*****
Спустя ещё пять часов в зале наконец наблюдается оживление. Появляется конвой, возвращающий подсудимого в кованую клетку. Баки поднимает голову и встречает взгляд Стива, а тот при виде него бледнеет на глазах. Баки слишком тяжело, как будто его разбили, соскребли осколки и сложили по новой как попало. Глаза провалились, окружённые почти чёрными тенями, плечи опущены, лицо потемнело. Этот парень сейчас больше напоминал собственную тень, настолько был измотан. Суд вытащил наружу слишком много болезненных фактов, они свалились на Баки всей своей неподъёмной массой, за время ожидания приговора грызли изнутри, медленно, изощрённо, размеренно смакуя, и едва не добили его. Вердикт по его делу уже вынесен, он всего лишь пока не оглашён. Зато точно известно, что обратного пути нет. Зал наполняется под завязку. Свои места занимают судебные приставы, секретарь, все свидетели по делу, прокурорская команда, адвокатская группа, а также бесчисленная толпа военных журналистов и представителей самых главных новостных телеканалов США, допущенных на оглашение вердикта. Слышен ровный негромкий шум шагов, тихие переговоры операторов за камерами и репортёров, шорохи краёв одежды о столы и скамейки в зале, шелест документов в руках юристов. Наконец, секретарь объявляет: – Прошу всех встать – суд идёт! Собственно, почти никто и не успел сесть, но призыв заставляет всех выровняться, притихнуть и проявить почтение к людям, принимающим ключевое решение в жизни одного из самых незаурядных обвиняемых в истории военно-правовой системы США. Председательствующий судья полковник Милвертон и коллегия присяжных во главе с лейтенантом Уильямом Бейли проходят на свои места. – Продолжаем заседание Военного трибунала по делу "Соединённые Штаты против сержанта 107-го пехотного полка Джеймса Бьюкенена Барнса", – объявляет судья. – Прошу ответить вас, лейтенант Бейли: коллегия присяжных вынесла вердикт? – Да, Ваша честь, – отвечает глава коллегии. Он проходит к столу судьи и подаёт для ознакомления финальный протокол заседания, в котором значится официальный вердикт по каждому из трёх пунктов обвинения. Молча прочитав его, председатель суда Милвертон бросает внимательный нечитаемый взгляд на подсудимого и возвращает документ лейтенанту: – Прошу вас занять ваше место и огласить вердикт в судебном заседании. Стиву кажется, что он теряет связь с реальностью. Образ Баки вдалеке за чёрными чугунными прутьями расплывается перед глазами. Стив видит, как глава коллегии присяжных возвращается к трибуне, но не слышит звука его шагов. Всё, что он слышит – гулкий ритмичный грохот крови в ушах, ком в горле душит его, но расслышать вердикт он просто обязан. Стив изо всех сил сжимает кулаки, из-под ногтей на ладонях проступает кровь, и вернуть слух ему удаётся. "Господи, помоги", – беззвучно шепчет он, не сводя глаз с поникшего Баки, который просто смотрит в никуда потерянным взглядом, из последних сил держась обеими руками за решётку. – "Вердикт коллегии присяжных по делу сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса, армейский номер 32557038, – зачитывает лейтенант Бейли, сражаясь с волнением под прицелом сотен глаз и десятков телекамер. – По обвинению в предательстве, Государственной измене и в добровольном переходе на сторону противника в разгар боевых действий признать подсудимого... – дыхание перехватывает, и он делает прерывистый глубокий вдох, – невиновным". Быстрый ропот проносится по залу и тут же затихает. Лейтенант Бейли продолжает: – "По обвинению в терроризме признать подсудимого невиновным. По обвинению в 62 убийствах признать подсудимого... – у Бейли снова сковывает пересохшее горло, но он заставляет себя договорить: – ...невиновным". Оглушительный рокот голосов, больше похожий на грохот, за секунду накрывает зал мощной звуковой волной. Судье Милвертону удаётся перекричать присутствующих только в микрофон под ритмичные удары молотка: – Подсудимый сержант Барнс в связи с полным оправданием по всем пунктам обвинения подлежит немедленному освобождению в зале суда и восстановлению во всех воинских и гражданских правах, а также... Последние слова судьи и приказ снять меры ограничения тонут среди сплошного гула, галдежа и возгласов. Растерянный взгляд Баки, не верящего в услышанное – всё, что способен видеть Роджерс. Забыв обо всём, он перепрыгивает через столешницу и бросается туда, где настежь распахивается дверь кованой клетки. Приставы и повторно вызванные солдаты охраны с трудом оттесняют толпу журналистов и репортёров в пресс-центр для интервью и пояснения причин и обоснований принятых решений.*****
