажусь слишком занят, пришлю своего ассистента. Через него вы сможете передать всё, что пожелаете сказать мне. Если по какой-либо серьёзной причине будет необходимо моё присутствие, требуйте этого независимо от времени суток. Я приду.       – Разрешите вопрос, сэр?       – Конечно.       – Вам известно, что сорвать эти наручники для меня – раз плюнуть? – Барнс спрятал небрежную ухмылку, но адвокат заметил её. Виду не подал, только улыбнулся:       – Да, сержант. Ваша левая рука дополнительно укреплена вибраниумом – нет ничего лучше для развития мощности. Но вы ведь не станете ломать наручники. Иначе для чего вы пришли?       – Ладно. И ещё вопрос: почему вы взялись за моё дело? – Барнс смотрел напряжённо, но на недоверие это не было похоже. Во всяком случае, пока.       – Изначально привлекла сложность и необычность. Но после я не раз беседовал с капитаном Роджерсом и доктором Ротманом, изучил массу материалов. Ваше дело теперь видится мне ещё более сложным. Зато я уверен, что вы заслуживаете оправдания.       – Серьёзно? – криво усмехнулся Барнс. – А я – не уверен.       – В таком случае, постараюсь убедить и вас тоже, – с почти неуловимой улыбкой ответил Аллен.       Двое суток спустя самолёт с подследственным сержантом Барнсом и его охраной на борту приземлился в международном аэропорту имени Даллеса. Их встречала бронированная машина, присланная из окружного следственного изолятора Военного ведомства под Вашингтоном. Глянув на эти меры предосторожности, Баки едва заметно усмехнулся.       Он мог бы пробить кузов этой машины кулаком левой руки. Порвать наручники, как верёвку. Он выполнял требования конвоя только потому, что сам так решил. Его могли бы запросто довезти на обычном такси – никто бы не пострадал. Не для того он столько прошёл и сделал этот выбор, чтобы сбежать сейчас.       В конце концов, именно Военный трибунал установит степень его вины. В том числе, возможно, и для него самого.

*****

      Это какой-то замкнутый круг боли, из которого не вырваться. И главное, что держит внутри – страх. Самый простой способ по-настоящему напугать того, кто ничего не боится – ударить по тому, кого он любит. Какая-то затянувшаяся насмешка судьбы постоянно подбрасывает порцию издевательств над Баки Барнсом, чтобы снова и снова бить в раненое сердце Стива Роджерса.       День за днём, медленно тянутся недели предварительного следствия. Суд всё ближе. Изучение материалов дела, независимая экспертиза, построение линии защиты, предварительные слушания, на которые не пускают, и бесконечно тянущаяся во времени неопределённость.       Время от времени Роджерсу кажется, будто его затолкали в чехол боксёрской груши и избивают бейсбольными битами в полную силу. Какой удар больнее, он не знает. Он почти ничего не чувствует, кроме сплошной, непрекращающейся боли из-за бессилия и невозможности хоть чем-то помочь или хотя бы на секунду увидеть Баки.       Всё, что у него есть – несколько строк, написанных рукой Баки, которые иногда приносит из следственного изолятора майор Аллен. Он заверяет, что Джеймс Барнс хорошо держится, и нет оснований не доверять словам адвоката, но душа Стива не на месте. Как потерянный, он выслушивает майора Аллена, забрасывает его вопросами, а затем устало тащится в спортзал, чтобы пробить насквозь ещё один боксёрский мешок, затем ещё один, и ещё... Это помогает, но ненадолго.       Половину его сердца оторвали и теперь прячут под замком. Только забыли объяснить, как жить с этим.