Сэм Уилсон вернулся в зал, где прошло оглашение вердикта, только спустя полчаса. Здесь почти никого не было, весь шум и вся толпа – в пресс-центре. Здесь была только Наташа, стоявшая в зале буквально в десяти шагах за входными дверями. Она как бы заслоняла собой оставшуюся часть огромного помещения. Позади неё, в другом конце зала – Стив и Баки, которые до сих пор так и не отошли от распахнутой решётки дальше, чем на пару шагов. Разведя руками, Уилсон фонтанировал эмоциями: – Еле успокоил. Прикинь, Нат, Шерон всё это время рыдала. Я и сам в шоке от всего, а она вообще на ногах не стояла. Сейчас усадил её в каком-то кабинете с докторшей Чо, её помощницей и врачом... Нат, ты чего? – его глаза округлились. – Ты... тоже плачешь, что ли? Так мы же победили, Нат! Всё же отлично. Он уставился на Романову, ошалело моргая. – Заткнись, Сэм. Ты только глянь на них, – она кивнула на стоящих позади Баки и Стива. Голос Наташи дрожал, но ей было плевать. – Тут такое было, Господи... Стив сразу после приговора рванул к решётке так, что конвой шарахнулся в ужасе. Барнсу даже не успели второй наручник отстегнуть. Но им это по барабану. – Они что, всё это время вот так обнимаются? – у Сэма отвисла челюсть. Обхватив Стива за плечи, Баки Барнс прижимался небритой щекой к его шее. Его глаза были закрыты, он расслаблен, эти объятия исцеляли его от пережитого в суде. Одна рука Стива мягко поддерживала его, обнимая за спину чуть выше пояса, а вторая, погрузив пальцы в густые длинные волосы на затылке, осторожно перебирала их. Голос Стива был почти не слышен, он что-то говорил, но издалека невозможно было разобрать ни слова, только на бледном лице Баки видна была едва заметная улыбка. – О-бал-деть... – прошептал Сэм. – Нат, а ты с кем-нибудь пробовала обниматься по полчаса? Хотя нет, – он глянул на циферблат, – уже почти сорок минут. – Пусть обнимаются, сколько хотят, – жёстко прошипела Наташа сквозь зубы. – Не вздумай мешать им, слышишь? Сунешься – я за себя не отвечаю. Она отогнула край манжета и показала Сэму заряженный шокер-браслет. – Ого, всё так серьёзно... А если они прям здесь целоваться начнут? – Если захотят, пусть целуются, – проворчала Наташа. – После того, что они выдержали, могут делать всё, что им вздумается. Семьдесят лет и все эти преследования, погони, драки насмерть – даже друг против друга. Операция, перекодировка, суд... Да я порву любого, кто попробует сунуться к ним или отвлечь. Сэм примирительно вскинул ладони, не пряча улыбку: – И в мыслях не было. Будем ждать? Наташа кивнула: – Сколько бы ни понадобилось.*****
Через некоторое время в зал вернулся адвокат майор Аллен. Он устало улыбался, но с удовольствием принимал поздравления и благодарности от Наташи, Сэма, подошедших Шерон и доктора Ротмана. Глянув издали на Стива и Баки, он решил не тревожить их, только попросил передать, что завтра необходимо присутствие сержанта Барнса и капитана Роджерса для официального закрепления полной секретности сведений о новом коде Зимнего Солдата в специальном протоколе. Там же оговорят обязательство капитана Роджерса хранить эту тайну и не использовать кодировку в личных целях. – Формальность, но выполнить нужно, – объяснил глава адвокатской группы. – Требование Министерства Обороны США. Это займёт около получаса. – Простите, майор Аллен, а нельзя ли дать им возможность хоть немного отдохнуть? – попросила Наташа. – Из них все силы выжали. Оба измотаны. Ждали обвинительный вердикт, Барнсу грозил расстрел... Вы же понимаете, сколько на них свалилось? На Барнса в первую очередь. Можно ли сделать что-нибудь? Я знаю, что много прошу, но... – Я понял вас, мисс Романова, – кивнул адвокат, покосившись на Барнса и Роджерса. – Хорошо, попробую перенести. Он ушёл, а через время в зале появился его помощник, принёс официальное уведомление с требованием явки сержанта Барнса и капитана Роджерса для составления протокола о тайне кода. Дата сместилась на три дня. – Передайте майору Аллену нашу глубокую признательность, – сказала Наташа, пробежав глазами бумагу. Помощник адвоката кивнул и удалился, а за спинами ожидающих наконец-то послышались неспешные шаги. – Ну что, победители, – усмехнулась Романова, – готовы выйти на свободу? Ещё немного напряжённый, но улыбающийся Стив не сводил глаз с усталого и смущённого Баки, которого обнимал одной рукой за плечи. – Если это сон, не будите меня. – Да ладно, тебе, Стив, – с вялой улыбкой проворчал измотанный бледный Баки, – скажешь тоже. Все не спеша направились к выходу. – А ну-ка, постой, – вдруг сказал Роджерс и взял Баки за правое запястье, где до сих пор болтались не отстёгнутые наручники. – Держи, – усмехнулся Баки. Роджерс зацепил металлический браслет двумя пальцами и потянул к себе, а Барнс рванул его левой рукой в противоположную сторону. Сталь не выдержала такого напора, браслет разорвало надвое. Стив швырнул кривые блестящие обломки на пол, отпихнул носком ботинка, озорно подмигнул Баки и обхватил его рукой за шею. – Роджерс, прекрати смотреть на меня так, как будто собрался целовать, – наиграно возмутился Барнс. – Не вздумай! – Нет, – ещё шире улыбнулся Стив, – пока ты не позволишь, я не буду. В ответ он получил локтем в бок и только немного поморщился, сияя улыбкой и дальше. Самое важное сокровище уже было с ним. Потрёпанное, измученное, но живое, способное хоть немного улыбаться и чувствовать. Баки предстояло ещё долго приходить в себя, привыкать не прятаться от мира, просто жить. Теперь он не зависел от преследований, обвинений, от давления кодов, засевших в голове миной замедленного действия. Крепко побитый, измученный, в ранах видимых и незримых, он всё ещё достаточно сильный, он способен оклематься рано или поздно. Сейчас, в эту минуту, после семидесяти лет разлуки, манипуляций, давления, боёв, боли и балансировки на грани жизни и смерти, не было ничего важнее, чем просто жить.*****
Через главный вход здание покидали Наташа, Сэм, Шерон Картер и доктора. Их обступила пресса, дожидавшаяся Барнса и Роджерса. Вышедших забросали вопросами. Затем Шерон уехала в отель вместе с врачами, а Романова и Сэм прошли к машине, заверяя всех, что главные действующие лица всё ещё в здании суда. Сев за руль, Наташа обогнула ближайший квартал и подъехала к одной из задних дверей. Оттуда быстро вышли поджидавшие их Стив и Баки, сели в машину, и уже через минуту они затерялись в потоке автострады. – Куда едем? – Нат, давай куда-нибудь, где можно нормально поесть. Я голодный, бизона бы съел, – усмехнулся Стив. – Тебе лишь бы пожрать, – поддел его Баки. – Хотя и я вроде не против. Мне бы только переодеться, а то разит тюрягой. Остановились у ближайшей автозаправки. Пока Наташа заправляла машину и вместе с Сэмом заговаривала зубы персоналу, Баки, низко надвинув кепку на глаза, прошёл в санузел и сменил одежду на ту, что оказалась в багажнике. "Я знал, что пригодится", – сверкнул белозубой улыбкой Сэм, так и не признавшись, что просто накануне прихватил свои шмотки из прачечной и даже забыл их отнести в свой номер в отеле. Место в сумке заняли вещи Баки. Они поужинали всей компанией в “Rose’s Luxury”. Ели не спеша, тихо переговариваясь. Баки пытался делать вид, что в порядке, но было ясно, что ему до жути не по себе, и это ещё мягко говоря. Сегодня в зале суда он был в шаге от камеры смертника и перспективы в виде пули в затылок, причём уже без вариантов. Он избежал этой участи, но до нормы ему было пока как до луны пешком. – Куда вас обоих отвезти, Стив? – спросила Наташа, когда они покинули ресторан и снова оказались на шоссе. – Давай ко мне, – ответил Роджерс и шепнул удивлённому Баки: – Сейчас увидишь. Наташа остановила машину на Кливленд-авеню, попрощалась и уехала вместе с Сэмом, оставив Стива и Баки у многоэтажки. Лифт унёс парней на двадцать седьмой этаж. – Входи, – улыбнулся Стив, распахнув дверь. – Я снял эту квартиру, когда приехал в Вашингтон следом за тобой. Вернее, сняла Наташа, я был слегка не в себе. Баки вошёл и, повесив голову, остановился у стены. – Стив, слушай, ты прости, но я еле на ногах стою. Просто скажи мне, где ванная и где кровать. Больше я ни на что не способен. – Да, конечно, – тут же закивал Роджерс, перестав улыбаться. Он подошёл и сам стянул с вялого Барнса куртку, затем взял его за руку и буквально отвёл в ванную. – Спасибо, – пробормотал Баки, не оборачиваясь, даже не поднимая головы, и Стив вышел, закрыв за собой дверь. Затем огляделся вокруг, от переизбытка эмоций и мыслей чувствуя себя совершенно потерянным. Внутри кипело слишком много, и хаос зашкаливал, хотя прошло уже несколько часов. Стив не знал, что делать, с чего начать. И вообще, как сдвинуться с места. Шум воды в ванной вывел его из ступора – Стив метнулся в комнату, стал быстро убирать разбросанные утром впопыхах вещи. Не хватало ещё, чтобы Баки с непривычки да от жуткой усталости начал спотыкаться. Роджерс сорвал с кровати покрывало, швырнул в угол, намереваясь позже отправить его в стирку. Застелил чистой простынёй, обнаруженной в комоде. Бросив сверху подушки, услышал полусонное: – Стив! Ты где? Он выглянул в прихожую и привёл в комнату совершенно обмякшего Баки с полузакрытыми глазами. Прищурившись, Баки обнаружил кровать. Не говоря больше ни слова, рухнул на неё и, коснувшись головой подушки, тут же отключился. Стив широко улыбнулся, глядя на него, мягко накинул сверху большую простыню, затем одеяло и погасил свет. Теперь всё, что происходило на планете Земля за пределами этой комнаты, стало мелким, незначительным, неважным. Весь мир будто попятился и затаился в тени, боясь помешать. Всё, что они прошли, было не зря, буквально всё. Поединок на кэрриере, долгие поиски исчезнувшего Солдата, бои в Бухаресте и в аэропорту Берлина, сражение в оймяконском бункере. Опасная операция по замене левой руки с огромной кровопотерей и остановкой сердца. Тяжёлые разговоры с профессором и жёсткая перекодировка. Тягучий и изматывающий поиск доказательств. Вывернувший души наизнанку и отобравший все силы судебный процесс. Всё было не зря. Стив отвоевал своего Баки даже у Военного трибунала США. Он не отказался бы пройти весь этот долгий и мучительный путь ещё раз, лишь бы в конце увидеть то же, что видит сейчас: расслабленное усталое лицо Баки на подушке в обрамлении длинных тёмных прядей волос, ещё не успевших просохнуть после душа, и плавные очертания тела под одеялом. Счастье – оно простое и тихое. Не парады, не трибуны, не торжественные речи, не фейерверки. Счастье – это ровное сонное дыхание, любимые черты. Чуть потемневшая из-за вкраплений металла левая рука на фоне светлой простыни. И тишина, слегка разбавленная ровным гулом столичных улиц, оставшихся далеко внизу.*****
Хорошее утро наступает в обед – забавная поговорка пришла в голову Стиву, когда он глянул на часы, забирая завтрак, привезённый курьером из кафе. "11.53" – сообщили цифры на мини-табло. Это было довольно странно. Стив, до мозга костей пропитанный воинской дисциплиной, которой жутко не хватало в последнее время из-за массы событий, следовавших одно за другим уже несколько месяцев и расшатавших к чертям всё и вся. Но сейчас Роджерс счастливо улыбнулся вопреки всей своей тяге и привычке к дисциплине: измученный тяжёлым судебным процессом, Баки проспал почти двенадцать часов, даже не шелохнувшись. Только сейчас Стив заметил, что Баки начал ворочаться, и решил не упустить зрелище, остановился в дверном проёме, опираясь на него плечом. Не открывая глаза, Баки перевернулся на спину, раскинул руки, изучая ширину кровати, пощупал пространство и снова сонно затих. Через пару минут гибко, по-кошачьи потянулся, расправляя мускулы. Не открывая глаза, пробормотал: – Стив... уже утро? – Уже время ланча, – усмехнулся Роджерс. – Да ладно, не может быть, – проворчал ещё не проснувшийся Баки. Расслабленный, он выглядел умильно и даже забавно. Сердце защемило, и Стив тихо сглотнул пересохшим горлом. – Вставай, соня, завтрак приехал, – улыбнулся он и ушёл на кухню. Спустя несколько минут Стив давился смехом, глядя на Баки, до которого только теперь дошло, что вид у него – как бы это назвать? – не совсем гостевой. – Стив, – подал он растерянный голос, – а где вся моя одежда? Опешивший Баки в одних трусах стоял на пороге комнаты и удивлённо чесал взъерошенный затылок. Ни одна из вещей, его собственных или одолженных ему Сэмом, не обнаруживалась. – Баки, твоя одежда постирана, – объяснил Стив. – Та, что после СИЗО, имела отстойный вид, сам понимаешь. Утром я бросил её в машинку. Вещи Сэма тоже успели пропитаться, думаю, ты понимаешь. – Ладно, – согласился Барнс. – А мне что делать, пока всё высохнет? – Вон там, на кресле, лежит кое-что из моей одежды, – ответил Роджерс. – Извини, пока больше ничего нет. Но с этим разберёмся. Остановившись у кресла, Баки оглянулся, и Стив вышел, чтобы не смущать ни его, ни себя. Пока что Баки ещё не отошёл пережитого, слишком мало времени прошло. Не стоило тревожить его ничем серьёзным хотя бы какое-то время. Баки вошёл в кухню через пару минут. Штаны Стива ему пришлось чуть подвернуть, чтобы не наступать на них, а в плечах толстовка Капитана Америка была чуть великовата. – Качок, – фыркнул Баки, перехватив взглядом улыбку Стива. – Садись за стол. А то остынет. Задумчиво разжёвывая бургер, Баки тихо произнёс без тени улыбки: – М-да... не мамин пирог. – А ты помнишь её пироги? – Стив чуть не поперхнулся. – А как же, – уверенно кивнул Баки. – Это мозги можно расплавить током, растекутся, как ртуть. Но мамин пирог – он здесь. И Баки приложил ладонь к сердцу. Стив не сдерживал улыбку, чувствуя, как внутри разливалось почти забытое тепло. Они как будто вернулись на минуту в тридцатые, даже показалось, что в воздухе витал едва уловимый аромат свежеиспечённого пирога миссис Барнс, а они с Баки опять стали мальчишками, сбросив ужасающий груз стольких лет. И всё бы отдал Стив, чтобы продлить это чувство, но идиллию нарушил звонок в дверь. – Ты кого-то ждёшь? – поднял брови Баки. – Вообще-то, нет, – нахмурился Стив. – Может, Наташа? Хотя, она бы позвонила. Роджерс пошёл открывать, мысленно молясь об одном: чтобы тот, кто за дверью, не оказался представителем военной прокуратуры с постановлением об отмене оправдательного приговора. Сомнительно, что такое возможно, но кто знает? Такую жестокую подставу от собственной судьбы Стив вряд ли готов был выдержать. Баки – тем более. Распахнув дверь, Стив в полной мере ощутил весь смысл выражения "двоякое чувство". На пороге стоял почтовый курьер с письмом. Получив подпись на квитанции, он ушёл, а Роджерс открыл конверт и через несколько секунд испуганно таращился на Барнса, вышедшего в коридор с вопросом: – Кто там, Стив? Так и не найдя нужные слова, он молча протянул Баки письмо. "Роджерс, Если ты думаешь, что я приму такой приговор трибунала, то ты идиот. Мне плевать, какую песню спели в суде ваши адвокаты, какую лапшу они навешали присяжным. Я предоставил суду возможность принять правильное решение, но они оказались слабаками. Теперь я сам и судья, и палач. Не вздумай больше пытаться скрывать Барнса от меня. Как только он сдался властям в Каире, вы с ним обнаружили себя. С тех пор за тобой и за ним ведётся круглосуточная слежка. Попытаетесь сбежать – расстреляю прямо на ходу, как бешеных собак. Приближаться не буду, по опыту знаю – плохая тактика. Завтра в 10 утра добровольно придёшь вместе с Барнсом в офис №130-а в бизнес-центре Terrell Place. Я даже позволю вам попрощаться.Тони Старк"